Эссе: стилистический портрет - Людмила Кайда 4 стр.


Однако судьба такова: в классические поэтики эссе не вошло. Научные раздумья о его сути затянулись на столетия. В современной науке оно стало объектом многоаспектных исследований. Это вселяет надежду получить объемный и законченный портрет жанра. Так, впервые эссеистический дискурс рассматривается как "гуманитарный дискурс". Изучение жанра в историко-культурологическом плане на родной почве эссе - во французской культуре - позволило понять закономерность его появления. Ученые проследили, как складывалось салонное коммуникативное пространство, существенно отличавшееся от французской академической среды, как в непринужденной обстановке шел обмен мнениями, а поиск истины в значительной степени подменялся обменом мнениями "по поводу истины и ее поисков".

Недопустимый в салоне академический стиль - не только во французском обществе - потребовал нового, раскованного стиля общения. Выдвижение в центр внимания салонного человеческого "я" и нашло прямое отражение в эссе, где "автор через все говорит о себе, взятом в приватном, частном модусе". Через личность во всех мелочах и деталях возникала в общих имплицитных контурах целостная картина.

Общество, воспринимавшее стиль салонного общения как более естественный, со временем выработало также стиль высокого интеллектуального общения. А с ним пришло филологическое понимание гуманитарного дискурса. На мой взгляд, произошло соединение опыта общения и опыта его научного осмысления. И это было удивительно: "частный модус" начинал играть лидирующую роль в коммуникации.

". Я рисую не кого-либо, а самого себя", - так М. Монтень представил миру свое право на "частный модус", отличный от другого, публичного (юрист, филолог, философ и т. д.). И сегодня всем известное заявление воспринимается не только как "генетический код" родившегося жанра эссе, но и как универсальная система совместимости свободной личности и окружающего мира. Лишь неординарная личность, пропустив этот мир через свое восприятие, становится выразителем эпохи и национальной культуры.

Этот "код" по сути своей многонационален, лишен элитарной французской замкнутости. Поэтому и сам жанр эссе сложился как жанр универсальный, космополитический. Значит, речь может идти о создании общей концепции универсального жанра.

Технология эссе как жанра уловима в переключении всех планов - композиционно-речевых, понятийно-художественных, конкретно-абстрактных и т. д. Возможности же творческого использования составляющих жанра в "лабиринтах сцеплений" готового текста просто неиссякаемы. Творческая сторона эссе - это и есть эссеистическое "я", оригинальное и зависящее только от таланта пишущего. Именно поэтому остается лишь вглядываться через текст в личность пишущего, вслушиваться в его внутреннюю и постоянную работу мысли обо всем на свете и, включаясь в этот процесс, строить новые, свои собственные эссеистические лабиринты мысли. И это еще один путь к разработке комплексного исследования общей концепции жанра.

Накопленный опыт его исследования огромен, но подчиняется он все-таки частным задачам: эссе в национальной культуре, эссе в перестройке жанровых систем, эссе и миф и т. д. И всякое новое исследование заканчивается признанием-поражением: целостной концепции жанра так и не существует, хотя все предпосылки к ее созданию есть.

Если принять за доказанный факт, что "блуждающая сущность" эссе - это "не дефект теоретической мысли, а глубинное свойство самого жанра, заставляющее его постоянно перерастать свои собственные жанровые границы", то его гуманитарная территория трудно обозрима. На ней располагается, говоря пафосно, жанр повышенной интеллектуальности и концептуальности, жанр без границ и возраста. Построенный на сопоставлении опыта других и индивидуального опыта автора. В этом-то и заключается трудность его изучения: требуется широкая эрудиция самого исследователя.

Умберто Эко, размышляя в одном из своих философских эссе об этических проблемах, говорит, что они стали ему понятнее ("прозрачнее") после того, как он обратился к проблемам семантики. А суть лингвистической задачи свелась к выяснению существования "семантических универсалий", т. е. понятий, имеющих выражение в любом языке.

Но ведь точно так же мы ищем эти самые "семантические универсалии" - понятия, общие для всех культур, исследуя сам жанр эссе. И точно так же справедливо, казалось бы, частное замечание знаменитого итальянца, что "все эссе носят этический характер, т. е. говорят о том, что делать хорошо, что делать дурно и чего не следует делать ни при каких обстоятельствах".

Если же, соглашаясь с Ю.М. Лотманом, принять структуру авторского "я" как один из основных показателей культуры, где "я" "как местоимение гораздо проще по своей структуре, чем "я" как имя собственное", то и само авторское "я" с полным правом можно считать одной из "семантических универсалий". Ведь оно присутствует в таком же структурно-семантическом соотношении в эссе любой национальной культуры. Более того, авторское "я" создает и национальное своеобразие культур: в одном случае, оно "преподносит нам абстрактное мышление как истинное, а конкретное - как проявление глупости". Например, Д.И. Фонвизин. В другом - то же авторское "я", от которого "нельзя образовать множественного числа", является носителем истины, как считал Ж.Ж. Руссо в своей "Исповеди".

Конечно же, авторское "я" в эссе всегда индивидуально. Человек пишущий верует в свою неповторимость, в то, что он "не похож ни на кого на свете" (Ж.Ж. Руссо). В таком контексте личное местоимение "я" - прав Ю.М. Лотман! - преображается в имя собственное, с полномочиями слитых воедино объекта - субъекта. Он же, осмысливая "дерзкую выходку" Руссо, предложившего возвеличенное "я", доказывает, что в зависимости от точки приложения одного из "я" изменяется интонация, семантическая нагрузка и стилистическая роль как каждого "я" в отдельности, так и в соотношении их друг с другом.

Каждая культура вырабатывала свои критерии и оценки понятий, соответствующих одной из форм "я": "человек с биографией" - он, очевидно, имел на нее право, - а "человек без биографии" - ему в этом наверняка отказывали. Известны споры Тредиаковского, Ломоносова, Сумарокова и других о праве быть автором. Об этом задумывался еще А.Ф. Мерзляков: "Биограф должен избирать такие лица, которых жизнь сама по себе занимательна и богата происшествиями, которые или саном своим, или отменными заслугами, или странным стечением обстоятельств и перемен счастья обратили на себя всеобщее внимание. Цель биографа и цель историка в некоторых отношениях различны друг от друга. Последний описывает происшествия в связи и порядке; первый более всего смотрит на действующую особу и старается со всею возможной подробностию отмечить разительно ее характер".

Тот же Ю.М. Лотман был уверен в том, что секрет читательского интереса к автору - в интересе к "психологической структуре" его личности. Читатель хочет увидеть "красивую и богатую человеческую личность", а не "пассивную к массовой психологии своего времени".

Биографию как "ощущение значимости" встречаем и у О.Э. Мандельштама. Эссеи- стическую биографию Е.И. Замятина "Чехов" вполне можно было бы назвать "Дух Чехова", особенности которого автор находит в "линиях его внутреннего развития". "Искусство видеть мир", прислушиваться к "зову к прекрасному в самом себе" учил К. Паустовский, извлекая из собственной "биографии духа" удивительно поэтичные размышления.

Степень тождественности эпохи и личностной позиции автора может быть важным критерием для права на биографичность. Потому что варианты авторского "я", которые непременно присутствуют в тексте, могут быть самыми разными: "Я" Вольтера в несравненно меньшей степени несет на себе отпечаток позиции погруженного в размышления мудреца. Авторское "я" у него скорее "я" литературного критика-полемиста, спорщика и острослова".

Многие исследователи, да и сами писатели, работающие в жанре эссе, отмечают не только многогранность форм эссеистического "я", но и его способность к адаптации в конкретных ситуациях. Под этим "приспособленчеством" следует понимать пластичность его перехода от жанра к жанру, где только автор - "хозяин-барин". Заложенные в природе жанра возможность и допустимость переходных форм художественной и документальной эссеи- стики проистекают из права свободного человека выбирать свое авторское "я".

Очень точно это подметила Л. Гинзбург: "Эссеистика иногда естественным образом переходила у меня в повествование, даже с условными вымышленными персонажами. Они нужны мне в качестве объекта анализа тех или иных факторов душевного опыта".

Сегодня эссе называют "жанром - лидером XXI века", его признают одним из самых продуктивных в западноевропейской, русской и восточноевропейской национальных культурах. Явление культурного феномена очевидно. В культурологическом и философском аспектах экстраполяция эссеистического принципа мышления на другие жанры и типы творчества получила название "эссеизма". Это усилило интерес к изучению эссеистического дискурса в семиотике и прагматике. Эссеистический дискурс сам становится коммуникативным пространством междисциплинарности и "в силу синтетической природы эссе как жанра, и в силу порождения им общих структур восприятия, анализа и описания реальности в рамках интеллектуальной культуры, дающих необходимые параллели для осуществления междисциплинарного перевода".

Диалог культур в изучении эссе ведется давно. В нем принимают участие и испанские исследователи жанра. Писатель Хуан Чабас еще в 1934 году в статье "Эссе - трудный жанр" дал такой его портрет: "Из всех литературных жанров именно эссе обладает наименее четкими границами, наиболее неопределенными контурами. Эссе невозможно втиснуть в рамки каких-то определений, сжатая форма которых не может отразить ни проблемы, которые затрагивает этот жанр, ни его выразительные возможности, ни его разнообразие и широту. Нет ничего удивительного в том, что жанр этот не поддается никаким определениям, ведь он не имеет возраста. Начиная устаревать, эссе как бы прячется, скрывается от моды, и потом вновь появляется во всей красе только что найденной формы. Невозможно определить точно, когда именно родилось эссе; можно только указать некоторые эпохи, когда этот жанр был в моде. И наше время, несомненно, является одной из таких эпох".

В этом описательном определении "трудного жанра" прозорливо угаданы его важные черты: богатые выразительные возможности, подвижность жанровых границ, вечная молодость жанра и неослабевающая нужда общества в нем.

Эссе не претендует на глубину философских осмыслений, хотя это не исключается; на художественную отточенность образов, хотя в понятии "эссема" это естественная необходимость; на логическую последовательность, хотя в конечном счете все функционально оправдано и увязано. Иными словами, полная иллюзия спонтанности. А именно это придает жанру легкость, эфирность, создавая иллюзию живого общения читателя с автором. И только в результате стилистического анализа становится очевидным, что весь хаос мыслей, впечатлений, времен, эпох, фактов, абстрактных умозаключений - все скреплено авторским "я".

Вот как понимается роль автора, манера обработки материала в эссе в испанской журналистике и литературе:

"Эссеист обычно подходит ко всем явлениям с определенных позиций, его особая манера восприятия (окружающей действительности. - Л.К.) всегда отличается неполнотой, но в то же время и проницательностью. Разрабатывает темы, изолирует их и как бы нанизывает их на воображаемую булавку в поле своего осмысления, будто странный энтомолог позиций. В другой раз надломленный этим трудным занятием и абсолютно спокойный, описывает широкие круги вокруг тем, приближается к ним и даже пытается окружить их своими гипотезами, насильно очерчивая их пустым воображением. Тогда эссе превращается в свалку теорий или гирлянду разрозненных идей, которые все-таки чем-то "схвачены" и гармоничны. Можно было бы сказать, что эссе, понятое таким образом, - это литературное и философское развлечение: по многообразию мотивов, по форме отношения к ним, по манере погружения в них". Все эти особенности эссе - наглядные свидетельства и трудностей жанра, и его оригинальности.

Попытку объяснить особенности авторского взгляда в эссе как единство объективного и субъективного моментов предпринял и Хосе Гирон Алкончел при анализе текста Г. Мара- ньона "Граф де Оливарес". М. Вивальди даже рискнул дать свое определение жанра: "Эссе - это текст, который затрагивает любую проблему с нравоучительной целью, личностным и фрагментарным подходом, иногда более интуитивным, чем основанным на эрудиции, более внушающим, чем определяющим".

Назад Дальше