Социальный смысл исследования процесса формирования марксизма
Процесс формирования марксизма, в особенности взглядов К. Маркса, стал предметом специальных исследований уже в конце XIX в., но особенно интенсивно эти исследования развернулись в последние десятилетия. Во многих странах мира появились десятки объемистых трактатов, сотни брошюр и тысячи статей о молодом Марксе, написанных философами, социологами, экономистами, юристами, психологами и представителями других специальностей.
В этом обилии литературы явственно различаются два основных ее потока: произведения марксистов, опирающихся на научный диалектико-материалистический метод, и работы буржуазных авторов, пытающихся использовать взгляды молодого Маркса (предварительно исказив их) для дискредитации зрелого марксизма и даже для обоснования самоновейших идеалистических конструкций.
При всем различии подходов буржуазных исследователей всем им свойственна попытка доказать, будто теория и методология зрелого марксизма неприменимы к анализу формирования марксовых взглядов. Так, в статье "К вопросу о биографии Маркса в советской России и в Западной Европе" западногерманский "специалист по Востоку" Э. Шреплер утверждает, будто советские и вообще марксистские историки не могут дать объективную характеристику формирования и развития взглядов Маркса, ибо для них "прежде всего выдвигается необходимость установить тождество между описываемой личностью и партийной линией, поэтому эту трудную задачу должны решить историки и социологи Запада" (129, с. 27).
Как видим, в качестве аргумента выдвигается отнюдь не новый тезис о несовместимости партийности с научностью, поскольку партийная линия якобы подвержена колебаниям политической конъюнктуры, пагубно отражающимся на поисках истины. Однако такого рода аргументы легче выдвигать, нежели доказывать. В самом деле, те, кто полагает, будто советские ученые руководствуются в своих исследованиях о молодом Марксе преимущественно сиюминутными, конъюнктурными соображениями, предают забвению то важнейшее обстоятельство, что эти исследования опираются на богатую теоретическую и методологическую традицию.
Уже в сочинениях и письмах К. Маркса и Ф. Энгельса имеется ряд достоверных свидетельств, позволяющих с большой точностью установить некоторые важные вехи и закономерности формирования марксизма. Определенный вклад в исследование генезиса марксистского учения внесли Г.В. Плеханов и Ф. Меринг. Проанализировав отношение марксистского мировоззрения к предшествующей теоретической мысли, Г.В. Плеханов показал как их связь, так и различие; правда, последнее удалось ему в меньшей степени (см. 99 и 100). Ф. Меринг, обратив внимание на ряд произведений молодого Маркса, подчеркнул необходимость конкретного анализа исторических условий и основных этапов его духовной эволюции. Но он исследовал преимущественно историко-материалистические, а не общефилософские взгляды К. Маркса (см. 90 и 91). Недостатки исследований генезиса марксизма Г.В. Плехановым и Ф. Мерингом связаны со слабыми сторонами их мировоззрения и практической деятельности. Не случайно именно В.И. Ленин, глубоко и точно постигший смысл марксизма, его революционную душу, выработал цельную систему научных принципов исследования формирования взглядов К. Маркса.
Разрабатывая ту или иную теоретическую проблему, В.И. Ленин специально затрагивал историю ее появления и развития в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса. Он раскрывал не только научно-теоретическое, но и общественное значение исследований генезиса марксизма.
Так, в статье "О некоторых особенностях исторического развития марксизма" В.И. Ленин отмечал, что первая русская революция привлекла к сознательному участию в общественной жизни "чрезвычайно широкие слои тех классов, которые не могут миновать марксизма при формулировке своих задач", но которые "усвоили себе марксизм в предыдущую эпоху крайне односторонне, уродливо, затвердив те или иные "лозунги", те или иные ответы на тактические вопросы и не поняв марксистских критериев этих ответов" (35, с. 88), то есть не поняв диалектического и исторического материализма как теоретической основы стратегии и тактики политической борьбы рабочего класса и его партии.
Подобное непонимание "марксистских критериев", как отмечал В.И. Ленин, было свойственно не только рядовым участникам революции, но и многим интеллигентам-марксистам, претендовавшим на роль ее теоретиков и пытавшимся "дополнить экономическое и политическое учение марксизма" наиболее модной в то время философией махизма. В.И. Ленину удалось раскрыть и причины стремления некоторой части марксистов к такого рода "дополнениям". Он показал, что К. Маркс и Ф. Энгельс, создавая свое учение, опирались на солидную материалистическую традицию в разработке общефилософских проблем, но не имели предшественников в систематическом распространении материализма на понимание общественной жизни. Поэтому они прежде всего обращали внимание на достраивание философии материализма доверху, то есть на материалистическое понимание истории, а не на материалистическую гносеологию. Махисты же, желающие быть марксистами, напротив, подошли к марксизму "в такое время, когда буржуазная философия особенно специализировалась на гносеологии и, усваивая в односторонней и искаженной форме некоторые составные части диалектики (например, релятивизм), преимущественное внимание обращала на защиту или восстановление идеализма внизу, а не идеализма вверху… Наши махисты не поняли марксизма, потому что им довелось подойти к нему, так сказать, с другой стороны, и они усвоили – а иногда не столько усвоили, сколько заучили – экономическую и историческую теорию Маркса, не выяснив ее основы, т.е. философского материализма… Они желали бы быть материалистами вверху, они не умеют избавиться от путаного идеализма внизу!" (34, с. 350 – 351).
Новый исторический период с особой наглядностью показал необходимость всестороннего овладения богатством идейного наследия К. Маркса и Ф. Энгельса, глубокого усвоения всех сторон марксистского учения в их взаимной связи. Одной из необходимых предпосылок такого усвоения Ленин и считал изучение формирования взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса.
Буржуазные теоретики, претендующие ныне на роль первооткрывателей молодого Маркса, длительное время, вплоть до 20-х годов, вообще не видели в ранних произведениях Маркса специального предмета исследования и ограничивались поверхностной, изобилующей фактическими ошибками характеристикой этих произведений. При этом философским взглядам молодого Маркса почти не уделялось внимания, более того, вообще отрицалось наличие у Маркса собственной философской концепции.
Правда, уже тогда существовало противопоставление молодого Маркса зрелому. Но молодым объявлялся Маркс эпохи "Манифеста Коммунистической партии", Маркс-революционер, якобы противостоящий зрелому Марксу эпохи "Капитала", Марксу-ученому. Эту досужую выдумку марксисты (именно марксисты, в особенности советские исследователи) подвергли критике еще полвека назад на основе изучения обширного комплекса проблем духовного развития молодого Маркса. В соответствии с резолюцией XIII съезда партии, Институтом Маркса – Энгельса – Ленина (ИМЭЛ) была проведена огромная работа по собиранию, расшифровке, переводу, публикации и исследованию литературного наследства основоположников марксизма, в том числе и произведений, относящихся к периоду формирования их взглядов. В 1927 – 1932 гг. впервые были опубликованы "Школьные сочинения" Маркса, все сохранившиеся материалы его докторской диссертации, описание Берлинских и Крейцнахских тетрадей, рукопись "К критике гегелевской философии права", "Экономическо-философские рукописи 1844 года", "Немецкая идеология" (впервые полностью) и другие работы (подробнее см. 83). Была подготовлена также биохроника Маркса, включавшая более 3 тыс. дат и раскрывавшая шаг за шагом весь жизненный путь Маркса (см. 41).
Эти публикации со всей очевидностью показали, что "Манифесту Коммунистической партии" предшествовали длительное осмысление и переработка накопленного человечеством теоретического, в особенности философского, богатства. Одновременно рухнуло представление о молодом Марксе как не опиравшемся на строгий научный анализ одностороннем революционере, произвольно измыслившем "Манифест…" для оправдания своих революционных замыслов. Казалось бы, должно было рухнуть и противопоставление молодого Маркса зрелому. Однако этого не произошло.
Зато в начале 30-х годов произошла разительная перемена (подлинное сальто-мортале) в отношении буржуазных теоретиков к молодому Марксу. Объясняется это, конечно, не только фактом публикации в 1932 г. "Экономическо-философских рукописей 1844 года", а имеет более глубокие причины, пониманию которых как раз и способствует изложенный выше ленинский подход к вопросу.
Дело в том, что разразившийся на рубеже 20 – 30-х годов жестокий экономический кризис привел в движение новые слои трудящихся и вызвал особый интерес к марксизму как целостной теоретической концепции, в том числе и к ее философскому содержанию. Ранние произведения Маркса вновь оказались в поле зрения широкой общественности, причем ученые-марксисты весьма успешно раскрывали значение этих работ как этапов формирования научного мировоззрения пролетариата.
В этих условиях буржуазные идеологи тоже "заинтересовались" молодым Марксом. Но их интерес с самого начала приобрел характер сенсационного противопоставления молодого Маркса зрелому. Так, комментируя только что опубликованные "Экономическо-философские рукописи 1844 года", Г. де Ман поспешил заявить в статье "Вновь открытый Маркс": "Этот Маркс реалист, а не материалист. Отклонение от философского идеализма не ведет его к тому, чтобы мнимой высшей реальности идеи противопоставить высшую реальность материи. Скорее, он подчиняет обе эти реальности одной всеохватывающей действительности жизни в ее пассивно-активной, бессознательно-сознательной тотальности. И материальные, и идеальные принципы он рассматривает как явления единого тотального жизненного процесса… Как бы высоко ни ценились поздние произведения Маркса, – заключал де Ман, – тем не менее они обнаруживают известное торможение и ослабление его творческих возможностей" (цит. по 98, с. 8).
Все внимание реформистских, а затем и буржуазных марксологов оказалось теперь сосредоточенным на том периоде духовного развития Маркса, который до сих пор вообще игнорировался ими: "Экономическо-философские рукописи 1844 года", представлявшие собой одну из первоначальных ступеней формирования взглядов Маркса, объявлялись теперь вершиной его зрелости, а "Капитал", эта подлинная вершина научного подвига Маркса, превратился в свидетельство "ослабления его творческих возможностей". Словом, зрелым вдруг оказался не Маркс "Манифеста Коммунистической партии" и "Капитала", а именно молодой Маркс. Возник и начал стремительно распространяться миф о двух Марксах (подробнее см. 74).
В послевоенные годы обнаружилась новая, небывалая по своему размаху тяга к марксизму, в том числе и среди западной интеллигенции; вновь пробудился интерес к его истории, к его формированию, и буржуазные идеологи не преминули использовать этот интерес для гальванизации мифа о двух Марксах.
Видимость убедительности этому мифу придавало, в частности, то, что в прошлых работах некоторых авторов, выступивших от имени марксизма, марксистское учение представало обедненным, самоустранившимся от анализа ряда сложных проблем, в особенности проблем личности – ее существования, свободы, творчества, самосознания и др., – которые в ранних произведениях Маркса занимают значительное место. Миф о двух Марксах стал кочевать из статьи в статью, из книги в книгу, из страны в страну.
В буржуазной марксологии возник специальный термин "дихотомисты", которым стали обозначать сторонников концепции "двух Марксов". При этом различают две группы "дихотомистов": "поздние дихотомисты", отдающие предпочтение трудам зрелого Маркса как "трезвого ученого" в противовес ранним, "гуманистически-этическим" его произведениям, и "ранние дихотомисты", усматривающие "подлинного Маркса" именно в ранних его произведениях (см. 140, с. XIV – XVIII).
В полемике с "дихотомистами" с конца 60 – начала 70-х годов вновь активизировались "континуалисты", настаивающие на наличии непрерывной эволюции взглядов Маркса – от первых его произведений до последних. К зачинателям "нового континуализма" относят прежде всего католического критика марксизма Ж. Кальвеза, а также антикоммуниста Ш. Авинери, либерала Д. Мак-Леллана и ряд других буржуазных историков, не приемлющих взгляды Маркса в целом – ни на раннем, ни на более поздних этапах его развития (см. 119; 124; 143).
По сути дела, как справедливо заметил Т.И. Ойзерман, "на смену противопоставлению ранних работ Маркса его последующим трудам пришло… стирание качественных различий между ними" (97, с. 323). Конечно, разные авторы по-разному обосновывают отсутствие таких различий. Ж. Кальвез настаивает на том, что не только в "Экономическо-философских рукописях", но и в "Капитале" важнейшей является философская категория отчуждения (см. 124). Напротив, Д. Мак-Леллан усматривает непрерывность развития взглядов Маркса в сохранении центральной темы, открытой Марксом в 1844 г., – темы капитала (см. 143). Этот взгляд развивает Дж. Маквир, который пытается сконструировать "модель" функционирования буржуазного общества, якобы составлявшую существо взглядов Маркса уже в 1844 г., а затем все более и более детально разрабатывавшуюся им в "Теориях прибавочной стоимости" и в "Капитале".
Существо этой "модели" Дж. Маквир характеризует следующим образом: "В экономике существуют два сектора – сельское хозяйство и промышленность. В каждом из них имеются две социальные группы: собственники, обладающие экономической властью, и рабочие, зависящие от собственников. Разделение благ между этими двумя группами в каждом секторе есть результат борьбы, в которой первая группа, обладающая властью, определяет вознаграждение второй группе. Первая группа получает доходы независимо от личного вклада; рабочие же полностью зависят от этого, но их доход растет не в той же пропорции, что их труд" (140, с. 52).
Эту "модель", представляющую собой упрощенное, если не сказать вульгаризированное, толкование позиции Маркса в "Экономическо-философских рукописях", новоявленный "континуалист" выдает за существо всего Марксова экономического учения. Что ж, такая "модель" обладает очень важным для буржуазных марксологов достоинством: ее гораздо легче критиковать, чем "Капитал". Но при этом она никак не может служить выражением существа Марксовых взглядов – ни ранних, ни тем более зрелых.
Ш. Авинери считает "дихотомию двух Марксов" преувеличенной якобы вследствие некорректного отождествления философских взглядов зрелого Маркса и "позднего Энгельса" и противопоставления позиции Энгельса молодому Марксу (см. 119). Очевидно, что этот псевдо-континуализм служит лишь прикрытием для противопоставления Маркса Энгельсу.
Конечно, для понимания существа дела важнее выявление различий между буржуазными марксологами в интерпретации процесса развития взглядов Маркса, чем формальное разделение этих теоретиков на "дихотомистов" и "континуалистов". В неослабевающей на протяжении более полувека борьбе вокруг идейного наследия молодого Маркса получают отражение интересы различных классов и социальных групп.
В.И. Ленин отличал убежденных врагов марксизма от людей, желающих быть марксистами, но не умеющих избавиться от пут идеализма. Поэтому неправильно было бы однозначно оценивать все работы о молодом Марксе, вышедшие из-под пера немарксистских историков. Среди них следует различать следующие: во-первых, сознательную фальсификацию процесса формирования взглядов Маркса, осуществляемую с позиций откровенного антикоммунизма. Так, большую активность в этом отношении проявляли одно время французские католики, но они получили серьезный отпор со стороны коммунистов (см. 88). Затем на утонченной фальсификации взглядов молодого Маркса все более стали специализироваться западногерманские историки (см., например, 122; 130; 158); во-вторых, позитивистский отказ от проникновения в глубинные тенденции развития молодого Маркса, прикрывающий отход современных ревизионистов от марксизма-ленинизма. В качестве характерного примера укажем статью А. Лефевра "О связи философии и политики в ранних работах Маркса" (157, с. 17 – 51); в-третьих, неогегельянско-экзистенциалистскую интерпретацию молодого Маркса как форму "восприятия марксизма" некоторыми либеральными философами и социологами (см. 153); в-четвертых, анархо-экстремистскую интерпретацию марксизма мелкобуржуазными слоями интеллигенции и студенчества. Особенно большим успехом среди этих слоев пользовались в последнее время работы Г. Mapкузе (см. 142).
Конечно, такое разграничение весьма относительно. Хотя оно и отражает особенности отношения к марксизму различных слоев современной буржуазии (подробнее см. 54), тем не менее всем этим разновидностям буржуазных и ревизионистских марксологических течений свойственна общая идеологическая устремленность – непринятие марксизма как целостного мировоззрения, всевозможные попытки заменить те или иные его элементы заимствованными из буржуазного мировоззрения положениями и выдать этот симбиоз за подлинный марксизм. Ведь когда в рамках противопоставления молодого Маркса зрелому объединяют молодого Маркса либо с Гегелем, либо с Фейербахом, либо с Кьеркегором, то в конечном счете покушаются на целостность марксизма. Тот же смысл имеет и стремление противопоставить Маркса Энгельсу, Маркса и Энгельса – Ленину. Одним из средств, к которым прибегают буржуазные теоретики, являются попытки разъединить составные части марксизма уже в процессе их формирования. Но если полвека назад буржуазные идеологи пытались доказать, будто марксизм возник лишь как политическая и экономическая доктрина, лишенная собственной философской базы, то начиная с 30-х годов, и особенно в 50 – 60-е годы, они резко сменили тактику и стали сводить формирование марксизма лишь к философской его проблематике (разумеется, соответствующим образом искаженной).