Полемика и обвинения в адрес Тургенева, звучащие как со стороны демократов (исключением была лишь позиция Писарева), так и либералов в карикатурности созданных Тургеневым характеров, художественной незрелости романа, были болезненно восприняты писателем. Тем более дорог Тургеневу был положительный и сочувственный отзыв Ф.М. Достоевского о романе, к сожалению, в настоящее время утраченный. Тургенев говорил, что в нём содержалась наиболее точная и полная оценка его сочинения и героя. "Дай Бог, чтобы все увидали хотя часть того, что Вы увидели!" – писал он Достоевскому. Основные мысли и положения этого отзыва содержатся в статье Н.Н. Страхова "И.С. Тургенев. Отцы и дети" ("Русский вестник", 1862), близкого кружку братьев Достоевских. Страхов, как и Достоевский, ценил в главном герое романа слияние типично русских черт – теоретизирования и "ломанья" своей человеческой природы, а также удивительную жизненность, искренность души. Критик считал важным в романе Тургенева его "таинственное нравоучение", выраженное в описании могилы Базарова, "озарённой светом и миром" и родительской любовью. Трагический раскол в душе героя и одновременно трагизм общественно-исторической ситуации в России преодолевался, с точки зрения критика, "общими силами жизни", "самой идеей жизни", её "вечными началами".
Замысел "Призраков" возник у Тургенева ещё в середине 1850-х годов, но работает писатель над этой повестью, как и над следующей ("Довольно"), практически параллельно с романом "Отцы и дети". Трагедийные коллизии общественной и личной жизни отразились и в романе, и в повестях, однако в романе "вечным началам жизни" удается преодолеть этот трагизм. Ключевой же идеей повестей является мысль о бренности человеческой жизни, любви, трагической затерянности человека во времени и пространстве ("Призраки"), бессилии искусства и красоты победить смерть ("Довольно"), Человек, по мысли писателя, – творец "на миг", беззащитный перед "слепой силой" жизни. И ему, "чтобы устоять на ногах и не разрушиться в прах, не погрязнуть в тине самозабвения… самопрезрения", нужно "спокойно отвернуться от всего" и "сказать: довольно! – и скрестив на пустой груди ненужные руки, сохранить последнее, единственно доступное ему достоинство, достоинство сознания собственного ничтожества; то достоинство, на которое намекает Паскаль, когда он, называя человека мыслящим тростником, говорит, что если бы целая вселенная его раздавила – он, этот тростник, был бы все-таки выше вселенной, потому что он бы знал, что она его давит, а она бы этого не знала". Отсюда – пронзительный призыв, крик отчаяния первых строк повести "Довольно!": "Полно метаться, полно тянуться, сжаться пора: пора взять голову в обе руки и велеть сердцу молчать" и гамлетовский финал: "The rest is silence". Вспоминается в связи с этим и сцена смерти Базарова, где из уст героя звучат почти те же слова. Но не они завершают роман.
В повестях 1860-х годов Тургенев предстает как художник, которому интересны области подсознательного, иррационального. Не случайно их относят к ряду "таинственных повестей". Так, в основе сюжета "Призраков" лежит фантастическая ситуация путешествия во времени и пространстве: в ней рассказывается о таинственных полетах героя над землей – разными странами и разными историческими цивилизациями – вместе с необычным существом по имени Эллис, призраком, существующим почти реально. Тургенев стирает грани между действительностью и ирреальностью, явью и сном. Взору путешествующего героя открываются картины Германии, Италии, Англии, Франции; ему становятся доступны Рим времён Цезаря и Россия времён Степана Разина. Между этими разными видениями, казалось бы, нет никакой связи и всё случайно – мир распадается на маленькие кусочки-фрагменты, картина становится импрессионистической. Фантастические перелёты позволяют герою как бы в одно мгновение увидеть всё, заметить каждую деталь: греческие изваяния; этрусские вазы; прекрасных итальянок и толпы народа на улицах Парижа; бесчисленных кузнечиков и лягушек, обитающих на понтийских болотах. Но между тем из этой видимой хаотичности, пересечения и сцепления несовместимого и несвязанного между собой, отчетливо звучит мысль об извечном несовершенстве мира. Тургенев вновь возвращается к тому центральному мотиву, который звучал в одном из самых первых его произведений – драматической поэме "Стено", – мотиву мировой скорби. Всё, что предстает взору героя, в независимости от того, суетно оно или величественно красиво, – всё говорит об увядании и изношенности мира.
Таинственные повести 1860-х годов, особенно "Довольно" ("отрывок из записок умершего художника"), Тургенев рассматривал как свое прощальное слово в литературе – так глубоки были его пессимистические настроения. Однако постепенно у писателя созрел замысел нового романа "Дым", который стал для него своеобразным выходом из кризиса или, точнее, – романной альтернативой призрачности, зыбкости мира и человека в повестях "Призраки" и "Довольно". Роман был задуман в 1862–1863 гг., в самое время работы над таинственными повестями.
В "Дыме" Тургенев еще более, чем в "Отцах и детях", отходит от привычной для его романов 1850-х годов жанровой структуры. "Культурно-героический" тип тургеневского романа (термин Л. В. Пумпянского), где в центре был один герой и его отношения с героиней, заменяется более сложной структурой. В "Дыме", как и в "Отцах и детях", изображаются две полярные силы, две идейные группировки, имеющие вес в России, но обитающие за границей: лагерь молодых демократов (кружок Губарева) и представители высшего света, придерживающиеся консервативных взглядов (кружок генерала Ратмирова).
Параллельно этой сюжетной линии развиваются другие, в частности, любовная коллизия, в центре которой взаимоотношения Литвинова, его бывшей возлюбленной Ирины Ратмировой и невесты Татьяны Шестовой, а также линия, связанная с образом западника Созонта Потугина. Многочисленные сюжетные линии романа кажутся, на первый взгляд, плохо связанными между собой, что нередко отмечалось в критической литературе. В "Дыме" довольно трудно выделить и главного героя. Сам автор называл "главным лицом" романа Потугина, однако в "Формулярном списке" на первое место ставил Литвинова. Изначально писатель не разграничивал этих героев, Потугин и Литвинов, видимо, мыслились им как одно лицо. Первый – выразитель идеи, второй – как бы незримый центр всего повествования. Именно глазами Литвинова видит читатель события, рассказанные в романе: герой присутствует на собраниях кружка Губарева, в светском салоне генерала Ратмирова, с которым Потугин делится своими мыслями о Европе и России, он находится в центре любовного конфликта.
Литвинов объединяет "разрозненные" сюжетные пласты романа и более того – представляет собой идейную альтернативу Потугину, хотя, на первый взгляд, герой не исповедует "никаких политических убеждений", кроме сознания необходимости "землю пахать", деятельного созидания. Эта истина открыта Литвинову уже в начале романа, "от того он так уверенно глядит кругом". Но "Дым" – роман-испытание. Литвинов усомнится и потеряет и это знание, и уверенность, и жизненную прочность, потеряет любовь – свою Татьяну Ему придётся пройти через испытание и искушение – очарованием Ирины Ратмировой, прежней и вновь вспыхнувшей любовью-страстью.
Любовная линия романа "Дым", внешне, казалось бы, не связанная с идейными спорами и политическими кружками, оказывается исключительно важной для понимания общественно-идеологического конфликта произведения. Разочарованному и измученному страстью к Ирине Литвинову вся жизнь – и его, и всей России, и "великого Губарева", и Матрены Суханчиковой, и генерала Ратмирова – кажется дымом и паром, похожим на клубы, вырывающиеся из паровозной топки. Дым – это и "газообразное состояние" России, и празднословие губаревцев и ратмировцев, и искушающая любовь Ирины. Героиня – некое воплощение всеобщего разрушения и самообмана русской жизни. Есть нечто искушающее и в Потугине – как бы втором "я" Литвинова, в его западническом радикализме. Потугинская ненависть к русской поверхностности, как и пламенное уважение к западной цивилизации, даны словно в избытке, сверх меры. Это настораживает и Литвинова, и, видимо, самого Тургенева.
В эпилоге "Дыма" звучат мотивы примирения, покоя и тишины, соотносимые с аналогичными интонациями "Дворянского гнезда". Герой, подобно Лаврецкому, переживает своего рода преображение духовное, т. е. рождается заново. "И дух в нём окреп: он снова стал походить на прежнего Литвинова. <…> Исчезло мертвенное равнодушие, и среди живых он снова двигался и действовал, как живой. Исчезли также и последние следы овладевшего им очарования…". Возникает образ плодородной, открытой доброму семени земли: "Великая мысль осуществлялась понемногу, переходила в кровь и плоть: выступил росток из брошенного семени, и уже не растоптать его врагам – ни явным, ни тайным". Так видит автор будущее в эпилоге.
Роман был сдержанно встречен критикой и читателями и в определённом смысле повторил судьбу "Отцов и детей". Представители демократического, либерального и консервативного направлений увидели в нем политическую карикатуру, памфлет на самих себя.
Творчество 1870-х – начала 1880-х годов
В период 1870-х – начала 1880-х годов Тургенев много и плодотворно работает. Его интересует общественная жизнь, новые настроения среди молодежи, набирающее силу народничество. Он много занимается популяризацией русской литературы на Западе, активно пропагандирует сочинения европейских писателей в России. В эти годы вновь появляется интерес к народной теме: Тургенев продолжает работу над "Записками охотника", дополняет книгу рассказами "Живые мощи", "Конец Чертопханова", "Стучит!". В повестях и рассказах "Несчастная" (1869), "Степной король Лир" (1870), "Стук… стук… стук!.." (1871), "Вешние воды" (1872), "Пунин и Бабурин" (1874), "Часы" (1875) его интересует национальная психология. Доминирующим в творчестве писателя становится интерес к подсознательному, скрытым сторонам человеческой природы. Он обнаруживается как в уже перечисленных произведениях, так и в "таинственных повестях": "Сон" (1877), "Песнь торжествующей любви" (1881), "Клара Милич. (После смерти)" (1883). В этот период Тургенев завершит роман "Новь" (1876) и создаст цикл "Стихотворений в прозе" (1877–1882).
Писатель стремится постичь многообразие русской жизни. На первый взгляд, абсолютно разные произведения о страхе и суеверии ("Стук… стук…стук!"), о противостоянии в человеке любви и страсти ("Вешние воды"), о судьбе русского короля Лира ("Степной король Лир") – посвящены одной ключевой теме. Они являются попыткой Тургенева-художника понять русского человека, а значит, понять русскую жизнь в целом. Часто в этом писателю помогают "вечные", прежде всего шекспировские, образы. В трагедии Мартына Харлова, русского короля Лира, Тургенев видит проблему властолюбия и честолюбия – общечеловеческую по своей сути, но с русскими смирением и стихийностью. Тема любви в "Вешних водах" как бы возвращает читателя к ключевой проблематике тургеневских повестей 1850-х годов. Однако основное в этом произведении – не философия любви, всегда трагически хрупкой и возвышающей человека до высокого откровения о мире, а мучительный и, в сущности, бессознательный выбор героя между "божественной амброзией^, любовью, и "сырым мясом", страстью (П.В. Анненков). Природа русского человека по-прежнему в центре внимания писателя.
Роман "Новь" посвящен проблеме народничества, которая приобретает в произведении не только социальный, но и метафизический смысл. Народничество интересует Тургенева прежде всего как новая социальная идея, которую он хочет изучить всесторонне. Писатель рисует её последователей: решительного и радикального по взглядам Маркелова; случайного и как бы нежданного в народничестве Нежданова; впервые в его романе появляется поэтический образ "нигилистки" Марианны. Народническая идея для многих представителей новой силы, по мнению Тургенева, носила почти религиозный характер: писатель подчеркивает их проповедничество, жертвенность. Тургеневские герои искренни и правдивы – даже в своем заблуждении. Как заблуждение оценивает писатель движение народничества в целом, несмотря на симпатию к его отдельным представителям. В эпилоге романа возникает тревожная мысль о Руси, которой "распоряжается" некто "безымянный". "Безымянная Русь" как бы забыта Богом, лишена своего лица и имени.
Идейным центром романа является образ Соломина. Он сторонник ступенчатого прогресса, "герой-постепеновец", которого герой-резонер Паклин характеризует так: "…он не внезапный исцелитель общественных ран. Потому ведь мы, русские, какой народ? Мы всё ждём: вот, мол, придёт что-нибудь или кто-нибудь – и разом нас излечит, все наши раны заживит, выдернет все наши недуги, как больной зуб. Кто будет этот чародей? Дарвинизм? Деревня? Архип Перепентьев? Заграничная война? Что угодно! только, батюшка, рви зуб!! Это всё леность, вялость, недомыслие! А Соломин не такой: нет, он зубов не дергает – он молодец!". Писатель подчёркивает в герое внутреннюю тишину, спокойствие – "серость", "одноцветность". Такие, как он – "крепкие, серые, одноцветные, народные люди. Теперь только таких и нужно!". Соломин и его позиция постепенного преобразования – это, как сказано в эпиграфе к роману, "глубоко забирающий плуг", который должен стать новым словом для России. Причем это "новое" имеет глубокие корни и основания: Тургенев сополагает с соломинской "серостью" и "одноцветностью" образы древних "старосветских помещиков" Фимушки и Фомушки, суть которых передана в метафоре "стоячей воды, но не гнилой".
"Новь" продолжила традиции тургеневской романистики в изображении споров различных политических лагерей: либерального (Сипягин), консервативного (Калломейцев), народнического и др. Не отказывается писатель и от любовной коллизии, которая обнаруживает и подчеркивает духовные силы героя: Нежданов лишь пробудил в Марианне чувство, но полюбила она Соломина. Однако структура произведения не позволяет говорить ни о центральной роли какого-то одного героя, ни о доминировании одной сюжетной линии, даже одного исторического времени. Роман обнаруживает огромные силы эпоса.
После публикации "Нови" Тургеневу пришлось пережить долгий и сложный период непонимания. Критические отзывы на его роман были, в основном, отрицательными, независимо от литературных и общественно-политических пристрастий критиков. Тургенева обвиняли в странной приверженности теме нигилизма (М.Н. Катков), непонимании народнического движения (Н.К. Михайловский). После неуспеха этого произведения Тургенев сосредоточивается на вопросах философского и психологического порядка.
В "таинственных повестях" 1870-х – начала 1880-х годов ("Сон", "Песнь торжествующей любви", "Клара Милич") писатель обращается к проблемам любви, счастья, смерти. В их поэтике преобладает фантастический элемент, большое значение приобретают мотивы сна и музыки. Любовь оказывается животворящей силой, способной осветить существование человека, однако в любовном чувстве обнажаются стихийность, иррациональность. Человек предстает слабым и бессильным по отношению к стихии любви, а любовь – похожей на бездну, способную как давать жизнь ("Песнь торжествующей любви"), так и отнимать её ("Клара Милич"),
Своеобразным итогом всего творчества Тургенева является цикл "Стихотворений в прозе". Этому циклу писатель дал и другие названия: "Senilia" (старческое – лат.) и "Posthuma" (посмертное – лат). Причем последнее название означает не только то, что автор не желал публиковать произведение при жизни, но нечто большее. В нём он подошел к откровению загробного, замогильного бытия человека, понимаемого ещё и как состояние "старости". Параллелизм этих двух заглавий очевидно неслучаен, они дополняют и объясняют друг друга.
"Стихотворения в прозе" считаются поэтическим завещанием Тургенева. В них отразились все основные темы и мотивы творчества писателя. Этот цикл, как и любое явление циклизации, тяготеет к целостному взгляду, органично соединяющему многообразие и противоречия мира. Потому он вмещает в себя ключевые, но противоречивые тургеневские интонации: пессимистическое отчаяние и светлую веру. Печальны и безысходны "Старик", "Без гнезда", "Когда меня не будет…", "Как хороши, как свежи были розы…", "Когда я один… (Двойник)". В них преобладают мысли об одиночестве, болезни, смерти как окончательном исчезновении. Однако в "Стихотворениях в прозе" звучат также мотивы торжества жертвенной любви, веры в духовные силы человека: "Христос", "Милостыня", "Русский язык", "Памяти Ю.П. Вревской", "Мы ещё повоюем!", "Воробей". В этом цикле автор принимает и уважает и отчаяние, и страх человека перед огромной вечностью, а также приветствует неприятие этого отчаяния, "тихую радость" жертвенного добра.
Новаторским был жанр "Senilia". Тургенев опирался на традиции русской лирической прозы, европейский опыт (Гейне, Бодлер). Тургеневские стихотворения в прозе – уникальное единение прозаического слова и лирического чувства. Стих, поэтическая мысль в них рождается в ёмкой, афористической форме, особенно чётко выраженной в заключительных строках произведения. Но при этом каждый абзац текста несет в себе цельность и замкнутость стиха. Тургенев в "Стихотворениях в прозе" как бы ступил на грань, разделяющую собственно поэзию и прозу. Он стал в русской литературе родоначальником жанровой традиции, продолженной И. Анненским, И. Буниным.
Литература
Батюто А.И. Тургенев-романист // Избранные труды. СПб., 2004.
Генералова Н.П. И.С. Тургенев: Россия и Европа. СПб., 2003.
Курляндская Г.Б. И.С. Тургенев. Мировоззрение, метод, традиции. Тула, 2001.
Лебедев Ю.В. "Записки охотника" И.С. Тургенева. М., 1977.
Маркович В.М. Тургенев и русский реалистический роман XIX в. Л., 1975.
Муратов А.Б. Тургенев-новеллист (1870-е – 80-е годы). Л., 1985.
Топоров В.Н. Странный Тургенев (четыре главы). М., 1998.