В "Истории русской литературы XIX в." В.И. Кулешов (МГУ, 1997) отмечает, что роман "Некуда" "вполне читаем и сделан мастерски, хотя стиль и язык еще не чисто лесковские, а газетно-вылощенные, "правильные", чем в большинстве случаев отличался тогдашний демократический язык"… в романе много сцен, упреждающих "Бесов" Достоевского, читаемых с большим интересом". Он убедительно доказывает, что узко социологические мерки, укоренившиеся в литературоведческой методологии тесны Лескову. Они умаляют талант писателя.
Сам Лесков так оценивал своё детище: "Роман этот носит на себе все признаки спешности и неумелости моей, но успех его отношу не к искусству моему, а к верности понятия времени и людей "комической эпохи"". Добавим, не только спешность и неумелость, но и невероятное количество цензурных сокращений и изъятий ("печатался прямо с клочков, нередко писанных карандашом в типографии"). Иногда "вымарывались не места, а целые главы, и притом часто самые важные". "Некуда", – объясняет автор, – вина моей скромной известности и бездны самых тяжких для меня оскорблений. Противники мои писали и до сих пор готовы повторять, что роман этот сочинен по заказу Третьего отделения… На самом же деле цензура не душила ни одной книги с таким остервенением, как "Некуда". В таком виде этот роман-первенец Лескова и вошёл в литературную жизнь, а полноценная его рукопись была утеряна. Однако, невзирая на указанные погрешности, роман предстаёт как художественно-исторический документ об ушедшей эпохе, о поисках человеческой мысли и иллюзиях, её питавших, заблуждениях и ошибках людей. Спор писателя с миром "шестидесятых" не мелок и возникает не на пустом месте; в нём заложен грозный и высокий смысл бытия человека вообще.
В наше время после долгих лет издательского молчания роман был включен в новое полное собрание сочинений Лескова в 30 томах и появился в 4-м томе с серьёзными интересными замечаниями В.А. Недзвецкого, который справедливо считает, что. "лишь сейчас по существу происходит и настоящее открытие этого произведения". Автор рассматривает "Некуда" не как тенденциозную (антинигилистическую) книгу "о новых людях" 60-х годов, а как художественное произведение, во многом опередившее свое время, давшее не только исследование самых острых проблем, но и предупредившее "читателя о пагубности преобразования общества и человека посредством любых отвлечённо-рационалистических концепций, игнорирующих многообразие и неповторимость проявлений живой жизни, нравственное чувство и свободную волю (выбор) реальной личности".
В разговоре с одной из главных героинь произведения, Лизой Бахаревой доктор Розанов объясняет ей простую истину: мало любить абстрактное человечество, надо "жалеть людей, которые вас окружают и быть к ним поснисходительнее. Пока мы не будем считать для себя обязательным участие к каждому человеку, до тех пор все эти гуманные теории – вздор, ахинея и ложь, только вредящая делу". Сравнивая новые теории с прокрустовым ложем, так что "всякого либо повытянут, либо отрубят", Розанов говорит: "Вот и эти теории-то то же самое прокрустово ложе. Они надоедят всем, поверьте, и как бы теоретики ни украшали свои кровати, люди от них бегать станут. Это уж и теперь видно".
Но оставим в стороне социологическую сторону романа, она тщательно рассмотрена во многих учебных пособиях с выявлением всех прототипов героев. Обратим внимание на иные аспекты. Современный читатель, открывая книгу Лескова, узнаёт в ней прежде всего социально-психологический роман, один из первых в русской литературе своего времени, так хорошо знакомый по своей принадлежности из классики: Стендаль, Бальзак, Диккенс и др. Представлена широкая картина жизни, как и в стенда-левском, например, романе "Красное и чёрное" (1830). Исследуются разные срезы бытия: провинция, крупный город, столица. У Стендаля – лесопилка, где живет восемнадцатилетний Жюльен Сорель, не желающий мириться с существующими общественными порядками, Верьер, семинария в Безансоне, Париж. У Лескова – дворянская усадьба – имение Бахаревых в селе Мерево, уездный город, монастырь, наконец, Москва и Петербург; речь пойдёт и о Польше, и о Швейцарии. Для создания панорамы событий Лесков использует в книге несколько сюжетных линий, связанных общей интригой, но по-разному освещающих отношение героев к происходящему.
Среди главных и второстепенных персонажей, населяющих этот художественный мир, где идут жаркие споры о жизненно важных ценностях, молодые люди – Лиза Бахарева, Женни Гловацкая, Вязмитинов, Зарницыи, Розанов, Юстин Помада – люди умные, образованные, интеллигентные; учителя, врачи. Разные пути уготованы им.
Главное столкновение Лесков видит вслед за Тургеневым ("Отцы и дети", 1862) в конфликте между старшим поколением и молодёжью. Писатель угадал дыхание эпохи, трагическую ломку прежнего уклада, традиций старой российской жизни, тот момент, когда жить прежними ценностями невозможно, ибо их разменяло на мелочь старшее поколение, и дети уходят из дома. Они уходят, отвергая ложь, насилие над личностью, совестью, домашнюю тиранию, отбросив обветшалые приличия, прикрывающие пустоту, желая жить свободно и с пользой для общества. Такова Лиза Бахарева. Юная дворянка прочитала Гизо, Маколея, Милля, Шлоссера, Гегеля, Прудона и многих других мыслителей, философов, экономистов. Ей кажется, что можно изменить жизнь к лучшему: столько прекрасных теорий.
Этот разрыв интересов старшего и младшего поколений чувствует и понимает игуменья Агния, родная тётя Лизы. Она так характеризует время: "У нас что ни семья, то ад, дрянь, болото. В институтах воспитывают плохо, а в семьях ещё несравненно хуже?". Ей-то хорошо известны нравы: сколько несчастных приходит в монастырь за советом и помощью! Даже бахаревская птичница понимает, какова жизнь: "Скука престрашенная!", – говорит она о зимнем времени в усадьбе, – мы словно как в гробу живём".
Решение Лизы уйти и жить отдельно от семьи в среде единомышленников (как потом окажется, часто случайных и даже мелких или таких же заблудших, как и она сама, людей) приведёт её к гибели. Писатель не менее убедительно показывает эту драму с обеих сторон: жестокая категоричнось дочери – разбитое сердце любящего отца Егора Николаевича Бахарева, Проклиная свою дочь, умирающий Бахарев в беспамятстве бормочет: "Я полковник, я старик, я израненный старик. Меня все знают… мои ордена… мои раны… Она дочь моя. Где она? Где о-н-а? – произнёс он, тупея до совершенной невнятности. – О-д-н-а!.. р-а-з-в-р-а-т… Разбойники! Не обижайте меня; отдайте мне мою дочь, – выговорил он вдруг с усилием, но довольно твёрдо и заплакал".
И как тут не вспомнить слова другого умирающего любящего отца – бальзаковского Горио (роман "Отец Горио", 1834): "Дочки, дочки, Анастази, Дельфина! Я хочу их увидеть! Пошлите за ними жандармов, приведите силой! За меня правосудие, за меня всё – и природа, и кодекс законов. Я протестую. Если отцов будут топтать ногами, отечество погибнет. Это ясно. Общество, весь мир держится отцовством, всё рухнет, если дети перестанут любить своих отцов". Не возвышенная мечта, как у Лизы, а мелкие тщеславные причины не позволили дочерям Горио проводить его в последний путь, но исследуемая авторами причина этих поступков общая – гордыня, порождающая чёрствость, бессердечие, эгоистическое равнодушие к близким, слепота сердца, когда человек теряет способность отличать важное от малозначительного.
Роман Лескова остро полемичен, голос писателя поднимается до иронии и сарказма там, где он чувствует ложь, фальшь, неискренность. В нём ясно представлена тема лжепророков, спекулирующих на горе людей, их незнании, невежестве, темноте и неистребимом желании сделать жизнь лучше. Вслед за драматической сценой ухода Лизы из дома звучит ироничный голос автора: "Недавно публика любовалась картинкою, помещённой в одном из остроумных сатирических издании. Рисунок изображал отца, у которого дочь ушла. Отец изображен на этом рисунке с ослиными ушами.
Мы сомневаемся, что художник сам видел когда-нибудь отца, у которого ушла дочь. Художественная правда не позволила бы заглушить себя гражданской тенденции и заставила бы его, кроме ослиных ушей, увидеть и отцовское сердце". Нравственный урок, вытекающий из этих слов, понятен. Подыгрывая молодёжи переводом в разряд анекдота серьёзнейшей проблемы, недостойные журналы калечат молодые души.
Исследуя в различных аспектах непривычное для российской жизни, новое общественное движение "шестидесятых", Лесков вводит важный мотив, который будет затем развернут у Достоевского в его "Бесах". В Доме Согласия, руководимом Белоярцевым (прообразом этого совместного проживания "отрицателей" явилась организованная В. А. Слепцовым в Петербурге "Знаменская коммуна", 1863–1864), решаются такие важные вопросы, как, например, отмена христианского календаря и разделение времени на декады, где десятый день будет днём отдохновений и собраний. Во время одного из таких собраний жильцов Белоярцев видит икону, принесённую в дом няней Лизы Бахаревой Абрамовной. Возникает выразительный диалог
– Чей это образ тут на виду стоит?
– Мой сударь, моя икона, – отозвалась вошедшая за Лизиным платком Абрамовна.
– Так уберите её, – нервно отвечал Белоярцев.
Няня молча подошла к окну, перекрестясь, взяла икону и, вынося её из залы, вполголоса произнесла: "Видно, мутит тебя Лик-то Спасов, не стерпишь".
Автор "Некуда" приходит к выводу, что "век жертв очистительных просит". Эти слова принадлежат Лизе Бахаревой, прошедшей путём тяжелейшего искуса, отвергнув семью и веру, потеряв людей, которые её любили и которых любила она. Результатом всего этого стало трагическое одиночество и ранняя бессмысленная смерть.
Справедливо мнение В.Ю. Троицкого: "В "Некуда" воочию была поставлена тема нигилизма как растления духа, как отказа от духовных качал и традиций мыслящих прогрессистов, возлюбивших добро и возненавидевших ложь, но живущих вне религиозных представлений, лишь идеями социальной свободы". Романы Лескова "Некуда" и "На ножах" написаны на ту же тему, что и "Дым" Тургенева, "Обрыв" Гончарова, "Марево" Клюшникова, "Взбаламученное море" Писемского. Рассматривалось и оценивалось в этих произведениях движение шестидесятых годов, которое, по мнению авторов, для одних современников оказалось призраком, других привело к обрыву или тупик}' после которого идти было некуда. Показав несостоятельность "нетерпеливцев", Лесков противопоставил им глубину и основательность народной морали, впитавшей в себя христианские истины. Об этом он расскажет в последующих своих романах и рассказах..
Все повести цикла Н.С. Лескова о русских женщинах: "Житие одной бабы" (1863), "Леди Макбет Мценского уезда" (1865), "Воительница" (1866), "Старые годы в селе Плодомасове" (1869) являются психологическими этюдами, в каждом из которых вычерчивается сложный рисунок состояния героини, попавшей в безвыходную ситуацию. Писателя интересует развитие страсти, прорыв страсти сквозь детерминированность бытия, те пределы и бездны, в которые вовлекается вкусившая любви душа, та грань, до которой можно дойти в отчаянии и беде. Его героинями становятся женщины разных сословий – крестьянка, купчиха, мещанка, дворянка. Их объединяет внутренняя сила, стойкость, бунт против своего бесправия.
"Житие одной бабы" и "Леди Макбет Мценского уезда" – повести о любви. Обратим внимание, не жизнь бабы, а житие, – что переводит историю героини Насти в высокий трагический план бытия. Структура произведения построена в основном на контрасте. Первая часть рассказывает о жизни главной героини с девичьих лет, сначала в доме матери, затем в семье свекра. Центральный эпизод здесь – замужество Насти, сцена тупой бессмысленной свадьбы ("не свадьба, а похороны"), неудачный побег, молчаливый стоический бунт и последующее тяжёлое нервное заболевание. Автор рассказывает, как живут бедные крестьяне: сплошная мука с детства. В избе "теснота, ссоры промеж себя, ябеда с сердцов друг на друга, сквернословие – такое безобразие шло, что не приведи Бог! Дети тут так и росли в этой срамоте". Жизнь предстаёт здесь во всей своей наприглядности. Много печальное замужество в грубой атмосфере диктата вызывает глубокую тоску и депрессию у впечатлительной, доброй и кроткой Насти. Одна только мысль-стон в голове у неё: "Куда деваться? Куда деваться? Куда деваться?" И действительно, тройное рабство испытывает героиня – брата, семьи мужа, а потом ещё и чиновников, выполняющих свои полицейские функции.
Описание крестьянской жизни в первой части – необходимое обоснование для последующего объяснения неизбежно вспыхнувшей любви Насти к Степану. Вторая часть дана по контрасту с первой. Злодею брату Костику противостоит народный целитель добрый Сила Иванович Крылушкин; гугнивому мужу – статный русый парень, тупой тоске – любовь не на жизнь, а на смерть. Важным моментом в развитии этих отношений является разговор Насти и Степана, в котором раскрывается высокое представление бедной крестьянки о любви как редком даре Божием. Ведь в житиях, наряду с описанием деяний святых, их подвигов, мученической смерти, чудес, есть и сюжеты о мудрой деве, о цельности натуры, достоинстве и чести. Каждое произведение Лескова содержит в себе нравственный урок. Идеал писателя христиански высок, взгляд его взыскующе требователен.
"Житие одной бабы" – это монологическая повесть. Речь рассказчика под стать крестьянской: и эмоциональна, и образна. Он обнаруживает знание скрытых процессов национальной жизни и острое неравнодушие к судьбе народа: "Эх, Русь моя, Русь родимая! Долго ж тебе ещё валандаться с твоей грязью да с нечистью? Не пора ли очнуться, оправиться? Не пора ли разжать кулак да за ум взяться?"
В те же трагические тона окрашена повесть "Леди Макбет Мценского уезда". По единодушной оценке критики это – вершинное явление психологической прозы (В. Троицкий), шедевр (Л. Аннинский). Поль Валери как-то сказал, что шедевр узнаётся по важному признаку: из него ничего нельзя выбросить. Всё в этом произведении Лескова взаимообусловлено, начиная с заглавия и подзаголовка – очерк, т. е. зарисовка подлинной жизни, жанр публицистический, приближающийся к рассказу, стоящий на грани рассказа и исследования. И задача у него конкретная – описать нравы, дать характеристику общества и происходящих в нём процессов. Действительно, на первый взгляд, повествование напоминает документ, в котором анализируется криминальное дело об убийстве трех человек – свёкра, мужа и малолетнего племянника, совершённом купчихой Катериной Львовной Измайловой и её любовником Сергеем. Но за простотой сюжета скрыта история роковой любви и коварства, бездна, в глубины которой погружает автор читателя, предлагая пережить вместе с героиней горечь и обиду, отчаяние, безысходность.
В какой-то мере ситуация Катерины похожа на Настину. Она тоже из бедной семьи, выдана замуж в зажиточный купеческий дом за человека неласкового, холодного, старше её на 30 лет, все мысли которого направлены на умножение капитала. Главное, что от неё требуется в семье, – родить наследника. Но детей нет, что вызывает недовольство и раздражение. Ребёнок появится, но только от любовника. А пока – скука, апатия, тоска, лень, безделье; никаких интересов – сытая, тёмная, тупая жизнь в 24 года. А до замужества обнаруживался пылкий характер. Однако на этом сходство и заканчивается. Контраст между героинями значительный: светлый ясный ум Насти, её деятельный характер и нравственная глухота Катерины. Мелькает такая деталь: "Читать Катерина Львовна была не охотница, да и книг к тому ж, окромя киевского патерика, в доме их не было". В таком застывшем, мёртвом мире, в каком оказалась героиня, любое мужское внимание может обернуться страстным пожаром, где мгновенно сгорят все представления о грехе и совести, что и показал несколькими годами раньше Гюстав Флобер в романе "Госпожа Бовари" (1856): пошлая провинциальная жизнь в буржуазной Франции, банальные любовники, долги, разорение и самоубийство Эммы.
Соблазнителем лесковской героини оказывается молодой приказчик Сергей, хитро и ловко играющий чувствами богатой купчихи, преследуя цели обогащения и самоутверждения. Катерина безоглядно отдаётся страсти, она любит за двоих, жертвуя более, чем всем, и ни на минуту не задумывается о грядущих последствиях и возмездии. Но уже с самого начала их отношений она жёстко заявляет возлюбленному, вызывая у него невольный трепет: "Слушай же, Серёжа!., ежели ты, Серёжа, мне да изменишь, ежели меня да на кого да ни будь, на какую ни есть иную променяешь, я с тобою, друг мой сердечный, извини меня, – живая не расстанусь".
Катерина живёт данным мигом, её действия импульсивны. Добра и зла для неё не существует, морали она не ведает, есть только Сергей и её любовь к нему, которая неожиданно серую муть её жизни превращает в цветущий солнечный сад. Катастрофа наступила так же внезапно, как и счастье; и радость сменилась горем, гордость – унижением, богатство – нищетой, любовь – предательством. Не только страсть толкает её на преступление, но и подспудное понимание, что это единственная возможность вырваться из "тёмного царства", где закон один – кулак и розги до смерти, право сильного. По словам её мужа: "Нашей над вами власти никто не снимал и снять не может". Автор показывает, как жестокость в человеческих отношениях изменяет психику влюблённой женщины. Покорная, тихая жена превращается в другого человека. Всё её существо полно "высочайшего восторга" от признаний Сергея, она была отуманена его словами. Ей было ясно, что к мужу она не вернётся и "либо ему, либо ей не жить". Лесков пишет: "Катерина Львовна теперь готова была за Сергея в огонь и в воду, в темницу и на крест".
В какой-то мере убийство 80-летнего свёкра спровоцировано им самим. Поймав с поличным Сергея, спускавшегося вниз "из-под невесткиного окна", он стегал его нагайкой в каменной кладовке до тех пор, пока не устал. Но ведь Сергей добровольно пошел на это, сознавая, что виноват. На просьбу Катерины отпустить избитого, еле живого любовника, пригрозил отправить того в острог, а её выдрать на конюшне. Всё тот же библейский мотив: не простить, а побить камнями застигнутую в прелюбодеянии, как будто и не было никогда "Нового Завета". Цель тайно, ночью, возвращающегося домой мужа та же: поймать с поличным и жестоко наказать, за что он и поплатился. И только последнее убийство – больного племянника полностью спровоцировано алчностью Сергея. Он же и выдаёт Катерину на следствии. "Выслушав его признания, Катерина Львовна посмотрела па него с немым изумлением, но без гнева, и потом равнодушно сказала:
– Если ему охота была сказывать, так мне запираться нечего: я убила.
– Для чего же? – спрашивали её.
– Для него, – отвечала она, показав на повесившего голову Сергея".
Если Катерину можно приравнять к леди Макбет по её решимости, силе и крепости характера, то Сергей вполне сопоставим с Ричардом III, универсальным воплощением коварства и расчётливости. Разница лишь в том, что Сергей, невзирая на участие в убийствах, мелок и труслив. Он трижды предаёт любовницу: когда завлекает её, не любя, в свои сети, когда называет её на следствии своей соучастницей в убийствах, когда изощрённо издевается над ней во время их скорбного пути на каторгу, заведя шашни с Сонеткой. Объединяет этих персонажей общая архетипическая черта – коварство, лживость и вседозволенность в достижении своих целей. Как ни далеки они друг от друга, но Сергей такой же хищник, только мелкого пошиба, и он мог бы подписаться под словами Ричарда III: