Сидевший за соседним столом солдат рассказал, что, когда их Двадцать восьмой полк проездом на фронт вступил в Сегедин, мадьяры на улицах, насмехаясь над ними, поднимали руки вверх.
Сегедин – прямое транскрибирование чешского названия города Segedín. Венгерское – Szeged, а русское – Сегед. Третий по величине город современной Венгрии у самой границы с Сербией.
Что вообще существенно для понимания эпизода, поскольку речь идет о важном историческом событии, многократно упоминаемом далее в романе.
См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 318, ч. 2, гл. 3, с. 354, ч. 3, гл. 1, с. 10.
3 апреля 1915 года во время внезапной русской атаки на Дукельском перевале в Карпатах (на границе современной Польши и Словакии) был взят в плен чуть ли не весь разом личный состав пражского 28-го пехотного полка, в соответствии с современными источниками, что-то около 1600 человек. Оставляя в стороне вопрос о том, было ли это обычное военное несчастье или в самом деле сознательное предательство чехов (обсуждается в комм, к ч. 3, гл. 1, с. 10 и 11), отметим здесь лишь хронологический аспект. Поскольку после 3 апреля 28-й пехотный полк перестал существовать, так как император повелел вычеркнуть имя этого соединения из списков своих доблестных войск, в рассказе солдата речь может идти лишь о моменте выдвижения в конце лета 1914-го одного из батальонов 28-го полка на фронт, причем сербский.
В августе 1914-го на восточный фронт в Галицию были направлены в составе 5-й пехотной бригады 3-й пехотной дивизии 1-й, 3-й и 4-й батальоны 28-го пехотного полка – IR 28 (I., III., а IV. prapor) v sestavě 5. pěší brigádě, 3. pěší divize (XIV. armádní sbor).
A вот 2-й батальон 28-го полка в то же время в составе 18-й пехотной бригады 9-й дивизии – II. prapor IR 28 v sestavě 18. pěší brigády, 9. pěší divize, (VIII. armádního sboru) – был брошен на сербский фронт в Боснию и Герцеговину.
Иными словами, получается, что венгры издевались над чехами полгода тому назад, еще до реального, почетного или позорного пленения, заранее не веря в их храбрость и лояльность.
См. комм, о повторении этого издевательского жеста перед поручиком Дубом ч. 3, гл. 3, с. 162.
С. 270
- Ihre Dokumenten /Ваши документы (нем.)/, фаши документ? - обратился к Швейку начальник патруля, фельдфебель, сопровождаемый четырьмя солдатами со штыками.
- Я видит фас все фремя сидеть, пить, не ехать, только пить, зольдат!
В оригинале не зольдат, а денщик, причем без искажения (burš): "já fidět, šédet, nicht fahren, šédet, pit, furt pit, burš!".
Хотя "тенщик" могло быть и оправдано, но в любом случае не зольдат, поскольку род военных занятий Швейка легко определяется (и уже тем более начальником военного патруля) по нашивке на рукаве. См. комм., ч. 1, гл. 10, с. 121 ич. 1, гл. 13, с. 136.
- Was ist das Wort "миляга"? /Что значит это слово? (нем.)/ – спросил по-немецки фельдфебель у одного из своей свиты, старого ополченца.
"Старого ополченца" – в оригинале starému landverákovi, от Landwehrsoldat, солдат территориальной обороны.
Здесь, вероятно, не обойтись без некоторых дополнительных подробностей, касающихся структуры австрийской армии. См. комм., ч. 1, гл. 9, с. 125. Итак, не принимая во внимание ВМФ, императорская и королевская армия состояла из:
- общих сухопутных войск (k.u.k. - kaiserlich und königliche Armee), примерно 330 тыс. солдат и офицеров в мирное время;
- австрийской территориальной обороны (k.k. Landwehr- kaiserlich österreichisch), примерно 37 тыс. солдат и офицеров;
- венгерской территориальной обороны (k.u. Honvéd – königlich ungarische Landwehr), примерно 30 тыс. в мирное время.
Выполнив свой гражданский долг, три года в общих войсках или один год в территориальных, граждане Австро-Венгрии демобилизовывались и зачислялись в резерв соответствующих войск, в котором состояли до достижения тридцатидвухлетнего возраста. После чего приписывались уже к общему для всех ополчению (Landsturm), то есть третьей очереди призыва в случае войны. В скобках заметим, что все это вместе взятое дало империи к концу 1916 года около трех миллионов человек под ружьем.
Теперь обратимся к гашековскому starému landverákovi. Очевидно из сказанного выше, что это никакой не ополченец (Landsturmsoldat), а солдат австрийской территориальной обороны к.к. Landwehr. По-русски, видимо, самооборонец (по модели – японские силы самообороны, израильские и т. д.). А старый всего лишь от того, что ему за тридцать, но нет еще тридцати двух.
Ну а сам по себе двуязычный разговор напоминает о том, что в отличие от венгров в венгерской территориальной армии (гонвед), чехи с военной точки зрения считались немцами (königlich böhmisch) и не имели права, служа в австрийских территориальных частях (ландверк), использовать родной язык как служебный. Только немецкий, даже если все там, за исключением редких командиров, были одной крови. Что не мешало, впрочем, существовать чешским названиям и для территориальной армии Landwehr – zeměbrana и ополчения Landsturm – domobrana, ну и для солдат, соответственно, официальное и народное zeměbranec (landvérák) и domobranec (landšturmák).
Стоит отметить, что реальный ополченец, Landsturmsoldat, редкий гость в романе. Но и он попадается. См., например, комм., ч. 3, гл. 2, с. 90.
Кстати, Петер Юнг (PJ 2004) обращает внимание и на то, что солдат ополчения резерва третьего класса даже внешне отличался от настоящих, нерезервных солдат армии и ландвера, массово одетых в 1914-м в форму нового полевого цвета- серо-голубую (Hechtgrau). Ландштурмаки же ходили в старой темно-синей (Dunkelblau). См. комм., ч. 3, гл. 2, с. 91.
Тот, видно, нарочно все перевирал своему фельдфебелю и спокойно ответил:
В оригинале иная эмоциональная окраска – нарочно все делал назло (dělal všechno naschvál).
С. 271
Командующий взводом Франтишек Гаммель и отделенные командиры Паульгарт и Бахмайер Двадцать первого стрелкового его величества полка
В оригинале, как водится, не воинские должности, а звания – četař František Hammel а desátníci Paulhart а Bachmayer- сержант (četař, Zugsführer) Франтишек Гаммель и младшие сержанты (desátník, Korporal) Паульгарт и Бахмайер. См. комм., ч. 1, гл. 13, с. 184.
21-й стрелковый полк – чешский полк со штаб-квартирой в городе Кутна Гора (Kutná Нога) и казармами одного из батальонов в Чаславе (Čáslav), восточная Богемия.
Стоит заметить, что в таком полку, как 21-й, относившемуся к общим войскам (см. комм, выше ч. 2, гл. 1, с. 270), было четыре батальона, территориальный полк состоял всего лишь из трех батальонов.
На другой стене висел лубок
В оригинале никаких намеков на русский дух. Не стене висела картинка – obraz (Na druhé straně visel obraz).
УНТЕР-ОФИЦЕР 5-ГО ГОНВЕДСКОГО ГУСАРСКОГО ПОЛКА ЯН ДАНКО
Здесь все тот же četař (Četař Jan Danko od 5. pluku), сержант, переводится уже предельно обобщенно – унтер-офицер.
Собственно так или подобным, не вполне верным способом, армейские звания и должности переводятся во всей главе и чтобы не превраш; ать комментарий в повторение одного и того же, просто обраш;аю внимание на это обстоятельство и далее уже упоминать и комментировать не буду.
Гонведского – от венгерского honvédség (hon – родина и véd – оборона) – территориальная армия, одна из трех частей австро-венгерской армии. См. комм., ч. 2, гл. 1, с. 270. А просто гонвед (honvéd) – рядовой венгерской территориальной армии.
Штаб-квартира 5-го гонведского гусарского полка была в городе Комарно (Komárno), на территории нынешней Словакии. В полк кроме собственно венгров набирали и словаков.
С. 272
"Бедный мой Сивка, пришел тебе конец!" – горько причитал Иосиф Бонг,
На самом деле прекрасный перевод, гораздо лучше, чем в ПГБ 1929, где конь был скорее кот: "Бедный Васька, пропал ты ни за грош". Здесь ПГБ пытается, очевидно, передать как раз то, что и заложено в оригинале: кличка, образованная от масти. Только в романе конь не сивый, а белый – bělouš (Ubohý můj bělouši). И тут проблема, есть в наших селеньях и Сивка, и Чубарый, и Чалый, и даже Воронок, а вот как ласково звать лошадь белой масти – загадка. Кумир, как на параде Победы у маршала Жукова, определенно тут не подходит. Просто Белый? Белобок? Пришел тебе конец?
Немного времени спустя ротмистр украсил его грудь серебряной медалью "За храбрость"!
Точно такой же медалью был награжден летом 1915-го и автор "Швейка" Ярослав Гашек. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 187 и с. 195.
Швейк обратился к ополченцам, находившимся в караульном помещении
Здесь и везде далее в главе все ополченцы на самом деле самооборонцы (см. комм, выше: ч. 2, гл. 1, с. 270). То есть в оригинале: landveráků (řekl к landverákům na strážnici).
В Праге, в "Пражской официальной газете" я тоже читал об одной обозной истории
В оригинале: "Pražské úřední listy". Еще один вариант контаминации в разговорной речи сложного названия официальной газеты – "Pražské noviny: české vydání Pražských úředních listů". Сравни c "Pražské úřední noviny", комм., ч. 1, гл. 7, с. 83.
В оригинале нет определения "обозная" у истории, написано просто – случай еще лучше (eště hezčí případ).
А тут возьми да и прилети новая граната, и оторвало ему руку, аккурат ту, в которой он держал палку! Тогда он перебросил эту палку в другую руку и заорал, что это им даром не пройдет! Бог знает чем бы все это кончилось, если б шрапнель не уложила его наповал. Возможно, он тоже получил бы серебряную медаль за доблесть, не отделай его шрапнель. Когда ему снесло голову, она еще некоторое время катилась и кричала: "Долг спеши, солдат, скорей исполнить свой, даже если смерть витает над тобой!".
История этого героя напрямую отсылает к пародийной песне, ставшей популярной в Чехии в восьмидесятых годах девятнадцатого века после австро-прусской войны 1866 года (см. комм., ч. 1, гл. 10, с. 128). Это рассказ о храбром канонире Ябуреке ("О statečném kanonýru Jabůrkovi") с такими куплетами:
První kartáč můj ty smutku
vjel mu hubou do žaludku,
on však honem ho vyndal
a už zase střílel dál.Praskla puma velmi prudce,
utrhla mu obě ruce,
on rychle boty sundal
a nohama ládoval.V tom jeden prajský frajvilik
šrapnelem mu hlavu ufik,
ač už na to neviděl,
na Prajzy předce střílel.Jabůrkovi letí hlava
zrovna kolem jenerála
а křičí já melduju
salutovat nemohu.От картечи та беда.
Что рот в брюхо занесла,
Но его герой наш вон
И стреляет снова он.Но тут бомба рядом стук.
Канонир лишился рук,
Сапоги он с ног содрал
И ногами заряжалНо другой осколок вжик.
Голову ему отстриг.
Той беды он не заметил,
Бомбою врагу ответил.Прямо мимо генерала
Голова летит, как есть.
Доложить, кричит, осмелюсь
Не могу отдать вам честь.
А завершается старая песенка, в отличие от истории героя-вольноопределяющегося Йозефа Вояна, оставшегося и без головы, и без медали, награждением безголового канонира:
А že zachránil ten kanón,
do šlechtickýho stavu on
povýšen za ten skutek
Edler von die Jabůrek.А за то, что свою пушку
Сохранил средь бранных дел.
Возведен Ябурек храбрый
В благородный Фон дер герр.
Эту замечательную песню будут распевать Швейк и Марек ночной порою во всю глотку на будейовицкой губе. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 342.
С. 273
- Чего только в газетах не напишут, - заметил один из караульной команды. - Небось сам-то сочинитель отупел бы от того, что здесь творится.
Странное искажение смысла. В оригинале все просто: ale takovej redaktor byl by za hodinu z toho tumpachovej. To есть: "Да этот редактор в час бы должен был рехнуться от всего этого [что в его газете]". Причем именно редактор, а не сочинитель. Потому что именно слово redaktor заставляет другого солдата тут же начать вспоминать: - U nás v Čáslavi byl jeden redaktor z Vídně.
- Был у нас в Чаславе один редактор из Вены, немец.
Часлав (Čáslav) – город в северо-восточной Богемии. Недалеко от Кутна Гора. Кстати, места военных действий австро-прусской войны 1866 года.
В дверях появилась сердитая физиономия фельдфебеля:
- Wenn man иду drei Minuten weg, da hört man nichts anderes als: "По-цешски, цехи" /Стоит уйти на три минуты, как только и слышно: "По-чешски, чехи" (нем.)/.
См. комм, о языках общения и командования в австро-венгерской армии, ч. 2, гл. 2, с. 270.
С. 274
- Das ist aber eine Hure, sie will nicht mit mir schlafen /Вот ведь шлюха, не хочет спать со мной (нем.)/.
В ПГБ 1929: – Вот ведь б…, не хочет прийти ко мне на ночь.
Смотри комм, к "п…" – просрал – выше, ч. 2, гл. 1, с. 263.
С. 275
Как говаривал покойный сапожник Петрлик
Скорее всего намек на вполне реальную фигуру Ярослава Салата-Петрлика (Jaroslav Salát-Petrlík) – председателя Центрального чехословацкого бюро по агитации и пропаганде при ЦК большевистской партии. После гражданской войны этот человек активно занимался организацией репатриации бывших чехов-красноармейцев на родину для дела мировой революции. Ярослав Гашек был одним из тех, кого СалатПетрлик сагитировал.
С. 276
- У нас на углу Боиште и Катержинской улицы, осмелюсь доложить, тоже жил один дегенерат.
Казалось бы, что может быть точнее этого указания на возможное местожительство романного героя. Угол На Бойишти (Na Bojišti) и Катержинской (Kateřinská) или где-то поблизости. Но ирония в том, что эти две улицы в своей истории, при всех перепланировках и перестройках Праги никогда не пересекались. Не пересекаются и сейчас. Катержинска выходит на Йечну (Ječná), а На Бойишти на Сокольскую (Sokolská), и только метров через пятьдесят, если не больше, от этих перекрестков сходятся уже Йечна и Сокольская. См. возможный вариант в комм., ч. 1, гл. 6, с. 71.
Днем он подметал улицы, а в кабаке не позволял себя звать иначе, как граф.
В оригинале кабак – kořalna (а jinak si po kořalnách nenechal říkat než pane hrabě). См. комм., ч. 1, гл. 10, с. 134. А как верно перевести – трудно сказать, только длинным набором слов: "в распивочных, где горилка на разлив", ну или просто "в распивочных".
- Вот что, вы, балбес, балбес до мозга костей
В оригинале только первое ругательство – балбес (hlupák), а вот второе весьма сочное и не первого ряда, но вполне ходовое – pazneht (Так vám říkám, vy hlupáku, paznehte), что буквально означает "копыто парнокопытного". Наверное, можно было просто: Вот что, вы, балбес, парнокопытное.
Подпоручик не полез в карман за Соломоновым решением трудного вопроса.
- Пусть идет пешком, - решил он, - пусть его посадят в полку за опоздание. Нечего тут с ним вожжаться.
От Табора до Ческих Будейовиц чуть меньше шестидесяти километров по современному шоссе. Два хороших дневных перехода или три без особой спешки.
Там у нас в караульном помещении лежит краюха хлеба.
Краюха хлеба в оригинале: komisárka (Máme tam na vachcimře veku komisárku), армейский подовый хлеб. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 216.
С. 277
Шли мы прямо в Яромерь,
Коль не хочешь, так не верь.
Любимая солдатская песня Швейка. См. комм., ч. 1, гл. 4, с. 59. Еще одна из множества отсылок в этой главе к Прусской войне 1866 года. См. выше комм., ч. 2, гл. 1, с. 272 и 273.
Он шел по занесенному снегом шоссе, по морозцу, закутавшись в шинель
Очевидно, это не описание апреля или мая в южной Чехии. Речь о декабре-январе. См. комм, о возвратно-поступательной хронологии романа, ч. 1, гл. 14, с. 208 и с. 224.
Я пойду пройтиться
В зеленую рощу…
В оригинале: Já jsem si vyšel na špacír do háje zelenýho. To есть ее время не будущее, а прошедшее – я ходил гулять…
Вообще же у Гашека это легкое искажение припева народной песни о солдатах 11-го пехотного полка, называемых райнерами, или райнерками (rajnerů, rajneráků, rajneráčků), по имени многолетнего "хозяина" эрцгерцога Иосифа Райнера (Joseph Rainer, 1783–1853). Ну а сама песня так и называется – "Rajneráček". И вот ее первый куплет и припев в "традиционном" варианте (VP 1968):
Teče voda, teče, od potoka к řece,
namluvil si mladý rajneráček modrooké děvče.
Mordyje to byla dívčina, ta s těma modrjema vočima,
co jsem s ní chodíval na špacír do háje zelenýho.Течет, течет, течет от ручейка к реке водичка,
Райнейрочек заговаривал синеокую девичку.
Заколдовал он ее, ту голубоглазку.
Что ходила с ним в лесок вместе на прохазку.
Стоит отметить, что Ярда Шерак (JŠ 2010), в отличие от Вацлава Плетки (VP 1968), полагает, что райнераками могли зваться солдаты другого пехотного полка – 59-го, у которого "хозяином" был и оставался также эрцгерцог Райнер. (11-й полк с 1902 года перешел под покровительстов принца Иогана Георга Саксонского (Johan Georg Saský.) Такой вариант романтичнее, поскольку 59-й полк чисто немецкий, ни один из его батальонов не квартировал в Чехии и чехами не комплектовался. Так что в своей традиционной, не переиначенной Швейком версии эта чешская девичья песня возможно повествует о любви, вспыхнувшей во время маневров в Чехии с участием полков из Австрии, после которых, как и предсказывала мать в одном из куплетов: Rajneráči pryč odmašírujou, ty zůstaneš sama – Райнерачики уйдут прочь и останешься одна.
См. также комм, об институте "хозяев" полков ч. 2, гл. 4, с. 424.