Страконице (Strakonice) – большой южночешский город точно на запад от того стога возле Путима, в котором прячутся беседующие. Километров пятнадцать по прямой. В Страконице на большом машиностроительном заводе ČZ (Česká zbrojovka) помимо всего прочего делали красную мечту каждого советского мальчика – мотоциклы Jawa. Впрочем, основан был этот завод уже после войны, в 1919-м.
Сушице (Sušice) – небольшой город юго-западнее уже упоминавшейся в этой главе Гораждевице (Horažďovice). Расстояние между ними чуть меньше двадцати километров.
- Эй ты, из Девяносто первого, если хочешь, идем с нами, - предложили они Швейку. - Наплюй ты на своего обер-лейтенанта.
В оригинале: "насри" (Vyser se na svýho obrlajtnanta). Любопытно, что в ПГБ 1929, где экспрессивная лексика используется переводчиком свободнее, тоже "наплюй". См. комм, к слову "нужник": ч. 2, гл. 2, с. 262.
С. 283
Швейк пошел лесами. Недалеко от Штекна он повстречался со старым бродягой, который приветствовал его как старого приятеля глотком водки.
Штекно (Štěkno) или, как он именовался на картах тех времен, Stiekna – ныне это Štěkeň. Большая деревня на запад от Путима, и с нее начинаем подсчет километража второго дня. От стога у Путима набирается 10–11 километров. Необходимо отметить и то, что Швейк с ночи сменил направление на противоположное и снова идет на закат.
Наверное, больше не буду повторять этого, но водка у ПГБ – везде у Гашека коржалка.
пойдем через Страконице, Волынь и Дуб
Предлагается путь от Страконице прямо на юг. До городка Дуб (Dub) 25 километров. Небольшой городок Волине (Volyně) лежит примерно на середине пути от Страконице до Дуба. Как полагает Ярда Шерак, недалеко от него в старой овчарне и заночевал Швейк со своим случайным товарищем. См. комм, далее.
В Страконицах много еще честных дураков, которые, случается, не запирают на ночь дверей, а днем там вообще никто не запирает. Пойдешь к мужичку поболтать – вот тебе и штатская одежа.
Ничем не объяснимое искажение оригинального текста (Jdou někam teď v zimě к sousedovi si popovídat, a ty máš civil hned). "Ушли люди в это зимнее время к соседям поболтать, вот тебе и гражданка".
Когда раздобудем штатскую одежу, твои штаны и гимнастерку можно будет продать еврею Герману в Воднянах.
Вот и намечается круг номер два. Водняни (Vodňany) – городок на восток от Дуба, практически на одной широте с Путимом и Писеком. Только южнее и того и другого. Но ближе, ближе к конечной цели. От утреннего стога под Путимом на целых 18 километров ближе к Ческим Будейовицам. Любопытно, что, даже расставшись с бродягой, Швейк очень близкое к намеченному им колечко и опишет. См. комм, ниже: ч. 2, гл. 2, с. 288.
Отсюда часа четыре ходу до старой шварценбергской овчарни, - развивал он свой план. - Там у меня пастух знакомый – старик один. Переночуем у него
Князья Шварценберги – крупнейшие землевладельцы в южной Богемии, которым принадлежала в ту пору едва ли не треть всех здешних лесов, полей и рек, а также заводов, газет и пароходов.
Это самый трудно опознаваемый отрезок швейковского анабазиса, поскольку указание на местоположение старой овчарни князей Шварценбергов никому до сих пор не удалось найти в документах той эпохи. Возможно, просто не искали. В любом случае, все предположения современными исследователями вопроса делаются на основании слов бродяги о четырехчасовом переходе от Штекно плюс то описание местности, которое дал Гашек, рассказывая об утреннем бегстве бравого солдата из овчарни. См. комм, ниже: ч. 2, гл. 2, с. 288.
Таким образом. Ярда Шерак полагает, что овчарня находилась немного северо-западнее Волине; именно этот город и увидел невдалеке от себя справа Швейк, утром следующего дня зашагав на восток. Впрочем, у Радко Пытлика и Йомара Хонси иной вариант. Свою точку они ставят немного восточнее, на северо-западе от другого южночешского городка Скочице (Skočíce).
В любом случае, пройденное расстояние за этот день можно определить с вполне достаточной достоверностью. От стога у Путима до Штекно 10–11 километров и еще 15–16 (четыре часа ходу, как предупреждал бродяга) от Штекно до овчарни. Итого, где-то 25 километров. С учетом предыдущего дня общая протяженность пути 88+25 = 113 километров.
Стоит отметить, что в одну из своих отлучек из будейовицкого госпиталя весной 1915-го Гашек и сам ночевал в овчарне у Netolice (Нетолице). См. комм, ниже: ч. 2, гл. 2, с. 311.
помнил еще рассказы своего деда о французских походах,
В оригинале скорее "о битвах с французами" (vypravoval о francouzských vojnách). Речь идет о периоде 1804–1815 гг. и наполеоновской армии.
С. 284
А вот сын Яреша, дед старого Яреша, сторожа рыбного садка из Ражищ что около Противина
Третье по счету упоминание деда Гашека по материнской линии. См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 33. А также комм., ч. 1, гл. 14, с. 230.
- Вот с ума спятил! Тянет его в Будейовицы, и все тут, - ответил за Швейка бродяга.
В оригинале бродяга говорит Ale chyt ho rapi – это полная калька немецкого выражения er hat den Rappel bekommen – ему дурь в голову ударила; он спятил, он рехнулся.
Свистнем какую ни на есть одежонку, а там все пойдет как по маслу!
На самом деле ни здесь, ни ранее в этой главе бродяга не говорит про кражу. Он все время, когда заходит речь о гражданке, использует глагол splašit (Nějakej civil splašíme), то есть "добудем, достанем".
Долгие войны уже бывали. Наполеоновская, потом, как нам рассказывали, шведские войны, семилетние войны.
Под шведской войной имеется в виду Тридцатилетняя война (1618–1648), которая первый и последний раз видела этот северный народ вовлеченным в центрально-европейские дела. Первый и последний, но уж так глубоко, что память о зверствах, безобразиях и бесконечных грабежах стала частью народного сознания. У Гашека в романе эта первая общеевропейская война упоминается неоднократно, чаще всего в шуточном у него контексте военно-полевой евгеники. См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 352 и ч. 3, гл. 3, с. 321.
Семилетняя война (1756–1763) началась как конфликт Пруссии и Австрии из-за Силезии, но приняла масштабы мирового с военными действиями не только в Европе, но и в северной Америке и Индии с участием центрально-европейских государств, а также Англии, Франции и России. Впрочем, для чехов, понятно, это было местное, свое несчастье.
С. 285
А наши бары – так те прямо с жиру бесятся.
В оригинале старик говорит: "А нашим барам все новенькое подавай" (Dyťvona i ta naše vrchnost už roupama nevěděla co dělat). Roup или roupama – это острица. Сочное выражение буквально означающее: "все глисту заняться нечем", возникло из-за того, что лезут эти паразиты по ночам у детей из известного места, как будто любопытство их мучает, свежих ощущений ищут.
Старый князь Шварценберг ездил только в шарабане, а молодой князь, сопляк, все кругом своим автомобилем провонял.
Этот пассаж позволил Ярде Шераку (JŠ 2010) идентифицировать, кому именно из Шварценбергов принадлежит овчарня. В 1915-м молодой наследник соответствующего возраста (25 лет) был только в глубоко-крумловской ветке рода. Таким образом, старый князь – это Ян II Непомук князь Шварценберг (1860–1938), крумловский воевода, а молодой "сопляк", соответственно, его сын Адольф Ян (1890–1950).
Ярда Шерак весьма убедительно отказывает в правдоподобии и версии Радко Пытлика о том, что это были другие – северные или орлицкие Шварценберги. Наследник в этой ветви князь Карел VI (Karel VI. kníže Schwarzenberg) родился в 1911-м и едва ли мог наполнять бензиновой вонью какието окрестности перед войной, тем более погибнуть на сербском фронте со своим автомобилем в 1914-м, как утверждает известный биограф Гашека. Скорее всего, это случилось с его отцом, еще довольно молодым в ту пору "старым князем" Карелом V (Karel V. kníže Schwarzenberg, 1886–1914).
Стоит заметить, что орлицкие Шварценберги были верными сынами Чехии и после нацисткой оккупации отказались стать гражданами Третьего рейха. Все княжеское имущество было реквизировано нацистами. Ныне эта ветвь – единственная сохранившаяся ветвь древнего франконского дворянского рода из Зайнсхайма.
Какой у народа может быть военный дух, когда государь не короновался, как говорит учитель из Стракониц. Пусть теперь втирает очки кому хочет. Уж если ты, старая каналья, обещал короноваться, то держи слово!
Старик вспоминает о том, что венский государь в 1871-м дал задний ход со знаменитой Фудаменталкой и коронованием королем всех чехов как актом принятия документа. Согласие Франца Иосифа на это в сентябре 1871-го и отказ от собственного решения через месяц в октябре того же года было однозначно воспринято чехами как надувательство. См. комм., ч. 1, гл. 2, с. 31.
Можно себе представить степень нанесенной обиды и чувство оскорбленного национального достоинства, если случился этот внезапный разворот на 180 в самую горячую пору подготовки к грядущей славной коронации. Знаменитый чешский композитор Бедржих Сметана (Bedřich Smetana), например, специально к событию целую патриотическую оперу сочинил об основательнице Праги королеве Либуше, которая так и называлась "Либуше" ("Libuše"). Увы, премьеру пришлось отложить до другого торжественного случая.
Здесь уместно также обратить внимание на то, что корона чешских королей, под которой Франц Иосиф не захотел скрепить новый федерализм, называется короной Св. Вацлава (Koruna Sv. Václava, или Svatováclavská koruna) и превращает помазанного в короля Богемии. При этом имеется в виду не одна лишь одноименная западная часть Чехии, а все чешскоязычные земли – собственно Богемия, а также восточная Моравия и северо-восточная Чешская Силезия. Такая двойственность понятия нередко приводит к ненужной путанице.
- Да и раньше так было, - сказал бродяга. - Помню, в Кладно служил жандармский ротмистр Роттер.
Второе упоминание в романе знаменитого жандарма-собаковода из Писека. См. комм., ч. 1, гл. 3, с. 51. Следует отметить, что история Швейка о Роттере из книги первой и рассказ бродяги из книги второй очень похожи один на другой.
С. 286
Направился я к долине Качака в лес
Качак (Kačák) – речка, левый приток реки Берунки (Berounky). Протекает в окрестностях Кладно, поблизости от которого в ее течении образовался большой рыбный пруд (Turyňský rybník) – результат опускания почв над старыми угольными выработками. Забавно, что далее по течению эту же речку зовут Лоденице (Loděnice). См. также комм., ч. 4, гл. 4, с. 291.
Через час пришел сам пан ротмистр с жандармами, отозвал собаку, а мне дал пятерку и позволил целых два дня собирать милостыню в Кладненской округе.
Здесь пятерка – именно пять крон pětikorun (dal mně pětikorunu). См. комм, по поводу слова "пятерка" (pětka): ч. 1, гл. 8, с. 90.
Я пустился прямо к Бероунковскому району, словно у меня под ногами горело, и больше в Кладно ни ногой.
Бероунковский – район, соседствующий на юге с кладнеским, с центром в городе Берун (Beroun).
а на радостях весь день хлещет с вахмистром водку.
В оригинале просто "весь день выпивает", а что именно, не уточняется (а jen celej den s vachmistrem z radosti chlastal).
- в Липнице жандармский вахмистр жил под самым замком, квартировал прямо в жандармском отделении.
Липнице над Сазавой – городок, в котором Гашек жил именно тогда, когда писал эти самые строчки. И не где-нибудь, а в гостинце Инвальда под старым полуразрушенным замком. См. комм., ч. 2, гл. 1, с. 256, а также комм., ч. 1, гл. 8, с. 96 и ч. 1, гл. 9, с. 116.
А я, старый дурак, думал, что жандармское отделение всегда должно стоять на видном месте, на площади или где-нибудь в этом роде, а никак не в глухом переулке. Обхожу я раз дома на окраине. На вывески-то не смотришь. Дом за домом, так идешь. Наконец в одном доме отворяю я дверь на втором этаже и докладываю о себе: "Подайте Христа ради убогому страннику…" Светы мои! Ноги у меня отнялись: гляжу – жандармский участок!
"Старый дурак" в оригинале скорее простофиля того же возраста – dobrák stará.
А сам анекдот – небольшая модификация истории, рассказанной бродягой из ранней дорожной зарисовки Гашека "В местной тюрьме" ("V obecním vězení" – "Národní listy odpolední", 1903).
"Kdo to věděl", pokračoval tulák, "tabulku s nadpisem Četnická stanice opravovali a byla pryč. Četníci hráli v karty a ti se na mne podívali. Poníženě prosím, chudý vandrovní…". Tak jsem dostal hned čtyři dni
Кто же знал, - продолжал бродяга, - что вывеску с надписью "Жандармский участок" унесли в починку и ее не было на месте. Жандармы играли в карты и прямо вылупились на меня, когда я начал: – Подайте Христа ради убогому страннику… Тут же и получил четыре дня ареста.
Второй этаж – не ошибка и не описка. Замок в Липнице располагается на вершине скалистого холма, и дома, стоящие у его подножья, словно бы лепятся к довольно крутому увалистому склону и, соответственно, забавно, как бы буквой "г" устроены. Вход на уровне второго этажа (плечо "г") – на макушке скального валуна, а первый этаж находится уровнем ниже на затылке (ножка буквы "г"). Здесь полное ощущение того, что Гашек описывает тот самый розовый домик, который на деньги от продаж "Швейка" купил в Липнице незадолго до своей смерти.
Полетел я со всех лестниц, так и не останавливался до самых Кейжлиц.
Кейжлице (Kejžlice) – небольшая деревенька в четырех километрах на юго-запад от Липнице.
С. 288
Среди ночи Швейк встал, тихо оделся и вышел. На востоке всходил месяц, и при его бледном свете Швейк зашагал на восток, повторяя про себя: "Не может этого быть, чтобы я не попал в Будейовицы!"
Выйдя из леса, Швейк увидел справа какой-то город и поэтому повернул на север, потом опять на юг и опять вышел к какому-то городу. Это были Водняны. Швейк ловко обошел его стороной, лугами, и первые лучи солнца приветствовали его на покрытых снегом склонах гор неподалеку от Противина.
Здесь мы возвращаемся к овчарне Шварценбергов, которая могла быть расположена, по версии Ярды Шерака, северо-западнее Волине (Volyně), а по версии Йомара Хонси и Радко Пытлика – северо-западнее Скочице (Skočíce).
В первом случае, согласно приведенному фрагменту, путь Швейка таков: шагая на восток, на выходе из леса он увидел справа от себя Волине, затем, поднявшись на север и опустившись на юг – опять справа Водняни (Vodňany), после чего по ту же руку Противин. Во втором варианте Волине заменяется на Скочице, но тут совсем почти не остается места для плавного колебания север-юг.
Километраж первого варианта – окрестности Волине – окрестности Водняни – 26 километров, окрестности Водняни – окрестности Противина (Protivín) – 8 км. Итого, 34 км. Второй вариант короче, поскольку короче первое плечо – окрестности Скочице – окрестности Водняни – 7 километров, итого всего 15.
Но по несчастной случайности, вместо того чтобы идти от Противина на юг – к Будейовицам, стопы Швейка направились на север – к Писеку.
От Противина до Ческих Будейовиц – 37 километров, можно вспоминать, что от Табора, откуда Швейк начал свой путь, до Будейовиц было куда дальше – 60 километров (см. комм., ч. 2, гл. 1, с. 276). Более трети пути позади, несмотря ни на что. Иными словами, не останови Швейка жандарм в Путиме, он бы непременно доказал нам то, что провозгласил Гашек (ч. 2, гл. 2, с. 278) – все пути ведут в Будейовици и только туда. Кругами, спиралькою на юг.
К полудню перед ним открылась деревушка. Спускаясь с холма, Швейк подумал: "Так дальше дело не пойдет. Спрошу-ка я, как пройти к Будейовицам".
Входя в деревню, Швейк очень удивился, увидев на столбе около крайней избы надпись: "Село Путим".
Швейк сделал второй полный круг, и поскольку его через минуту арестуют и не дадут успешно дотопать до Будейовиц, вдохнув в старую пословицу новую жизнь и смысл, подведем итоги с начала дня. Первый вариант: старт возле Волини – финиш у Путима – 34+12 = 46 км. Переход от Скочице до Путима 15+12 = 27. Теперь добавим 113 километров предыдупщх двух дней и получаем, соответственно, 158 или 140. И то и другое впечатляет. И совершенно нереально даже для крепкого и привычного к ходьбе человека. Даже если спать по 6 часов, и 18 часов в сутки пилить, при наименьшем из возможных скочинском варианте нужно это делать с хорошей средней скоростью 2,6 км в час, не отдыхая и вообще не останавливаясь ни на секунду. Будем считать, что герою Гашека песня помогает гнуть наперекор физике и физиологии.
Ну а с высоты птичьего полета тропа Швейка после Вража, возле которого он встретил добрую бабушку, выглядит как неправильная восьмерка с дополнительной шапочкой на севере у Чижова и основной парой колец, нарисованных вниз, в южном, будейовицком направлении.
Общий же путь бравого солдата и основные топологические ориентиры следующие. Из Табора на запад до Вража, от Вража до Чижова на юг, разворот восток – северо-запад в окрестностях Чижова, теперь на запад до Мальчиц и от них на юго-запад в Радомышль, из Радомышля – на юго-восток к Путиму. Конец первого дня и первого круга в стоге. День второй: из Путима на запад до Штекно, от Штекно (версия первая) на юго-запад к Волине, (версия вторая) на юго-восток в Скочице. Конец второго дня в овчарне Шварценбергов. День третий: от овчарни Шварценбергов на восток к Воднянам, от Воднян на север к Противину, от Противина на северо-запад к Путиму. Конец второго большого круга и самого анабазиса.
К сказанному остается добавить последнее замечание: как само приключение, так и его отдельные подробности, по всей видимости, были навеяны автору книги его собственными длительными самоволками из будейовицкого госпиталя, весьма частыми весной 1915-го. Разница лишь в географии. Сам Гашек колобродил много южнее, не удаляясь от Будейовиц более чем на 20–25 километров к северу. Хотя, случалось, точно так же, как и его герой, возвращался в казармы под конвоем. См. комм, ниже: ч. 2, гл. 2, с. 311.
Дальше он уже ничему не удивлялся. Из-за пруда, из окрашенного в белый цвет домика, на котором красовалась "курица" (так называли кое-где государственного орла), вышел жандарм – словно паук, проверяющий свою паутину.
Герб Австро-Венгрии, эта самая "курица", чрезвычайно напоминал своим видом двуглавого российского орла.