Литература
Рубцов Н. Русский огонек. Стихи, переводы, воспоминания, проза, письма. Вологда, 1994.
Рубцов Н. Улетели листья… М., 1998.
Кожинов В. Николай Рубцов. М., 1976.
Оботуров В. Искреннее слово. М., 1987.
Бараков В. Лирика Николая Рубцова. Вологда, 1993.
Николай Рубцов. Вологодская трагедия. Составитель – Н. Коняев. М., 1998.
А.С. Кушнер
(1936)
Александр Семенович Кушнер в 1959 году окончил филологический факультет Ленинградского педагогического института имени А.И. Герцена и десять лет работал в школе учителем русского языка и литературы.
"Первое впечатление" – так назывался дебютный сборник его стихов 1962 года. Первое впечатление не обмануло: в русской литературе заявлял о себе новый талант, прошедший отличную поэтическую школу – А. Фет, Ф. Тютчев, О. Мандельштам, Н. Заболоцкий, А. Тарковский, Б. Пастернак, А. Ахматова – и при этом не только не потерявший своего лица, но в конце концов по праву занявший место в нашей блистательной философской поэзии.
Времена не выбирают.
В них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
Нет, чем клянчить и пенять
Будто можно те на эти,
Как на рынке поменять.
В стихах Кушнера полно отразилась его личность – человека эрудированного, глубокого, одаренного столь необходимым для художника чувством "соразмерности и сообразности".
Ему счастливо удалось избежать опасностей, подстерегавших русского поэта в двадцатом веке, – социального заказа, внутреннего редактора и т. п. Он оставался совершенно свободным в своем выборе предмета вдохновения – природы, интимных переживаний, конкретных предметных реалий окружающего мира.
Критик И. Роднянская точно подметила: "В первой же книжке Кушнер озадачил критику сфокусированностью взгляда на мелких вещах и вещицах, цепляющегося за пустячные предметы. Со временем слово "пустяк" станет опорным и мотивирующим в лексиконе Кушнера:
…Везде найдется повод
Зацепка, ниточка, предлог,
Пустяк какой-нибудь, хоть оголенный провод,
Чтоб пробежала мысль и заструился ток.
(из книги "Живая изгородь"), – и для своего "пристального зрения с ощущением точности в глазу" он найдет поясняющую формулу: "Я не вещи люблю, а предметную связь // с этим миром, в котором живем" (стих. "Дворец" из кн. "Дневные сны"). Предметная связь – связь психологическая, хорошо освоенная Чеховым и прозой 20 в. (Пруст и др.): какая-нибудь безделица, запах, напев выступают как накопители впечатления, возбудители эмоциональной памяти; "пустяк" генерирует "смысл", когда-то, по смежности, вложенный в него душевным событием".
Эту мысль подтверждает и тот факт, что бурные события конца века редко и мало влияли на творческий процесс Кушнера непосредственно. Его поэтические сборники появлялись независимо от них и достаточно регулярно: "Ночной дозор" (1966), "Приметы" (1969), "Письмо" (1974), "Прямая речь" (1975), "Голос" (1978), "Дневные сны" (1985), "Живая изгородь" (1988), "Ночная музыка" (1991), "На сумрачной звезде" (1994), "Избранное" (1997), "Стихотворения: четыре десятилетия" (2000).
Литература
Кушнер А. Тысячелистник (Книга стихов и эссе). СПб., 1998.
ПэнД. Мир в поэзии Кушнера. Ростов-на-Дону, 1992.
Роднянская И. Кушнер // Русские писатели 20 века. Биографический словарь. М., 2000.
Б. А. Ахмадулина
(1937–2010)
Поэту И. Сельвинскому принадлежит изречение: "Читатель стиха – артист". Может быть для чтения стихов вообще и не нужно быть артистом, но есть поэты, создающие произведения, читать которые без артистизма, без постижения их сложных метафорических образов, действительно, нельзя. Белла Ахатовна Ахмадулина – такой поэт.
Приверженность к изяществу, к грации, особая точность и музыкальность эпитетов, легкий налет архаичности, тонкая стилизация – характерные черты поэзии Ахмадулиной:
Влечет меня старинный слог.
Есть обаянье в древней речи.
Она бывает наших слов
и современнее и резче.
При всей своей лиричности поэзия Ахмадулиной отнюдь не камерная. Многими точками она соприкасается с окружающим миром, ощущая "любви и печали порыв центробежный":
И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы,
природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.И вот тогда – из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
Стихи, проза, эссе Ахмадулиной собраны в книгах – "Струна" (1962), "Уроки музыки" (1969), "Свеча", "Метель", "Сны о Грузии" (все – 1977), "Тайна" (1983), "Сад" (1987), "Побережье" (1991), "Ларец и ключ" (1994), "Созерцание стеклянного шарика" (1997), "Друзей моих прекрасные черты" (1999), "Зимняя замкнутость. Приношение к двухсотлетию А.С. Пушкина" (1999).
Литература
Ахмадулина Б. Собрание сочинений в 3 томах. М., 1997.
Чупринин С. Белла Ахмадулина: я воспою любовь // Чупринин С. Крупным планом. М., 1983.
Винокурова И. Тема и вариации (заметки о поэзии Б. Ахмадулиной). Вопросы литературы. 1995, № 4.
В.С. Высоцкий
(1938–1980)
Владимир Семенович Высоцкий родился и учился в Москве. Окончив в 1960 году школу-студию МХАТа, он стал артистом театра и кино. С 1964 года и до конца жизни Высоцкий работал в театре драмы и комедии на Таганке. Будучи одним из ведущих актеров этого театра, он по праву разделил с ним его громкую славу.
Высоцкий – один из создателей и выдающихся мастеров авторской песни. Вместе с другими бардами он способствовал расцвету и популярности этого жанра. Среди его многочисленных песенных циклов особенное внимание привлекал цикл стихов о войне. "Я пишу так много о войне, – говорил поэт, – не потому, что эти песни – ретроспекции (мне нечего вспоминать…), а это песни-ассоциации, хотя – как один человек метко сказал – мы в своих песнях довоевываем":
И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,
про войну будут детские игры с названьями старыми,
и людей будем долго делить на друзей и врагов.А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,
и когда наши кони устанут под нами скакать,
и когда наши девушки сменят шинели на платьица, -
не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять…
Богатство и разнообразие тем, сюжетов, образов в стихах Высоцкого свидетельствует о зоркости его поэтического зрения, острой наблюдательности. В кого только ни перевоплощался он в своих песнях – во фронтовиков и строителей, альпинистов и шизофреников, спортсменов и алкоголиков, шоферов и моряков, в самолет и микрофон и т. д., и т. п. Но о чем бы ни шла речь в его песнях, это всегда была битва против лжи, фальши, подлости, всегда утверждение высокой справедливости, нравственной чистоты и благородства:
Я не люблю холодного цинизма,
В восторженность не верю, и еще -
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
…………………………………………..Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Досадно мне, коль слово "честь" забыто
И коль в чести наветы за глаза.
Противоборствующие голоса в песнях Высоцкого – будь она лирической или сатирической – отличает искренняя доверительная интонация, которая сочетается с необыкновенной силой чувства, эмоциональным накалом, объяснением "на нерве".
Простота и доступность произведений Высоцкого не должны вводить в заблуждение. Напечатанные на бумаге, "остановленные" строки позволяют глубже вдуматься в смысл сказанного и спетого, по достоинству оценить иронию, сарказм, гротеск, использованные поэтом, отдать должное жанровому богатству его творчества, где представлены городской романс и баллада, элегия и лирическая медитация, сатира и пародия. Обнаруживается, как это всегда бывает с истинной поэзией, что строки, когда-то давно написанные им на злобу дня, по конкретному поводу, имеют еще и общечеловеческий смысл:
Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а так;
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош, -
Парня в горы тяни – рискни! -
Не бросай одного его:
Пусть он в связке одной с тобой -
Там поймешь, кто такой.
Время будет выявлять в стихах Высоцкого все новые и новые смысловые пласты. Еще предстоит оценить его поэтическое мастерство: изобретательность, виртуозность рифмы, необыкновенное ритмическое и строфическое богатство стиха, блестящее владение приемом переноса.
При жизни власти не жаловали Высоцкого: его концерты запрещались, первый сборник стихов смог выйти только уже посмертно, спектакль к годовщине смерти, подготовленный театром на Таганке, был запрещен – "темен жребий русского поэта", как еще много лет тому назад засвидетельствовал М. Волошин. Лишь в 90-е годы те, кто ранее знал Высоцкого только по киноролям и магнитофонным записям, смогли, наконец, по достоинству оценить его поэтическое дарование.
Литература
Высоцкий В. Сочинения в 2 томах. М., 1990.
Высоцкий В. Нерв. Стихи. 12-е испр. издание. Екатеринбург, 1999.
Кулагин А. Поэзия B.C. Высоцкого. Творческая эволюция. М., 1997.
Канчуков Е. Приближение к Высоцкому. М., 1997.
Мир Высоцкого. Исследования и материалы: Альм. Вып. 1–3. М., 1997–1999.
И.А. Бродский
(1940–1996)
Иосиф Александрович Бродский с юношеских лет выстраивал свою жизнь и творчество нетрадиционно, что в те годы было большой редкостью. Из школы он ушел, не окончив восьмого класса, после чего занялся самообразованием. Его творчество доказывает, что это далеко не худший путь для человека, алчущего знаний, да и преподавание в американских университетах свидетельствует о том же. На хлеб насущный будущий поэт зарабатывал, скитаясь по стране и меняя профессии – кочегара, фрезеровщика, матроса, смотрителя маяка. Позднее начал овладевать искусством переводчика.
В последние годы жизни вокруг А.А. Ахматовой в Петербурге сложился кружок молодых поэтов – И. Бродский, А. Найман, Е. Рейн, Д. Бобышев, – который она называла "волшебным хором". Впрочем, отдавая впоследствии должное своему общению с великим поэтом, Бродский с первых шагов в поэзии отгораживался от любых попыток, увязывать свое творчество с какими бы то ни было традициями. Нобелевскую лекцию он начал с признания в неловкости, какую испытывает, оказавшись на столь высокой трибуне. Он говорил о том, "что – по причинам прежде всего стилистическим – писатель не может говорить за писателя, особенно – поэт за поэта; что, окажись на этой трибуне Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Роберт Фрост, Анна Ахматова, Уистан Оден, они невольно говорили бы именно за самих себя и, возможно, тоже испытывали бы некоторую неловкость.
Эти тени смущают меня постоянно, смущают они меня и сегодня. Во всяком случае они не поощряют меня к красноречию. В лучшие свои минуты я кажусь себе как бы их суммой – но всегда меньшей, чем любая из них в отдельности".
В начале 1964 года Бродский был арестован по ложному доносу и осужден на пять лет ссылки за тунеядство. Этот позорный приговор вызвал всеобщее возмущение, и через полтора года поэт, отбывавший ссылку в Архангельской области, был освобожден.
Первый сборник Бродского "Стихотворения и поэмы" (1965) вышел в Нью-Йорке. К этому времени формирование его поэтики можно считать завершенным. Поэт создал свой художественный мир, в реальность которого верится подчас больше, чем в реальность окружающей действительности. Это впечатление еще усиливается благодаря тому, что Бродский редко пишет о том, что занимает поэтов-современников, имея на немногие общие темы свой оригинальный взгляд. Он предпочитал большие по объему (15–20 строф) стихотворения, которые предоставляли ему пространство для углубленного размышления и художественного эксперимента (ритм, рифма, перенос и т. п.) – "Большая элегия Джону Донну", "Речь о пролитом молоке", "Горбунов и Горчаков" и другие.
В 1972 году Бродский эмигрировал. Несколько лет он работает в США. В 1977 выходят две его книги – "Конец прекрасной эпохи" и "Часть речи". В оценке настроения, пронизывающего эти сборники (особенно – второй), можно согласиться с А. Кушне-ром: "Бродский – поэт безутешной мысли, поэт едва ли не романтического отчаяния. Нет, его разочарование, его скорбь еще горестней, еще неотразимей, потому что в отличие от романтического поэта ему нечего противопоставить холоду мира: "небеса пусты", на них надежды нет, а "холод и мрак" в своей душе едва ли не сильнее окружающей стужи".
Это настроение – результат раздумий над судьбой мира, где разорваны связи между людьми и народами, а человеческое существование лишено опоры. Бродский ироничен. Эта особенность его поэтики явственно обнаруживается, например, в "Двадцати сонетах к Марии Стюарт":
Я вас любил. Любовь еще (возможно,
что просто боль) сверлит мои мозги.
Все разлетелось к черту на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
с оружием. И далее, виски:
в который вдарить? Портила не дрожь, но
задумчивость. Черт! Все не по-людски!
Я вас любил так сильно, безнадежно,
как дай вам Бог другими – но не даст!
Он будучи на многое горазд,
не сотворит – по Пармениду – дважды
сей жар в крови, ширококостный хруст,
чтоб пломбы в пасти плавились от жажды
коснуться – "бюст" зачеркиваю – уст!
Обращает на себя внимание свобода, с которой художественная мысль поэта перемещается во времени и в пространстве. Щедро представлены в творчестве Бродского библейские образы и мотивы.
С середины восьмидесятых поэт начинает писать и по-английски. Выявился еще один жанр, где он заявил о себе как подлинный мастер, – эссе: книги "Меньше, чем одна", "О печали и разуме".
В 1987 году Бродскому присуждается Нобелевская премия. Традиционная для лауреатов лекция сформулировала основные положения его эстетики, особенно в части, касающейся языка. С этого же года началась широкая публикация стихов поэта в России.
Последнее десятилетие отмечено большим интересом к наследию Бродского: издается семитомное собрание его сочинений, печатаются материалы о жизни и творчестве – сборник "Иосиф Бродский: труды и дни", книга С. Волкова "Диалоги с Иосифом Бродским". В результате наконец-то воссоздается в ее истинном виде фигура И.А. Бродского – первого российского поэта конца двадцатого века.
Литература
Бродский И. Труды и дни. М., 1998.
Бродский И. Сочинения в 7 томах. Тома 1–6. М., 1997–2000.
Стрижевская И. Письма перспективы: о поэзии Иосифа Бродского. М., 1997.
Боткин Л. Тридцать третья буква. Заметки читателя на полях стихов Иосифа Бродского. М., 1997.
Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М., 1998.
Раздел III
Поэзия "Бронзового века"
"Лицом к лицу лица не увидать", однако последнюю треть двадцатого столетия все чаще называют "бронзовым веком" русской поэзии. Время, конечно, проверит "степень блеска", но уже сейчас одной из важнейших характеристик эпохи следует признать необычайное многообразие, многоцветье и "многолюдье" поэзии этого периода.
Поэтическое слово всегда быстрее приходило к читателю (слушателю), чем прозаическое. Нынешнее же развитие коммуникационных систем – в условиях отсутствия идеологической (а нередко и моральной) цензуры – сделало процесс публикации свободным, мгновенным и глобальным (ярчайшее свидетельство – динамичное распространение поэзии в сети Интернет). Однако говорить о каком-либо "поэтическом буме", подобном "оттепель-ному", не приходится. Говорить надо скорее о постепенном возвращении поэтического (и вообще литературного) развития в естественное русло. Публикующих стихи становится больше, читающих – меньше. А значит, формула Е. Евтушенко [см: "Шестидесятники – эстрадные лирики"] "Поэт в России – больше, чем поэт" утрачивает свой вневременной смысл, локализуясь в конкретно-исторических рамках. Не настает ли время иной формулы, предложенной И. Бродским: поэт "меньше, чем единица"?
В этой связи возникает "проблема авторского поведения" (С. Гандлевский). Коль скоро идея общественного служения поэта уступает идее создания новых эстетических ценностей, то и поэту в реальной жизни, и лирическому герою в тексте все труднее самоопределяться привычным, "классическим" образом. Трудно представить себе сегодня лик поэта – "пророка" – и "глаголом жгущего сердца людей", и "посыпающего пеплом… главу", и идущего на распятие с миссией "рабам земли напомнить о Христе" (варианты XIX века). Но и "агитатор, горлан-главарь", и затворник, не знающий, "какое… тысячелетье на дворе" (варианты XX века), в последние десятилетия в лирике не заметны. Кто же заметен?
Если не рассуждать об иерархии, не определять "короля поэтов", а искать наиболее оригинальные версии нового лирического героя, то в 70-е годы на эту роль мог бы претендовать герой Юрия Кузнецова (р. 1941). Это поэт, "одинокий в столетье родном" и "зовущий в собеседники время"; это "великий мертвец", раз за разом "навек поражающий" мифологическую "змею" – угрозу миру; это в прямом смысле сверхчеловек: над человеком, в космосе находящийся и масштабами своими космосу соразмерный. "Прохожим или бесом" ему вручено "орлиное перо, упавшее с небес":
– Пиши! – он так сказал и подмигнул хитро. -
Да осенит тебя орлиное перо.Отмеченный случайной высотой,
Мой дух восстал над общей суетой.Но горный лед мне сердце тяжелит.
Душа мятется, а рука парит.
Назовем этот вариант вариантом укрупнения и отдаления лирического героя.
Напротив, ставшие широко известными уже в 80-е годы поэты-концептуалисты (главным образом Д. Пригов и Л. Рубинштейн), продолжая линию "Лианозовской школы" (см.) и конкретной поэзии, почти (или совсем) растворили свой голос в голосах вообще, в языке как таковом. Они то надевают некую типовую маску (Пригов в маске недалекого обывателя), то устраивают целое "карнавальное шествие" многоголосого "не-я" (Рубинштейн). [Подробнее см.: "Концептуализм".]
Совсем иной стиль авторского поведения в той среде, которую создает возрождающаяся духовная поэзия. В 80-90-е годы в русле этой традиции активно и заметно работают 3. Миркина, Л. Миллер, С. Аверинцев, В. Блаженных, О. Роман и другие. Их объединяет традиционно-религиозное, близкое к каноническому понимание места человека в мире, и поэт в их стихах не претендует на какую-то особую выделенность.
Поэзия – не гордый взлет,
а лишь неловкое старанье,
всегда неточный перевод
того бездонного молчанья, -
"неловкое старанье" в этих стихах 3. Миркиной очень точно передает христианское самоопределение поэта.