Чтобы уравновесить переменчивость как жизненный принцип и непостоянство как угрозу жизни, укрепить веру человека в себя, Петр политизирует искусство: дидактизм и панегиризм, выполнение социального заказа становятся его неотъемлемыми чертами (это, прежде всего, характерно для литературы). "Искусство, – замечает Л. С. Выготский, – есть социальное в нас… Социальное и там, где есть только один человек и его личные переживания".
В поисках наиболее адекватного воплощения и пропаганды своих замыслов и идей Петр I обращается к разным родам искусства: театру, литературе, живописи, искусству фейерверка и т. д. И далеко не все они оправдали расчёты венценосного заказчика, о чём существует специальная литература, которую мы не будем здесь рассматривать. Петру нужен был такой род искусства, который бы наиболее быстро реагировал на всё происходящее в державе, доходчиво разъяснял полезность его деяний, влиял на широкие массы подданных.
Надежды Петра на театр не оправдались: публичный театр Кунста-Фюрста просуществовал недолго, придворный и школьный театр были социально ограничены: зрителями являлись двор и школяры.
Пётр с надеждой обратил свои взоры на литературу. Но светская поэзия переживала процесс становления, а силлабо-церковная, наоборот, – процесс кризиса; оригинальная проза ("гистории") отвечала запросам времени, но она была рукописной и не имела сколько-нибудь значительной читательской аудитории. Петру не оставалось ничего другого, как сделать ставку на традиционный, идущий из глубины веков жанр – "слово", "речь", проповедь, которые в первой трети XVIII в. стали публицистическими. Для Петра I важнейшим из всех искусств явилось "слово" – речь, проповедь.
Иосиф Туробойский, Стефан Яворский, Гавриил Бужинский, Феофилакт Лопатинский, Феофан Прокопович, Иоанн Максимович, юный Антиох Кантемир и многие другие ораторы первой трети XVIII в. воспели петровские преобразования, победы русского оружия на поле брани, Петра как вершителя и вдохновителя.
Но человека эпохи замечательно запечатлел лишь Феофан Прокопович. Ближайший сподвижник Петра, он сумел не только увидеть и понять существо происходящего в России, но и принять реформы. Отходя от традиций барокко, художник в доступной для большинства слушающих форме (с опорой на примеры, конкретику) рисует образ нового человека. Не приемля обилия изобразительных средств, аллегорий и других поэтических излишеств, Феофан Прокопович в духе предклассицизма живописует не только Петра, но и Меншикова, Екатерину I; даже царевич-младенец Петр Петрович олицетворяет у него человека нового времени. "Начинает складываться новый, рационалистический подход к явлениям действительности с его просветительским пафосом, стремлением к ясности изложения и нормативностью поэтики".
Ораторская проза запечатлела сильного, целеустремлённого человека на троне и подданных ему подстать, преданных государю и отечеству. Этим людям не свойственны сомнения, рефлексия, изнеженность чувств: определённость в душевном состоянии и поступках – основное их качество, цементируют которое гражданский долг и патриотизм. Отсюда, человек Петровской эпохи – это человек поступка, действия, активной формы жизни, сильной воли, ясного разума. Он сугубо рационалистичен, безгранично верит в возможности "острого" разума и свои силы. Он может всё. Деятельность Петра на протяжении трёх десятилетий блестяще подтверждала это.
Человек Петровской эпохи – открытый человек: он – в миру и на миру. Религиозен ли он? – не праздный вопрос. Конечно, да, – но религиозность его особого рода: он страшится не очень понятного ему потустороннего мира, он не может многого объяснить в сем подлунном мире, однако готов на борьбу с суевериями, мистикой, судьбой, бросая вызов року и, кажется, самой смерти.
Антитеза "свет – тьма" – самый модный образ эпохи: человек побеждает тьму старины, символизирующей неверие, обскурантизм, невежество, ради света знаний, нового, того, что, по мнению Феофана Прокоповича, несёт счастье и славу России.
Даже смерть Петра не способна поколебать устои нового человека. "Скорбим и сетуем, но не яко окамененнии; плачим и рыдаим, но не яко отчаяннии; тужим от горести сердца, но не яко немии и чувств лишившиися" (129). Дела Петровы – ярчайшее свидетельство его жизни в веках; каменной твёрдостью отличается все то, что он совершил в России. Родился ещё один миф: Петр "самих нас лучших нам сотворив" (II, 168). Всем россияне обязаны ему, все мы – "птенцы гнезда Петрова".
Миф жив до сих пор – так силён и обаятелен образ человека Петровской эпохи.
* * *
Ораторская проза Петровской эпохи самоценна, при этом несомненно её влияние на другие виды русского искусства первой трети XVIII в.
Несомненно влияние ораторской прозы на русскую драматургию и русский театр: их взаимодействие, поэтика ораторского искусства, такие элементы её структуры, как риторические вопросы, восклицания, композиция "речей"-монологов героев, прологи и эпилоги и т. д., давно стали принадлежностью поэтики русского школьного театра, всей ранней русской драматургии.
"Слова" и "речи" ораторов Петровской эпохи оказывали влияние и на устройство триумфальных врат, на композицию театра-фейерверка, на гравюру.
Ораторская проза как ведущий вид искусства Петровской эпохи повлияла и на русских классицистов: А. Д. Кантемир, В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков сами были авторами "слов" и "речей", нашедших отзвук в их поэтических системах.
Нам импонирует точка зрения В. П. Гребенюка, который считает, что "наряду с художественными приёмами искусства барокко в начале XVIII в. начинает складываться новый рационалистический подход к явлениям действительности с его просветительским пафосом, стремлением к ясности изложения и нормативностью поэтики.
Главным представителем этого, только что начинающего формироваться направления был Феофан Прокопович.
Рационализм его панегирических слов, их ёмкая содержательность и публицистичность пришлись по душе политику-рационалисту Петру I, который искал и ждал от искусства, прежде всего, реальной пользы. Рационалистическая направленность искусства отвечала насущным требованиям жизни более, нежели схоластическая символика барокко". Феофан Прокопович-теоретик не только в своей "Поэтике", но и в "Риторике" отстаивает как раз эти принципы: ясность, чёткость, логичность изложения.
Барочные элементы (аллегории, символы, эмблемы, чрезмерная изощренность стиля, антитеза не только как основной художественный приём, но и как мировоззренческая ипостась) становятся частью поэтики русского предклассицизма, главной фигурой которого явился идеолог эпохи, ближайший сподвижник Петра Великого, публицист, драматург, поэт Феофан Прокопович. Его ораторское искусство ещё в большей степени, нежели драматургия и поэзия, встало на защиту идей абсолютной монархии и реформ Петра.
В ораторском искусстве Петровской эпохи, во всём литературном творчестве этого периода активно идёт диалог между культурой духовной и светской, спор о ценностях и приоритетах.
У данного диалога есть своя предыстория, уходящая в глубь веков; мы остановимся на второй половине XVII в., так как идейную подоплеку петровских преобразований нужно искать там.
Борьба "грекофилов" и "латинствующих", раскол как наиболее трагическая часть наследия, доставшаяся Петру, духовный кризис, надрыв стали знаками кануна преобразований. "Надлежало искать выход, – замечает А. М. Панченко, – и прежде всего в сфере идей". На смену Слову пришла Вещь; практицизм стал мировоззрением Петра и его эпохи. Параллельно с этим шёл процесс борьбы за веротерпимость (не случайно Пётр не придавал серьёзного значения ни спорам "папежников", ни старообрядчеству).
После путешествия в Голландию и знакомства с работами Пьера Бейля и Джона Локка Пётр и его окружение выдвинули на авансцену проблемы толерантности; определился примат светской власти над церковной, светские догматы стали ведущими.
Конечно, "никто не отважится, – констатирует А. М. Панченко, – назвать её (Петровскую эпоху. – О.Б.) эпохой терпимости", но была сделана очень серьёзная заявка на это.
Ярчайшими участниками диалога культур в Петровскую эпоху являлись Пётр I и Феофан Прокопович.
Выполняя социально-политический заказ Петра I, оратор трансформирует жанры "слова" и "речи". "Произнесённые с амвона… "слова" Феофана были по существу полны чисто гражданским содержанием".
Являясь по своим теоретическим взглядам предклассицистом, Феофан Прокопович как художник эволюционировал от барокко к классицизму, что наглядно демонстрирует его ораторская проза.
Наряду с сугубо церковными проповедями (на протяжении всей своей жизни он являлся служителем церкви) в его наследии большое место занимает политическое красноречие.
* * *
Киевский период в творчестве Феофана Прокоповича охватывает 1704–1716 годы.
Теория ораторского искусства разработана Феофаном Прокоповичем в его известных трактатах "De arte poetica" (1705) и "De arte rhetorica" (1706), каждый из которых по тому времени был глубоким новаторским курсом и имел большое влияние на теорию и практику словесного творчества XVIII в. Феофан Прокопович решительно порывает с традициями церковного красноречия как России, так и Запада.
Исследователи противоречиво оценивают ораторскую прозу Феофана Прокоповича киевского периода.
И. Чистович, П. Морозов, Ю. Самарин, П. Пекарский, Н. Гудзий считали, что новое вино налито в старые меха, т. е. Феофан Прокопович, приверженец петровских реформ, говорит о новом в духе традиционных церковных проповедей.
Н. Д. Кочеткова осторожно замечает, что "в киевский период Феофан как проповедник придерживался ещё в основном правил, предписывавшихся схоластической наукой".
Т. А. Автухович намечает эволюцию жанра проповеди, пишет о "тенденции к преодолению этого стиля" (барокко. – О.Б.) в киевских проповедях Феофана Прокоповича, хотя большинство из них, по мнению исследовательницы, "учительные", "в них проводятся традиционные религиозные идеи…", "однако способ их изложения далеко не традиционен".
А. С. Елеонская, исследуя ораторскую прозу XVII в., считает, что наряду с глубоко новаторскими чертами Феофан "не выпадает из традиций русской ораторской прозы".
К. В. Пигарев, В. И. Фёдоров пишут о решительной трансформации проповеди Феофаном Прокоповичем в новый, полный "чисто гражданским содержанием" жанр – "слово". Большая часть дошедших до нас проповедей Феофана Прокоповича киевского периода посвящена сугубо богословским и церковным проблемам. Теологические проблемы доминируют в богословских проповедях киевского периода, хотя и среди них есть мастерски созданные произведения ораторского искусства. В них затронуты традиционные для служителя церкви темы об аде и рае, о страшном суде ("Слово в неделю богатого" – III, 254–263; "Слово о множестве осужденных" – III, 287–302); о грешнике, греховных болезнях и исцелении от них ("Слово в неделю 23" – III, 264–277); о загробной жизни и необходимости готовиться к ней на земле ("Слово о памяти смертней" – III, 278–286); о любви к Богу ("Слово о любви к Богу" – III, 288–301); о разных видах греха ("Слово о ненавидении греха в неделю 29" – III, 306–320); о православной церкви ("Слово в неделю православия" – III, 303–317); о деве Марии ("Слово в день благовещания пресвятыя богородицы" – III, 319–333).
"В них (этих проповедях. – О.Б.), – указывает Т. Е. Автухович, – проводятся традиционные религиозные идеи: жизнь – подготовка к смерти, смерть – расплата". На наш взгляд, этих идей, пусть и сугубо религиозных, значительно больше, а многие из них перерастают чисто религиозные рамки и приобретают общечеловеческий смысл. Проповедник рассуждает о времени и пространстве: так, говоря о вечности мук адских, он рефреном повторяет фразу "потекут веки аки часы" (III, 261). Часто Феофан Прокопович отходит от церковных догматов и рассуждает по-житейски, на обыденном уровне в связи с той или иной фразой из Библии. Как исцелиться грешнику? – обращается оратор к "слышателям" и на равных с ними, как бы советуясь, отвечает: главное лекарство – милосердие, правосудие, послушание (III, 266–267). Богословские проповеди изобилуют цитатами из Священного Писания, из поучений отцов церкви, но и примерами из всемирной истории, ссылками на Платона, Пифагора, Цицерона (см.: III, 285–286 и мн. др.), что так характерно будет для всего творчества Феофана Прокоповича, в том числе и художественного творчества.
Весьма изящно, эстетически и этически красиво "Слово о любви к Богу". Для Феофана Прокоповича всегда был чрезвычайно важен эстетический момент в вере, обрядах. Бог для него не только "самая бесконечная доброта", но и "самая красота неизреченная", "сотворенное изящество от сея неизглаголанныя красоты" (III, 290). Здесь же даются ссылки на Анаскогора, Цицерона, Демосфена, но даже эти мыслители, по Феофану Прокоповичу, не смогли бы найти слов, чтобы выразить любовь к Богу, сказать о красоте этой любви (III, 293). Феофан Прокопович, оттолкнувшись от богословского постулата и религиозной темы, обращается к этическим, моральным категориям: рассуждает о пьянстве, сквернословии, воровстве, любодеянии, но и о доброте, красоте, милости, щедрости.
Используя антитезу, оратор говорит о грешниках, что они "аки свинии в таковом блате любят валятся" (III, 308), наоборот, добродетель – синоним красоты: "красна бо есть на теле, красна в речах, красна во внутренних, красна и во внешных действиах, красна во всех поступках, красна в небесных умозрениях, красна в любви к Богу и в любви к ближнему: наконец красна в состоянии щастливом, красна и в случаях неблагополучных" (III, 312).
То есть Автухович отмечает, что в киевских "словах" и "речах" Феофана Прокоповича весьма ощутимо влияние стиля барокко: "Автор драматизирует проповеди, повышая эмоциональность "слов" и психологическим началом, и развёрнутыми примерами, и живописными описаниями страданий грешников. Возвышенный пафос у него сочетается с натуралистическим освещением отвлеченных нравственных понятий". Антитетичность, разведение понятий, цвета, природных явлений и т. д. по полюсам является доминантой в поэтике ораторской прозы Феофана Прокоповича киевского периода.