Итак, загадочное описание, с одной стороны, рассчитывает на ссылку вне себя – на то она и загадка, которая ждет разгадки, а с другой, таит в своем строе отнесенность к некоторой независимой, имманентной смысловой области. Наше представление о зиянии в смысловой структуре феномена загадки начинает содержательно углубляться. Оно задает нам новую проблему.
Поставив вопрос о подчинении усилий по упорядочению мира загадки имманентному порядку исследования, в частности морфологически обоснованной классификации, мы оказываемся на пороге перехода от классификации к таксономии. Любой удобный способ размещения некоторого материала представляет собой классификацию. Хорошая классификация – это удобная кладовая, которую отличает четкость плана и компактность. Но классификация может быть навязана предмету, может пользоваться признаками поверхностными и даже случайными, если они ведут к удобной аранжировке многокачественного множества. Иное дело таксономия. Таксономия – это классификация, соответствующая внутреннему строю предметной области; она не только упорядочивает ее, но раскрывает естественный строй предмета. Правильное установление таксономических классов растений и животных – одно из величайших достижений в истории науки. И эта задача так сложна, что требует постоянной бдительности ученых; на каждом новом шагу взывает она к пересмотрам и поправкам. Открытие новых видов и подвидов то и дело ведет к обсуждению морфологических оснований выделения видов и подвидов. Априорной теории таксономии живой природы не существует. Таксономия живой природы возникла на основе и в сочетании с изучением морфологии организмов и формированием самой концепции организма. Организм же в свою очередь подразумевает то, как функции его частей сочетаются с формой и структурой целого. Так, передние конечности у человека выполняют совсем иные функции, чем у остальных млекопитающих и, соответственно, их малые морфологические отличия имеют повышенное значение. Словом, таксономия, морфология и понимание функций неразрывно связаны. Аналогичным образом таксономия загадки откроется нам там, где принципы классификации сольются с морфологическими представлениями, а морфология в свою очередь уточнится в связи с функциями целого и частей в этом целом.
13. Классификация по Арчеру Тэйлору, или О непреднамеренных и счастливых результатах научных поисков
А об ослицах, которые пропали у тебя уже три дня, не заботься: они нашлись.
1 Царств, 9:20.
Арчер Тэйлор – ученый, достигший больше того, на что он претендовал. По следам Леманна-Нитше он сделал следующий шаг в деле классификации загадки; при этом его классификация открыла перспективу перехода к таксономии, которая едва ли просматривалась в работе его предшественника.
Как и у Леманна-Нитше, классификационные усилия Тэйлора были направлены на практическую организацию того материала, из которого составилось собрание, появившееся под названием "English Riddle from Oral Tradition" (1951). То обстоятельство, что полторы тысячи англоязычных загадок в нем сопровождаются большим числом разноязычных и разнокультурных параллелей, свидетельствует в пользу того, что систематика Тэйлора может рассматриваться по крайней мере как возможность движения в универсальном направлении.
Сам Тэйлор дал характерную для его стиля скромную оценку своих усилий:
Организация собрания загадок связана с рядом трудностей. Старая алфавитная классификация по разгадкам или начальным словам разлучает близко родственные тексты и совершенно неприемлема. <…> Удовлетворительная система должна объединять загадки, описывающие предмет одинаковым образом, независимо от разнообразия разгадок. Я позаимствовал такую систему из аргентинского собрания Роберта Леманна-Нитше. Она пренебрегает разгадками, вспоминая о них разве что в виду вспомогательных функций. Фундаментальная концепция, на которой покоится загадочное сравнение, определяет место конкретной загадки. (Тэйлор 1951: 3)
Запомним это выражение "фундаментальная концепция, на которой покоится загадочное сравнение" – оно станет для нас ключевым.
На самом деле Арчер Тэйлор модифицировал систему Леманна-Нитше. С виду скромная, эта модификация существенно изменила угол зрения. Как и Леманн-Нитше, Тэйлор не нашел единого основания для своей классификации, и также, как тот, смирился с необходимостью опираться на два разных основания – где не срабатывало одно, действовало другое. Однако он сформулировал свои основания несколько иначе, так, что они оказались уже не совсем чужды друг другу. А еще важнее то, что саму свою систему классификации Тэйлор осмыслил как систему родства, а не только схему формальной упорядоченности. Это важно, потому что именно идея родства ведет от представления о жанре как условности к идее жанра как рода, живого генетического единства, и от формальной классификации к таксономии.
Тэйлор распределил все свое объемистое собрание загадок по 11 классам, которые распадаются на две группы. Первую группу составляют 7 классов, которые, подобно первым 4-м классам Леманна-Нитше, охватывают загадку, пользующуюся для описания загаданного предмета таким метафорическим предметом, который поддается классификации. Вот эти классы: I) нечто живое, II) животное, III) несколько животных, IV) человек, V) несколько человек, VI) растение, VII) неодушевленный предмет. Во вторую группу попадают загадки, метафорический предмет которых избегает опознавания и поэтому признаками классификации берутся типы несовместимых характеристик: VIII) перечень нестыкующихся сравнений, IX) несуразная форма или нескладные формальные функции, X) непонятная перемена цвета, XI) несовместимые действия. Эта группа подобна группе классов VVII у Леманна-Нитше: она опирается на типы характеристик предмета (а не на характер самого предмета), но признаки для выделения классов выбраны по-иному.
Важное отличие тэйлоровой системы от предшествующей появляется в 1-й группе классов на уровне подклассов, то есть на 2-м уровне классификации. Принцип выделения подклассов здесь такой же, что применен для 2-й группы уже на начальном уровне: классифицируются типы противоречивости, или инконгруэнтности, описаний. Там, где у Леманна-Нитше в 1-й группе на 2-м уровне классификация обращается к эмпирическим характеристикам метафорических предметов, там Тэйлор применяет структурный принцип, подобный тому, что он установил в своем морфологическом анализе загадки – инконгруэнтность высказывания. Пример загадки из 1-й группы тэйлоровых классов (IVII): Т3. What has head, / But no hair? – Pin (Что имеет голов[к]у, но без волос? – Булавка). Загадка классифицируется следующим образом: она относится к I) классу, охватывающему сравнения с живым существом, и к подклассу, определяемому некоторым инконгруэнтным соотношением: один член описываемого предмета присутствует, другой, который нормально предполагается сопутствующим, отсутствует. Таких типов инконгруэнтности вообще много, поэтому они не удобны для первичной классификации, удобны для этой цели типы метафорических предметов – их всего 7. Типы инконгруэнтности внутри каждого из этих классов по отдельности легче ограничить.
Иначе дело обстоит во 2-й группе, то есть в следующих 4 классах: тут у Тэйлора принципиальных расхождений с Леманном-Нитше нет, тут инконгруэнтные характеристики поддаются компактной классификации (Тэйлор распределил их всего по 4 типам), тогда как метафорический предмет, к которому они относятся, в своей неопределенности ускользает от предметной классификации. В этих условиях тип инконгруэнтности берется в качестве базового для классификации – он определяет начальный ее уровень. Таким образом, принцип, легший в основу выделения второй группы классов (VIII–XI), с самого начала является морфологическим. Пример загадки из второй группы классов: T1449. When it goes in, / it’s stiff and stout, / When it goes out, / It’s floppin’ about. – Cabbage (Пока он там, / Он крепок и прочен, / Оттуда достал, / А он вял. – Капуста). Ввиду того, что метафорический предмет здесь не ясен, класс определяется сразу по связанности казалось бы несвязанных характеристик места и состояния (IX).
Итак, принципиальный для загадки морфологический принцип классификации – инконгруэнтность загадочного описания – применен на 1-м уровне во 2-й группе классов (VIII–XI) и на 2-м уровне в 1-й группе классов (I–VII) – так что этот принцип оказывается пронизывающим всю классификацию Тэйлора. Таким образом, между двумя группами классов имеет место не полная разнородность, как у Леманна-Нитше, а относительное различие. За тэйлоровой классификацией просматривается следующая концептуальная матрица:
Эта схема демонстрирует следующие особенности классификации по Тэйлору: типы инконгруэнтности описания принимаются во внимание во всех классах; но для 1-й группы это происходит на втором уровне, а для 2-й группы – на 1-м; для 1-й группы исходным является 1-й уровень классификации, для 2-й группы – 2-й уровень.
Привожу еще два примера загадки для разъяснения предложенной схемы: первая – с легко определимым и классифицируемым инструментальным предметом, вторая – с ускользающим:
TIV,544. Old man in his room and the beard out in the hall. – Ear of corn (Старик в горнице, а борода за оконницей [буквально: в сенях]. – Початок кукурузы). Парадигма этой загадки в классификации Тэйлора определяется так: уровень 1: инструментальный предмет – человек (класс IV); уровень 2: тип инконгруэнтности описания – противоречивое взаимное расположение частей.
ТXI,1662. One man can carry it upstairs, / A thousand man can’t bring it down. – Needle (Один человек может поднять это по лестнице, а тысяча не спустит вниз. – Иголка). Парадигма: уровень 1: неясно, о чем идет речь – о предмете или живом существе, о человеке или животном, так что на этом уровне класс не определим и остается пустым; поэтому определение класса начинается на 2-м уровне: тип инконгруэнтности описания – два несовместимых условия действия (иголка совместима с первым способом действия и несовместима со вторым); так выделен класс XI.
Словом, Тэйлор всюду сортирует загадки в отношении к одной и той же двухуровневой схеме, которая отмечает 1) тип метафорического предмета, 2) тип инконгруэнтности; при этом начало классификации падает на тот из двух уровней, который отчетливее. Иначе говоря, тэйлорова классификация спроектирована в раздваивающейся на поверхности форме, но по существу в основе ее лежит цельная концепция. При этом именно фундаментальный морфологический принцип загадки – инконгруэнтность описания – является неизменным классификационным ориентиром на всем пространстве жанра.
Снова возникшее понятие инконгруэнтности должно напомнить нам о тех случаях, когда мы уже применяли это понятие к загадке. Но статус и функции обозначаемого им явления в данном случае иные, скорее, противоположные. Если во всех прежних случаях инконгруэнтность выступала как характеристика тщательно скрываемого зияния, то в данном случае перед нами мнимое зияние – тщательно разыгрываемое, но обманное: его задача скрыть то действительное взаимное несоответствие модальностей описания – метафорической и буквальной, – которое лежит в основе морфологии загадки по Тэйлору. Это обстоятельство поднимает понятие зияния на новую степень важности и подтверждает его ключевой характер.
Обнаружив в основе классификации Тэйлора разновидность основного морфологического принципа загадки, мы получаем углубленное представление о единстве жанра народной загадки. Если Роберт Леманн-Нитше впервые продемонстрировал неожиданную возможность классифицируемости обширного корпуса народной загадки, то Арчер Тэйлор сделал и вовсе удивительную вещь: он открыл перспективу классифицируемости загадки в формах, имеющих таксономическую ценность. Тэйлорова классификация основана на представлении о морфологии загадки и демонстрирует систему морфологического родства, пронизывающего всю область загадки. Если вдуматься в суть того, как представил нам загадку Тэйлор, то его классификация открывает не просто некоторый порядок, а нечто гораздо большее; она напоминает ту картину живого мира, которую начертал Карл Линней в своей классификации растительного мира: пред нами не удобно организованная кладовая, а система родственных явлений. Тут перед нами родство генетического порядка – глубокое и таинственное родство. Классификация Тэйлора указывает на условия генерирования загадки.
На основе проделанного анализа мы можем сформулировать следующие тезисы:
(g) Всю область народной загадки пронизывает компактная система морфологического родства, уподобляющая данный жанр биологическому роду, в котором виды указывают на общее происхождение и морфологическую сопоставимость.
(h) Инструментальные, метафорические предметы загадочного описания образуют некоторую особенную область, пронизанную ограниченными структурно-смысловыми закономерностями, что отличает ее от открытой области предметов разгадки.
14. Пост-тэйлорианская перспектива. Еще немного рефлексии
И днем и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом.А. С. Пушкин, "Руслан и Людмила".
Теперь нам нужно оглянуться на проделанный нами извилистый путь по территории изучения загадки, но не на прощанье, а чтобы еще покружить, внимательнее вглядываясь в значимость тех поворотов, которые осуществлялись исследователями, ведомыми своими ограниченными задачами и не склонными к рефлексии. Наша задача – отрефлектировать этот путь поглубже. Каждая удача в истории исследования загадки может сказать о природе нашего предмета больше, чем это было видно достигшему ее, а каждое заблуждение стать порогом открытия новых задач.
Загадка представляет собой загадку более, чем в одном смысле. В качестве вопроса, требующего ответа, она приглашает нас поверить, что она находится на службе у ответа, разгадки. Но внимательный обзор любого корпуса загадок в том виде, как они записаны фольклористами, заставляет усомниться в этой очевидности. Оказывается, что загадка служит своей объявленной цели как бы неохотно, – об этом свидетельствуют различные ответы на одно и то же описание, регистрируемые в разных местах, а порой и в одном и том же. У загадки нет обязательного один-к-одному отношения с разгадкой; она до известной степени равнодушна к выбору одной из возможных разгадок. Как тут не усомниться в расхожем представлении о том, что загадка находится на службе у разгадки? Загадка путешествует из селения в селение и из культуры в культуру, бросая по пути старые разгадки и обретая новые. Загадка и разгадка оказываются неравными партнерами. Всё здесь оказывается не таким, как кажется на первый взгляд.
Смысл отношения между загадкой и разгадкой чаще всего понимается упрощенно, а между тем он интригующ и драматичен: он открывает глубокий разрыв, зияние. Без рук, без ног – / На бабу скок. – Коромысло. Разгадать эту загадку невозможно – информация недостаточна. Но одновременно тут и излишек информации: понятно, что без ног не прыгнешь, но к чему без рук? Загадочное описание при том, что оно как будто указывает в сторону разгадки, содержит, с одной стороны, некоторый недостаток означения для разгадывания, с другой – некий его избыток, этой задаче не подчиненный. Загадочное описание, таким образом, имеет свой собственный, относительно независимый уровень и порядок означения. За структурным неравенством между двумя частями загадки скрывается более глубокое – онтологическое. Загадка и разгадка принадлежат различным порядкам означения (сигнификации).
Это усмотрение оказалось важным при решении практической задачи создания классификации, позволяющей компактное расположение полевого материала загадки в виде собрания. Только отставив разгадку и сосредоточив свое внимание на загадочном описании, фольклористам удалось найти стройную классификацию загадки. В результате обозначился вопрос: что представляет собой загадочное описание в качестве законченного текста? Установление внутренней стилистической разнородности текста описания привело сначала Петша, а затем Тэйлора к обнаружению его внутренней структуры и к морфологическому представлению о загадке как жанре. А усилия по созданию компактной классификации привели к картине, очень похожей на таксономию всей загадочной области, то есть к представлению, что вся она пронизана единой системой родства, сказывающейся в материале и структуре.
Если вдуматься в это удивительное открытие, то неминуем новый ряд вопросов. Почему так должно быть? Почему выбираемые загадочным описанием инструментальные предметы и способы их представления должны принадлежать системе классов, ограниченных в материале и структуре? Это еще более удивительно, если осознать, что материал и структура загадочных описаний охарактеризованы Тэйлором в содержательном плане. Именно так: Арчер Тэйлор дал не только формальную классификацию загадки, но и четко назвал круг содержательных характеристик инструментальных предметов, используемых загадкой, и способов их представления.