В последние два года жизни Гоголь много путешествовал по России, по монастырям, особенно часто бывал в Оптиной пустыни. Несмотря на болезнь, он очень напряженно работал. Это выяснилось, когда после смерти в его бумагах обнаружились две книги, которым были даны названия "Размышления о Божественной литургии" и "Авторская исповедь". К сожалению, эти книги до сих пор малодоступны широкому читателю: они публикуются лишь в собраниях сочинений да еще в последние годы на помощь пришел Интернет.
Тем временем продвигалась работа над вторым томом. Вот что писал Гоголь об этом за полтора года до смерти: "В остальных частях "Мёртвых душ", над которыми теперь сижу, выступает русский человек уже не мелочными чертами своего характера, не пошлостями и странностями, но всей глубиной своей природы и богатым разнообразием внутренних сил, в нем заключенных. Многое, нами позабытое, пренебрежённое, брошенное, следует выставить ярко, в живых говорящих примерах, способных подействовать сильно. О многом существенном и главном следует напомнить человеку вообще и русскому в особенности".
Но удостовериться в сказанном не было дано никому. В феврале 1852 года перед смертью Гоголь снова сжёг всё написанное.
Полностью передоверив решение своих сокровенных проблем разуму, справиться с собственным замыслом писатель не смог. Увы! Перо не поднялось!
В XX веке, когда в России утвердился тоталитаризм, факты измены писателя своему таланту по понятным причинам участились. Последствия этого ощутили на себе даже такие крупные писатели, как М. Горький и В. Маяковский, А. Толстой и К. Федин, А. Фадеев и Н. Тихонов. Что уж говорить о многих других!
Н. Тихонов был учеником Н. Гумилева. Его первые стихотворные сборники – "Орда" и "Брага" (1922 год) получили признание самых тонких ценителей поэзии. Тихонов с успехом работал в жанрах баллады и поэмы. Но уже к концу 20-х годов творческие поиски отошли на второй план, место высокой поэзии у него заняла рифмованная публицистика и проза. В дальнейшем Тихонов избрал карьеру литературного чиновника. Поэтический талант более не проснулся в нем вплоть до смерти в 1979 году, исключая разве что некоторые попытки возрождения в сороковые годы.
Ещё поразительнее падение таланта А.Н. Толстого. В воспоминаниях людей, хорошо знавших его, он предстает личностью незаурядной, щедро одарённой от природы. Его яркий артистический талант обнаруживал себя во всём: в манере общаться с людьми, в искусстве создания интерьера, в самом образе его жизни и, конечно же, в литературном творчестве. Одним из слагаемых его успеха, по единодушному свидетельству современников, была редкая трудоспособность. Весьма скептически относившийся к Толстому И.А. Бунин тем не менее отдавал ему должное: "Работник он был первоклассный".
Художественное творчество Толстого удивляет жанровым и тематическим разнообразием. В собрании его сочинений представлены романы и повести, рассказы и очерки, пьесы и киносценарии, лирические стихотворения и публицистические статьи. Среди персонажей книг Толстого представители всех слоев русского общества. Действие произведений охватывает более пяти веков русской истории, причем особенное внимание писателя привлекают её поворотные, решающие моменты.
Индивидуальность Толстого-писателя сложилась ещё до 1917 года. Выпустив вначале два сборника лирических стихотворений, он завоевал всероссийскую известность своими рассказами (цикл "Заволжье" 1911), повестями и романами об умирании дворянских гнезд ("Чудаки" 1911, "Хромой барин" 1912 и др.), пьесами ("Нечистая сила", "Касатка", обе – 1916).
Февраль 1917 года Толстой приветствовал, выражая надежду и веру в благотворность для России "гулкого ветра революции". События Октября и Гражданской войны он оценил негативно и, переехав летом 1918 года из Москвы в Одессу, следующей же весной эмигрировал за границу. Как выяснилось позже, для него это было ошибкой, хотя на интенсивности творчества это никак не сказалось. В эмиграции им были написаны роман "Аэлита" и начаты "Хождения по мукам", созданы повести "Детство Никиты" и "Повесть смутного времени", рассказы "Наваждение", "День Петра", пьеса "На дыбе".
Но возвращение на родину становилось для писателя насущной необходимостью. В открытом письме Н.В. Чайковскому, который был одним из руководителей эмиграции, Толстой изложил мотивы своего решения: "Хоть гвоздик собственный вколотить в потрёпанный бурями корабль". В недавно опубликованных мемуарах писателей-эмигрантов говорится ещё об одном немаловажном соображении, побудившем не только Толстого, но и Горького к возвращению в Россию, – о состоянии их финансовых дел. Судьба уехавших складывалась нелегко. Многие подумывали о возвращении, но одних смущала мысль о неизбежных компромиссах с новой властью, другие опасались репрессий.
В августе 1923 года Толстой с семьёй возвращается в Петроград, а уже в октябре он посещает строительство Волховской гидроэлектростанции и пишет очерк "Волховстрой". Толстой признавался, что ему понадобились две свои собственные пятилетки, чтобы в новую эпоху стать новым писателем, перейти из мира гуманитарных идей в мир идей диалектического материализма.
Это откровенное признание объясняет, почему и какие перемены произошли в эстетике писателя после возвращения. О них можно судить по творческой истории романа "Хождение по мукам", писавшегося на протяжении 1919–1921 годов в антибольшевистском духе. Тогда он ещё не мыслился как трилогия, и его герои мучались совсем не теми проблемами, которые волнуют знакомых теперь всем персонажей широко известного произведения: "Авторское нерасположение и недоверие к большевикам не только помешало ему увидеть подлинных организаторов народной силы на борьбу с общественным разложением, – оно подсказало ему несправедливое, глубоко неправильное, злобное истолкование программы социализма и тактики большевиков в 1917–1918 годах: в первоначальной редакции романа большевики – Акундин, Гвоздев – апологеты казарменного общественного строя; их влияние на массу автор склонен объяснить демагогией; в его изображении они не прочь опереться на разбойничьи, анархистские элементы. Толстой утверждал тогда, что большевики развязали анархию и растворились в ней…"
Если эти взгляды Толстого в 1919–1921 годы "несправедливы", "глубоко неправильны" и т. п. (сомневаться в этом нет оснований), то нужно признать, что после возвращения на родину в мировоззрении писателя произошел поворот на 180 градусов. Это, собственно, и подтверждает его признание о переходе из мира гуманистических идей в мир идей диалектического материализма. Теперь заранее можно было сказать, что герои книги должны будут прийти к признанию правоты большевиков. И они пришли! Вернее, их привел писатель. Тот самый, что, подтверждая известный закон творчества, заявлял: "Я в самом разгаре работы не знаю, что скажет герой через пять минут, я слежу за ним с удивлением". Но в сложившейся в романе ситуации никаких откровений от героев ждать не приходилось: они говорили то, что нужно было их создателю. Вместо творческого поиска, вдохновенных открытий, неожиданностей, чем всегда ранее отличалась проза Толстого, наметилась незамысловатая схема: дано – трагедия русской интеллигенции и всего народа в годы революции и Гражданской войны, требовалось доказать – только большевики их могли спасти и спасли.
Вступив на путь предвзятости, заданности, любой художник рискует своим талантом. Толстой не стал исключением. Этот сомнительный выбор в последующем привел его к серьезным творческим поражениям, к неоправданным призывам пересмотреть давно сложившиеся традиции художественного творчества. Трудно поверить, но Толстой, писатель самобытного и мощного дарования, смог в 1939 году официально потребовать от Союза писателей поддержки своей малоудачной пьесы "Чертов мост": "Я говорю не о том, нравится или не нравится кому-либо эта пьеса, а о необходимости её в нашей борьбе с фашизмом… Брошенная тема не поднята. Правильно это? Получается более чем странно и непонятно. Ещё раз подчеркиваю – меня бесконечно меньше интересуют вопросы чисто эстетические, меня почти исключительно волнуют вопросы проблемные, философские, социальные, поднятые в этой пьесе".
Когда эстетические проблемы отодвигаются в сторону, художник перестает быть художником: "Какими бы прекрасными мыслями ни было наполнено стихотворение, как бы ни сильно отзывалось оно современными вопросами, но если в нём нет поэзии, – в нём не может быть ни прекрасных мыслей и никаких вопросов, и всё, что можно заметить в нём, – это разве прекрасное намерение, дурно выполненное". Эти замечательные слова Белинского и сегодня как нельзя лучше характеризуют главную движущую силу творческого процесса любого художника – стремление к истине, к совершенству, к прекрасному.
В отсутствии этой движущей силы и надо искать ответ на вопросы: почему от книги к книге угасал в "Хождении по мукам" талант Толстого, почему остался неоконченным замечательный роман "Пётр Первый", почему из-под пера признанного мастера могли появиться откровенно конъюнктурные произведения, вроде повести "Хлеб". В противоестественной борьбе таланта и мировоззрения Толстой-художник, случалось, брал верх, но сожаление о нераскрытом до конца потенциале этого писателя не покидает читателя.
За 70 лет в советской школе основательно забыли о том, что изящная словесность должна располагать абсолютным доверием читателя, что ей противопоказаны произведения, появившиеся в результате социального заказа, что только свободное вдохновение рождает подлинное творчество. Об этом всем напомнил Булат Окуджава:
Вымысел – не есть обман.
Замысел – ещё не точка,
Дайте дописать роман
До последнего листочка.
И пока ещё жива
роза красная в бутылке,
дайте выкрикнуть слова,
что давно лежат в копилке:
каждый пишет, как он слышит,
каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
Не стараясь угодить…
Так природа захотела.
Почему?
Не наше дело.
Для чего?
Не нам судить.
"Веленью Божию, о муза, будь послушна…"
1
"Цель поэзии – поэзия", – восклицал А.С. Пушкин. Суждения поэта о назначении искусства, о его роли в жизни человека и общества были и остаются наиболее близкими к истине. Они многократно подтверждены творческой практикой и высказываниями писателей разных эпох и направлений.
…Зависеть от царя, зависеть от народа -
Не все ли нам равно? Бог с ними.
Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья,
Вот счастье! Вот права… -
таково мнение Пушкина.
Ему вторил А.А. Блок:
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Тайная внутренняя свобода есть главная ценность художника. Творческий процесс без нее невозможен. Решительно отстаивая независимость искусства, А.П. Чехов писал: "Скажут, а политика? интересы государства? Но большие писатели и художники должны заниматься политикой лишь настолько, поскольку нужно обороняться от неё".
Чехов как будто предчувствовал, что в Советской России возобладает другая точка зрения. Тоталитарная система настаивала прежде всего на идеологическом соответствии писателя текущему политическому моменту. Талант, художественность, свободное творческое воображение в качестве критериев для оценки литературных произведений фактически были изъяты из обращения. И весь громадный опыт мирового искусства оказался в забвении. Последствия не замедлили явиться: искажалась сама природа художественной литературы, деформировались отношения читателя и писателя.
Понимая противоестественность положения, при котором искусство, обречённое исключительно на выполнение социального заказа, переставало быть искусством, писатели пытались убедить самих себя и окружающих в целесообразности избранного пути, как-то оправдать свою позицию: "О нас, советских писателях, злобствующие враги за рубежом говорят, будто мы пишем по указке партии. Дело обстоит несколько иначе: каждый из нас пишет по указке своего сердца, а сердца наши принадлежат партии и родному народу, которым мы служим искусством"), – утверждал М. Шолохов. Но творческая практика убедительно опровергала подобные попытки. Многие советские художники переставали быть писателями и превращались в пишущих задолго до физической смерти.
Под мощным идеологическим прессом выросли и несколько поколений русских читателей. С помощью разного рода постановлений, государственных премий, орденов, арестов, судебных процессов, высылки из страны, сервильной литературной критики и т. п. им внушались превратные представления о том, что такое художественная литература.
Процесс восприятия искусства носит интимный характер и предполагает различный эффект при чтении разными людьми одного и того же сочинения. Возможно ли такое по команде? Чтобы стать "народа водителем и одновременно народа слугой", В. Маяковскому пришлось приспосабливаться. Книги, созданные без вдохновения, "сделанные" в угоду конъюнктуре (а их оказалось немало), если и функционировали, то уже за пределами искусства. Но сплошь и рядом именно они провозглашались советской властью образцовыми. Тот же Шолохов сетовал: "… остаётся нашим бедствием серый поток бесцветной, посредственной литературы, который в последние годы хлещет со страниц журналов и наводняет книжный рынок.
Пора преградить дорогу этому мутному потоку, общими усилиями создав против него надёжную плотину, – иначе нам грозит потеря того уважения наших читателей, которое немалыми трудами серьёзных литераторов завоевывалось на протяжении многих лет".
Уважение терялось еще и потому, что читателя ориентировали на сугубо утилитарные цели "использования" произведений художественной литературы: для сдачи зачета или экзамена, для подготовки сочинения или доклада и т. п. В библиотеках можно было получить рекомендательные списки художественной литературы: что следует читать по проблемам сельского хозяйства, что по промышленности, что на военную тему и т. п. То обстоятельство, что при таком обращении с книгой смысл чтения художественного произведения попросту терялся, составителей подобных списков не волновало.
Навязанная обществу в качестве "колесика и винтика" государственного механизма художественная литература в советской стране переставала быть искусством и превращалась в беллетризованную инструкцию по воспитательной работе. Её произведения, чаще веет раздробленные на части, использовались как словесные иллюстрации по обществоведению, по гражданской и военной истории, по психологии и этнографии и т. п.
Означает ли это, однако, что всякая связь художника с обществом губительна для его таланта? Отнюдь! Нужно только, чтобы искусство служило своим гуманным вековым целям.
А.С. Пушкин писал;
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Священна творческая внутренняя независимость художника. Плоды же его труда – достояние всех желающих. О весьма конкретных целях искусства говорил Чехов: "Надобно воспитывать в людях совесть и ясность ума".
Читателю художественной литературы необходимо понимать и чувствовать громадную дистанцию между законтрактованностью и свободным служением свободно избранным общечеловеческим идеалам.
2
Зачем человек читает художественную книгу? Да ещё, случается, одну и ту же и по многу раз? Конечно, у разных людей и предпочтения могут быть разные, но это ничего не меняет.
Существуют, видимо, определённые духовные потребности, какие-то ценностные ориентации, дающие возможность читателю найти "своего" писателя. Книги такого художника особенно много говорят уму и сердцу, и встреча с ними всегда желанна и необходима. В свою очередь, и писатель знает о существовании "своего" читателя, дорожит его вниманием, вдохновляется его интересом. Чаще всего человек обращается к художественной литературе в силу потребностей, подчас даже не осознаваемых как цель.
Художественная литература существует несколько тысячелетий. Были периоды, когда она уходила в тень, не оказывая практически никакого влияния на ход дел в человеческом сообществе. В иные времена именно художественная литература становилась существенным моментом в духовной жизни того или иного народа. Но функционировала она всегда. Имелись, следовательно, какие-то постоянные общечеловеческие потребности, раз за разом вызывавшие к жизни всё новые и новые произведения, независимо от географических, национальных, политических и т. п. особенностей места и времени их появления. Определение этих потребностей немаловажно для ответа на вопрос: "Каковы же функции художественной литературы? Зачем она?" На очередном витке истории неизбежны сомнения в аксиомах, уточнение содержания понятий, давно и всем хорошо известных.
"Человек есть тайна!" – утверждал один из выдающихся мастеров художественной литературы около 150 лет тому назад. За полтора века наука ушла далеко вперед. Сегодня очевидно, что загадки и законы окружающего мира раскрываются ею куда успешнее, чем тайна, провозглашённая Ф.М. Достоевским. Но дальнейший прогресс нашей цивилизации сомнителен, если не будет конкретным и научным в своей основе воспитание человека, если не декларируемые только, а действенным и реальным образом функционирующие принципы добра и справедливости, принципы гуманизма не станут определять отношения людей между собой. Этим целям могут хорошо послужить духовные богатства, аккумулированные в художественной литературе. Но как к ним подступиться? Вопрос далеко не простой. Художественная литература выполняет в обществе, среди прочих, и функции воспитателя. Чем объяснить, однако, что иные люди, связанные с ней профессионально, зачастую ни в нравственном, ни в эстетическом отношении никак не отличаются от тех, кто о Шекспире и Пушкине знают в лучшем случае только то, что они писатели?!
Почему более пяти тысяч лет назад (по современным сведениям) появилась художественная литература? Почему с течением времени она не исчезла, а напротив, успешно сосуществует как со старыми традиционными видами искусства – музыкой, живописью, – так с относительно недавно появившимися кино, телевидением?
Разумеется, объяснить возникновение и развитие художественной литературы какой-то одной человеческой потребностью-причиной нельзя. Но три (как минимум) основных представляются наиболее существенными.
Прежде всего это потребность в самопознании, потребность разгадать человеческую тайну, проникнуть в мотивы поведения, понять логику или алогичность мыслей и поступков, приблизиться к пониманию смысла жизни и смерти человека.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя? -
терзался Ф.И. Тютчев.