Раздел IV
"Пока в России Пушкин длится, Метелям не задуть свечу"
"Пока в России Пушкин длится,
Метелям не задуть свечу"Д. Самойлов
Прошло пятнадцать лет с тех пор, как не существует Советского Союза. Нет больше прежней цензуры, нет достопамятного Союза советских писателей. Нет издательств "Советский писатель" и "Художественная литература". Нет социалистического реализма. Свобода! Казалось бы, пришло время, о котором мечтал В. Маяковский: "Твори, выдумывай, пробуй". Но семьдесят лет не прошли даром. Заканчивает свой короткий век "другая" проза, от которой сохранились разве только патологический интерес к сексуальным проблемам и страсть к ненормативной лексике. Примечательно, что талантливые женщины-писательницы, чье многочисленное присутствие в современной прозе является её характерной приметой, мужчинам первенство в употреблении неприличных слов никак не уступают.
На глазах вянет постмодернизм. В том виде, в каком он функционировал у себя дома, в России не прижился. Возможно, сама почва русской литературы, её традиции неудобны для подобного искусства. В текущей научной и критической литературе термин "постмодернизм" попадается всё реже.
В 90-е годы мало заявляли о себе новые дарования.
Существенно понизился и общий эстетический уровень словесности. Когда возник книжный рынок, появилась возможность выбора. Но неожиданно для многих буквально расцвела массовая литература, потеснившая серьёзную книжную продукцию. Уже более десяти лет в местах скопления народа, у станций метро, на рынках, можно видеть пёстрые книжные развалы. Разноцветные мягкие обложки, популярные имена на титулах: А. Маринина,
В. Доценко, Д. Донцова, Ф. Незнанский, Б. Акунин и многие другие, не говоря уже о десятках переводных авторов. Судя по всему, дела у продавцов идут неплохо. Массовая литература обрела статус социального явления, чему немало способствовала повальная экранизация популярных авторов на телевидении.
У массовой литературы свой жанровый репертуар: книги криминального содержания (детектив, шпионский роман, боевик, триллер); фантастические жанры (фэнтези главным образом); розовый, или, как его еще называют, дамский роман, – литературный аналог телевизионных "мыльных опер"; костюмно-исторический роман, наследующий традиции В. Пикуля; порнографические книги, конкурирующие с видеопродукцией подобного же содержания, и некоторые другие.
Книги этих жанров, как правило, легко читаются, "проглатываются". Уровень их столь же пёстрый, как и их обложки. Можно наткнуться на книгу полуграмотного автора, а иногда попадаются и такие, где даже угадывается какой-то стиль. Но главная особенность массовой литературы – её стандартный облик. Везде одни и те же или очень похожие сюжетные ходы и ситуации. Близнецы-герои неутомимо кочуют из одной книги в другую, объясняясь на некоем псевдорусском языке с обильным включением специфической лексики. Это уже не лёгкое, а легчайшее чтение, не оставляющее никаких следов в памяти и чувствах читателя.
Отношение к массовой литературе в обществе так и не устоялось. Можно прочитать статьи, отыскивающие её корни в далеком прошлом, ведущие родословную из античной эпохи. В других работах называют в качестве её предшественников и родоначальников Агату Кристи и Артура Конан Дойла, Жоржа Сименона и Рекса Стаута. Некоторые же авторы, напротив, настроены решительно против массовой литературы, считая, что она не выдерживает никакой эстетической критики и плохо влияет на художественный вкус читателя, называют её рассадником пошлости и безвкусицы.
В то же время журналы печатают, а издательства издают традиционные художественные книги разного уровня и таланта – В. Маканина, М. Кураева, Л. Петрушевской, В. Пьецуха, А. Варламова, О. Славниковой, Л. Упицкой, М. Шишкина и др. Критикой они не обижены, о них пишут статьи и книги. Но наш предмет иной: каков теперешний читатель? Ему-то советское семидесятилетие дорого обошлось. О многом говорит читательское пристрастие к массовой литературе. Ведь пророчество футуристов – "бросить Пушкина, Толстого, Достоевского и проч., и проч." – пытались реализовать всеми возможными и невозможными способами. И все-таки не удалось! Как же сегодня с этим обстоят дела? Увы, печально!
Современный русский язык только заменил слово "бросить" словом "кинуть". Сегодня этот "неологизм" приобрел неожиданные смысловые оттенки. "Кинуть" означает обмануть, скомпрометировать, опозорить, оболгать, унизить, опорочить и далее в том же духе.
Вот как в марте 1999 года группа депутатов Государственной думы тогдашнего созыва "кинула" литературу, внеся предложение об изъятии её из программы преподавания в школе – за ненадобностью. Деятели культуры во главе с академиком Д.С. Лихачевым решительно выступили против абсурдных депутатских инвектив. Инцидент исчерпан? Да нет! В 2003 году один из губернаторов, "измученный" постоянными протестами учителей, не получавших зарплаты, решился на "реформу" образования в рамках своей губернии. По его распоряжению из школьной программы был исключен ряд предметов, что повлекло за собой сокращение штатов и ликвидацию финансовых проблем. Нужно ли добавлять, что среди исключённых предметов была литература?
Основательно "кинуло" литературу телевидение. В 2003–2004 годах оно трижды повторило передачу под "выразительным" названием "Литература умерла". Основной докладчик, тогдашний министр культуры во главе группы литературных критиков, был настолько уверен в неотразимости своего главного тезиса, что в оглавление передачи даже восклицательного знака не поставил. Как-то неудобно объяснять столь квалифицированной публике, что литература не может умереть, пока жив народ, её породивший, пока существует язык, на котором она объясняется с читателем. Не может – и всё тут. Какая бы персона вдруг не возжелала этого. В человеке с рождения заложены духовные потребности: в самопознании, в прекрасном, в самовыражении, в творчестве. Теперь их востребуют редко и неумело. В удовлетворении этих потребностей изящной словесности принадлежит одно из первых мест. И если кому-то показалось, что дни её сочтены, то не следует торопиться с траурными объявлениями, она обязательно вернется. В этом убеждает её многострадальный исторический опыт.
Пока ошарашенный читатель сомневается, верить ему или нет столь авторитетному докладчику, литературу, в свою очередь, "кидают" филологи. В Москве в 1997 году вышел первый девятисотстраничный том "Шедевры мировой литературы. Сюжеты и характеры в кратком изложении". На первой же странице составители заявили: "Перед вами не просто справочное издание, но и книга для чтения. Краткие пересказы, естественно, не могут заменить первоисточников, но могут дать целостное и живое представление о них". Аналогично и другое издание – "Энциклопедия литературных героев".
По мнению этих "новаторов", читать художественные произведения школьникам и студентам больше не нужно. Им предложено знакомиться с содержанием шедевров по кратким аннотациям о сюжетах и героях рекомендованных книг "Евгений Онегин" – 3 страницы, "Борис Годунов" – 2, "Обломов" – 3, "Пётр Первый" – 4, "Жизнь Арсеньева" – 3 страницы. Ну и далее в том же роде. О каком же "целостном и живом" представлении о художественном произведении может идти речь?! На полках учебных библиотек выстроились целые ряды роскошных фолиантов, пересказавших из мировой и русской классики всё, что можно было пересказать на радость современным митрофанушкам. Ни "Илиаду" читать не надо, ни "Гамлета", ни "Войну и мир"!
Наше время поражает подчас фактами глубокого неуважения к классике. И что удивительно, первой жертвой оказывается А.С. Пушкин. Прикрываясь необходимостью так называемого современного прочтения, авторы переделок не гнушаются непозволительными трактовками и суждениями, грубо искажающими смысл оригинала.
Редакция молодёжной газеты получила письмо от группы старшеклассников. Своё отношение к нему она выразила, озаглавив письмо – "Кому он нужен, этот Ленский?" Школьников, естественно, интересовал вопрос, зачем в век космоса и компьютеров тратить время на чтение давно устаревших книг. Это "Евгений-то Онегин" устаревшая книга!
Все цивилизованные народы высоко ценят русскую классическую литературу, отдавая должное её усилиям объяснить читателю нравственно-эстетические принципы, способствующие формированию человеческой личности. Так что же изменилось в России? И опять-таки, не слишком преувеличивая, можно сказать, что было время, когда литература спасала человека. Но, похоже, пришло время спасать её самое.
Мария Черемисинова окончила, видимо, ту же самую или похожую школу, откуда пришло письмо в молодёжную газету. Достигнув изрядного возраста, она написала диссертацию: "Латентная гомосексуальность в русской классической литературе". Позволим себе несколько цитат из интервью автора этого "учёного труда":
Латентная гомосексуальность определяет в человеке целый поведенческий комплекс… Это когда мужчина с подавленной гомосексуальностью меняет женщин как перчатки, но ни с одной не имеет настоящей близости.
..Любимое занятие таких людей – "кидать" женщин, то есть мстить им: сначала очаровать, а потом тут же обледенить равнодушием.
За что мстить-то?
…Берем конкретно наших литературных героев: Онегин – типичный "кидальщик". Ленский на самом деле его больше интересовал, чем женщины, и убил он его не потому, что хотел заполучить женщину (ему наплевать было и на Ольгу и на Татьяну), а просто из скрытой подсознательной ревности. Этакая собака на сене с пистолетом.
Печорин – тоже кидальщик. Как он с несчастной Бэлой обошелся, вспомните, и с княжной Мэри так же. Дальше… Обломов – никак не может своих отношений с Ольгой прояснить, весь роман у них какая-то непонятная бодяга тянется, которая так ничем и не заканчивается…
И таких пар, кроме Обломова со Штольцем (типичная гомопара!), в русской литературе видимо-невидимо. Иван Иванович и
Иван Никифорович Гоголя. Базаров и Кирсанов Тургенева. У Тургенева еще несколько: Хорь и Калиныч, Чертопханов и Недопюскин (фамилии-то какие говорящие!), Лежнев и Рудин.
Кстати, все эти герои всё время куда-то мчатся…
Правильное наблюдение! "Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники…"
"Карету мне, карету!" Скорой интимной помощи тебе карету!..
Это они от себя убегают. Потому что третий классический признак подавленного гомосексуала – это вечная неудовлетворенность и вытекающее отсюда стремление переделать мир…
…В русской литературе явный голубой перекос…
Но почему-то именно когда речь заходит о "классике", то учителя благоговейно закатывают глаза к потолку. Что не может, по моему мнению, не отражаться на психике некоторых впечатлительных учащихся.
Я не уверена, смогут ли меня правильно понять члены аттестационной комиссии на защите. Но такова судьба настоящего учёного: разрушать стереотипы, чтобы дать дорогу новому. И я совершенно уверена в своей правоте. А вы неужели еще сомневаетесь?
Осталось подсчитать, сколько "впечатлительных учащихся" могло оказаться среди пятидесяти тысяч читателей "Огонька" (таков был его тираж). Во всяком случае, одного своего убеждённого сторонника М. Черемисина нашла в журналистке, которая брала у неё интервью. Та, вернувшись домой, перелистала "пыльный том "Обломова" и не смогла сдержать слёз: "Никогда, никогда не отдам своего ребенка в школу Сама буду учить". Едва уловимый налет иронии сути интервью не изменяет.
По сей день многие выходят из школы с твердым убеждением, что произведения классической литературы "проходить", увы, приходится, но кто же их читает? А в качестве доказательств чаще других приводится всё тот же аргумент: они устарели. И как следствие – желание обновить, осовременить классику, или, как иногда ещё говорят, предложить новое прочтение. Когда такое желание оправдывается художественными открытиями, совершёнными в новую эпоху, в новых обстоятельствах жизни, в новых её условиях (вспомним упоминавшееся выше стихотворение Джона Донна), – это не может вызвать никаких возражений. Но непременным требованием при этом остаётся неприкосновенность художественного текста. В произведениях искусства совершенно недопустимы какие-либо "усовершенствования": замена даже одной буквы в каноническом тексте – невозможна.
Совсем другое дело, когда классику "осовременивают" в конъюнктурных целях, пытаясь приспособить её к злобе дня, ко вкусам и требованиям какой-либо части общества. В этих случаях, как правило, не останавливаются перед грубым вмешательством в замысел и текст автора, перекраивая на свой лад его сочинение. Благо, большинство из подвергающихся "обновлению" авторов давно уже пребывают в ином мире и возразить не могут. Сегодняшняя литература, увы, изобилует примерами подобного рода. Достаточно назвать сочинения Б. Якунина "Чайка" и "Преступление и наказание".
В первые годы после октябрьского переворота художественную литературу старательно приноравливали к "запросам трудящихся". Можно вспомнить блестящие страницы романа И. Ильфа и Е. Петрова "Двенадцать стульев", где описывается, как режиссер-новатор "обработал" пьесу Н.В. Гоголя "Женитьба". Еще более яркий пример – пародия Л. Аркадского "Евгений Онегин" по Луначарскому":
"Тов. Луначарский стоит за демократизацию искусства. Очень правильная мысль… Но Луначарский обвиняет всю классическую литературу в буржуазности. Испуганный за участь нашей классической литературы, особенно если её судьба будет решаться голосованием, я предлагаю поручить мне исправление некоторых из классических произведений, причем в доказательство прилагаю при сём исправленного "Евгения Онегина", в готовом виде не только для чтения, но и для постановки на сцене.
Действие 1
В буржуазном семействе Лариных
Ларина и Татьяна (поют)
Соловей, соловей -
Пташечка,
Канареечка – жалобно поёт.
Ать, два, ать, два…
Тов. Ленский
Прошу прощеньица, мадам,
Привел Онегина я к вам.
Онегин
Я ихний писарь ротный
И к вам пришел охотно.
Ларина (приветливо)
Скоротаем времечко,
Погрызем-ка семечки.
(Лузгают. Музыка играет "Маруся отравилась".)
Онегин(отводя Татьяну в сторону):
Вы прекрасны, словно роза,
Только разница одна:
Роза вянет от мороза -
Ваша прелесть никогда.
Татьяна (подтанцовывая)
Долго в девках я сидела,
Не пилось, не елося,
Как милёнка разглядела,
Замуж захотелося.
Тов. Ленский(интимно Лариной)
Он ей понравился. Я рад.
Старушка! Есть денатурат?
(Ларина извиняется)…"
(Желающих дочитать отсылаем к книге: Русская литература XX века в зеркале пародии/Сост. О.Б. Кушлина. М., 1993. С. 340.)
Обратите внимание: пародия-то на русскую литературу XX века! Причем же здесь "Евгений Онегин"?
Так сходятся крайности. Отрицать ли необходимость чтения художественной литературы вообще (в том числе и по причине её "устарелости"), искажать ли до неузнаваемости произведения под благовидным предлогом приблизить их к пониманию какой-либо части современников – результат один: из духовной жизни человека исчезает её существенный компонент, стимулирующий нравственные и эстетические искания личности.
Характерно, что в эти же годы, когда глумились над классиками, шли и другие – естественные – процессы. Вряд ли, например, многочисленные исследователи Пушкина ранее обращали внимания на деталь, подмеченную далеким от литературы человеком.
Сельский учитель А.М.. Топоров работал в первые послереволюционные годы в горном алтайском селе. Вечерами он собирал неграмотных взрослых и читал им вслух книги классиков и современных писателей, приобщая крестьян в духе времени к высокой культуре, после чего записывал их суждения и оценки (см. его книгу "Крестьяне о писателях"), И вот что сказала одна из слушательниц после чтения тех глав "Евгения Онегина", где описывалась семья Лариных: "Быть беде: меньшая поперёк старшой выскакиват". Её поразило то обстоятельство, что литературные герои легко пренебрегли житейским, для неё несомненным правилом: не должна младшая сестра выходить замуж до того, как устроит свою жизнь старшая. И ведь предчувствие сбылось.
Изящную словесность не следует специально приспосабливать к чему бы то ни было или к кому бы то ни было. Она во все времена сама открывается человеку непредвзятому, не ставящему перед собой сугубо утилитарных целей. Недаром для Пушкина слово-сигнал "польза" всегда было окрашено отчетливо негативными эмоциями.
Не претендуя на то, что нижеприводимое краткое суждение о романе предотвратит появление "диссертаций" и "пародий" на него, хочется надеяться хотя бы на то, что "бросания" и "кидания" все-таки прекратятся.
Давным-давно прозвучали пророческие слова: "Пусть идёт время и приводит с собой новые потребности, новые идеи, пусть растет русское общество и обгоняет "Онегина": как бы далеко оно ни ушло, но всегда будет оно любить эту поэму, всегда будет останавливать на ней исполненный любви и благодарности взор…". Это единственно верный подход к великому произведению! Предсказание В.Г. Белинского сбылось: только за последнее время вышло несколько новых книг и более десятка статей, посвященных анализу романа "Евгений Онегин".
Пушкин писал свое произведение восемь лет – с 1823 по 1831 год. Его главы выходили в свет по мере окончания. Первая была напечатана в 1825 году С тех пор и до сегодняшнего времени роман не исчезает из поля зрения читателей и критики. И не только в нашей стране: в 1964 году в Нью-Йорке вышел в свет четырехтомный комментарий к "Евгению Онегину" В.В. Набокова, в 1983 году в Лондоне был опубликован очередной новый перевод романа на английский язык и т. д., и т. п.
События, описанные в произведении Пушкина, ничего, казалось бы, необычного в себе не содержат. Молодой петербургский дворянин, промотав в светских развлечениях остатки состояния, едет в деревню в надежде на наследство умирающего дяди. Его соседом по имению оказывается молодой помещик Владимир Ленский, познакомивший Онегина с семейством Лариных. Старшая из сестер, Татьяна, влюбилась в Онегина и написала ему письмо-признание. Между тем Онегин и Ленский поссорились. Произошла дуэль, на которой Ленский погиб. Отвергнув чувства Татьяны, Онегин уезжает путешествовать. Прошло несколько лет. В Петербурге Онегин вновь встречает Татьяну. Теперь он объясняется ей в любви, но в ответ слышит:
Я Вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.
На этой безысходной трагической ноте Пушкин завершает своё повествование.
В чем же секрет произведения, обеспечивающий постоянный интерес к нему и завидное долголетие? Ответ на этот вопрос многое проясняет в интересующей нас проблеме.