Два слова об объектах. Для меня нонсенс назвать человека объектом. Думаю, во внешней реальности существуют личности, существа, друзья, враги, мать, отец, но никак не объекты. Объекты – это чувства, образы, имаго, представления, имеющие границы и отличимые от Самости. Самость же существует в Нарциссической внутрипсихической Вселенной как объект, а также пронизывает все психические пространства, обеспечивая их интеграцию, как внутрипсихическая волновая функция. В последнем случае Самость обеспечивает и представление о субъектах (о собственной личности и личности Другого, других личностях).
Да, проще всего прочитать лекцию, но я не читаю лекций. Я считаю – найти, получить, интроецировать, интегрировать информацию можно только во взаимодействии. И я совсем не представляю, как вам возможно слушать только лекцию, и как мне возможно читать только лекцию, оставлять вас с вашими переживаниями, себя с моими переживаниями, – будто мы находимся в непересекающихся пространствах. Но мы находимся в пересекающихся пространствах внешней и внутренней реальности. Таков процесс обучения анализу. Я так учился. Думаю, такой способ самый эффективный – лекционно-семинарские занятия, где обязательно есть ответная реакция, есть взаимодействие. Психоанализ – о взаимодействии, об отношениях. Он ближе к мастерской. Не просто взаимодействие с учебником, или взаимодействие с теорией per os et per rectum, а взаимодействие c конкретной личностью. Взаимодействие двух субъектов: субъекта-аналитика и субъекта-студента, субъекта-аналитика и субъекта-пациента. (И никакого "прикладного психоанализа", чем, якобы, могут заниматься не психоаналитики, в природе нет… так называемый "прикладной психоанализ" – вариант творчества психоаналитиков, часто с художественной претензией /от слова "худо"/ и от лукавого.) Если аналитик решает, что он субъект, а пациент – объект, то пациент-объект будет объектом и никогда не станет субъектом. Точно также ребёнок, о котором думают, что он ничего не понимает, что он глупый, как писал ряд эгопсихологов, то он таким глупым и будет, т. к. ему надо выжить в заданной атмосфере и в заданных параметрах пространства. Естественно, ребёнку жизненно необходимо принятие родителями. А если родители могут принять ребёнка только как "чурбачок", "кусок мяса", "моё говно", то он таким и будет.
Продолжим о патологии нормы. О "людях-сникерсах" в мире "ОК!". "Сникерсы" не могут почувствовать внутри себя страдание, не могут почувствовать субъектность, они чувствуют внутри объективную объектную нормальность. Подобный духовный феномен напоминает телесный панцирь характера В. Райха. Например, кандидат в терапевты или в психоаналитики, или аналитик, с подобным эго-симптомом (читай – страдающий нестраданием патологического, по Кернбергу, нарциссизма) убеждён – он, благодаря собственным достижениям или особенным обстоятельствам провидения родился там-то и там-то, получил то-то и то-то, чего не получил другой человек, приходящий к нему за помощью. Ход рассуждений приблизительно такой: "Я имею право показывать пациенту, как надо жить, как надо уметь жить… в основном с помощью интерпретаций, потому что как же я ещё могу ему показать, как я много знаю о нём… а я знаю о нём то, чего он не может знать о себе, и это знание всё мое… только я этим знанием обладаю". Мы должны смириться, да-да-да, такие люди приходят учиться психоанализу и становятся психоаналитиками. На слесаря учиться приходят одни люди, на сантехника другие, а на аналитика – люди с определенными характеристиками и апломбом, люди, считающие, что могут разобраться с "психическим аппаратом" и с душой другого, узнав теорию, очень легко.
Я не отношусь к их числу, теперь не отношусь. Я относился к их числу, когда пришёл двадцать лет тому назад обучаться анализу. Данный путь, порой, есть естественный путь развития специалиста, – нормальный путь… Ужас, если парадигма "сникерса"-кандидата остаётся парадигмой уже психоаналитика… Люди говорят: можно забрать девушку из деревни, но деревню из девушки вырвать невозможно… Если мы говорим о невротической психике, мы говорим о более или менее пропорциональном развитии всех внутренних пространств. Но бывает – одно развивается за счёт другого. Так часто бывает у гениев. Гении долго не живут. Они очень рано и интенсивно, за счёт параноидно-шизоидной позиции, используют абстракции, и, в конце концов, потом в этой позиции тонут. Фактически, очень рано убивают себя. Психика стремится к пропорциональному развитию пространств. Одно за счёт другого не может бесконечно развиваться. Но люди, считающие себя абсолютно нормальными гениями не редки. И многие видят в них нормальных невротиков. И получается – проблема невротическая намного сложнее, чем проблема развивающейся психики. Человек, приходящий на учебный анализ и считающий, что он вполне организован, что в нём нет психотических, пограничных областей, и есть сам проблема в обучающем анализе. В анализе всё быстро начинает получаться, просто за счёт нарциссической поддержки, которую такие кандидаты могут принять. Они считают аналитика машиной для интерпретаций, хорошо работающей машиной: пациент устроился на хорошую работу, женился. BMW, Mercedes. Всё нормально… Внешнее иногда меняется быстрее. Сложности начинаются потом.
Мы говорили о линейной системе Фройда, механистической системе. Она, кстати, была и у Хайнца Кохута. Помните? Самость: полюс идеалов, полюс надежд, и между ними некая линия напряжений. Тоже линейная система. Линейные системы предполагают сверхавторитарные подходы в психоанализе. Нелинейные аспекты психоанализа латентно, подспудно существовали, начиная с кляйнианцев и до времён Кохута, но стали выходить на поверхность где-то в начале 80-х годов двадцатого века через идею интерсубъективности, через идею субъект-субъектных отношений, через теории внутренних пространств. Ментальные пространства аналитиков готовились к данной презентации посредством работ Оуэна Реника, Джона Кафки, Даниэля Штерна, Дэвида Лихтенберга, Саломона Резника, Роберта Столярова (он же – "Сто-лороу") и других авторов. Идеи нелинейности позволяют аналитику смотреть в глаза своим проблемам для отслеживания собственных особенностей, включая собственную патологию, внутри трансферно-трансферного взаимодействия. Не все аналитики принимают идеи нелинейности. Легче, мы знаем, чувствовать, мнить себя абсолютно нормальным, здоровым, непререкаемо авторитетным… "Под сурдинку" сделать анализ весёлым, соблазняющим, инициирующим сексуальную разнузданность, лобковым (по тонкому замечанию
Джона Кафки), реализовать своё нереализованное за счёт психического и физического здоровья пациента…
Я думаю, аналитик не должен соблазнять пациента для следующей сессии, не должен манипулировать. Аналитик должен принимать миры пациента. Ничего не делать с этими мирами пациента. Ни соблазнять, ни пугать – только принимать. Процесс психоанализа происходит внутри аналитического пространства аналитика. Все трансформации, трансвестиции пациента вначале прорастают в личности аналитика, потом в рабочем пространстве аналитика, потом в интроецированном пациенте, как личности, потом пациент решается взять ответственность за трансформации и трансвестиции на себя, но в рабочем пространстве аналитика… Задача аналитика обеспечить свободу передвижения внутри своего аналитического рабочего пространства, в течении всего анализа, поскольку аналитик анализирует проблемы пациента через свои проблемы, трансформированные или перешедшие в другие пространства. Не через теорию и не через интерпретацию. Пациент чувствует перечисленные процессы без наших слов, без интерпретаций. Пациент часто проговаривает себе и нам нашу интерпретацию, не вербализованную, не проговорённую нами для него, о чём мы думали сегодня, вчера или на сессии неделю назад. Когда мы приоткрываем дверки из своего внутреннего аналитического пространства в свою личность, в более субъективные наши слои, предоставляя пациенту возможность тоже туда заглядывать, это не значит раздеться, раскрыться перед пациентом. Я говорю о бессознательном процессе. Я не говорю, что мы должны рассказывать наши проблемы пациенту. Нет. Не дай Бог, не надо его нагружать. Не надо своими глубинными мирами захватывать миры пациента, личность пациента. Но мы открываем дверки. Пациент может туда заглядывать, а может не заглядывать. И если он увидит схожую проблему – вы знаете аналогию Фройда про два камертона – одна начинает звучать, другая отзывается. Не только в нас начинают звучать проблемы пациента, но и в пациенте наши проблемы. (Для кого всё это кажется очень сложным или чрезмерно опасным, тому лучше выбрать другую профессию.) И когда пациент начинает говорить интерпретацию, о которой мы думали, но задумались – повредит она пациенту или нет, – пациент сообщает нам о произошедших внутри него трансформациях или трансвестициях и благодарит нас за доверие и такт. Дональд Вин-никотт писал – лучший аналитик тот, который весь анализ молчит. Пациент говорит наши (наши совместные – нужно помнить!) интерпретации, заглянув в наш внутренний мир, в мир аналитика, позволяющего, конечно, заглянуть. Высший пилотаж в психоанализе, когда вы о чём-то думаете в начале сессии, думаете об одном, думаете о другом, потом пациент чувствует, что чувствуете вы.
На бессознательном своём уровне он видит наш алфавит, сравнивает со своим алфавитом: у нас кириллица, у него, может быть, латиница. Потом он трансформирует нашу кириллицу в свою латиницу и говорит нам иногда слово в слово то, о чем мы думали. И подобные трансформации, поверхностные трансформации, служат проводником для более глубоких преобразований в пациенте… и в нас! Мы тоже не можем оставаться вне аналитических полей. Мы люди. Только люди.
Я полагаю – так работает психоанализ. Но совсем не так, как говорят пациенту: это у вас оттого, от сего, это потому, что то-то и то-то. Можно играть в игры с теорией, как бы заслоняясь от пациента теорией и давая ему теоретическую жвачку… Но профессионализм состоит в том, чтобы пациент открывал теории о себе в себе самом. И теории пациента о себе могут ещё не существовать, быть для нас неведомыми. Так происходят в психоанализе открытия. Открытия в психоанализе совместные – пациента /первый патент/ и аналитика /второй патент/. Тогда психоанализ становится путешествием вдвоём и "игрой" двоих, максимально приближенной к жизни (я описал это в статье о Герде). Как пошутил один мой супервизор, д-р Борецки, будет два хороших фекальных подарка. Мы с ним пришли к выводу, что процесс анализа можно представить в виде пациента и аналитика, переезжающих на горшках с места на место в бесконечно большом пространстве. В пространстве тёплом и надёжном, и, в то же время, в пространстве, границы которого можно установить, встав с горшка. Я уверен, именно так лучше всего работать с пациентами. Но каждый специалист – специалист лучший для себя… и работает в соответствии с отражениями и ограничениями своей Самости и Самости пациента.
И поэтому невозможно специалиста, уверенного, что он хорошо работает, переучить в другого специалиста или в какую-то другую теорию. Нет. Он слишком хорош и нормален. Но "ненормальные" аналитики учатся всю жизнь. И статус действительного члена или членши IPA – этап, важный этап профессионального становления и признанности, но лишь этап в профессиональном развитии. Вы менее вредоносны. Вот о чём он говорит. Аналитик учится у каждого пациента, и всю жизнь (Томас Огден). Иначе он очень нормален. Более того, чем больше я работаю, тем больше убеждаюсь, ко мне стали приходить пациенты умнее меня. Были "дураки", им надо было показать какую-то теорию, потом были другие пациенты, хорошие или плохие, некоторые оставались, некоторые уходили… и вдруг (знаете, как в одном кинофильме, на огороде вдруг попёрло) стали приходить пациенты, которых я вижу умнее себя. Я, действительно, восхищаюсь тому, о чём, не зная теории, сообщают мне люди. Не зная никакой теории – пациенты вдруг приходят к идеям, которых иногда даже нет в теории. Кое-что из того, о чём я сегодня обмолвился, пришло от некоторых моих пациентов. Их не устраивали физиологические и механистические линейные теории о вагинах, пенисах, о матерях-идиотках или эмоционально недоступных отцах и т. д.
Одна пациентка мне сказала: "Я всё сама знаю. Что вы мне об этом говорите? Ну, и что мне с этим делать?" "Что делать?" Хороший русский вопрос, который задают все пациенты. Важен контекст. Если она "всё" знает, то ей важно мне об этом сообщить, – не чтобы я увидел и сообщил ей. Если я увижу её сложности и сообщу ей о них – я увижу её неполноценность и нанесу удар по её Самости. Когда же она мне расскажет о сложностях, когда я это выдержу – я стану безопасным, полезным, надёжным… Вот о чём обучение психоаналитиков. Один хорошо знакомый мне аналитик раз выдал очень нехорошую вещь: "Когда очень хочется интерпретировать – важно вовремя засунуть свой язык в свой зад". Оч-чень грубо, но очень правильно. Вот классическая ситуация: пациент знает, о чём он говорит, и вы знаете, о чём он говорит, – и вы повторяете ему то, что он знает, и о чём он говорит. Внимание! – повторение может выглядеть нападением, нападением на знания пациента, – будто вы хотите отобрать у пациента его знания и жаждите присвоить их себе. Уже не он узнал, это вы ему сказали. Вы обокрали его. И вы имеете силу и власть – обкрадывать. Растёт зависть, далее – чувство ущемлённости, уязвлённости.
Психоанализ не должен быть весёлым ни для пациента, ни для аналитика. Психоанализ – тяжёлая работа. Психоаналитик должен избегать лжи, стремления соблазнять и манипулировать. В истории анализа были случаи реального совращения. Но они трагически заканчивались. Известен случай с Сабиной Шпильрейн, её аналитик (К. Юнг – видимо, переживающий уже в то время психотическое состояние) предстал пациентке богом, потом стал любовником. Юнг был немцем… и Сабина не уехала из Ростова-на-Дону во время Великой отечественной войны, даже ждала немецкой оккупации, потому что в её ассоциациях немцы – очень хорошие люди, аналитики, любовники, помощники, – и погибла.
Интересно: можно слушать одних и тех же людей, воспитываться на одном и том же теоретическом материале, но, тем не менее, иметь совершенно разный опыт и результат. Хорошо, что мы такие разные. И во взаимодействии противоположностей, или несогласующихся личностных характеристик и предпочтений, мы дополняем друг друга и имеем случай использовать в своей работе опыт Другого.
В мире много психоаналитических школ. Но я сегодня говорил о международном психоаналитическом движении, основанном Зигмундом Фройдом. Не о многочисленных эрзацах, социальных переводах психоанализа, не о диком психоанализе. Я говорил о психоанализе, развивающемся формально в границах IPA, а неформально – в душах людей, как частица Вселенского Божественного Знания…
Среди политических психозов, среди экономических депрессий…
Среди Миров, Пространств, Времён…
Египет
Тьфу ты, Макарий Египетский! Выругался я – и оказался в Ливийской пустыне, близь Нитрийских озёр и горы Нитрийской. Там-то отче Макарий поведал мне о внешних и внутренних пространствах и о внутреннем человеке, пред которым отверзаются… двери, и входит он внутрь многих обителей; и по мере того, как входит, снова отверзаются пред ним двери в соразмерном числе, например, из ста обителей в другие сто обителей, и обогащается он; и в какой мере обогащается, в такой же показываются ему новые чудеса. Ему… вверяется то, что не может быть изречено естеством человеческим или выговорено устами и языком.
Поговорим прежде о ремесленниках, исследователях и творцах в психоанализе. Ремесленники, как видно из названия, заняты ремеслом, исследователи наукой, творцы искусством. Сначала – о наболевшем и наиболее актуальном. О психоанализе как науке.
Здесь наблюдаем мы ограничения в работе психоаналитиков-гностиков, зацикленных на желании найти опору и оправдание своей деятельности в психоанализе как науке, выстраивающих схемы и графики уже не души, но человека-робота, человека-андроида. Милые и горячо любимые мои братья по разуму, где же ваши эксперименты и "контрольные группы" ваших экспериментов. Возможны ли, допустимы ли, вообще, эксперименты над душой человеческой? Возможно ли, допустимо ли создание "контрольных групп" из пациентов, т. е. людей просящих, приходящих к нам с просьбой о помощи? Может быть, иному психоаналитику допустимо и возможно. Но куда тот, нелюбезный совсем товарищ, всунет такую "простую" вещь, как трансфер. Не выговариваемый никогда до конца устами и языком? (Не стоит только прибегать к методу Pussy Riot, впихивающих, не скажу что и куда, невпихуемое.) И какие "объективные" трансферы возникают у людей, играющих, добровольно или нет, сознательно или бессознательно роль белой лабораторной мышки Пипини или лабораторного кролика-пуси Нахнаха? Правильный ответ – психотические.
Так мы лечим или разрушаем? Думаю, что лечим, помогая пациентам раскрыть в себе новые пространства и преодолеть страх перед этими новыми пространствами. Помогая пациентам населить собственные внутренние пространства образами – объектов и субъектов. И развить репрессированные образы, и восстановить абортированные, и оживить убитые. При сём важно помнить о богатстве мира пациента со времени рождения пациента, даже с 3–4 месяца внутриутробной жизни пациента, хорошо забыв термины-ругательства-оскорбления вульгарного допотопного психоанализа, типа "примитивные реакции", "психотик", "пограничный", "шизоид" и т. д., и т. п. Да! надеюсь – многие не забыли, что фантазм 3. Фройда (S. Freud) о белом пустом листе психики младенца, является тонким еврейским юмором с популярного в Facebook’e интернет-сайта "ТАКИ ДА!".
Теперь настало время написать несколько строк о Фройде и психоанализе. Прежде всего – почему я пишу и говорю "Фройд", а не "Фрейд". Просвещённый читатель "уже догадался уже": ведь немецкое "ей" в фамилии Freud читается как "ой". И коверкать фамилию основоположника психоанализа из-за чьей-то египетской прихоти, да из-за того, что тридцать психоаналитиков в России, по непричине "иже повелась на Руси", упорствуют в неправильной транскрипции, тогда когда весь мир (психоаналитический и непсихоаналитический, немецкоговорящий и англоязычный, испанский и китайский, на языке суахили и на языке племени тумба-юмба) произносит Freud единственно-правильно, я интеллекта не нахожу. Тут же, правда, до кучи, встаёт минипушный вопрос: если все психоаналитики изучали, изучают и будут изучать работы Фройда, то работы какого Фрейда изучили наши доморощенные? Кто он таков, этот Фрейд? И если Фройд разработал метод психоанализа, то что разработал тот, другой? Психоанализ или что-то отличное от психоанализа, в стиле особого русского квадратного колеса?
Безусловно, психоанализ, являясь наднациональным, одновременно является культурно-национальным через своих представителей. Мы можем подсмеиваться над механистическими схематичнотабличными тенденциями германской мысли. Можем не принимать узкого фокуса французского взгляда, левым глазом скопофилически находящим везде и всюду узурпированную сексуальность, а правым глазом-сверлом въедливо проникающим в потроха пациента: нормальные у пациента структуры психики или психотические. Нам может не нравиться, что некоторые направления американского психоанализа всё дальше отходят от медицины, и мы опасаемся их сращивания с New Age; что взаимной враждебности кляйнианцев с эго-психологами в Великобритании конца несть. Но представители всех вышеперечисленных тенденций дали миру наднациональные идеи.