– Не знаю, всё могло быть… Помнишь, я говорил тебе, что назревает какая-то буза, так может быть это она и есть?
В комнате повисла тревожная тишина. Наконец Сергей встал, потянулся, хрустнув суставами, и, зевая, проговорил:
– Всё, Лёха, давай будем ложиться, чувствую, завтра у нас с тобой будет нелёгкий день.
Они некоторое время молча лежали в полумраке комнаты, думая каждый о своём. Сергей не мог забыть жуткий крик мальчишки, его безумные глаза, полусогнутые худые ноги. Бесшумный бег по пустынным тёмным улицам с невесомым телом в руках. Ему только сейчас пришло в голову, что за всё это время не был слышен лай собак. Они словно вымерли или были крайне напуганы. Он вздохнул, лёгким усилием воли он ввёл себя в транс, и вскоре благодатный сон окутал его сознание.
Лёха на соседней кровати тоже не мог уснуть. Его друг час назад лишил человека жизни. Нет вопросов, плохого человека, очень плохого, но всё-таки человека. И странное дело, не похоже, что бы это сильно выбило его из колеи. Он прислушался. Сергей глубоко и ровно дышал во сне. Лёха подумал, что он совсем ещё не знает своего друга, и, что, слава Богу, он его друг, а не враг. На этом он также уснул, глубоко и без сновидений.
До рассвета оставалось чуть больше трёх часов.
Проснулся Сергей от ощущения, что кто-то его рассматривает. Он открыл глаза и понял, что подсознание его не обмануло. Соседняя кровать пустовала, видимо Лёха делал во дворе свои утренние растяжки, но зато в дверном проёме стоял Философ и смотрел на него без своей привычной скептической улыбки на лице. Обычно голубые глаза его отливали серым стальным цветом.
– Доброе утро, – поздоровался Сергей хрипловатым от сна голосом, – или я не прав?
– Привет, – отозвался тот, не меняя каменного выражения лица, – да уж добрым его назвать трудно. Одевайся, разговор есть.
С этими словами он вышел. Часы на стене показывали без десяти восемь. Сергей быстро вскочил на ноги, лихорадочно перебирая в уме причины, которые могли привести к нему Философа в такую рань. Было слышно, как на улице старший следак поздоровался с Лёхой, затем о чём-то стал негромко говорить с матерью. Орлов вошёл в комнату, поздоровался и многозначительно кивнул в сторону окна:
– Видал? Не иначе, что-то случилось.
– Да, уж мне ли это не знать, – буркнул Сергей, заправляя кровать, – давай, моемся на улице и следим за словами. Боюсь даже гадать, что там случилось, только, думаю, вряд ли это касается нас лично. Так что, не напрягайся особенно, всё будет нормально.
Они вышли на улицу. Мать накрывала скатертью стол под яблоней. Философ сидел рядом на скамейке. Увидев ребят, она сказала:
– Умывайтесь, я оладышков напекла, сейчас приготовлю салат, достану мёд и поставлю чай. Позавтракаете все вместе, не откажитесь, Володя?
– Против ваших оладышков трудно устоять, Мария Егоровна, и, конечно же, я составлю компанию вашим оболтусам.
– Да отчего же оболтусам-то, Володя? Вон они почти до утра занимались. Я несколько раз вставала ночью, так ещё часа в два свет горел. Нет-нет, они у меня неплохие ребята.
Парни умылись под струёй холодной воды, бьющей из крана, докрасна растёрлись полотенцами и сели за стол. Некоторое время царило молчание, и только горка золотистых оладий таяла на глазах. За чаем Сергей не выдержал:
– Ну, не томи, Володя, что случилось?
– А почему ты решил, будто бы что-то случилось? – прищурился Философ.
– Ну, не из любви же к оладьям моей мамы ты материализовался с самого утра.
– К сожалению, случилось многое. Начну с вопроса: вы, ребятки, чем занимались вчера вечером и ночью? И предупреждаю, хорошо думайте перед тем, как ответить на этот, казалось бы, простой вопрос.
Сергей пристально посмотрел на него. Синие глаза следователя, смотрящие на собеседника обычно с хитроватым прищуром, были холодны и невыразительны.
– Н-да, видимо и в самом деле произошло что-то серьёзное, раз так поставлен вопрос. Хорошо, отвечаю за нас двоих, поскольку так сложилось, что весь вчерашний вечер и ночь мы были вместе. Так вот, вчера мы сдали экзамен, затем с девчонками весь день провели на пляже, они, кстати, могут подтвердить, разошлись по домам часов в шесть, а в восемь вечера Лёха пришёл ко мне. Мать нас покормила, после чего мы сели за задачки по физике и решали их где-то до начала третьего. Потом легли спать, а утром ты присутствовал при нашем пробуждении. Это всё, предупреждаю, другой версии не будет.
Философ думал, наклонив голову, потом спросил:
– Ночью ничего особенного не слышали?
– Слышали, – подключился Лёха, – слышали, как стреляли где-то в городе…
– Про то, что у ваших ребят были обрезы, знали?
– Скажу, Володя, честно, – продолжал Лёха, – я узнал об этом дня три назад, а Серёге рассказал про обрезы только вчера, когда шли с пляжа. Сам понимаешь, экзамены, не до этого было.
За столом воцарилось тяжёлое молчание. Затем Философ вздохнул и поднял на сидящих перед ним парней глаза. Они заметно оттаяли.
– Ну, хорошо, пусть будет так, как вы говорите. Определённая логика в этом есть, мать подтверждает сказанное, думаю, что при необходимости и соседи смогут добавить что-то полезное. По этой причине будем считать, что алиби, хоть и не самое лучшее, у вас есть. Это хорошо, вы даже не представляете насколько это хорошо. То, что я не до конца вам верю, не в счёт, поскольку, во-первых, работа у меня такая, и, во-вторых, есть у меня какие-то свои соображения, но они моими и останутся. А теперь послушайте, что произошло сегодня ночью.
И Философ рассказал, как рубежанские пацаны, устав от невозможности безнаказанно бродить по городу, собрались большой стаей и с наступлением темноты начали свой рейд от шахты Мелькова к центру. Их было больше сотни, вооружены были арматурными прутами, но имелось также и несколько охотничьих ружей. Избивали всех, кто попадался на пути. Многие из пострадавших оказались в больнице, часть – в реанимации. Часам к одиннадцати толпа вышла к одной из центральных улиц, где в это время Федот, Володя, Дэн, Квакин и ещё несколько наших пацанов уже собирались расходиться по домам. С рубежанскими они столкнулись неожиданно для обеих сторон. Секунду, не более, длилось молчание, а затем Володя и Федот выстрелили из своих обрезов.
Три выстрела почти в упор, что называется, смели толпу. Ещё не успел растаять дым, как уже не было даже слышно топота бросившихся врассыпную пришлых пацанов. Часть из них попала в руки опомнившейся к этому времени милиции и тут же слила имена стрелявших. Володю, Федота и остальных взяли у них дома. К их счастью они не сопротивлялись, сдали оружие и сейчас сидят в капэзэ, дают показания. Насколько ему известно, в этих показаниях ни Сергей, ни Лёха не фигурируют.
Но на этом ночной кошмар не закончился, поскольку другая, меньшая, часть рубежан примерно в тоже время пошла искать приключения на Дубравку, имея целью погонять местных цыган. Те каким-то образом узнали об этом и встретили пришельцев автоматной очередью, а кто-то даже бросил в их сторону гранату. В итоге несколько человек попало в больницу с пулевыми и осколочными ранениями. Так что и этот поход закончился неудачно.
В это же примерно время в городе химиков за Донцом избили и ограбили нескольких французов, которые что-то там монтировали на местном химкомбинате. В этом случае, наряду с явным криминалом, попахивало политикой, а это уже было крайне нехорошо.
И, наконец, неподалёку отсюда утром под мостом над оврагом, был обнаружен труп Осы. Он упал, или, что скорее всего, был сброшен с моста, примерно, около полуночи. При падении он напоролся на торчащие из бетона прутья, которые в нескольких местах прошили тело насквозь. В правой его руке была намертво зажата опасная бритва. Можно предположить, что он хотел обороняться от кого-то, кто оказался ему не по зубам. Интересно, кто бы это мог быть, как думаешь, Сергей? – Кстати, для информации, уже практически доказана причастность Осы к смерти Кузьмы и Пурика. Но, впрочем, об этом позже.
Дома при допросе мать Осы сказала, что он ушёл незадолго до полуночи. Его младший брат что-то лепетал невнятное про черного человека, плакал, отчаянно заикался и категорически не хотел выходить из закутка за старым диваном. Медэксперт, случайно присутствующий при этом, настоял, чтобы мальчишку отправили в больницу к психиатру: он определённо что-то знал, но был явно в невменяемом состоянии. Его мать не возражала, а, возможно, даже была рада избавиться хотя-бы на время от больного ребёнка.
Все эти дела скорбные дошли до области, где их объединили в одно под названием "Варфоломеевская ночь", и сейчас сюда едет группа тамошних следаков. Им велено рыть по полной, а это тоже очень и очень плохо для наших пацанов.
– Такие вот дела, ребятки, – закончил свой рассказ Философ, – что скажете на это?
Сказать было нечего. Парни сидели молча, переваривая услышанное. Ещё ночью они догадывались, что случилось нечто суровое, но никто не мог предположить уровень происходящего.
– Понимаю, что сказать нечего. Когда у вас выпускной?
– Через три дня, двадцать первого, – подал голос Сергей, – Володя, а что будет с ребятами?
– Трудно сказать, думаю, учитывая отношение, прежде всего, ментов к рубежанским, отпустят всех, кроме Володи и Федота. Обрез – это серьёзно. Думаю, при данной ситуации им светит лет по пять. При хорошем поведении выйдут условно-досрочно года через два, и то только потому, что обошлось без жертв.
– Ни фига себе, – тихо произнёс Лёха.
– А вы думали, что это игрушки? Вы уже взрослые, ребятки, и отвечать за свои действия нужно по-взрослому. Такие вот невесёлые дела. Ладно, мне пора, Сергей проводи меня.
За воротами, отойдя в молчании метров на двадцать, Философ посмотрел по сторонам, чтобы ещё раз убедиться в том, что они одни и, глядя Сергею в глаза, спросил:
– Я точно знаю, что Оса – мразь первостатейная, доведись мне такая возможность, пустил бы пулю ему в лоб, не задумываясь. Но скажи, мне это важно знать, Оса – это твоя работа? Ты ведь знаешь, меня можно не опасаться, Серёга, я свой.
Сергей, не мигая и не отводя глаз, встретил его жёсткий взгляд так отрешённо и расчётливо, что Философ на мгновение почувствовал неприятный холодок в затылке, вспомнив почему-то увиденную когда-то в зоопарке изготовившуюся к броску королевскую кобру.
– Нет, – прозвучало, наконец, – такой ответ тебя устроит?
– Да, – несколько поспешно отреагировал следователь, – да, устроит, это правильный ответ.
И, помолчав, добавил:
– Я бы тоже так поступил… Пока, Серёжа, пойду воевать за ребят.
– Пока, Володя, помоги им как сможешь.
Философ, чуть косолапя и сутулясь, ушёл, не оборачиваясь, внимательно глядя под ноги. Сергей смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за поворотом. Только после этого он вернулся домой.
– Сказал? – был первый вопрос Лёхи.
– Что? – прозвучал ответ.
– Правильно. Нам не в чем признаваться, Серёга, мы с тобой правильные пацаны.
Сергей усмехнулся:
– Знаешь, пошли на Озеро, правильный пацан, я думаю туда скоро наши подтянутся. Вряд ли нам с тобой сейчас от учёбы будет польза.
– Точно, брат, ты угадал мои мысли, те самые, что совесть не позволяла мне озвучить, погнали.
На заросшем спорышом дальнем берегу в такое раннее время не было ни души. Парни быстро разделись и бросились в прохладную по-летнему ласковую воду. Сергей оказался прав. Они едва успели не спеша проплыть кролем обычную тысячу метров, понежиться на солнце, как на берегу вначале показался Дэн, за ним вскоре подтянулись и Валет с Квакиным, а минут через десять появился и вальяжный, как обычно, Воронок. Он, что называется, не был в теме, поскольку всю ночь провёл у своей новой подружки. Недоставало только Федота и Володи, но те, выражаясь высоким стилем, томились в узилище.
Прибывшие, как ни странно, были в тонусе, веселы и говорливы. Они тоже по-быстрому окунулись в воду, и все, блаженствуя, растянулись на траве.
– Рассказывайте, – подал голос Лёха, – не томите душу.
– А чё томить-то, – охотно отозвался Дэн, – рассказываю: вскоре после того, как грянули выстрелы и плохие пацаны сделали ноги, нас, хороших пацанов, удивительно быстро повязали. Это, кстати, наводит на мысль, что нас слили вроде бы как крутые рубежанские гангстеры. Потом мы всю ночь писали объяснительные, затем ездили с ментами по городу, показывали, где встретили этих козлов немытых, ну, а после приехал Философ, рассказал всё, что он об этом думает, и вскоре нас отпустили, кроме Володи и Федота, конечно. Домой к старикам идти по понятной причине не хотелось, твоя мать, Серёга, сказала, что вы на Озере, и вот я здесь, как и мои, пардон за это слово, коллеги. Не думаю, друзья, что есть история печальнее на свете. Ну, не считая, конечно, известной всем истории о Ромео и Джульетте. Та ещё печальнее. Как изложил, доступно?
– Не фиг делать, – задумчиво оценил Валет, жуя травинку, – добавить нечего. Нет, ты пойми, – обратился он к Сергею, – после того, что они натворили, эти твари пытались всё свалить на нас. Это нормально? Даже менты их не поняли. Нет, клянусь, я их ещё достану за Володю и Федота.
– Да им и так кранты, – вмешался Лёха, – вам Философ разве не сказал, что Осу замочили метрах в трёхстах отсюда под мостом?
– Ты это не в шутку? – ожил молчаливый обычно Миха Квакин, – и, что, известно, кто сделал эту паскуду?
– Вот как раз этого никто не знает, а жаль, пожал бы мужику руку. Так что, я думаю, рубежанских пацанов теперь можно будет брать голыми руками, вот увидите.
– Ага, – вмешался молчавший до сих пор Воронок, показывая ссадины на костяшках пальцев, – я только что двоим популярно объяснил, что в сторону города им больше гулять не стоит.
От полноты чувств Лёха сделал стойку на руках и в таком положении пять раз отжался.
– Здоров же ты, чёрт, – искренне позавидовал Дэн.
– Да есть чуть-чуть, – ответил слегка задохнувшийся Лёха, – а знаете, пацаны, смотрю я на нашего Философа и, сказать честно, завидую. Хотел бы я так жить: с напрягом, с адреналином, с риском.
– Ты чё, ментом хочешь стать? – искренне удивился Миха, – да кто тебя поймёт из наших пацанов?
– Ну, Серёга, например…
– Серёга, ты, в натуре, одобряешь его идею?
– А что, идея как идея: не хуже и не лучше других.
Валет встрепенулся:
– Да как ты можешь так говорить, Серый! Ты прикинь, встретимся мы лет эдак через десять, ты профессор какой-то, Дэн хрен знает кто, даже представить не могу, Воронок, как обычно, околачивает груши, мы с Михой честно вкалываем на заводе, а Лёха к тому времени уже капитан в ментуре, или, глядишь, кто повыше. Прикиньте, пацаны, как хорошо будет поговорить в такой компашке, да ещё в присутствии мента.
– Ну, с Философом ты же без напряга разговариваешь.
Валет задумался:
– Ну, в общем, ты прав, без напряга… А, – махнул он рукой, – хрен с тобой, Лёха, хочешь быть ментом – будь им, но вы же с Серёгой собирались в универ поступать?
– Конечно в универ, куда же ещё. Про ментуру, пацаны, это я так, мысли вслух.
– Тьфу ты, черт, совсем запугал. Братва, пошли в воду, а то скоро мозги закипят.
Время неумолимо приближалось к полудню. Засобирались Валет и Миха: им нужно было на завод, Дэн решил, что его старики простят ему ночные шалости и, захватив с собой Воронка в качестве громоотвода, тоже поспешил к себе домой. Сергей и Лёха, держа в руках одежду, в одних плавках медленно шли вдоль железки, ощущая босыми ногами нагретую землю и мелкие камешки на ней. В воздухе слабо пахло креозотом, которым были пропитаны шпалы, и ощутимо хотелось есть.
– Слушай, Лёха, – нарушил молчание Сергей, – а давай сейчас ко мне. Дома никого, сделаем ведро салата и съедим его с черным хлебом. Нет, ты только прикинь: ведро салата, тёплый хлеб и больше ничего. Кстати, в погребе квас холодный. Что скажешь?
– Звучит заманчиво, – сглотнул набежавшую слюну Лёха, – предложение принято, брат, погнали, только быстро, а то я не выдержу.
На огороде с кустов спешно нарвали помидор, на грядках лука, огурцов, петрушки, укропа, чеснока, перца. Всё это помыли под краном во дворе и сели резать. Второпях резали крупно. Сок капал на руки, колени, брызгал на живот. Наконец Сергей перемешал оглушающе пахнущую массу, посолил и полил ароматным подсолнечным маслом. Салат был готов. Они ели его молча, закрыв глаза от наслаждения. Затем выпили сок, скопившийся на дне своих мисок, и отвалились в состоянии крайнего блаженства.
– Вот оно, Серёга, счастье! Ты прикинь, как мало для этого нужно человеку: свобода, лето и такой вот салат. Господи, как просто, оказывается, устроен этот мир! Представь, и кто-то ещё смеет называть его несовершенным.
Сергей рассмеялся, глядя на довольную физиономию друга:
– Согласен, брат, наш мир устроен довольно просто, хотя его несовершенства, к сожалению, ещё никто не отменял.
– Слушай, а что ты думаешь, мы на самом деле встретимся лет через десять с нашими пацанами и нам будет так хорошо, как говорил Валет?
Сергей ответил не сразу:
– Мне трудно ответить на твой вопрос. Десять лет это большой срок для такого прогноза. Но что-то подсказывает мне, брат Лёха, что жизнь может серьёзно развести нас в разные стороны по интересам. И тогда мы вряд ли встретимся через десять лет, а если и встретимся, то совсем не так, как сейчас. И, скорее всего, это будет грустная встреча. Мне кажется, у нас просто не найдётся нужного количества взаимных точек соприкосновения. Проще говоря, не будет о чём говорить, кроме воспоминаний о давно уже к тому времени ушедшей юности, понимаешь? Но это так, предположения. На уровне интуиции, не серьёзно…
Лёха пристально смотрел на него, без улыбки и привычного в их компании паясничанья.
– Что, думаешь, эта жизнь и нас с тобой так же разведёт, как ты говоришь, по интересам?
– Ну, не всё так мрачно, брат. Ты учти, нам с тобой ещё учиться вместе пять лет в одном универе, а это очень много. Это так много почти взрослой жизни, что я даже не знаю, что тебе сказать. Кто знает, что она готовит нам, эта жизнь, и кем мы станем через пять лет. При этом я почему-то верю, что нас с тобой судьба связала надолго, но это опять всё та же интуиция.
– Чё ты всё "интуиция, интуиция"! Что это за хрень такая, эта твоя "интуиция"?
– Это, брат, не хрень. Это неоценимое качество нашего сознания, как пишут в умных книгах. Если коротко, то это некоторое концентрированное знание, чаще всего основанное на бессознательном анализе большого количества информации, кусочки которой, на первый взгляд, не связаны между собой. Со временем количество этой информации увеличивается. Мозг обрабатывает её каким-то сложным образом, количество информации внезапно переходит в новое качество, и тогда в сознании человека рождаются выводы, иногда верные, иногда неожиданные, а порой и вовсе неправильные. В любом случае то, на основании чего мы делаем эти выводы, и называется интуицией.
– Спасибо вам, Сергей Александрович, сразу всё стало ясно и даже как-то полегчало. Ладно, не будем заморачиваться, я никогда не любил философию с психологией, но, в принципе, с тобой согласен: жизнь сама всё отрегулирует, хотя и не хочется думать, что мы в ней просто мелкие винтики.