Это положение Босс иллюстрирует драматической серией из 823 отчетов пациента о своих сновидениях за трехлетний период экзистенциальной психотерапии. Пациент, инженер 40 лет, страдающий от депрессии и импотенции, в течение первого полугода психотерапии видел сны исключительно с неодушевленными объектами. В начале второго полугодия, когда стало исчезать депрессивное чувство бессмысленности жизни, ему стали сниться растения, деревья и цветы. Четыре месяца спустя в его снах начали появляться насекомые, обычно опасные и вредные, затем жабы, лягушки, змеи. Из млекопитающих первой приснилась мышь, затем кролик и кабан. Затем стали сниться львы и лошади, появление которых ознаменовало возвращение потенции. И только через два года после начала психотерапии ему приснилась потерявшая сознание женщина. Еще через шесть месяцев он уже танцевал во сне с этой женщиной, оказавшейся очень страстной, с которой чуть позже у него возникла любовь.
Одновременно с этим Босс отрицает и существование неосознаваемых мотивов, смыслов, желаний. Потенциально, утверждает он, все они доступны, но могут не осознаваться из–за узости "горизонта понимания". В таком случае возникает навязчивая связь с объектами. Она не осознается и не вербализируется, но, пребывая неосознанной, определяет поступки индивида.
В качестве иллюстрации можно привести анализ детали сновидения одной относительно психически здоровой молодой женщины. Ей снится, что она вместе с мужем и детьми сидит за столом. Ей очень хочется есть, и она жадно пожирает поставленную на столе пищу. Босс отвергает интерпретацию, построенную на исполнении желания в сновидении, учитывая, что, ложась спать, женщина испытывала чувство голода. "Наша сновидица обеспечена пищей с самого начала своего сновидения и ей нет нужды желать ее – только лишь есть… И активная еда в сновидении, и желание пищи в предшествующей бодрствующей жизни вытекают из одного источника: это лишь две формы активности существования, созвучные голоду" (цит. по: Холл, Линдсей, с. 282).
Показательна интерпретация эксперимента, осуществленного с пятью женщинами, каждую из которых по очереди загипнотизировали и внушили, что она увидит сон о хорошо знакомом ей мужчине, который ее любит и, обнаженный, приближается к ней с сексуальными намерениями. У трех женщин со здоровым отношением к сексу были приятные, откровенно эротические видения. Одна из оставшихся, которая была "старой девой", панически боящейся секса, видела сон, в котором на нее нападал вульгарный мужчина, одетый в униформу и вооруженный пистолетом. Однако Босс не считал ни пистолет, ни униформу символами неосознаваемых желаний. С его точки зрения, униформа выражает зауженный, скрытый, тревожный способ существования сновидицы. Пистолет – не замаскированный фаллос, а выражение чувств угрозы и опасности. "Феномены сна, таким образом, всего лишь то, чем они являются; они всегда раскрытие, девуалирование и никогда – сокрытие и вуалирование психического содержания".
Продолжая традицию Хайдеггера, Босс выделяет несколько экзистенциалов.
Экзистенциал пространственности бытия связан со скрытностью и ясностью мира. Так, старый друг, находящийся за многие тысячи километров от нас, может быть для нас более близким, чем сосед по лестничной площадке, так как он более открыт и ясен.
Экзистенциал темпоральности бытия определяется тем временем, которого достаточно (или недостаточно) для того, чтобы сделать нечто. Это "время для", противопоставляемое физическому времени. Оно может расширяться и сокращаться в зависимости от того, как мы внутренне датируем его (например, говоря "у меня еще вся жизнь впереди" или "как убить время?").
Экзистенциал настроения (настроенности) объясняет то, почему наша открытость миру расширяется или сужается, время от времени высвечивая разные феномены. Босс считает, что то, что осознает человек, то, на что он реагирует, зависит от его настроения в данный момент. Если человек радостен, его Dasein созвучен миру радостных взаимоотношений. Если человек подавлен или встревожен – он резонирует миру угроз и опасностей.
Наиболее важным "экзистенциалом" для Босса является телесность. Человеческое тело, как он отмечает, служит главным объектом современной медицины, которая понимает его как "манипулируемый материальный предмет", находящийся в определенном, "заключенном под кожу", пространстве. Но тем самым, считает Босс, утрачивается все, что является специфически человеческим. "Никто еще не был способен показать, как две столь фундаментально различные вещи – метафизическая жизненная сила и бездушная химическая субстанция – могут соединиться друг с другом, чтобы образовать такое единство, как человеческая телесность" (цит. по: Руткевич, с. 155).
Телесность человека не имеет ничего общего с предметами внешнего мира и телами животных. У человеческой телесности нет внешних границ, ее существование в пространстве и времени радикально иное. Телесность распространяется на все воспринимаемое человеком, все феномены его "бытия–в–мире" связаны с его телесностью; границы его тела совпадают с границами его мира (так, например, звезда, которую индивид рассматривает в телескоп, является в данный момент границей его телесности). В отличие от фиксированного физического тела человек находится в непрерывном изменении, и любое его движение, настроенность органов чувств выносит его за собственные пределы. Вспоминая свое пребывание в городе, расположенном за несколько тысяч километров, он находится там, а не в собственной квартире, где пребывает телесно. Телесность, по определению Босса, есть "открытость, равная по широте миру" (цит. по: Руткевич, с. 156).
Из этого положения о телесности Босс делает достаточно оригинальный вывод – для человека патологично иметь физическое тело, подобное телу животного. Телесность есть не что иное, как проявление экзистенции. Первична экзистенция, вторична ее сущностная характеристика – телесность. Материальное же тело патологично.
Экзистенция со всеми ее "экзистенциалами" обитает не в материальном мире, а в мире смыслов. Поэтому она не детерминируется извне какими–либо причинами, но определяет сама себя в акте выбора. В связи с этим Босс открыто заявляет, что в противоположность большинству естествоиспытателей нашего времени он является сторонником учения о свободе воли, которая представляет собой непосредственно данный феномен и не нуждается в каких бы то ни было доказательствах. Говоря об "общей экзистенциальной патологии", Босс пытался показать, что у заболеваний нет причин, имеются только мотивы. В человеческом мире вообще нет причин, прошлое не детерминирует, а мотивирует настоящее.
Большой вклад в развитие экзистенциальной психотерапии внесла группа так называемых "гуманистических психоаналитиков" (неофрейдистов), никогда не рассматривавших себя как представителей одного направления, но, тем не менее, очень близких друг другу в своих идеях. Их работы охватывали широкий спектр проблем, но у каждого в этот спектр входили те или иные аспекты экзистенциальной психотерапии. Например, О. Ранк подчеркивал значение воли и тревоги, связанной со смертью; К. Хорни – критическое влияние на поведение представлений о будущем; Э. Фромм прояснил роль в поведении страха свободы; Г. Кайзер писал об ответственности и изоляции.
Крайнее выражение идеи экзистенциальной психотерапии приобрели в движении, которое было названо "антипсихиатрией". Антипсихиатрия возникла в начале 1960–х гг. в Великобритании и получила широкое распространение в Европе (особенно в романских странах, в первую очередь в Италии). Оно объединило в себе несколько тысяч психиатров, медсестер, служащих, юристов, гуманитариев и бывших пациентов психиатрических клиник, которые ставили перед собой цель ликвидировать ряд медицинских институтов, в особенности психиатрические клиники, являющиеся порождением репрессивного аппарата капиталистического общества. Возглавил это движение британский психиатр Рональд Лэнг.
Рональд Лэнг родился в 1927 г. в Глазго. После окончания университета работал армейским психиатром, затем в клинике Глазго, одновременно читая курс лекций по психиатрии в местном университете. В 1957 г. он получил престижный пост в знаменитой Тевистокской клинике и одновременно выпустил свою первую книгу – "Расколотое Я", в которой сформулировал программу перестройки психиатрической системы в экзистенциальном контексте. В 1965 г. Лэнг организовал терапевтическую коммуну Кингсли Xолл – экспериментальную модель будущих антипсихиатрических коммун.
Известность и высокий авторитет Лэнга в профессиональном сообществе были связаны с его умением описывать "внутренний мир" пациентов и с теми успехами, которых он добивался при лечении психотиков.
В своих разработках Лэнг использовал не только научные данные, но и материалы художественной литературы и философии. По словам одного из исследователей его творчества, П. Сиджуика, "Лэнг оказался способен найти полезные сведения относительно психотиков… не только у клиницистов европейской феноменологической школы (Бинсвангер, Минковский, Босс), но также у философов и писателей (Сартр, Беккет, Тиллих, Xайдеггер и даже Гегель), предметом которых была не сфера патологии, но которые рассматривали фундаментальные ситуации человеческого существования. Одна из самых сложных философий была направлена на одно из самых непонятных умственных состояний… Важная форма психоза была прояснена как ментальная система, обладающая… логической связностью… как завершение рациональной стратегии, принятой пациентом перед лицом двусмысленного и угрожающего окружения" (цит. по: Руткевич, с. 124). Работы Лэнга имели большой успех не только у психотерапевтов и психологов, но и у философов, социологов, теологов и писателей. Умер Лэнг в 1994 г.
Лэнг считал, что экзистенциальная феноменология должна не только дать описание внутреннего опыта личности, но и установить место этого опыта в контексте целостного "бытия–в–мире". Психическое заболевание, прежде всего психотическое, постижимо только в экзистенциальном контексте, который делает понятным переход от здорового способа "бытия–в–мире" к психотическому "бытию–в–мире". При этом понятия клинической психиатрии и психопатологии Лэнг считал совершенно неприемлемыми для понимания этого перехода, так как они разбивают целостность человеческого существования на дихотомии физического и психического, души и тела и т. д. Так, естественно–научные данные раскрывают закономерности функционирования человека как биологического организма, но они не дают понимания его жизни как личности. Поэтому современные психология и психиатрия во всех своих формах дают искаженное представление о внутреннем мире пациента. И соответственно, единственной возможной формой постижения личностного в человеке является экзистенциальная феноменология, которая "артикулирует то, чем является мир другого и каков способ его бытия в нем".
Единственным путем постижения мира психотика Лэнг считает погружение в "его мир". Важно отметить, что при этом "безумие" понимается как характеристика межличностных отношений, возникающая в зависимости от понятности или непонятности суждений и действий другого. Исходя из этого, здоровье определяется своеобразным "общественным договором". Человек расценивается как "сумасшедший" в том случае, если он радикально расходится с обществом в интерпретации тех или иных мотивов, чувств, мыслей и действий. "Психически больной – это имя, которое мы даем другой личности при разобщенных взаимоотношениях определенного рода. Только из–за этого межличностного разобщения мы начинаем брать на анализ его мочу и искать аномалии в графиках электрической активности его мозга" (Лэнг, с. 30).
Так же, как и его предшественники, Лэнг опирался в своей концепции на хай–деггеровскую онтологию, но ввел ряд новых положений. Так, главным условием "онтологической безопасности" он считает способность быть автономной индивидуальностью, которая наделяет человека одновременно "самоидентичностью" и способностью вступать в общение с другими. "Онтологически небезопасная личность" постоянно озабочена сохранением самой себя, "обычные условия жизни угрожают ее нижнему порогу безопасности" (Лэнг, с. 37). "Онтологическая небезопасность" ощущается как непрерывное наличие угрозы собственному существованию в качестве личности, как тревога.
Лэнг выделяет три формы тревоги, которые, с его точки зрения, чаще всего встречаются при психотических расстройствах: "поглощение", "прорыв", "окаменение" (деперсонализация). Неуверенность в собственной идентичности вызывает страх быть поглощенным другими в общении. В результате личность стремится к изоляции, разрываясь между полюсами полного растворения и полной изоляции.
Поскольку "онтологически небезопасная личность" чувствует себя совершенно опустошенной, она боится заполнения этого вакуума, боится, что с этим заполнением может полностью потерять себя. Каждый контакт с реальностью воспринимается ею как нечто ужасное, как угроза "прорыва" неведомых сил. Этот страх переносится и на межличностные отношения: "Риск состоит в следующем: если человек переживает другого как обладающего свободной волей, он беззащитен перед возможностью переживать самого себя как объект его переживания, и тем самым ощущение собственной субъективности исчезает. Человека пугает возможность стать не более чем вещью в мире другого, не обладающей собственной жизнью, собственным бытием" (Лэнг, с. 43).
Чтобы этого избежать, психотическая личность превентивно деперсонализирует других. В результате она попадает в замкнутый круг. Чем больше человек превращает других в объекты, тем меньшей становится его собственная "онтологическая безопасность". Ее отсутствие проявляется прежде всего в феномене отрыва сознания от тела, отождествлении собственного Я с сознанием, что Лэнг интерпретирует как попытку справиться с "базисной небезопасностью". В таком случае индивид ощущает собственное тело как один из объектов в мире, а не как средоточие своей индивидуальности. Тело становится для него носителем "ложного Я", от которого полностью отрывается "внутреннее", или "истинное Я". Оно не принимает прямого участия в действиях тела, создает с помощью воображения далекие от реальности образы, развивает сложную систему отношений с собственным телом, пытается "создать взаимоотношения с личностями и вещами внутри индивидуума вообще, без обращения за помощью к внешнему миру личности и вещей. Индивид конструирует внутри себя микрокосм" (Лэнг, с. 71).
Шизоидная личность создает целую систему "ложных Я", заменяющих при взаимодействии с другими людьми скрытое от всех и невоплощенное "внутреннее Я". В результате этого, с одной стороны, она чувствует себя всемогущей в своей отстраненности от реального мира: "Воображаемыми выгодами являются безопасность истинного "я", а следовательно, свобода от других, самодостаточность и контроль" (Лэнг, с. 71). Но с другой стороны, неизбежным следствием изоляции оказывается чувство пустоты: закрывшееся Я не может обогащаться из внешнего опыта, поэтому его внутренний мир все более обедняется. Обратной стороной воображаемого всемогущества оказываются чувства бессилия и пустоты.
Лэнг предполагал, что ненадежное структурирование психики возникает в раннем детстве и причины его установить невозможно. В дальнейшем индивид предпринимает попытки защиты, которые оказываются несостоятельными. "Трагический парадокс заключается в том, что, чем сильнее "я" защищается таким образом, тем сильнее оно разрушается. Явное конечное разрушение и исчезновение таких "я" при шизофрении завершается не посредством внешних атак врага (настоящего или предполагаемого), не снаружи, а из–за опустошения, вызванного самими внутренними оборонительными маневрами" (Лэнг, с. 75).
Необходимо подчеркнуть, что, согласно Лэнгу, такие диссоциативные состояния присущи и нешизоидным индивидам, особенно в таких угрожающих ситуациях, когда нет возможности их избежать (война, концлагерь и т. д.). Однако, в отличие от них, у шизоидов это не временное состояние, а базисная ориентация в жизни. Мир шизоида является миром, который угрожает со всех сторон его бытию и из которого нет выхода. С расколом "внутреннего Я" и телесного "ложного Я" восприятие и деятельность оказываются переданными последнему. Поэтому мир переживается как нереальный, а все относящееся к восприятию и действиям – как ложное, бесполезное и бессмысленное.
Поскольку каждое столкновение с миром угрожает поглотить "внутреннее Я", шизоидная личность боится выйти за пределы своей "скорлупы" и фантастические образы заменяют реальность. Свобода становится проклятием, и Лэнг употребляет здесь сартровское выражение "осужденности на свободу".
Чуть позже, под влиянием работы Ж. – П. Сартра "Критика диалектического разума", а также исследований американскими психиатрами так называемых "шизофреногенных семей", Лэнг вместе с другим известным теоретиком и идеологом "антипсихиатрии" Д. Купером пишет книгу "Разум и насилие: десятилетие философии Сартра 1950–1960".
В ней выделялись два вида семей. В семьях – "сериях" члены не испытывают друг к другу какого–либо интереса, заботясь только о том, чтобы не выносить сор из избы. Совместное существование покоится в значительной мере на страхе по поводу того, "что скажут другие". В семьях – "нексусах" (узлах) совместное существование поддерживается чувствами страха, тревоги, виновности, с помощью морального шантажа и различных форм психического давления и террора. "Семья типа нексуса сравнима с преступным сообществом, в котором взаимная поддержка является не чем иным, как взаимным устрашением" (цит. по: Руткевич, с. 130).
Далее Лэнг предполагает, что все группы действуют на своих членов через "системы фантазии". Основной (а для большинства людей и единственной) причиной нахождения в ней является тот опыт, которым наделяет индивида группа. Если один из членов группы начинает выходить за пределы "системы фантазии", принимаемой другими членами группы, то они классифицируют его как "сумасшедшего", так как для них фантазия тождественна реальности. "То, что называется психотическим эпизодом у одной личности, часто может быть понято как особого рода кризис во внутреннем опыте нексуса или же в поведении нексуса" (цит. по: Руткевич, с. 131). Группа не дает индивиду выйти из "системы фантазии" и уничтожает того, кто разрушает единство группы, причем членами группы это уничтожение осознается как "забота о больном", как помощь тому, кто запутался, и т. д. В связи с этим психиатрия является той общественной инстанцией, которая берет на себя карательные функции. Она пытается "приручить" индивида, вернуть "сумасшедшего" к той "социальной системе фантазии", которую он пытался преодолеть и которая является несомненной для всей группы, в том числе и для психиатров.
С точки зрения Лэнга, в качестве основного "шизофреногенного" фактора выступает постоянное и повторяющееся возникновение парадоксального состояния, когда на разных уровнях абстракции выдвигаются взаимоисключающие требования с одновременным запретом выхода из данной ситуации – ситуация так называемой "двойной связи". У человека возникает замешательство, сомнение по поводу определимости ситуации вообще. При этом конфликт не осознается, хотя человек чувствует нестерпимость своего положения – "жертва не может сделать ни одного шага без наступления катастрофы" (цит. по: Руткевич, с. 132). Естественно, что главным профилактическим и терапевтическим средством становится доведение конфликта до сознания, раскрытие сознательного или бессознательного обмана со стороны других.