В начале работы с больными очень важно анализировать их сознательные и бессознательные образы с учетом того, что в данный момент происходит в их организме. За последнее время было предпринято немало попыток создать уже готовые визуализации на звуковых и видеокассетах. Но я полагаю, что такие "заготовки" образов могут иметь ограниченное применение, зависящее от того, насколько они соответствуют бессознательным представлениям данного человека о процессах, происходящих в его организме. Важной частью саморегуляции является разработка собственного зрительного ряда с использованием внутренних символов, которые имеют глубокое бессознательное значение для данной личности.
Бессознательное знание людей о состоянии их организма иногда проявляется совершенно поразительным образом. Задолго до того как симптомы болезни начинают привлекать сознательное внимание пациента или бывает поставлен медицинский диагноз, больные видят сны о своем состоянии.
Карл Юнг обладал мастерским умением ставить диагноз на основе приснившихся символов даже в тех случаях, когда пришедшие образы были очень непонятными. Сны могут говорить о состоянии организма как до, так и после появления физических нарушений. Они не только дают информацию о психологическом состоянии человека, но обнаруживают органические нарушения и указывают на их локализацию. Два ученых, исследовавших психотерапевтическую работу с онкологическими больными, Мередит Сабини и Валери Хон Маффли, изучали сны раковых больных и наблюдали, как тесно эти сны были связаны с течением болезни.
Я в своей работе иногда тоже обращаюсь к снам пациентов, но в основном предпочитаю использовать активное образное представление – направляемые воображаемые путешествия в недра организма и рисунки. Бывает, что результаты этих исследований моментально подтверждаются.
Один из моих пациентов, например, повредил спину, она сильно болела. Он договорился о встрече с остеопатом. Но поскольку до этой встречи оставалось несколько часов, а неприятные ощущения мешали нам заниматься другой работой, я решила предпринять воображаемое путешествие вдоль его позвоночника, чтобы расслабить параспинальные мышцы, таким образом, увеличить кровоток и уменьшить боль.
По мере того как мой пациент двигался в своем воображении вдоль позвоночника, у него появилась четкая мысленная картина того, что третий поясничный диск сместился влево, и позже, вечером того же дня, это было подтверждено рентгеновским снимком. Этот случай послужил для него доказательством тесной связи психических и физических процессов.
Еще одна женщина на занятии по психосинтезу во время упражнения "Диалог с телом" так ярко увидела свою поджелудочную железу, что смогла найти ее по учебнику анатомии, а затем, рассказав о произошедшем своему врачу, помогла выяснить причину недомогания, длившегося уже два года и не поддававшегося правильному диагностированию.
Гэррет видел свой организм изнутри дважды. Оба раза это происходило в состоянии полного расслабления. Первый раз – в тот вечер, когда он обнаружил, что его опухоль пропала и вместо нее было "забавное белое пятнышко". Второй случай произошел, когда он работал над своим гипофизом, который в результате облучения перестал вырабатывать гормон роста. Находясь в состоянии глубокой релаксации, он "увидел" эту железу настолько ясно, как будто он действительно смотрел на нее.
Подобные случаи, конечно, очень интересны, существует бесчисленное количество таких историй. Чаще всего за ними не следует мгновенного подтверждения анатомической точности увиденных образов. Однако не приходится сомневаться в том, что для конкретного человека они имеют большое символическое значение, и это является для нас отправной точкой.
Постепенно с помощью визуализации и образного представления создается мостик между сознательными и бессознательными процессами, процессами, происходящими в коре и подкорковых областях головного мозга и его "сознательных" и "бессознательных" отсеках. Доказательства этому восходят к нейрогуморальным и биохимическим уровням, на которых действуют эти механизмы.
Несмотря на то, что в области терминологии, имеющей отношение к воображению, пока еще нет полного единства, я бы хотела остановиться на различии в терминах "визуализация" и "образное представление".
Визуализация – это сознательно выбранные, произвольные указания, даваемые организму.
Образное представление (воображение) – это спонтанный ответ бессознательного, придающий этим указаниям определенный вид и изменяющий их в соответствии с внутренней необходимостью. Таким образом, взаимодействие визуализации и образного представления можно метафизически представить себе как отношения передатчика и приемника.
Визуализация – это послание бессознательному, включая подкорковые части мозга и особенно его лимбическую систему, гипоталамус и гипофиз. А образы, подобно снам – послание бессознательного нашему сознанию.
Это прекрасно видно на примере записи абстрактной визуализации Гэррета. Сознательно выбранная визуализация предполагала, что лазеры и торпеды разрушат опухоль. Но во время записи пленки появился спонтанный образ, когда Гэррет внезапно объявил, что еще один неопознанный объект проник в Солнечную систему. Он определил, что это космический корабль с живыми существами, которые могли построить еще один планетоид вроде уже имевшейся у него опухоли.
Понятно, что в этом отразился его страх, возможно, полностью бессознательный, того, что у него может возникнуть еще одна опухоль. Мне это было понятно благодаря опыту работы с визуализацией и образным представлением с другими пациентами. Когда мы закончили запись, я сказала ему, что, должно быть, очень страшно думать о том, что у него может появиться еще одна опухоль.
Облегчение, отразившееся на лице Гэррета, подтвердило, что мы коснулись чего-то очень важного. Это был неосознанный и, возможно, подавляемый страх, который необходимо было вывести на осознанный уровень. Важно было объяснить Гэррету, что он мог работать с этим страхом так же, как с опухолью.
С течением времени образы претерпевают изменения и все больше соответствуют поставленным задачам. Это достигается с помощью обучения и с помощью вопросов, которые обращены к организму и спрашивают о том, что надо сделать. Это происходит в ходе бесед с "внутренним доктором" и с помощью психотерапии. Так создается визуализация, и часто, особенно со взрослыми пациентами, это непрекращающийся процесс.
Глава IV
Терапия, учитывающая индивидуальность
В медицинской литературе описываются редкие случаи внезапного выздоровления онкологических больных… эта удивительная тайна является основанием для надежды в будущем: если несколько сот больных смогли сделать это, самостоятельно уничтожили огромное число злокачественных клеток, можно представить себе, что медицине тоже дано этому научиться.
Льюис Томас
При разработке эффективной визуализации необходимо иметь в виду несколько моментов. Большое внимание следует уделять формированию положительного образа. В книге "Образное представление рака" Ахтенберг и Лоулис пишут: "Символы, имеющие положительное значение, должны обладать силой и внутренней чистотой: силой, чтобы подавить противника и чистотой, чтобы иметь на это право. Часто такими символами являются рыцари или викинги – герои, которые по времени и месту в истории приближаются к белым рыцарям. Рыцарь – это архаический сказочный символ, с которым знакомо большинство людей".
Второе, на мой взгляд, важнейшее свойство визуализации состоит в том, что она должна быть созвучна данному человеку, т. е. согласовываться с его самыми глубинными желаниями и ценностями. Прекрасным примером этому может служить случай с молодой женщиной, которая обратилась ко мне, когда я читала лекцию в Аризоне, в городе Финикс.
У этой женщины был рак шейного отдела позвоночника, который давил на позвоночник и вызывал постепенную потерю двигательной функции руки и неподвижность головы и шеи. Опухоль росла, несмотря на медицинское лечение и программу БОС, работу с визуализацией, которой она самоотверженно занималась и на которую возлагала большие надежды. Она соблюдала диету, занималась физическими упражнениями и делала все, чтобы улучшить свое здоровье, однако состояние ее все ухудшалось, и врач даже посоветовал ей приготовить завещание и подумать о том, кто будет заботиться о двух ее маленьких дочерях. Казалось, ей осталось жить всего несколько месяцев.
Эта женщина рассказала мне о своем ощущении, что ее визуализация просто не работала, и она не понимала, почему. Она представляла свой рак как дракона, а свою иммунную систему как белых рыцарей, нападавших на этого дракона, но действия рыцарей, казалось, никогда не достигали успеха.
Я попросила ее нарисовать эти образы. Она нарисовала белых рыцарей и дракона, которые, на мой взгляд, ничем особенным не отличались, но она, посмотрев на свой рисунок, воскликнула: "О боже, это ведь мой муж"! На ее глаза навернулись слезы, и она сказала: "Я не могу убить собственного мужа".
Вот что она рассказала о своей жизни. Этой женщине пришлось расстаться со своим мужем-алкоголиком, который, когда бывал пьян, обижал ее и дочерей.
Теперь она жила отдельно от него. Она считала, что напряжение, тяжесть и трагизм ситуации, которую ей пришлось пережить, и последующий за этим разрыв отношений стали причинами рака. Иными словами, муж был драконом, сидевшим на ее спине.
В этом случае простого изменения визуализации оказалось достаточно. Когда она сказала, что не может убить своего мужа, я ответила, что ей надо избавиться не от мужа, а, скорее, от его свойств и поступков, причиняющих ей боль. Надо было символически избавиться от пьянства, грубости и оскорблений.
Если с помощью воображения ей удается освободить мужа от этих черт, она не только не причинит ему зла, но, наоборот, принесет пользу, а сама, по крайней мере, сможет сбросить со своей спины его недостатки, поскольку это и есть те драконы, которых надо прогнать. Услышав это предложение, она просияла и воскликнула с готовностью: "А, грубость! Я готова разорвать эту грубость в клочья"!
Через год там же, в Финиксе, проводя семинар на ежегодной конференции, я снова встретила эту женщину. Она рассказала, что благодаря новому направлению, которое она придала визуализации, ей удалось вложить в нее всю свою энергию, и вскоре опухоль начала таять. У нее наступила полная ремиссия. Свидетелями ее рассказа стали участники моего семинара. Он обогатил их опыт и помог запомнить очень важную вещь: визуализация должна соответствовать истинным желаниям человека.
В том или ином виде больным часто приходится сталкиваться с одной и той же проблемой. Она очень распространена и сводится к тому, что, если белые клетки хорошие, то они не могут убивать или причинять зло. Часто пациенты каким-то образом идентифицируют себя со своими раковыми клетками. Очень важно с самого начала обращать на это внимание и помогать пациентам решить эти трудности положительным образом.
Еще одним героем среди моих пациентов был Томми. Когда мы начали заниматься с ним психофизиологической терапией, ему было одиннадцать с половиной лет и у него была болезнь Ходжкина степени IV В. Впервые этот диагноз был поставлен, когда Томми было девять лет. В то время у него была самая легкая степень болезни Ходжкина – I А. Томми лечился, но болезнь прогрессировала и теперь уже дошла до степени IV В. Она не поддавалась химиотерапии, и жизнь мальчика становилась все тяжелее.
Когда я впервые встретила Томми, он пытался разрешить свои трудности с помощью поджогов и других проявлений демонстративного поведения. Его направил ко мне Дэвид Берланд, детский психиатр, который занимался терапией с Томми и его семьей.
К тому времени мальчик уже прошел через большие мучения, включая лапаротомию, облучение и химиотерапию, воспаление легких, ветрянку и опоясывающий лишай. У него была вырезана селезенка и аппендикс. Он ненавидел уколы и иголки, которых изрядно повидал на своем веку. Теперь Томми должен был решиться на еще один курс лечения: двойной бутерброд из химиотерапии, облучения и еще раз химиотерапии. Он не был уверен, что готов его проходить и в каком-то смысле хотел вместо этого "спалить весь мир дотла".
Как раз на той неделе, когда мы должны были начать заниматься с Томми, происходила встреча с Гэрретом, доктором Джерри Ямпольски и другими ребятами, выздоровевшими или выздоравливающими от рака. Джерри говорил о телефонной службе Центра установочной терапии, а Гэррет рассказал о своей собственной телефонной службе в Топике. Когда встреча окончилась, я увидела, как Томми подошел к Гэррету и несколько минут с ним разговаривал. Я решила, что он спрашивал у Гэррета номер его телефона. Спустя недели две, когда я спросила у Гэррета, звонил ли ему Томми, он сказал, что нет, и что, оказывается, Томми попросил у него автограф! Сначала я подумала, что это очень странно, но позже поняла значение этого поступка: Гэррет стал для Томми примером подражания.
С самого начала Томми усилено обучался всем навыкам саморегуляции. К моменту нашей совместной работы он так много успел пережить, что первым делом я показала ему дыхательные упражнения, решив, что они лучше всего помогут ему преодолеть новые трудности. Когда Томми пришел ко мне во второй раз, он сел на стул и сразу же стал спокойно и медленно дышать. Сразу стало понятно, как много он практиковался дома. Мальчик относился ко всему очень серьезно и в высшей степени внимательно.
Как и Гэррет, Томми должен был в нелегкой борьбе решать вопрос о том, хочет ли он жить или – умереть. Но для него эта борьба происходила скорее на символическом уровне. Он идентифицировал себя с раковыми клетками и чувствовал, что они просто попали в положение "козла отпущения" и пытаются защитить себя. Рисунки, которые Томми делал во время лечения, особенно после сеанса визуализации, очень помогли нам вместе с ним вскрыть ряд бессознательных установок. На определенном этапе он представлял себе, что его раковые клетки прячутся за свинцовым щитом, который был сделан, чтобы защитить его печень во время облучения. Он сказал: "Они просто хотят выжить, как и все".
Теперь Томми объясняет, что был уверен, что раковые клетки прятались, потому что рак все время возвращался или никогда не бывал разрушен до конца во время предшествующих курсов лечения. Наконец ему удалось понять, что развитие раковых клеток всегда ведет к их собственному разрушению, они не могут выжить, и вопрос лишь в том, удастся ли им вместе с собой разрушить и самого Томми.
Мальчик упорно стремился выздороветь и не укоснительно следовал выбранному курсу, выполняя все рекомендации. Он научился любить салаты, каши и овощи и стал есть меньше мяса, сахара и жареного. Он достиг больших успехов в саморегуляции и с удовольствием занимался БОС, потому что ему нравилось показывать, как он может управлять своим организмом. Он использовал это для расслабления, в занятиях спортом и для того, чтобы еще более эффективно заниматься визуализацией. Его родители, как и родители Гэррета, поддерживали его во всем, что касалось исцеления. И, несмотря на множество тяжелых ситуаций, любовь и открытость помогали Томми и его родителям их разрешать.
Во время терапии произошло несколько случаев, которые укрепили уверенность Томми в своих силах. Раньше он ненавидел медицинское лечение и, как мог, сопротивлялся химиотерапии, отбивался от врачей и дрался. Теперь он использовал умение расслабляться и образное представление для того, чтобы оставаться спокойным. Он стал примерным больным и очень радовался, что у него так хорошо все получается. Он представлял себе, что медицинское лечение охраняет его организм и, как армия или национальная гвардия, готово стереть в порошок всех его противников. Он стал гораздо серьезнее, и, несмотря на то, что в начале года ему пришлось пропустить много занятий в школе, все нагнал и этим справедливо гордился.
К тому времени, когда должна была начаться радиотерапия, дела у Томми шли гораздо лучше, и он ожидал этого этапа лечения с большим нетерпением. Во время химиотерапии у него стоял гепариновый шунт (небольшая иголка, вставленная в вену и там надежно закрепленная, чтобы вена оставалась открытой для повторных инъекций). Томми не мог дождаться, когда же, наконец, этот шунт будет снят. Он был активным и спортивным ребенком, и ему не терпелось поиграть в футбол, погоняться и повозиться со сверстниками, а не следить все время за шунтом, стоявшим в руке.
Когда ему сказали, что во время облучения у него будет рвота и понос, ему придется есть только мясо и сыр и избегать овощей и фруктов, он был очень разочарован. Его мама сказала, что Томми очень расстроен, и я решила позвонить Карлу Саймонтону, чтобы услышать его мнение.
Карл сказал, что описанная выше реакция на полное облучение всего организма являлась крайним проявлением возможных последствий. На самом деле, тело может реагировать по-разному, начиная от почти полного отсутствия отрицательных последствий и кончая реакцией, описанной выше. Он предложил, чтобы Томми, у которого были хорошие навыки саморегуляции, попробовал объективно, как исследователь, наблюдать за тем, как будет вести себя его тело, и уж если придется изменять реакцию организма, то работать с этим так же, как он работал со всеми другими трудностями. Что же касается диеты, то пища, о которой шла речь, закрепляла, и поэтому помогла бы ему в том случае, если бы у него был понос. Если же желудок будет работать нормально, он сможет есть то, к чему привык, это еще лучше.
Услышав это, Томми почувствовал большое облегчение, ему было приятно, что я звонила по его поводу доктору Саймонтону. Услышанное показалось ему убедительным, потому что последний раз он смог перенести химиотерапию гораздо лучше и у него было очень мало неприятных побочных реакций. Он знал, что это произошло благодаря его умению управлять процессами, происходящими в организме.
Перед началом облучения надо было сделать щит для предохранения печени, а когда щит был готов, сделать несколько снимков, чтобы проверить, достаточно ли хорошо он работает. Томми решил, что это был первый сеанс радиотерапии, и когда он закончился, Томми сказал папе, что все прошло совсем неплохо. Отец ответил ему, что это неудивительно, потому что они просто делали снимки для того, чтобы проверить, закрыта ли печень. Через полчаса, по дороге домой, Томми произнес: "Хорошо, что ты сказал мне, что это были просто снимки, потому что, если бы я этого не знал, меня бы сейчас начало тошнить". Потом он улыбнулся с досадой, понимая, что в этом случае, если бы он не узнал, что облучения не было, сила разума могла вызвать тошноту.
Было очень важно, что Томми это понял. После этого случая радиотерапия прошла у него с очень небольшими побочными действиями. Он смог играть в футбол и заниматься другими видами спорта, есть все, что хотел, включая полезную для него пищу, без каких-то неприятных ощущений.