В.Н. Иванова при анализе правоустановительного действия указывает на то, что юридический процесс реализуется через серию процедур, наделенных свойством последовательности. П.И. Кононов в отношении административного процесса указывает, что таковой представляет собою внешнюю правоприменительную деятельность компетентных субъектов публичной власти по разрешению конкретных юридических казусов (случаев, дел), возникающих на основе разносодержательных материальных правовых норм и осуществляемых в допустимых, с позиций позитивной правовой регламентации, процессуальных несудебных формах (процедурах). В.Я. Яковенко отмечает, что содержательное наполнение у юридического процесса шире, нежели у правовой процедуры. Это обусловлено тем, что правовой процесс реализуется через конкретные одноименные процедуры (притом что каждая из последних складывается или как макро-, или как микропроцедура). Хотя процесс и процедура тесно связанны между собой, это не нивелирует их самостоятельного значения, не приводит к совпадению. В.Е. Кузнеченкова (базируясь на данных налогового юридического сектора) выделяет такие элементы процесса, как: 1) правотворчество; 2) правовая охрана (правоохранительный процесс); 3) юридические производства и процедуры. Сам же процесс она воспринимает в качестве системы объединенных общей телеологией и имеющих юридическое значение поведенческих актов. Достоинством данного видения является предполагающаяся им последовательность и закономерность юридического процесса.
При обращении к легальным установлениям можно обратить внимание на то, что и из них выводится более широкое, по отношению к процедуре, понимание юридического процесса. По общему правилу нормативное оперирование термином "процедура" акцентирует внимание на размежевании поведения, осуществляемого в рамках корреспондирующей части (т. е. самой процедуры), от деяний, характерных (типичных) для всего процесса в совокупности.
В качестве показательного примера в данном контексте принято указывать на Федеральный закон "О несостоятельности (банкротстве)", в ст. 2 которого наблюдение, финансовое оздоровление, внешнее управление, конкурсное производство и мировое соглашение определяются в качестве процедур. Вместе с тем не менее интересные данные можно получить и из иных общегосударственных законодательных актов, в тексте которых наличествуют оба интересующих нас термина.
Так, например, Федеральный закон "О ратификации Договора между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о сокращении стратегических наступательных потенциалов" "говорит" о выполнении процедур в процессе реализации (выполнения) договора (ст. 3); акт этой же видовой принадлежности "О банках и банковской деятельности" "гласит" о процедуре реорганизации и нахождении кредитной организации в процессе таковой (ст. 23); отечественный закон "О третейских судах в Российской Федерации" определяет третейское разбирательство как процесс, а его правила деопределяет уже посредством термина "процедура" (ст. 2) [177] .
Надо сказать, что по обобщенной позиции в отечественном правоведении выделяется "узкое" и "широкое" понимание юридического процесса. Например, можно представить видение такового в качестве юрисдикционной деятельности уполномоченных (управомоченных) субъектов (лиц, органов), непосредственно связанной с судебным рассмотрением споров (и, естественно, возможностью обеспечения действия соответствующего правоприменительного акта посредством компетентно-властной принудительной силы). Данный подход представляется излишне зауженным, так как юридический процесс в нем увязывается сугубо с публично-принудительной формой реализации права, с правоприменением.
Тем не менее именно в данном значении (видимо, по историко-временным причинам) понимание юридического процесса воспринимается как "типичное", наиболее устоявшееся. Так, В.М. Горшенев, говоря о "традиционном юридическом процессе", указывает на следующие характеристики такового: 1) всегда (причем именно непосредственным образом) связан с "совершением операций" с нормами права на основе стадий правоприменительной деятельности; 2) осуществляется исключительно компетентными лицами, наделенными правоприменительными полномочиями; 3) непременно заключается в деятельности по рассмотрению конкретных юридических дел и принятии корреспондирующих правовых актов; 4) представляет форму деятельности, объективно нуждающуюся в процедурной регламентации; 5) в качестве правовой формы прямо (непосредственно) связан с юридико-техническими правилами, приемами и требованиями.
Недостаток увязки сугубо с публично-властным принуждением преодолевается в понимании юридического процесса как любой легальной деятельности, направленной на реализацию правовых норм; как системы обеспечения режима правозаконности. Именно таковое и представляется нам наиболее адекватным (и в этимологическом, и в правобытийном аспектах).
В отношении же юридической процедуры можно привести определение В.Е. Кузнеченковой, согласно которому таковая предстает в качестве особого, установленного нормами права порядка юридической деятельности, гарантирующего ее правомерность (т. е. соответствие деятельности мере права) и результативность, а также ориентирующей правоприменителя на достижение "заданной" профильной (специально-юридической) цели. Касательно данного видения возникают вопросы в отношении результативности и должной правовой ориентации (особенно с учетом того, что последняя, так или иначе, определяется в первую очередь правовым сознанием, менталитетом, логикой). Получается, что при их отсутствии наличие процедуры констатировать не должно. Вместе с тем представляется, что процедура, равно как и иные феномены, может быть осуществлена как надлежащим, так и, по факту, ненадлежащим образом.
По мнению В.Я. Яковенко, если правовая природа юридической процедуры заключается в том, что она присуща соответствующим правилам поведения, которые характеризуются предоставительно-обязывающим характером и трехэлементной структурой, то ее гуманитарное предназначение представлено особым порядком осуществления правовой деятельности, имеющей своей целью реализацию норм материального права и корреспондирующих им правовых отношений, охраняемых и защищаемых от нарушений юридическими санкциями. Данное видение напоминает предложенную В.Н. Скобелкиным трактовку правовой процедуры как особого нормативно установленного порядка осуществления юридической деятельности, обеспечивающего реализацию материальных правовых норм и основанных на оных материальных и нематериальных правовых отношений.
Согласно также разделяемой В.Я. Яковенко позиции, в качестве общесоциального явления процедура представляет собой систему, которая характеризуется шестью признаками, а именно: 1) ориентирована на достижение конкретного общественного результата; 2) заключается в последовательно сменяющих друг друга поведенческих актах, ступенях деятельности; 3) креативирует отражаемую на нормативном уровне модель развития, "движения" определенного явления; 4) имеет субординационное (иерархическое) строение; 5) находится в динамичном состоянии; 6) обладает сложным характером (выступая средством реализации "главного" для нее социального отношения).
Указанные основные черты производны от тех, что выделены у В.Н. Протасова, и очень похожи на них. По словам ученого, процедура как общественное явление: 1) представляет собой систему, ориентированную на достижение конкретного общественного результата; 2) включает последовательно сменяющие друг друга поведенческие акты; 3) в качестве деятельности внутренне структурирована целесообразным социальным общением; 4) наделена (предварительно установленной на нормативном или индивидуальном юридическом уровнях) моделью развития; 5) имеет иерархическое строение; 6) постоянно находится в динамике; 7) является средством реализации "основного", "главного", "ведущего" для нее общественного отношения.
Касательно последнего признака В.Н. Протасов поясняет, что нормативная правовая модель процедуры должна определять: 1) телеологию и тип основных социальных отношений; 2) их субъектный состав; 3) "перечень" возможных и должных поведенческих актов участвующих лиц и последовательность их совершения; 4) сроки и место осуществления как отдельных компонентов, так и самой процедуры в целом; 5) средства, обеспечивающие ее функционирование.
Мыслится, что характеристика процедуры в качестве закономерного внутреннего строения (системы) является ненадлежащей, так как структурные компоненты здесь не выявляются (ибо все элементы носят равнозначимый характер); а ее внутреннее строение, в свою очередь, определяется сугубо внешними (официально установленными) факторами и потому не имеет сущностного самостоятельного значения. Неверность употребления термина "система" (в собственном, непосредственном значении) применительно к правовой процедуре подтверждается и теми признаками, которые в данном контексте выделяются, так как указание на последовательность по отношению к какой-либо системе не является надлежащим. Дело в том, что любое внутренне упорядоченное строение всегда является последовательным; иначе в принципе не существует самой соответствующей системы. Представляется, что в указанном случае процедура рассматривается все же в качестве комплекса, но не системы как таковой.
В интересующем нас контексте встречаются указания и на то, что юридическая процедура являет собою совокупность совершаемых по определенной этапности (ступенчатости) и имеющих юридическое значение поведенческих актов, каждый из которых вызывает (способен вызывать) "собственные", локальные, правовые последствия, влияющие на ход и действительность всей процедуры в целом. Подобное видение представлено у А.А. Копиной и по своей смысловой нагрузке представляется оптимальным.
Обращая более пристальное внимание на область системного значения вопроса о соотношении "процесса" и "процедуры" в праве, укажем, что, по мнению О.В. Яковенко, "все отрасли права по своему социальному назначению являются средством правового регулирования общественных отношений, различных процессов жизни общества. Следовательно, им, наряду с нормами материального права, призванными регулировать материальные отношения, отношения между людьми в различных областях, сферах их жизни, присущи также процессуальные нормы, выполняющие организационно-процедурные функции по созданию условий и обеспечению действия норм материального права. Правовые процессы – это только разновидность процессов, существующих в обществе. Само право – развивающаяся субстанция, и его развитие тоже процесс. Каждая отрасль права как составная часть этой субстанции является, в свою очередь, развивающейся сложной системой, которой свойственны собственные процессы." [178] . Воззрения О.В. Яковенко, в определенной части, представляются не совсем верными. В частности, субъектами права далеко не всегда выступают именно "люди". В свою очередь, различные сферы жизни регламентируются нормами вовсе не только лишь материального, но и процессуального права. Также думается, что нельзя делать абсолютного (не содержащего оговорки) утверждения о том, что все отрасли права должны содержать процессуальные нормы. Впрочем, рассуждения на данную тему уже перетекают в "плоскость" вопроса о понимании юридической конструкции "отрасль права".
Неоднозначно воспринимается нами и указание В.Н. Протасова на то, что устанавливающие материальные правовые процедуры юридические поведенческие правила должны быть как можно больше "приближены" к системе законодательства, к тем регулятивным правовым нормам, на практическое воплощение которых они направлены. В данном случае вызывает возражение стремление к "консолидации" ("сближению") систем права и законодательного материала.
В свою очередь, Л.Д. Ухова высказывается за фиксацию процедурных норм, касающихся порядка реализации поощрения, без "отрыва" от изложения самих предписаний, предусматривающих поощрительную меру. Это видение и вовсе носит юридико-технический характер. Причем в случае своей реализации оно существенно усилит и так имеющуюся в отечественной легальной практике и негативно воспринимаемую нами тенденцию к "регламентному", излишне детализированному, массивному, объемному, а потому и сложному способу изложения юридических норм в статьях актов позитивного права.
В целом же можно резюмировать, что сущность проблематики соотношения правового процесса и процедуры имеет значение и для гносеологии интересующего нас корреспондирующего явления, и для исследования и решения вопросов его действия. Нельзя не учитывать того, что системное правовое воздействие не может быть осуществлено (по меньшей мере, надлежащим образом) без "равновесия", вне учета оптимального сочетания материальных и процессуальных правовых норм.
С правовых же, равно как и с филологических позиций, понятия "процесс" и "процедура" не синонимичны. Процесс относится к какому-либо явлению (к целому), а процедура только лишь к "включенному" в него действию или бездействию (т. е. к элементу целого). Процесс уже по самой своей природе предполагает последовательность, а процедура – всего-навсего официальность. При этом исключительной официальной "привязки" у процесса как раз нет. Таким образом, понятие правового процесса (по сравнению с понятием одноименной процедуры) представляется более объемным. Оно охватывает не только официальные порядковые, но и иные срезы правовых явлений (в том числе и те, что не исключают наличия материального компонента). Именно поэтому часть правовых общностей и получила наименование процессуальных (а не процедурных) отраслей права, образующих в своей упорядоченной совокупности такой составной элемент системы права, как процессуальное право.
Обращаясь же к вопросу о материальном и процессуальном праве непосредственным образом, отметим, что если выделение иных крупных подразделений (элементов дуалистической конструкции, отраслей) в большей или меньшей степени в юриспруденции все же оспаривалось, то бытие двух названных нами блоков в качестве компонентов правового строения всегда признавалось и на доктринальном, и на профессионально-практическом, и на учебном уровнях. Действительно, оспаривать существование в праве различающихся между собой секторов материального и процессуального порядка абсурдно и бесперспективно. Их наличие обусловлено самой практической направленностью правового действия, целью интересующего нас регулирования (коей выступает упорядочение определенного пласта, уровня, среза, социального поведения, взаимодействия).
Вместе с тем материальный и процессуальный компоненты правового строения нуждаются в разноаспектном, тщательном и рациональном исследовании как раз таки в виду константности своего фактического и восприятивного присутствия в правовом массиве, по той причине, что их совокупность полностью объединяет, по меньшей мере, данные объективного (объективированного) права. Кроме того, неоднозначными являются и вопросы взаимодействия, соотношения, "сосуществования" как материального и процессуального права в целом, так и их отдельных частей.
Уже обозначалось нами и то, что область процессуального права и сама по себе трактуется неоднозначно, особенно в контексте связи таковой с наличествующими в юридической области процедурными предписаниями. В отношении же материального права весьма многовариантно решается вопрос о составляющих оное отраслевых образованиях, причем как собственно права, так и законодательства (нормативного правового материала). Вопросы здесь возникают даже в отношении того классического, безусловно выделяемого и признаваемого направления, которое фиксирует сведения о виновных противоправных общественно опасных деяниях преступного вида.
Так, в юридической литературе можно встретить по данному поводу высказывания следующего рода: "…нетрудно заметить, что в принципе функциональные связи в рассматриваемых случаях характеризуются обратной зависимостью: сама уголовная ответственность в определенной степени обусловлена наличием запретов, установленных другими отраслями… Кстати, ряд примеров, приводимых подчас для подтверждения мысли о возможности установления при помощи уголовного права позитивных юридических обязанностей… на самом деле иллюстрирует "подкрепляющую" роль уголовного закона в отношении обязанностей, вытекающих из норм других отраслей права – административного, трудового и пр." [179] .
Впрочем, неоднозначный отраслевой состав выделяется и по отношению к области процессуального права. К слову, еще Г. Кельзен отмечал, что "определение процессуального порядка играет доминирующую роль в отношении межу конституцией и законом. Тем не менее содержание будущих статутов здесь тоже установлено" [180] .
На современном этапе в отечественном правоведении чаще всего, оперируя статьей 118 Конституции РФ, указывают на такие подразделения процессуального права, как: 1) конституционное, 2) административное, 3) уголовное и 4) гражданское. Исходя из данных этого же статута (а также наличия самостоятельного кодифицированного акта) выделяют еще и арбитражное процессуальное право.
Нередко в специальных источниках указывается также на существование (и необходимость признания) административного, финансового и (или) трудового процессуального права. Гражданский же процесс обычно рассматривается в качестве той процессуальной отрасли, которая обслуживает не только одноименную, но и иные правовые области (в том числе и трудовое право, причисление которого к семье отраслей частного порядка обнаруживается не всегда, – ввиду значительности в данной сфере публично-правовой составляющей). В свою очередь, конституционное право традиционно рассматривается в качестве единого правового образования, нерасчлененного на нормативные, доктринальные и учебные компоненты материального и процессуального толка. Так или иначе, на сегодняшний день, в приложении к преобладающему в отечественном правовом порядке отраслевому дроблению, нельзя признать удобоваримым постулат о том, что каждой отрасли материального права соответствует (либо должно соответствовать) одноименное подразделение права процессуального.
Также стоит отметить, что вопрос о понимании материального и процессуального права имеет существенное значение не только в связи с проработкой темы структурного строения права, но и в контексте систематики интересующего нас явления. Это обусловлено тем, что даже в одном и том же элементе нормативного правового акта (например, в разделе или главе закона) могут отражаться не только собственно-материальные, но иные (сугубо процедурные или же и вовсе процессуальные) компоненты.
Очень часто та или иная область юридико-нормативной регламентации не отражается посредством одного или нескольких актов; специально и четко не разделяется на материальную и процессуальную составляющие. Представляется, что во многом это обусловлено общей (но все же не исчерпывающей, не абсолютной) совокупной достаточностью пределов содержательного действия гражданского, арбитражного и уголовного процессуального кодексов, а также существующей юридико-технической практикой (в этом, как и в иных аспектах, далеко не всегда носящей оптимальный характер).