Примечательно также и то, что в ходе отечественных дискуссий о системе права вопрос о выделении отраслевых составляющих процессуального блока получил некоторое обособленное, специализированное рассмотрение лишь во время второго и третьего (а также иногда выделяемого четвертого) конвенциональных обсуждений. В рамках же первой дискуссии по интересующей нас проблематике принято было указывать лишь на наличие единой отрасли судебного права , не выделяя при этом здесь в одноуровневые сектора какие-либо обособленные поднаправления. По сути же, термином судебного права обозначалось то образование, за которым ныне закрепилось наименование права процессуального. Таким образом, если в настоящее время в рамках самого процессуального права и распространено отраслевое дробление, то в период становления отечественного учения о системе права данная область рассматривалась в качестве единого подразделения (отрасли), чаще всего именуемого судебным правом.
В современной отечественной науке позиция об истолковании процессуального права в качестве единой правовой ветви (т. е. тоже секторного подразделения) представлена у В.П. Мозолина. По словам ученого, "предметом процессуального права являются отношения по определению порядка рассмотрения судами и иными правоохранительными органами дел, возникающих из конституционных, гражданских, трудовых, административных, налоговых и уголовных правонарушений." [181] .
Впрочем, не затрагивалась в период первой отечественной дискуссии о системе права и тематика соотношения материального и процессуального права в целом: внимание ее участников было акцентировано (помимо характерного для каждого из конвенциональных обсуждений вопроса об отраслевом правовом дроблении) на проблеме наличия (отсутствия) и значения частного и публичного права.
Как представляется, такое положение обусловлено тем, что в период становления концептуального видения системы права наиболее актуальными были: 1) установление пригодности дуалистической теории правового строения к правовым системам социалистической модели и 2) "конструирование" самой отраслевой концепции. В этом контексте выражение воззрений по поводу сочетания традиционно признаваемых материальных и процессуальных блоков востребованным не было, ибо, по меньшей мере, сам факт их наличия сомнений не вызывал. В то же время отсутствие достаточной проработки отраслевой схемы системы права не позволяло рассуждать о сходстве и (или) различии в проявлениях предметного правового действия процессуального толка.
В свою очередь, в ходе второй , да, в общем-то, и третьей , дискуссии о системе права практически не рассматривалась (применительно к порядкам национального уровня) как раз таки уже тема частного и публичного права. А вот по поводу вопросов отраслевого состава процессуального, а тем более материального права предлагались самые различные вариации решения.
Не усматривая необходимости отражать здесь все выдвинутые версии, отметим, в частности, то, что именно во второй половине прошлого века стали указывать (причем все чаще и чаще) на необходимость признания административного процессуального права самостоятельной отраслью правовых норм. Вопроса же о едином, "монолитном" восприятии процессуального права на "повестке дня" уже не стояло. Такое многоотраслевое видение, как представляется, в изначальном аспекте сопряжено с расширением практики создания, принятия и действия различных кодифицированных актов (как материальной, так и процессуальной направленности), с "разрастанием" самой юридико-нормативной регламентации.
По поводу же соотношения норм материального и процессуального права во второй половине прошлого века отмечалось: ".. особую группу функциональных связей, свойственных… правовой системе, образуют связи между материальными и процессуальными отраслями. На первый взгляд, создается впечатление, что между материальными и процессуальными отраслями главными и определяющими являются отношения субординации. Действительно, известный "субординационный момент" во взаимосвязях этих отраслей может быть обнаружен. Если рассматривать ту или иную процессуальную отрасль в качестве специфического положения профилирующей отрасли, "надстройки" над ней, обслуживающей всю семью материальных отраслей, то вполне естественно, что содержание материально-правовых институтов в какой-то мере предопределяет содержание институтов данной процессуальной отрасли. Так, весьма тесная связь существует между принципами материальной и соответствующей процессуальной отраслей. Область материальных правовых отношений общим образом очерчивает подведомственность компетентных органов – субъектов процессуальных отношений. Да и началом для образования процессуальных связей служит, как правило, определенный момент в возникновении и развитии действительных и предполагаемых материально-правовых (охранительных) отношений… Главное и определяющее в функциональных связях между материальными и процессуальными отраслями составляют отношения координации, включающие некоторые субординационные моменты… Существует встречная зависимость материально-правовых явлений от процессуальных форм." [182] .
Далее, для примера, указывается на то, что уголовное правоотношение приобретает должную определенность, завершенность, только после вынесения такого итогового уголовно-процессуального акта-документа, как обвинительный приговор. Аналогично и воздействие гражданских процессуальных форм на материальные правовые отношения цивильного толка: именно после вынесения по делу судебного решения гражданское процессуальное отношение становится определенным, устойчивым, приобретает свойство материально-правовой обязательности.
Деление права на материальное и процессуальное признавалось и касательно уровня международной правовой системы. Но при этом выделения отраслевого состава в рамках самого процессуального блока здесь не производилось , так как в каждом из признаваемых секторов допускалось возможным наличие не только материальной, но и процессуальной составляющей.
Такое видение не утратило своего распространения вплоть до настоящего времени. Отражается оно и в самих нормативно-юридических данных международной направленности. Так, распоряжение Правительства РФ "О подписании договора между Российской Федерацией и Итальянской Республикой о сотрудничестве в области усыновления (удочерения) детей" [183] , помимо иных данных, включает в себя и текст проекта самого соглашения. Последнее носит именно смешанный, материально-процессуальный характер. Материальные положения отражены в общих положениях, установлениях о применимом законодательстве, предписаниях о сотрудничестве и обмене информацией, а также в заключительных данных документа.
Процессуальными же предписаниями представлена самая объемная часть проекта, посвященная процедуре усыновления.
В целом же, в рамках дискуссий о системе права, вопрос о материальном и процессуальном праве получил разработку преимущественно с позиций нормативной правовой систематики : речь шла о допустимости (или недопустимости) расположения процессуальных юридических норм в материальных правовых актах, и наоборот; а также, в случае утвердительного решения вопроса, – о пределах "расположительной" допустимости.
Рассматривался по традиции и вопрос о целесообразности выделения тех или иных отраслей как материального, так и процессуального порядка. К примеру, В.Д. Сорокин указывал, что процессуальные нормы аккумулируются в отрасль права лишь в том случае, если их совокупность оказывается достаточной для "обслуживания" не только включенных в рамки одноименной материальной отрасли поведенческих правил, но также еще и положений иных, выходящих за пределы "материнского", образований материальных правовых норм. "Отрасль начинается тогда, когда определенная группа социальных норм… выходит за пределы одноименной материальной отрасли и участвует в реализации материальных норм других отраслей, т. е. взаимодействует с другими отраслями права." [184] .
Вопрос о наличии материальных и процессуальных правовых норм в актах "противоположного" (по своим совокупным данным) толка действительно представляется весьма существенным, в том числе и потому, что связь интересующих нас правовых блоков часто отображается как соотношение содержания и формы, первичных и производных норм. Отсюда следует, что признание за тем или иным нормативно-оформленным правилом поведения материального или же процессуального содержания будет отражать данные и о природе, сущностном предназначении.
В настоящее время различным срезам проблематики соотношения материального и процессуального права посвящено значительное число специальных исследований, причем, в подавляющем преимуществе, не общетеоретической, а отраслевой правовой направленности [185] . При этом целостное восприятие вопросов соотношения материального и процессуального права по обоснованным (как на теоретическом, так и на практическом уровнях) мотивам является достаточно устоявшимся и может быть представлено нижеследующими положениями.
Материальное право составляют те правовые нормы, что регулируют непосредственно (в собственном смысле слова) правила поведения лиц (складывающиеся именно в ходе самой основной составляющей социального взаимодействия, т. е. независимо, вне учета процедурных аспектов реализации, практического воплощения). Материальное право представлено посредством содержательно управленческих (административных), имущественных и личных неимущественных (гражданских, в узком смысле данного слова), трудовых, семейных, образовательных, охранительных (также в зауженном значении), иных правовых отношений.
В свою очередь, процессуальное право включает совокупность тех норм, которые предусматривают процесс реализации материальных правовых установлений. Классическими примерами таковых являются те предписания, которые регламентируют: 1) процессы возбуждения и рассмотрения конкретных административных, гражданских, трудовых, семейных, уголовных (и пр.) дел (т. е. казусов) в уполномоченных органах (например, в юрисдикционных); а также 2) определяют правовое положение участников корреспондирующего процесса (т. е. самого суда, истца и ответчика, подсудимого, обвинителя, защитника, иных лиц). Так, С.В. Поленина, указывая на соотношение материальных и процессуальных элементов права, отмечает: "…первые определяют правовой статус субъектов будущих процессуальных отношений, условия и основания возникновения таких отношений. Способ разрешения спорных ситуаций при реализации норм материальных отраслей права устанавливается процессуальными отраслями." [186] .
При этом в ряде случаев компоненты материального права и в самом деле отражаются в тех нормативных правовых актах, которые в качестве целого относимы к области права процессуального, и, соответственно, наоборот. Но это не изменяет сути соответствующих норм и их системно-правовой принадлежности.
Для примера можно также сказать, что в материальных актах административного и трудового права предусмотрено некоторое число положений, касающихся, соответственно, административных процедур рассмотрения дел, а также порядка разрешения трудовых споров. Подобные положения, в отличие от содержащих их актов в целом, по своей сути носят не материальный, а именно процессуальный правовой характер. Иногда в литературе даже специально акцентируется внимание на том, что "каждая отрасль материального права, особенно при наличии в ней норм, которые не могут реализовываться без правоприменительного процесса, имеет соответствующие процессуальные нормы с самой различной степенью группировки… Они обладают определенной самостоятельностью по отношению к отраслям материального права и не входят в их содержание в качестве составных частей." [187] .
Именно с учетом обозначенных выше причин и говорят, что материальное и процессуальное право соотносятся как содержание и форма (в данном случае – практической реализации названного первым компонента). Существование процессуального права и в самом деле немыслимо при условии отсутствия права материального (хотя в отношении отдельных норм и могут встречаться обусловленные "рукотворностью" юридической ткани дефекты несоответствия, нескоординированности, избыточности или и вовсе отсутствия). В свою очередь, материальное право, хотя сугубо теоретически и мыслимо без права процессуального, на практике даже если и будет существовать, то, во всяком случае, не действовать. Оно останется неосуществленным (по крайней мере, по большей части), а следовательно, – и невостребованным. Таким образом, "в одиночку" материальное право не сможет достичь необходимой цели – регламентации социального взаимодействия, и в конечном итоге утратит свое подлинное значение.
Верным, соответственно, представляется указание на то, что "понятие "материальное право" в отрыве от понятия "процессуальное право" утрачивает всякий смысл. Напротив, каждая отрасль (или подотрасль) процессуального права обуславливает определенную совокупность материально-правовых норм. Реализация этих норм как раз и обеспечивается в данной процессуальной форме." [188] . Одновременно (правда, сообразно предмету исследования, – только лишь на примере цивильной области) тем же автором отмечается, что процессуальное право "испытывает влияние других отраслей, и прежде всего тех, которые по отношению к нему выступают в качестве права материального" [189] . Как нам представляется, данное утверждение носит именно общеправовое значение.
Показательно в этом смысле и то, что С.С. Алексеев, выстраивая систему отраслей права, на определенном этапе выводил процессуальное право в отдельное, обособленное (хотя и производное) звено, корреспондирующее и профилирующим, и специальным отраслям материального права одновременно. Ученый объясняет это именно тем, что процесс есть "форма жизни" материальных правовых установлений. При этом и материальные, и процессуальные правовые нормы подчинены у него конституционно-правовым положениям, именуемым государственным правом и рассматриваемым в качестве целостного (т. е. не раздробленного на материальный и процессуальный секторы) формирования.
По словам самого С.С. Алексеева, "здесь есть аспект, который имеет определенное самостоятельное значение. Это – подразделение отраслей права на три главных звена: а) основополагающее звено – государственное право; б) материальные отрасли – профилирующие (гражданское, административное, уголовное право) и специальные (трудовое, семейное, земельное право и др.); в) процессуальные отрасли… Процессуальное право не есть просто форма материального права, а представляет собой форму его жизни, т. е. его осуществления". Далее этот же автор пишет: "…в юридической литературе справедливо отмечено, что своеобразие гражданского процессуального права определяется не только материальным гражданским правом, но и, не в меньшей степени, государственным правом. Очень важный теоретический вывод, несомненно, распространяющийся и на все другие процессуальные отрасли! Именно… государственное право оснащает процессуальные отрасли теми глубокими… правовыми началами, которое оно затем распространяет на сферу государственно-властной, принудительной деятельности. Таким образом, процессуальные отрасли, будучи своего рода надстройками над профилирующими отраслями, находятся в непосредственной генетической связи также с государственным правом. Видимо, этим, помимо ранее указанных причин, можно объяснить то особо существенное значение, которое имеют в процессуальных отраслях правовые принципы. В них воплощается не только специфическое правовое содержание процессуальной отрасли, но и те решающие правовые начала, которые выражают ее связь с государственным правом, и ее ценность как процессуальной формы… По-видимому, для формирования процессуальных отраслей издание кодифицированных актов играет большую роль, чем во всех других случаях" [190] .
С последним выводом С.С. Алексеева можно согласиться лишь условно, т. е. только в том смысле, что зачастую процессуальные формы более зависимы от публично-властной воли нормотворца, чем поведенческие правила материального содержания. Последние чаще (нежели процессуальные предписания) "рождаются" в ходе самого социального взаимодействия. Будучи более формализованным аспектом правового действия, процессуальные нормы в большей степени нуждаются и в писаном юридическом отображении.
Вместе с тем, сказанное все-таки весьма относительно; оно более типично именно для уровня законодательной регламентации, в то время как в рамках подзаконной и локальной регуляции многие правила не только материального, но и процессуального характера складываются в ходе самой юридической деятельности, практики. Так, например, порядок согласования проектов нормативных документов в органах исполнительной власти столичного региона зафиксирован в п. 3.2.3.2 Регламента Правительства Москвы [191] . В нем указано, что проекты статутных актов поступают на согласование заместителю мэра, курирующему законопроектную работу, только после получения положительных виз (т. е. виз о согласовании) от всех функциональных и территориальных органов – согласующих сторон. При этом проект может быть согласован этими органами с подлежащими учету замечаниями. Указания на то, что такие замечания должны быть непременно имплементированы в представляемый курирующему заместителю мэра текст акта, в Регламенте нет. Вместе с тем сложившаяся практика свидетельствует как раз в пользу необходимости такого включения.
Причем при взаимодействии блоков материального и процессуального права важно ни недооценить, ни переоценить роль как первого из них (в качестве "основного содержания"), так и второго ("юридико-формализующего"). "Дело в том, что государственное принуждение – острое средство государственного воздействия, требующее осторожного применения, наличия строгих гарантий, развитых процедур использования. Для того чтобы государственное принуждение в условиях строжайшей законности было правовым, оно должно быть одухотворено развитыми процессуальными формами." [192] .
Вместе с тем здесь же надо отметить, что если "не сопряженные" процессуальными правилами материальные нормативные установления могут остаться просто нереализованными, то отсутствующие или даже наличествующие, но ненадлежащие по своему качеству правила процессуальные способны нивелировать, в том числе, и должные материально-правовые предписания, "блокировать" их.
Иными словами – порок процессуального права может привести к "нежизнеспособности" какого-либо, в том числе и весьма значимого, относящегося к числу основных материального субъективного права лица. Так, например, в соответствии со ст. 59 Конституции РФ гражданин имеет право на осуществление воинской обязанности перед государством посредством несения альтернативной службы. Однако достаточно длительный временной период механизм реализации данного предписания в отечественном правовом порядке предусмотрен не был, в результате чего существенные личностные права оказывались нарушенными.