Таким образом, обоснованным представляется указание на то, что материальное и процессуальное право сочетаются не только в качестве содержания и формы, но также как цель и средство ее достижения. "Материальное право регулирует порядок и возможность овладения материальными и духовными благами, а процесс есть узаконенный способ принудительной реализации такой возможности" [193] . Вместе с тем суждения о сугубо принудительном характере процесса представляются нам недостоверными. Это вытекает хотя бы из возможности альтернативной подсудности, исключительной вариативности некоторых поведенческих актов участников процесса.
Представляется, что ярким примером демонстрации значения процессуальных норм, причем именно с платформы надлежащего функционирования материально-правовых положений, является следующий: "в судебной практике возникают случаи, когда лица предъявляют иски в целях получения решения, неосновательно освобождающего их от своих обязательств перед контрагентами. Подобные исковые требования представляют собой не что иное, как инсценировку судебного процесса. Как правило, в данном случае между сторонами процесса имеет место сговор. Ответчик, добиваясь прекращения своих обязательств перед третьими лицами, не являющимися участниками процесса, просит истца (являющегося подконтрольным ответчику субъектом) предъявить к нему исковые требования… Повод и основания такого "иска по сговору" могут быть совершенно надуманными и даже умышленно созданными сторонами. Например, истец может утверждать, что он выступает кредитором в якобы существующем между ним и ответчиком обязательстве, срок исполнения по которому уже наступил. Весьма распространенной также является ситуация, когда лицо предъявляет иск об исключении имущества из описи (ареста) по предварительной договоренности с ответчиком-должником в первоначальном обязательстве. Основанием такого иска являются утверждения истца о том, что спорное имущество принадлежит ему, а не ответчику. Последний признает заявленные исковые требования, "уводя" имущество из-под взыскания кредиторов… По законодательству некоторых стран лица, если… их права затрагивались решением, принятым в результате "фиктивного процесса", не были им связаны и могли в исковом порядке опровергать установленные факты… Здесь явно ощущается отсутствие в российском процессуальном праве института, сходного с английским estoppel, означающим правило доказывания, в соответствии с которым сторона не может отрицать определенные факты, которые предварительно ею же утверждались." [194] .
Все сказанное выше приводит нас к мысли о том, что порок процессуальной нормы, с позиций должного, не может "отменять" юридико-регламентируемое правило поведения материального толка. В свою очередь, дефект нормы материальной процессуальным правовым предписанием также формализовываться не должен.
На этой основе позволим себе предположить, что материальное и процессуальное право, в обобщенном качестве, как правовые массивы с системных платформ должны рассматриваться не столько в "одноплоскостном", сколько в иерархическом ракурсе, с позиций общего (но не абсолютного) примата материальных поведенческих правил над процессуальными. Обозначенное правило необходимо ввиду того, что полное, совершенное соответствие материальных и процессуальных норм права друг другу в практическом аспекте представляется недостижимым.
Кстати сказать, утверждения о неосуществимости такого "безупречного" соответствия в юридической литературе встречаются довольно часто. Например, A.B. Юдин, исследуя арбитражные процессуальные нормы в контексте возможного злоупотребления ими, справедливо указывает, что "такое несовершенство вызвано отчасти объективными причинами и связано с тем, что идея исчерпывающим образом раз и навсегда урегулировать процессуальные отношения на предмет уничтожения процессуальных злоупотреблений… неосуществима в силу многообразия возникающих в арбитражном процессе ситуаций." [195] . Полагаем, что выраженное в приведенной цитате умозаключение распространимо не только на арбитражное, но даже в общем на процессуальное, да и на все объективное (объективированное) право.
Подтверждение выраженной нами идеи о правиле должного системного приоритета материальных норм права над процессуальными можно усмотреть и в указании на то, что "злоупотребление процессуальными правами чаще всего связано с положением, когда субъект-правообладатель осуществляет свои процессуальные права для защиты заведомо отсутствующих у него субъективных материальных прав. В этом проявляется функциональная взаимосвязь материальных и процессуальных прав. Сказанное может означать ситуацию ведения лицом судебного процесса "ради самого процесса", поскольку отсутствие материальных прав само по себе не является основанием для непризнания за субъектом прав процессуальных. Кроме того, вопрос о наличии либо отсутствии материальных прав решается, как правило, уже после завершения дела, когда процессуальные права оказываются реализованными. Некоторые, в том числе содержащиеся в законе, описания злоупотреблений процессуальными правами моделируют данное понятие через указание тесной взаимосвязи материальных и процессуальных категорий. Например, "явно неосновательной (имеется в виду с материальной точки зрения) иск" (ст. 99 ГПК РФ). С учетом изложенного все совершаемые в арбитражном процессе действия должны соизмеряться с предполагаемыми за субъектами процесса арбитражным судом и утвержденными самими лицами субъективными материальными правами… Злоупотребление процессуальными правами резко диссонирует с провозглашенными законодателем целями и задачами правосудия… Правильное и своевременное рассмотрение и разрешение… дел в условиях процессуальной недобросовестности становится затруднительным, поскольку действия субъекта-правонарушителя всячески препятствуют реализации этих целей… Следствием злоупотребления правами в… процессе может выступать неправильное и несвоевременное рассмотрение и разрешение… дела. В общем плане злоупотребление как раз и направлено на введение… суда в заблуждение относительно действительных обстоятельств дела и на максимальное затягивание судебного разбирательства, с целью отсрочить вынесение неблагоприятного решения." [196] . Отсюда следует и обоснованный вывод о том, что факторы злоупотребления процессуальными правами полностью противоположны, "антагонистичны", кардинально не соответствуют целям и задачам судебного производства.
Процессуальная "блокировка" субъективных правомочий материального порядка демонтируется и иными примерами. В частности, касательно области трудовых правоотношений можно встретить (поддерживаемые нами по части именно идейного наполнения) замечания о том, что в ряде случаев лицо "не может восстановить нарушенное материальное право из-за процессуальных препятствий, хотя факт пропуска… процессуального срока для обращения за судебной защитой не может служить законным основанием для того, чтобы освободить работодателей от обязанности по выплате работнику заработной платы, т. е. по реализации гарантированных законодательством прав работников… Отказ в восстановлении материального права со ссылкой на процессуальные нормы позволяет говорить о возможности применения ст. 3 ТК РФ, запрещающей дискриминацию в сфере труда. Понятие дискриминации является правовым и характеризуется следующими юридически значимыми обстоятельствами: а) наличием равных возможностей для реализации трудовых прав, б) отсутствием ограничений и преимуществ в зависимости от обстоятельств, запрещенных или не предусмотренных законом, в) установлением различий, исключений, предпочтений и ограничений прав работников только по установленным федеральным законом основаниям. Это означает, что доказанность всех перечисленных обстоятельств свидетельствует об отсутствии дискриминации в трудовых отношениях, а недоказанность любого из этих обстоятельств позволяет сделать вывод о наличии дискриминации работника. Приведенный пример можно считать дискриминацией, поскольку в нем отсутствует равенство возможностей для реализации трудовых прав: работник, нарушивший процессуальную норму, не имеет возможности восстановить материальное право." [197] .
Одновременно скажем, что, по нашему мнению, в любом случае необходимо признавать подчиненность и материальных и процессуальных норм правовым принципам, причем независимо от того, носят сами последние первоочередную материальную или же процессуальную направленность. Именно этим в первую очередь и обуславливается неабсолютный характер сформулированной нами выше идеи о примате материальных норм над процессуальными.
Также следует подчеркнуть, что и материальные и процессуальные юридические установления должны не только "формально" соответствовать принципам как права (прежде всего), таки законодательства, но и раскрывать, "развивать" их. "Верховенство принципов права проявляется в их приоритете по отношению к другим правовым предписаниям. Нормы-принципы как генеральные установления определяют общие закономерности урегулирования общественных отношений, в соответствии с которыми нормы – правила поведения реализуют эти задачи. Они не могут противоречить нормам-принципам, изменять или дополнять заложенную в них программу." [198] .
В этом контексте вновь "высвечивается" тот факт, что в процессе реализации права весьма значимыми являются институты аналогии и толкования, развитое правовое мышление. Именно они позволяют находить оптимальный, в первую очередь с позиций справедливости, вариант правового разрешения ситуации в "преломлении" к конкретному казусу. Причем "функциональные связи в системе… права – важнейший ориентир при систематическом толковании. По сути дела, систематическое толкование представляет собой такой способ уяснения и разъяснения юридических норм, который призван раскрыть их содержание сквозь призму присущих им функциональных связей" [199] .
Примечательно также и то, что идею об общем ("умолчательном") системном примате материальных правил поведения над процессуальными можно продемонстрировать и на примере международного правового порядка; в частности, посредством обращения к общепризнанным принципам международного права, которые, как таковые (т. е. "сами по себе", в своей "исходной" составляющей), относятся как раз к числу материальных, а не процессуальных установлений. Это, например, принципы равноправия и самоопределения народов и наций, уважения прав человека и основных свобод, суверенного равенства государств (и пр.).
Должное системное превалирование материальных правовых норм над процессуальными, по нашему мнению, вытекает и из того, что именно первыми из них "задается" основное содержание нормативной юридической ткани. Процессуальные же нормы, действительно, всего лишь производны от материальных (допустимых в таком контексте именоваться базовыми), можно сказать, направлены на их практическое, воплощающее "обслуживание". По этой же причине вполне возможной представляется взаимоувязанная характеристика материальных и процессуальных норм в качестве, соответственно, первичных и вторичных. Следуя же логическим правилам, базовое (первичное), должно предопределять производное (вторичное), а в этом смысле – и доминировать над ним.
Также позволим себе заметить, что в отношении градации самого процессуального права (а также законодательного отображения, доктринального исследования и учебного изучения такового) вполне допустимо выделение в нем двух секторов, сообразных ветвям частного и публичного права. Условно их можно обозначить как: 1) частное процессуальное и 2) публичное процессуальное право. В целом же процессуальное право, по нашему мнению, безусловно едино. В этом смысле позиция о судебном (или "монопроцессуальном") праве представляется нам вполне допустимой, приемлемой. В сугубо нормативно-юридическом срезе, помимо корреспондирующих кодексов, процессуальное право может быть представлено еще и содержащимися в материальном пласте процессуальными предписаниями. Аналогичное утверждение будет верно и в отношении юридико-нормативного состава права материального.
Совокупную же общность процессуального права можно заметить даже на примере принципов, отображенных в отечественных процессуальных кодифицированных актах общегосударственного уровня.
Так, Арбитражный процессуальный кодекс РФ указывает на принципы: независимости судей; законности при рассмотрении дел; равенства всех перед законом и судом; равноправия сторон; состязательности; непосредственности и гласности судебного разбирательства и пр. Гражданский процессуальный кодекс РФ отражает такие (близкие к указанным ранее) базовые, исходные начала права, как: осуществление правосудия только судами; равенство всех перед законом судом; единоличное и коллегиальное рассмотрение дел; независимость судей; гласность судопроизводства и др. Уголовно-процессуальный кодекс РФ закрепляет в качестве основных начал корреспондирующей ветви законодательства: назначение уголовного судопроизводства; законность при проведении производства по делу; осуществление правосудия только судом; уважение чести и достоинства личности; неприкосновенность личности; охрану прав и свобод "человека и гражданина" в уголовном судопроизводстве; неприкосновенность жилища; презумпцию невиновности; состязательность сторон; обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту; свободу оценки доказательств; право на обжалование процессуальных действий и решений и т. д. [200] .
Однако, с содержательных и прикладных позиций, еще в большей мере удобоваримым представляется распределение указанных основных начал в консолидированных актах частного и публичного процессуального права.
Конечно, при желании и сами принципы права могут быть подразделены на материальные и процессуальные, но, как представляется, в отношении основного права (аккумулирующего общеправовые основные начала) такое деление избыточно, не эффективно. Данный элемент должны составлять положения, являющиеся своего рода "квинтэссенцией" права, его наиболее существенной, обобщенной целостной характеристикой.
В свою очередь, при дроблении составляющих этой области ее единство будет искусственным образом разрушено, разрознено в сугубо градационных, систематических целях. Это не позволит достичь необходимого качественного, в первую очередь с позиций восприятия, результата.
Представляется, что основное право, будучи выражением существа интересующего нас явления, является целостным и по своей "натуре" неделимым образованием, единым структурным компонентом правового ряда. Более того – материальный и процессуальный аспекты в комплексе общеправовых принципов очень наглядно отображают "спаянность" самого права, цельность данного явления.
Обобщая сказанное выше, позволим себе заключить, что: 1) термины "процесс" и "процедура" в правовом значении не являются идентичными, а первый из них выступает более объемным, "богатым" по своему содержанию, разнограневым; 2) деления норм права на материальные и процессуальные, частные и публичные являются одноуровневыми и пересекающимися (причем как внутри самих пар, так и вовне, во "взаимоотношениях" друг с другом); 3) в порядке общего правила, допускающего определенные изъятия, и с платформы системно-субординационного соотношения норм материального и процессуального права – должно отдавать приоритет первым из нами названных; 4) возможным и допустимым представляется подразделение и материального, и процессуального права на частное и публичное (при сохранении положения о том, что элементы дуалистической конструкции в целом, т. е. включая и материальную, и процессуальную составляющие, выступают структурными компонентами правового строения); 5) материальное и процессуальное право хотя и являются частью, пластами системы позитивного права, все же не носят структурного характера, ибо они выделяются исключительно в практических целях (причем сугубо по наполнению), а само такое деление, что весьма существенно, при этом не увязано с человеческой (субъектной) природой (ведь отсутствие процессуального права хотя и недопустимо с позиций качественного позитивного правового действия, но все-таки мыслимо); 6) отдельные нормы материального права могут отражаться в данных права процессуальной ветви, и, соответственно, наоборот, но это никоим образом не влияет на существо таких "перемещенных" правовых установлений, на их природу и содержательное значение.
3. СИСТЕМАТИКА НОРМАТИВНЫХ ПРАВОВЫХ ДАННЫХ
3.1. Системы права и законодательства: содержание, значение, соотношение
В настоящее время в отечественном правоведении, в контексте поиска оптимальных способа и формы упорядоченной градации нормативного правового материала, а также научных и практических данных о нем, достаточно часто дискуссируются вопросы об отраслевых конструкциях права и законодательства. Фактически постоянно ведутся исследования (причем самого различного уровня) и в области соотношения отраслей права с направлениями статутной (и иной нормативной юридической) регламентации, а также структуры самого законодательства.
При этом со второй половины XX в. (а фрагментарно – даже и ранее) по проблеме соотношения систем права и законодательства предлагались самые различные решения, представленные, в полярном виде, версиями от чрезвычайно сближенного до последовательно разграниченного понимания.
Так, Л.Я. Гинцбург обоснованно, на наш взгляд, отмечал, что: "никакая отрасль права не исчерпывается одним законодательным актом, даже уголовное право. Ставить знак равенства между отраслью и кодексом вообще невозможно… Вопрос о выделении хозяйственного права как отрасли и о создании хозяйственного права как научной дисциплины будет решен, в конечном счете, практикой: законодательством и итогами теоретической работы ученых." [201] . По мнению Н.Г. Александрова, напротив, "является очевидным фактом именно то, что любая отрасль права может быть выражена в одном кодексе. О несовпадении кодекса с отраслью права можно говорить лишь в том смысле, что кодекс не может вобрать все нормы, относящиеся к данной отрасли, ибо кодекс – это свод законодательных норм, а каждая отрасль включает также и нормы подзаконные. Но все нормы данной отрасли должны охватываться одними общими принципиальными положениями, которые и должны найти свое выражение в соответствующем законодательном акте." [202] .
При рассмотрении систем права и законодательства с позиций "сфероразделенной" (отраслевой) систематики многие авторы выражают и пожелания о превалировании отражения данных корреспондирующих отраслей в соответствующих нормативных правовых актах кодифицированного вида.