От сокровищ моих - Прот. Савва Михалевич 10 стр.


"Что в этом хорошего?" – удивился тот. "Уполномоченные бывают двоякого сорта" – терпеливо объяснил старый священник, – "бывшие агитаторы-партийцы и экскагебешники. Первые лицемеры или идиоты, а вторые смотрят на вещи реалистически. Вот почему я говорю: новый вариант лучше". Жизнь подтвердила правоту старика. Новый уполномоченный встретил отца Петра подчёркнуто вежливо и даже любезно. Объяснив вкратце свою проблему, проситель завершил обращение такими словами: "Разве я не гражданин своей страны, раз мне отказывают в элементарных правах? Я ведь о чём прошу: не машину тут же, сразу, а всего лишь постановки на очередь". "Где вы хотите встать на очередь, дома или по месту службы?" – спросил уполномоченный. "По месту служения" – пожелал священник, сообразив, что там очередь короче. "Пишите заявление на моё имя. Всё будет сделано" – отозвался чиновник.

Получив указание "сверху" местные должностные лица засуетились. Вероятно, им сделали выговор за нарушение закона, так как буквально через неделю отцу Петру сообщили, что ему не только предлагают встать на очередь, но и вне всякой очереди продать машину, правда, не "Жигули", как ему хотелось, а "Москвич". Отец Пётр сразу же уцепился за эту "синицу в руках". Правда, у него была всего половина нужной суммы, но удалось занять недостающие деньги, и вскоре он стал владельцем нового "Москвича". Вопрос с гаражом решился уже проще, по крайней мере, в начальной стадии. Оказалось, ответственное лицо по гаражам было земляком и знакомым его тёщи. Священник получил участок под гараж в самом дальнем конце гаражного кооператива, до которого от его дома было добрых 2 км, но его не могли смутить такие пустяки.

Собственноручно отец Пётр выкопал котлован под фундамент, залил его бетоном, заказанным на местном комбинате – операция, потребовавшая и блата, и терпения, и денег. Затем встал на очередь за кирпичом (без очереди – никуда!) на кирпичном заводе, которая подошла через полгода. При получении продукции кирпичного завода действовало идиотское правило: поддоны, на которые грузились кирпичи по 200 штук с помощью автокрана, надо было сразу вернуть на завод. Для этого приходилось разгружать 3000 кирпича по месту привозки вручную. Для такой злосчастной операции отцу Петру пришлось заручиться помощью четырёх друзей. Затем он нанял двух каменщиков, сложивших здание гаража и выкопавших небольшой погреб. Вобщем, вместе с отделкой строительство гаража растянулось на 1, 5 года и отец Пётр и спустя 20 лет вспоминал эту эпопею с трепетом. Ещё год к новопостроенным гаражам не было дорог, следовательно, воспользоваться ими не представлялось возможным, но наконец, всё завершилось. По соседству и в некотором отдалении появились другие гаражи, машин в целом стало больше, и гаражный кооператив на северо-западе превратился в громадный архипелаг, в котором ячеек-убежищ для транспорта было не менее трёх тысяч. И стояли они массивами-островами по 15–20 в блоке. Сразу выяснилось, что многие владельцы гаражей машин не имеют. Зачем им тогда понадобились гаражи? Под склады и погреба, к тому же, тогда редко у кого имелись дачи и гараж, расположенный в поросшем густым кустарником овраге, в какой-то мере её заменял. Некоторые ухитрялись отгрохать гаражи двухэтажные и даже с балконами. В последнем случае со второго этажа открывался живописный вид на окрестные поля и леса, можно было поставить диванчик, а то и телевизор и покемарить со стаканом в руке вдали от надоедливых жён и рутинных обязанностей. Многие использовали гаражи под мастерские. Плотничали, столярничали, варили электрической и газовой сваркой и, конечно же, без конца ремонтировали и регулировали автомобили (свои и чужие), но главное было не в этом. Гаражи стали для многих мужиков своего рода клубом по интересам. Здесь они собирались для совета по поводу очередного ремонта или реконструкции транспорта. При этом решение всегда находилось, поскольку многие владельцы гаражей были профессиональными шофёрами и механиками. В гаражах можно было без помех распить бутылочку с соседями за приятной беседой. Здесь же обсуждались местные, общегосударственные и мировые новости, разного рода слухи и сплетни, планировались выходы на охоту и рыбалку, узнавали, где и когда клюёт, а где пока ничего поймать не удаётся, появились ли в лесу грибы или же год неурожайный. Можно было "стрельнуть" у соседей сотню-другую на личные нужды, наконец просто отдохнуть от домашнего прессинга и спрятаться от сварливой подруги жизни. В ходу был термин "гаражная болезнь", симптомы которой заключались в запахе перегара изо рта и лёгком покачивании при ходьбе, но эти маленькие трудности преодолевались с помощью соседей и друзей, обычно доводивших "заболевшего" до дома. В противном случае, если хозяин пропадал надолго, покинутые супруги объединялись, ибо женщине в одиночестве в глухом кооперативе показаться неприлично, да и небезопасно, и совершали рейд в поисках "заработавшихся" супругов и, в случае успеха, уводили их домой, избегая прилюдных скандалов, отложив "разбор полётов" до возвращения под родимый кров. Этих рейдов мужики побаивались, даже многоопытный Митрич, престарелая супруга которого отличалась решительным характером, но с появлением относительно дешёвых мобильников контроль за мужьями облегчился и не раз случалось, что в разгаре приятной беседы, прерванной весёлой мелодией телефона, Митрич с изменившимся лицом рапортовал в трубку: "Сейчас, сейчас! Уже иду!"

2

В последние 20 лет каждое утро отца Петра Цветкова начиналось одинаково: он шёл в гараж. За это время он поменял несколько приходов. Они не были так удалены от дома, как первый, но всё-таки, добираться к ним удобнее было на машине. Поэтому день священника начинался с двухкилометровой прогулки до гаража и заканчивался таким же походом в обратном направлении. Если батюшка не шёл за машиной, значит, случилось что-то из ряда вон, например болезнь.

Автомашины он поменял раза три и теперь вместо "Москвича" в гараже стояла "пятнашка" – "Жигули". Независимо от того, служил ли он в этот день, отец Пётр вставал в 7 утра. Если была возможность, сначала завтракал, но перед служением литургии отправлялся в путь сразу. В гараж он всегда приходил в штатском. Когда его спрашивали, почему он не в рясе, священник отвечал: "А что, если в мотор придётся лезть? Я так и буду с длинными рукавами в масле ковыряться?" Кроме того, поскольку, как уже упоминалось, гаражи стояли в овраге, большую часть года на территории кооператива хлюпала непролазная грязь, и длиннополое одеяние священника приобретало неопрятный вид, а зимой оно мешало преодолевать сугробы.

Отец Пётр неспешным шагом шёл по безлюдным переулкам, где каждый камень был ему знаком, и минут через десять ходьбы вступал на территорию кооператива. Весной и летом в гаражах было чудесно. Цвели деревья и кусты, на пустырях желтели одуванчики. В зарослях черёмухи заливались соловьи, а с окрестных полей лились трели жаворонков и слышался бой перепелов. В самом дальнем углу кооператива, где находился гараж священника, иной раз попадались зайцы, а зимой чёткие, как по линейке, аккуратные лисьи следы пресекали местность во всех направлениях. Немногие ранние автолюбители спешили в гаражи в столь ранний час. Со временем, с появлением дорогих иномарок, редкий автолюбитель рисковал держать их в гаражах, поскольку в годы правления Ельцина по кооперативу прокатилась волна краж. Наладить охрану никак не удавалось, поскольку не менее половины гаражей пустовало, а их владельцы не желали раскошеливаться на сторожа. Зато в городе появилось сразу несколько охраняемых автостоянок и владельцы дорогих "Ауди", "Вольво" и "Мерседесов" (или, как их называли, "мурзиков") предпочитали оставлять своих "коней" на них.

В гаражах ставили лишь дешёвые отечественные машины. Соответственно возраст аборигенов гаражного архипелага снизился. Здесь не стало молодёжи, пользователями были мужички старше 40 лет и пенсионеры.

Отца Петра здесь знали все и называли "наш батюшка". Бывало, встретятся на пути, он и не помнит, кто это навстречу идёт, а ему кивают, здороваются. Иногда священнику приходилось задерживаться в гараже – то из-за какой-нибудь поломки или ремонта, то чтобы слазить в погреб за картошкой или банками с соленьями-вареньями, которые матушка по осени закручивала великое множество, то просто ради уборки помещения, поскольку гараж является одновременно и складом для всякого барахла, мешающего в квартире. Тогда частенько к нему подходили ближние и дальние соседи с каким-нибудь вопросом, нуждой или проблемой. Он неизменно выслушивал и по мере сил помогал словом или делом. В свою очередь, эти немногословные люди, в основном работяги, частенько помогали ему в ремонте и обслуживании техники, поскольку даже после двадцатилетнего стажа вождения отец Пётр оставался слабым механиком. Храмов в округе со временем появилось множество, но народ советской закалки неизменно полагал, что во всяком деле предпочтительнее знакомство, пресловутый блат, потому и подходили к "нашему батюшке" по поводу крестин, похорон, освящения дома и, конечно же, "освящения колесницы".

Ближайший сосед (через стенку) отца Петра по гаражу москвич Сеня сдавал своё помещение за деньги и лишь изредка посещал кооператив ради контроля. При первой встрече он, познакомившись с отцом Петром, неожиданно протянул священнику 500 рублей и попросил помолиться за своего сына. Отец Пётр отказался от вознаграждения и обещал помолиться "за так", но сосед упорно настаивал и так просил, что пришлось деньги взять. "Да что такое с твоим сыном?" Выяснилось, что у ребёнка целебральный паралич. "А ещё дети есть?" "Есть младший сын. Он здоров". Несколько раз отцу Петру доводилось посещать интернат для целебральников и он хорошо представлял себе, какая это болезнь. "Сеня, целебральный паралич неизлечим". "Знаю, но всё равно помолитесь батюшка, что б нам с женой легче стало. Мы ни за что не хотим отдавать его в интернат…"

Следующая встреча с соседом произошла только через год. Сеня снова подошёл к священнику и сказал, что есть разговор. "Что-нибудь с твоим сыном?" "С сыном всё по-прежнему. Он в том же положении, но теперь меня тревожит жена". "А что с ней?" "Выпивать стала". "А раньше подобное случалось?" "Нет. Она стала зашибать после перехода на новую работу". "Что за работа?" "Продавщица в универмаге". "Хорошо платят?" "Лучше, чем раньше, но вот стала к бутылке прикладываться. Как закончится смена, товарки зовут в подсобку: "Давай выпьем!" Раза два она заявлялась домой в 12 ночи. Приезжала на такси "датая" вдрызг, по стенке шла. И таксист видел: пьяная женщина, делай с ней, что хочешь…" Давно это продолжается?" "Месяца два. Что мне делать, батюшка? Посоветуй". "Знаешь Сеня, мне трудно советовать, не зная твоей жены, что она за человек… А ты пробовал поговорить с ней? Как ты реагировал на её пьянство?" "Ну как… Накричал. Обругал, угрожал…" "Вот видишь! А ты попробуй поговорить с ней по душам. Скажи: "Я знаю, что тебе тяжело. И мне, поверь, не легче, когда я смотрю на нашего сына, но нужно как-то жить и ради него, и ради другого ребёнка. Давай вместе постараемся, что б им было хорошо. Если ты сильно устала, я стану больше тебе помогать. А то ведь, если ты забудешь о своих материнских обязанностях, что с нами будет? Больного мальчика придётся отдать в приют, а там ведь долго не живут, сама знаешь! А со вторым что будет без родительского надзора? Я ведь целый день тружусь, "таксую", чтобы вас прокормить! И что же: обеда нет, дети неухожены и жена неизвестно где!" Поговори с ней так и, если она нормальная женщина и мать, её проймёт. Скажи ещё: "Давай молиться. Давай просить Бога о помощи. С Ним легче, с Ним всё пережить можно… Он даст силы".

Затем они встретились месяцев уже через восемь. Ещё издали сосед прокричал приветствие священнику и радостно возвестил, что, последовав его совету, мягко и душевно побеседовал с женой, и та пришла в себя. "Больше ни разу не пила, батюшка. Теперь у нас всё хорошо".

Душой всех гаражных посиделок в ближайших окрестностях был, несомненно, Митрич, крепкий коренастый старик с выцветшими голубыми глазами и добродушным красным лицом, кожа которого красноречиво свидетельствовала, что Митрич не дурак выпить. Однако, сильно пьяным его не видел никто и Митрич мог стать иллюстрацией к известной поговорке: пьян, да умён, два угодья в нём, ибо старик был мастером на все руки. Починить ли зачихавший мотор, прочистить карбюратор, выпрямить помятое в аварии железо и покрыть его автокраской так, что следов происшествия не останется – всё умел Митрич. Кроме того, его образцово аккуратный гараж с ровными деревянными стеллажами-полками, с красовавшейся в нём двадцатилетней ухоженной "копейкой", являлся хранилищем автомобильных сокровищ – многих деталей "Жигулей", болтов, гаек, гвоздей и прочего. Обычно подобных рачительных мужичков величают куркулями, но Митричу жадность была несвойственна. Он охотно раскрывал свои закрома перед просителями и все знали: если уж у Митрича чего-то нет, то и нигде не найдёшь. Митрич слыл местным старожилом и авторитетом (без оттенка бандитизма в этом слове), происходя из подгородного села, знал всех и вся и был верующим, то есть помнил все большие (что ещё не диво), но так же средние и даже некоторые малые церковные праздники и потому всегда поздравлял отца Петра и давал необходимые разъяснения соседям – что такое Благовещение, Яблочный Спас или Радоница. Однажды Митрич с помощью одного молотка и деревянного клина виртуозно заделал большую вмятину на задней стенке батюшкиного "Москвича".

3

Среди гаражевладельцев не имелось людей особенно в жизни преуспевших. Как уже упоминалось, хозяевами гаражей были в основном немолодые люди, материальный и физический расцвет которых совпал с предыдущей эпохой. Все они старались более-менее приспособиться к реалиям новой жизни, но не у вех получалось. Многие поменяли профессию и место работы, поскольку два громадных военных завода нашего города при демократии приказали долго жить, лишив рабочих мест тысячи горожан. Кто-то пытался заняться коммерцией, иные, кто что-то смыслил в технике, пытались организовать авторемонтные мастерские, но мало кто преуспел. Вы не задумывались, отчего на всех рынках, вне зависимости от их "специализации" очень мало продавцов – русских? Не потому, что этот "бизнес" подмяли под себя этнические группировки. Сей прискорбный факт не причина, а следствие одного из удивительных проявлений загадочной русской души, впрочем, загадочной для инородцев, упорно и близоруко не желающих понять и оценить русский менталитет. А для соотетечественника очень даже очевидного: в глубине души русский человек стыдится такого "труда" и такого заработка. Ему стыдно стоять и торговать, ничего не делая руками и ничего полезного не производя. Дайте ему НАСТОЯЩУЮ работу и он приложит все силы души и тела, всю свою незаурядную выдумку и смекалку для того чтобы выполнить её добросовестно и в срок, пусть даже за неправедно низкую плату, ибо в хорошем работнике живёт гордость (в хорошем смысле) за творение рук своих. Из всех обвинений, предъявляемых русскому человеку, самое обидное и несправедливое – в лености и безделии. Где вы найдёте такого европейца (об африканцах и азиатах и говорить нечего!), который, работая на производстве, ещё бы ухитрялся сажать овощи и фрукты на садовом участке, собственноручно ремонтировал своё жилище, автомашину, сантехнику и прочее? А русский мужичок делает такое сплошь и рядом и, когда над ним не стоят и не погоняют, не пристают с надоедливой демагогией, способен творить настоящие чудеса. В последнем отец Пётр убеждался неоднократно. В годы, когда техника стоило неимоверно дорого, когда запчастей для машин катастрофически не хватало, гаражные умельцы своими талантами продлевали жизнь этим старым заезженным "Жигулям" и "Москвичам" с помощью электрической сварки и подручных инструментов. Было немало таких, оставшихся безработными в эпоху пресловутых "реформ" и пробавляющихся случайными заработками.

Неподалёку от отца Петра находились гаражи, принадлежащие двум отставным офицерам. По возрасту, они приходились ему ровесниками. У обоих имелись старые чёрные "Волги". Кстати, в обладании именно этой моделью, о которой как о недостижимом счастье мечтали многие, сказывалось представление советских людей о материальном благополучии. В советский период на "Волгах" разъезжало в основном высокое начальство и стукачество, а рядовые обыватели довольствовались более скромными моделями. При либералах же преуспевающая часть населения пересела на иномарки, а менее состоятельная, но не совсем обнищавшая и старшая по возрасту, выбрала мечту юных лет – красавицу "Волгу", хотя последняя есть, в сущности, не что иное, как большой "Москвич". Один из этих бывших военнослужащих в летний период жил на даче, занимаясь по мере сил сельским хозяйством, ибо работать на производстве он был не в состоянии после обширного инфаркта. Об обстоятельствах, при которых подвело его прежде крепкое сердце, отставник Володя неоднократно рассказывал отцу Петру. "Всё началось с того" – вещал он, – "что при Ельцине приняли новый закон, по которому в случае гибели солдата срочной службы тело в цинковом гробу доставлялось домой командиром части, где служил покойник. Под моим командованием было небольшое воинское подразделение, всего в 300 человек. Служил у меня солдатом некто К-ч (офицер называл фамилию известного московского журналиста либерального направления, активно поддержавшего Ельцина и его реформы). Солдат был, прямо сказать, хуже некуда: недисциплинированный, наглый, ленивый, но зная, кто его папаша, я предпочитал с ним не связываться и терпел его наглые выходки. Кое-как отслужил он положенный срок и оставался ему всего один месяц до демобилизации, как вдруг, ночью у меня в изголовье зазвонил телефон и дежурный по части сообщил, что К-ч с двумя дружками ночью выехал из гарнизона на угнанном грузовике и подался в самоволку, во время которой произошла авария, в результате которой двое солдат ранено, а К-ч погиб. В ходе судебного разбирательства была доказана моя невиновность в этом происшествии. Солдат, прикреплённый к данной машине, имел доступ в гараж во всякое время дня и ночи. Он поехал якобы за продуктами на дальний склад, а в кузове тайно провёз своих дружков. В момент аварии за рулём сидел К-ч. Формально меня оправдали, но на деле за всякое чп в вверенном гарнизоне всё равно отвечает командир и на душе у меня скребли кошки, а тут ещё по новому закону тело везти домой к родителям предстояло мне. У дома, где проживал покойник, нас, ожидала враждебно галдевшая толпа. Помните, батюшка, какая кампания против армии поднималась тогда в прессе? Папаша моего солдата много ей способствовал, а тут такой случай! Когда я вылез из кабины автомашины, из толпы вышла женщина средних лет с опухшим лицом и в трауре. Она бросилась ко мне, схватила за грудки и закричала: "Ты! Ты убил моего сына!" Вот тогда и всколыхнулось моё сердце. Я почувствовал резкую боль в груди, но она быстро отступила. Не помню, как я покончил со своими обязанностями и уехал… Когда прибыл домой, жены не застал. Была только дочь. Она стала кормить меня обедом. Я сел за стол и поднёс ко рту ложку борща и… потерял сознание. Очнулся в наркологии с инфарктом".

Назад Дальше