В течение первого года заключения Григорий иногда получал письма от жены и даже дважды продуктовые посылки. Затем Ольга писать перестала и не отвечала на его письма. Больше переписываться ему было не с кем, и Галанин очутился в изоляции. Он с тоской ждал конца своего срока, считая дни и уповая на обещания начальства отпустить его досрочно. Ожидания эти не оправдались. Он отсидел весь срок "от звонка до звонка". Как видно, ценным сотрудником его не считали. Григорий вышел на свободу совершенно опустошённым, запуганным, потерявшим всякое достоинство и самоуважение. До последнего часа заключения ему мерещилось обличение и скорая расправа. По приезде домой он обнаружил в своей квартире чужого мужчину, назвавшегося новым мужем Ольги, а бывшая супруга предъявила ему документы на квартиру, в которых о Григории Галанине не говорилось ни слова. Его выписали и сделали бомжом. Он не стал возражать, не находя в себе силы что-либо доказывать и чего-то добиваться. Просто повернулся и уехал. У него за годы заключения скопилось немного денег за лагерные работы на лесоповале. На эти средства он снял угол в Москве и после долгих поисков нашёл работу сторожем на стройке недалеко от старого парка. Зарплата оказалась небольшой, но зато предоставили временное жилище – неотделанную комнату на первом этаже строящегося дома. Через некоторое время на стройке произошла кража сантехнического оборудования. Милиция завела уголовное дело. И, хотя преступление произошло не по вине Григория, в дневное время (а он сторожил ночью), его тоже усиленно допрашивали. Первым делом следователь напомнил Галанину о его обязательствах перед МВД, о том, что он только что освободился из заключения и помахал перед носом копией его подписки о сотрудничестве. Григорий понял, что увяз по самые уши. В дальнейшем следствие велось таким образом, что виноватым оказывался именно он – сторож. Григорий понял: кражу стараются свалить на него, а в этом случае рецидивисту срок дадут немалый. Ему отчаянно не хотелось на зону, но, как защититься, он не представлял. По ночам Галанину снился лагерь и зэки, гоняющиеся за ним с заточками с воплями "Гагарина в космос!"
7
Серёжа Махов попал в детский дом в двенадцатилетнем возрасте после смерти матери. До этого он учился, и неплохо, в обычной средней школе в их маленьком городке в Ярославской области. Про отца он ничего не знал, а близких родственников у него не было. Единственно, что было сделано для осиротевшего мальчишки – удачный выбор заведения. Этот детский дом был на хорошем счету и даже считался образцовым. Здесь преподавали подготовленные педагоги, имелись спортивные секции и кружки по интересам. И всё-таки, разумеется, для ребёнка двойной стресс: потеря самого близкого человека и насильственное перемещение в новую, частично враждебную среду. Все его новые товарищи оказались детьми с непростой судьбой и часто с более трудной, чем у Сергея. Тут был мальчик, у которого отец убил мать. У одной девочки вся семья погибла в аварии, кое у кого сестёр и братьев определили в разные заведения и они не могли увидеться. Первой же ночью у Сергея украли все вещи из тумбочки. Особенно ему было жалко альбома с семейными фотографиями. Жаловаться воспитателям он не стал, но попытался разыскать свои вещи. Вскоре альбом обнаружился у местного "авторитета" Мишки Бульдога. Названный персонаж вместе со своими дружками в укромном месте (на лестничной площадке) рассматривал фотографии, и делился со своей свитой комментариями. Серёжа выхватил из рук недругов своё сокровище и тут произошла свирепая драка, в которой Мишка доказал обоснованность своей клички. Однако ж, и новичок не сдался и каждому противнику поставил по синяку. На расспросы воспитателей, что с его лицом, новобранец отвечал в традиционном духе, что, дескать, поскользнулся в ванной комнате и ударился о кран. Альбом, правда, несколько пострадавший, остался у него, и больше на вещи Сергея никто не покушался. В дальнейшем его оставили в покое, а кое с кем он даже подружился. Сергей был способным парнем, хорошо учился и здорово играл в волейбол за интернатскую команду, что снискало расположение и педагогов, и учеников.
Здесь следует отметить особые жизненные обстоятельства, приведшие Сергея Махова на не совсем обыкновенный путь, отличный от традиционной проторенной тропы выпускника детского казённого дома. Его мать была верующей женщиной и воспитывала сына в религиозном духе. В детском доме в этом плане никакого воздействия не было, но удачей являлось и отсутствие атеизма. Всё-таки времена наступили иные, и никто из преподавателей не занимался антирелигиозной пропагандой. Поэтому, многое, привитое матерью в душе Серёжи, сохранилось. Со временем её слова и поучения стали понемножку стираться из его памяти, но основные установки укоренились прочно. Он даже помнил некоторые молитвы и иногда произносил их про себя. А также не забывал содержание Евангелия, которое затвердил по материнским пересказам. Должно быть, добрые семена, посеянные в детстве, оберегли его от некоторых грехов и соблазнов, распространённых среди обездоленных подростков. Учился он всегда хорошо: пятёрок больше, чем четвёрок. Об успехах Махова в спорте я уже упоминал. В девятом классе к ним в детдом пришёл новый молодой и очень деятельный преподаватель физкультуры Степан Ильич Фомин. Он научил подростков неведомой дотоле им игре – регби. Детдомовские мальчишки с энтузиазмом включились в новое дело и с азартом гоняли по полю необычный мяч – в виде дыни. Степан Ильич сам бегал с игроками, показывал им различные приёмы и комбинации, учил метко посылать мяч, как ногами, так и руками. Особенно преуспел в новой игре наш герой. В команде он стал лучшим нападающим. Не раз тренер хвалил его и ставил другим в пример. Степан Ильич преподавал помимо физкультуры ещё географию и биологию. Он сумел сделать эти уроки, которые обычно считаются второстепенными, интересными и содержательными. Широко использовал цветные иллюстрации, фильмы, снимки и прочие наглядные пособия. В результате образовались два кружка: юннатов и юных географов. Махов преуспел и в этих предметах и даже помогал учителю готовить стенды и выставки. В результате, после победы детдомовской команды регбистов на региональном первенстве, где решающий гол забил наш герой, в детдом пришёл единственный пригласительный билет в молодёжный лагерь на Чёрном море. Степан Ильич на педсовете добился, чтобы столь вожделенная награда досталась Махову.
Он съездил на море, которое увидел впервые в жизни. Отлично провёл время в лагере и вернулся в детдом загорелый и с выцветшей от солнца шевелюрой. В начале следующего учебного года Степан Ильич вызвал его на доверительную беседу. После расспросов о поездке, выслушав рассказ полного впечатлений путешественника, учитель принял серьёзно-озабоченный вид и сообщил, что решением педсовета его – Степана Ильича назначают завучем. Он долго распространялся о важности такого назначения, упомянул о трудностях, которые предстоит решать на столь ответственном посту, и выразил надежду, что такой прилежный и теперь многим обязанный ему лично ученик как Сергей должен помочь новоиспечённому завучу. Заинтригованный Сергей спросил, в чём должна заключаться его помощь. И тут ему пришлось пережить одно из самых тяжёлых разочарований в жизни. Молодой педагог недвусмысленно предложил Сергею стать его осведомителем, доносить на одноклассников и вообще на всех детдомовцев. В первый момент он не поверил своим ушам. Серёжа привык доверять учителю, даже в чём-то восхищаться им. Он мог ожидать подобного предложения от кого угодно, кроме Степана Ильича. Однако, Махов без колебаний дал отрицательный ответ. В его плоть и кровь въелись понятия о товариществе и недопустимости стукачества. Кроме того, он знал, что ожидает разоблачённого доносителя. Получив отказ, педагог сразу изменил своё отношение. В жёсткой форме потребовал соблюдения конфиденциальности: "Чтобы никто ни сном, ни духом не узнал об этом разговоре!" Впоследствии по физкультуре, биологии и географии в аттестате Сергея Махова стояли тройки. Было обидно, но не особенно актуально, так как к тому времени Сергей уже имел два первых юношеских разряда по волейболу и регби, а в аттестат его никто и никогда даже не заглядывал.
8
Через год Сергей закончил обучение и покинул стены детдома. Обдумывая своё будущее, он не видел ясной цели и пока не очень понимал, что, собственно, ему хочется. Однако, одно важное испытание чётко обозначилось впереди: армия. До неё оставалось полтора года. Махов устроился на местный завод учеником токаря, главным образом потому, что рабочим полагалась комната в общежитии. В детдоме преподавали ремёсла, так, что какие-то мастеровые навыки он имел. Правда, зарплату дали маленькую, так как завод переживал не лучшие времена. Всё же, на предприятии сохранили кое-какие традиции советского времени, и даже спортивные коллективы. Сергея сразу оценили, как классного волейболиста. Ещё там имелась неплохая библиотека, куда новичок записался с первых дней. В библиотеке был представлен небольшой набор религиозной литературы, правда весьма разнородной и не только православной. Но Сергей на своё счастье, а вернее по рекомендации библиотекаря – прихожанки местного храма, взял читать Евангелие и катехизис митрополита Филарета. Затем (по её же указке) прочёл ещё ряд полезных книг и даже познакомился с "Добротолюбием", но главное, он стал посещать храм. Свою работу он выполнял добросовестно и вскоре получил специальность токаря-разрядника, но душа к ней не лежала. Хотелось чего-то иного, а чего – он пока не понимал. Товарищи Сергея по общежитию предавались в свободное время поиску удовольствий: ухаживали за девушками, выпивали, иногда дрались, кое-кто курил "травку". Сергея эти занятия не привлекали. Его свободное время отдавалось спорту и чтению. Наконец, он получил повестку из военкомата. В то время уже закончилась вторая чеченская война, а в прессе всё ещё запугивали молодёжь пресловутой "дедовщиной". Считалось доблестью "откосить" от армии. Сергей знал, что ему-то "откосить" не удастся и, помолившись и испросив благословения у батюшки, отправился служить. Он попал во внутренние войска в часть, расквартированную в Подмосковье.
Возможно, человеку, привыкшему жить в сложном коллективе, каковым является сиротской дом, легче приспособиться к армейской жизни. Во всяком случае, у Сергея особых проблем на военной службе не возникало. Он привык к дисциплине, умел сам себя обслужить, в привычках был неприхотлив, а главное умел приспосабливаться к обстоятельствам, не теряя достоинства. Его не пугали ни физические нагрузки, ни пресс "дедов", ни разного рода лишения. Всё это было знакомо по детскому дому, а военная наука не казалась ему сложной. Кое-что даже нравилось, например, владение оружием. Довольно скоро их часть направили на патрулирование в столицу. Махов впервые очутился в большом городе, и он его поразил своим многолюдством, величием и беспредельными габаритами. Похоже, пол огромной страны жило в Москве. Солдат направляли в столицу множество раз. Иногда они жили в московских казармах по несколько дней. Сергей заметил, что на патрулирующих военнослужащих в серой милицейской форме смотрят с уважением и надеждой, особенно женский пол. Тогда впервые ему пришла мысль попробовать себя после армии на милицейской работе.
Вскоре судьба приготовила Махову новое испытание. Его с группой однопризывников отправили в неспокойный Дагестан. Пробыли они там с апреля по сентябрь. За это время часть потеряла пятнадцать человек, это в мирное-то время! Дважды Сергей участвовал в операциях по ликвидации банд боевиков. Для него всё закончилось благополучно. Появился опыт. Молодой солдат понюхал пороху. В трудные и опасные моменты Махов усердно молился и даже подбадривал некоторых оробевших товарищей. Вскоре по возвращении с Кавказа началась демобилизация. Отслуживший солдат поехал в Москву и устроился в столичную милицию. Его взяли в ППС и дали отдельную комнату в общежитии на окраине столицы. В этом заведении жила пёстрая публика: торговки с ближайшего рынка, рабочие-сезонники из Метростроя, нацмены из бывших советских республик и иностранцы (китайцы и вьетнамцы). Обстановка шумная, крикливая, беспокойная.
В свободное время Сергей посещал московские храмы, поражаясь их архитектурному величию, художественной отделке и великолепному пению. Каждый монастырь, каждый храм имел свою интересную неповторимую историческую судьбу. Масса русских государственных людей и выдающихся деятелей всевозможных направлений были связаны с ними своими корнями: здесь крестились, молились, окормлялись и часто погребались на храмовых погостах. Юный милиционер видел среди молящихся много молодёжи. При некоторых храмах имелись приходские школы не только для детей, но и для взрослых. В одну из таких школ записался и он. Здесь преподавание Закона Божьего было поставлено столь успешно, что через год учащиеся неплохо разбирались в церковной службе, имели понятие о православной догматике и церковной истории. Поощрялось участие в богослужениях в качестве певцов, чтецов, пономарей и алтарников. Разобравшись в уставе, Сергей полюбил богослужения. Он выучился читать по церковнославянски. Ранее особых музыкальных данных не проявлял, но тут начал постигать и азы церковного пения.
Между тем, милицейская служба его всё более разочаровывала. Он многое узнал и увидел. Наряду с немногими честными правоохранителями встречались наглые взяточники и мздоимцы, "крышующие" наркоторговлю и проституцию. Служба оказалась трудной, нервной, утомительной, подчас опасной. Хуже всего было то, что и на отдыхе в общежитии его всё время тревожили. Зная, что Сергей милиционер, к нему всё время прибегали для решения домовых конфликтов. Он устал разнимать соседские драки и улаживать семейные разборки. Вскоре Махов понял, что выбрал не своё дело и, после некоторого колебания по совету духовника (преподавателя в воскресной школе) ушёл послушником в один из столичных монастырей.
9
Иоанн Златоуст говорит: "Как выбегают из горящего дома желающие спастись, так и из городов, где процветают беззакония, неправда и разврат, любители богомудрия и благочестия бегут в пустыни, ибо погибающих много, а спасающихся мало". Сергею не удалось избежать колебаний в преддверии столь ответственного и решительного шага. Да и вряд ли другой на его месте их избежал. Он знал, что монастырь посреди столицы, как раз и является образом пустыни прошлых веков и в нём не слышен гул житейского моря. Его весьма ободрило следующее высказывание святого Макария Великого: "Монахи из моря злобы и бездны тьмы, из глубин берут и выносят камни, жемчужины, поступающие в венец Христов, в Небесную Церковь, в новый век, в цветоносный град, в ангельский собор". Это было сказано, как будто про Сергея Махова. Вспоминая пенсионерок на вокзале, продающих "зелье" подросткам и молоденьких хохлушек, торгующих собой, которых без конца забирали в милицию, а затем отпускали, он чувствовал своё бессилие сломать этот порочный порядок. Он был слишком маленьким винтиком в системе, которую следовало поменять. Ему в голову стали приходить мысли о том, что борьба со злом может принимать разные формы. Может быть, для него более подходящий путь – спасение личное и через этот подвиг помощь другим людям.
Духовник поддержал его намерения, но предупредил, что на монашеском пути новобранца поджидают свои трудности и ловушки, может быть, даже более коварные, чем в миру. "После семидесятилетнего периода атеизма мы снова пытаемся наладить монашескую жизнь, а преемственность-то нарушена. Очень немногие теперь способны идти верным путём к личному спасению, а тем более, вести других" – говаривал батюшка. "Что же делать, как быть?" – вопрошал Сергей. "Молиться. Просить у Бога наставника и читать Святых Отцов, чтобы учиться у них и по ним сверять свой путь". По мере сил новичок следовал совету духовника. После поступления послушником в монастырь им долго не довелось свидеться, но это было в порядке вещей и предусмотрено священником. Он объяснил, что в стенах обители Сергею придётся поискать другого духовного руководителя. В этом отношении новичку сразу повезло. Его прикрепили к старцу очень доброму. Он, так сказать, звёзд с неба не хватал, но имел большую нелицемерную любовь к ближним, в особенности к братии. Любящее сердце подсказывало ему верные ответы вопрошающим. Постепенно Сергей втягивался в ритм монастырской жизни: подъём на молитву, богослужение, чтение монашеского правила, краткий отдых, снова богослужение, послушание, молитва, краткий сон. Иногда у него случался не долгий перерыв, во время которого он через заднюю калитку уходил в старый парк и гулял среди вековых лип и дубов.