Случайное событие, как будущее, познаваемо лишь таким познанием, которое может оказаться ложным. Но так как божественное знание не является и не может быть ложным, знание будущих случайных событий оказалось бы недоступным Богу, если познавать их как будущие… [Но] так как божественное умозрение измеряется вечностью, которая дана вся одновременно, и, однако, включает в себя полноту времени… отсюда следует, что все рожденное во времени Бог зрит не как будущее, а как настоящее… Таким образом, Бог неложно зрит все случайные события, будь они для нас настоящими, прошедшими или будущими, ибо для него они – не будущие.
Здесь Аквинат очевидно исходит из того, что божественная вечность есть ключевой пункт в объяснении божественного знания будущих случайных событий.
Сам Элдере прочитывает томистское объяснение именно так. Будущие случайные события, по словам Элдерса, "могут рассматриваться… в их причинах; [но] так как они не детерминированы к тому, чтобы производить одно-единственное следствие, они не могут доставить достоверного знания". Чтобы Бог познавал случайные положения дел, которые для нас являются будущими, они должны, в аргументации Элдерса, быть в вечности реально настоящими для Бога: "Если бы они не были настоящими, Бог не мог бы иметь о них достоверного знания". Причина, по которой Элдере выдвигает это требование, заключается в том, что Бог "познает эти вещи, как они существуют в реальности. Нет науки [т. е. полноценного, "достоверного" знания], если нет существующих вещей как ее объекта".
Но если предлагаемая Элдерсом интерпретация томистской концепции божественного знания верна, если у Фомы Бог знает вещи лишь потому, что является их причиной, то утверждать, что рассмотрения будущих случайных событий в их причинах недостаточно для божественного знания о них, равнозначно тому утверждению, что Бог не может их знать. Кроме того, как было указано выше, божественное знание любых вещей, отличных от самого Бога, в интерпретации Элдерса логически предшествует существованию объекта этого знания и причинно обусловливает его, в силу причиняющей природы божественного знания. Стало быть, в свете собственных позиций Элдерса нужно считать ошибочными его утверждения, что, "если бы они [будущие случайные события] не были настоящими, Бог не мог бы иметь о них достоверного знания", или: "Нет знания, если нет существующих вещей как его объекта". Напротив, интерпретация Элдерса обязывает к тому выводу, что будущие случайные вещи и события вовсе не осуществимы без предварительного божественного знания о них.
Итак, если всеохватное божественного знание всегда и непременно каузально, то божественного умозрения будущих случайных событий в их причинах не просто достаточно для того, чтобы Бог имел о них знание: фактически, знание этих событий в их причинах (или в их божественной первопричине) будет для Бога единственным способом их познания. В таком случае ссылка на доктрину вечности Бога с целью объяснить вневременное настоящее, которое присуще временным объектам в божественном знании, оказывается просто иррелевантной для объяснения божественного знания будущих случайных событий. Но, как явствует из предыдущих параграфов, Аквинат вовсе не считает, что божественное знание будущих случайных событий, как объектов божественного знания, нужно объяснять в терминах их вневременного настоящего. С другой стороны, если понимать божественное знание как производящую причину всего, что ведомо Богу, доктрина вечности не только не понадобится для объяснения божественного знания будущих случайных событий, но для нее просто не останется места. Следовательно, либо учение Фомы о божественном знании будущих случайных событий несовместима с его общей теорией божественного знания, либо в действительности Фома не считал, что божественное знание всегда имеет каузальную природу.
С моей точки зрения, эти соображения воздвигают непреодолимые проблемы перед любой интерпретацией типа элдерсовской, где божественное знание понимается как производящая причина всего, что ведомо Богу, или всех временных вещей в актуально существующем мире, который познается Богом.
Проблематичность концепции аквината
Нетрудно понять, как возникает тот тип интерпретации, который представлен работой Элдерса. Его главная опора – неоднократно повторяемое у Фомы утверждение. Например, в "Сумме теологии" Фома спрашивает, является ли божественное знание причиной вещей, и его ответ подчеркнуто положителен:
Следует сказать, что божественное знание есть причина вещей. Ибо знание в Боге так относится ко всем тварным вещам, как знание, присущее ремесленнику, относится к произведениям ремесла.
Кроме того, в "Сумме теологии" Аквинат утверждает, что "Бог постольку ведает вещи, отличные от него самого, поскольку является их причиной". В обоснование этой точки зрения говорится, что
следствие адекватно познается через познание его причины…
Но сам Бог, по его сущности, есть причина бытия всего остального. Итак, коль скоро он с предельной полнотой познает свою сущность, необходимо полагать, что он познает и остальное.
Этот последний фрагмент намекает на некоторые другие реальные проблемы в томистской концепции божественного знания: проблемы, которые нужно рассмотреть, вкупе с интерпретацией этой концепции. По мнению Аквината, любое знание требует уподобления между познающим и тем, что познается; а для того, чтобы имелось такое уподобление, в познающем должно присутствовать подобие, или форма той вещи, которая познается. И потому Фома говорит: "Все, что постигается, постигается через некоторое свое подобие (similitudo) в постигающем". И в другом месте:
Познающие сущие отличаются от не способных к познанию тем, что в не способных к познанию имеется лишь их собственная форма, тогда как познающее по природе имеет в себе и форму другой вещи, ибо species познанного пребывает в познающем.
Формы, необходимые для познания, человеческие существа принимают из внементальной реальности. Так, в человеке, познающем чашу, узнающем в видимой им вещи именно чашу, необходимая для познания форма чаши имеет своим непосредственным действующим стимулом саму чашу, которая находится перед человеком и оказывает причинное воздействие на его зрение. Или когда человек вдыхает запах выпекаемого хлеба, слышит рокот машины под окнами или жужжание комара над ухом, он обычно обладает этими постижениями потому, что нечто во внементальной реальности оказывает причинное воздействие на его чувства, поставляя интеллекту сырье, из которого он извлекает путем абстракции необходимые формы.
Все обстоит иначе, когда речь идет о Боге. По мнению Фомы, даже божественное познание требует умопостигаемой формы, но в божественном познании чего-либо отличного от самого Бога требуемая форма не извлекается из познаваемой вещи. Форма, через которую Бог познает все тварные вещи: вместе и по отдельности, – это его собственная природа, так что кажется, что Бог познает творения, лишь познавая самого себя.
Нечто познается двояко: одним способом – в самом себе, другим способом – в ином. В самом себе нечто познается, когда… например, око видит человека в зеркальном отражении человека… Надлежит утверждать, что Бог… видит вещи, отличные от него самого, не в них самих, а в себе, поскольку его сущность содержит в себе подобия того, что отлично от него.
Итак, Бог, в отличие от познающего человека, не извлекает умопостигаемой формы познаваемой тварной вещи: из самой: познаваемой вещи. Скорее, он обладает знанием самого себя и познает все вещи, отличные от него самого, через одну-единственную умопостигаемую форму – свою собственную природу: "Кроме божественной сущности, в божественном интеллекте не может быть иной формы, которая была бы подобием другой вещи".
Более того, единственная умопостигаемая форма, через которую познает Бог, есть всеохватная, совершенная в своей универсальности форма. Фома говорит: "Чем выше интеллект, тем больше он способен через нечто одно познать то, к познанию чего низший интеллект приходит лишь через многое". Стало быть, для божественного интеллекта, высочайшего из всех возможных, есть лишь одна совершенная в своей универсальности форма, а именно божественная сущность.
Но если Бог знает отличные от него самого вещи только потому, что знает себя, и если умопостигаемая форма, через которую имеется божественное знание, предельно универсальна, то непонятно, каким образом Бог знает индивидуальные творения, в том числе людей, как они существуют в самих себе.
Наконец, концепция Аквината вызывает возражение, которое обычно вызывает всякий дуализм и которое особенно трудно опровергнуть: как может нематериальный интеллект взаимодействовать с материей? Против Аквината это возражение принимает особенно острую форму, потому что даже при обсуждении человеческого познания Фома энергично отрицает за нематериальным человеческим интеллектом возможность прямо познавать материальные вещи. Нематериальный интеллект способен непосредственно познавать лишь нематериальные универсалии, абстрагированные от единичных материальных вещей, в коих они воплощаются. Фома считал, что человеческий интеллект действительно познает материальные вещи, но лишь в силу того, что обращается к "фантазмам" – нематериальным подобиям, обретаемым через телесные внешние чувства и проходящим через внутренние телесные чувства, но доступным бестелесному интеллекту. Экстраполируя эту черту томистского учения о человеческом познании, нетрудно понять, каким образом абсолютно нематериальный Бог познает универсалии, или природы; но отнюдь не ясно, каким образом Бог способен познавать сами материальные единичные вещи: ведь, помимо всего прочего, у Бога нет телесных органов чувств, через которые божественный: интеллект мог бы соприкоснуться: с индивидуальными сущими. Эти черты концепции Аквината придают ей вид некоей разновидности аверроизма, где Бог способен познавать свою собственную природу и все универсалии, или тварные природы, но не способен познавать индивидуальные сущие – во всяком случае, материальные индивидуальные сущие, каковыми являются человеческие существа.
Конечно, есть убедительные основания сразу же отнестись скептически к любой интерпретации томистского учения в аверроистском духе – прежде всего потому, что, прямо противостоя аверроизму, Фома недвусмысленно утверждает: Бог действительно знает материальные индивидуальные сущие. Более того, Фома настаивает на том, что Бог знает их "в собственном смысле". Иначе говоря, Бог знает индивидуальное как индивидуальное, а не через природы, которые в нем воплощаются, или виды, к которым оно принадлежит. Подводя итог рассуждению на эту тему в "Сумме теологии", Аквинат говорит: "Бог познает все вещи в собственном смысле, сообразно их отличию от прочих вещей". И еще: "Божественное знание простирается вплоть до единичных вещей, которые индивидуируются материей". Аквинат считал, что материальные единичные вещи должны быть среди объектов божественного знания, потому что признавал, что Бог изначально сотворил единичные материальные вещи и от века прямо и провиденциально правит ими всеми. Поэтому трудно понять, как Бог мог бы сотворить воплощенные индивидуальные сущие или непосредственно править ими, если бы он не знал их в их индивидуальности.
Проблема в том, что концепция божественного знания, как она изложена у Фомы, по видимости связывает его с определенной разновидностью аверроизма. Виной тому те утверждения Фомы, что Бог познает другие вещи, просто познавая самого себя, и что единая умопостигаемая форма, через которую Бог познает все, есть предельно универсальная форма. Кроме того, те пассажи, где Аквинат называет божественное знание вещей, отличных от него самого, причиной их бытия, тоже по видимости связывают его с каузальной формой универсального эпистемического детерминизма со стороны всемогущего Бога. Вдобавок к тому, что эпистемический детерминизм и аверроистское по духу истолкование божественного познания создают серьезные философские и богословские трудности для Фомы, они противоречат его собственным, прямо выраженным определяющим воззрениям на человеческую свободу и божественное знание единичных вещей. Хуже того, универсальный эпистемический детерминизм и аверроизм явно несовместимы друг с другом.
Я убеждена, что истолкование томистской концепции божественного знания, вовлекающее Фому в указанные затруднения, ошибочно. И хотя я не могу разрешить всех проблем, которые поднимает его концепция, я могу показать, не входя в противоречие с требованием беспристрастности, что она не подразумевает ни аверроизма, ни универсального эпистемического детерминизма со стороны Бога.
Аналогия с ангельским познанием
Чтобы представить томистскую концепцию божественного знания более точно, будет полезным обратиться к томистской теории ангельского познания. Так как Фома считает ангелов полностью нематериальными и сверхчеловеческими, но не всезнающими: существами, и так как его понимание всякого сверхчеловеческого познания в значительной мере сопряжено с его пониманием познания человеческого, рассмотрение ангельского познания у Фомы дает нам ту промежуточную ступень, с которой становятся более понятными его высказывания о божественном познании.
Во-первых, ангельское познание, как и познание всех прочих наделенных умом существ, осуществляется, согласно Аквинату, через умопостигаемые формы. Но ангелы подобны Богу и не подобны людям в том, что познают через формы, которые не извлечены из объектов познания. Так, Фома говорит:
Низшие умные субстанции, то есть человеческие души, обладают способностью постижения, которая не полна от природы, но восполняется в них последовательно, в силу того, что они принимают умопостигаемые формы от вещей. В высших же духовных субстанциях, то есть в ангелах, она по природе восполнена умопостигаемыми формами [species]: они обладают врожденными им умопостигаемыми формами для постижения всего, что они по природе способны познавать.
И в другом месте:
Ангел никоим образом не познает единичные вещи через приобретенные формы: ни через формы, принятые от вещей, ибо тогда вещи воздействовали бы на его интеллект, что невозможно; ни через какую-либо форму, заново вложенную Богом и нечто заново явившую ангелу, ибо тех форм, которыми ангел обладает от сотворения, достаточно для познания всего, что может быть познано.
Таким образом, в отличие от человека, который в норме познает стоящую перед ним чашу через умопостигаемую форму чаши, приобретенную в силу причинного воздействия чаши на его органы чувств, ангел считается познающим все то, что он познает, через умопостигаемые формы, сообщенные ему одновременно с его природой в акте творения, то есть через со-тварные ему, или врожденные умопостигаемые формы. Стало быть, подобно Богу, ангел именуется познающим что-либо отличное от него самого исключительно через некий аспект самото себя.
Во-вторых, подобно Богу и в отличие от людей, ангелы – абсолютно нематериальные познающие существа. Поэтому ангельское познание, подобно божественному, полностью интеллектуально и превосходит человеческое интеллектуальное познание как степенью универсальности, так и малым количеством умопостигаемых форм, которые им нужны для познания вещей. Характеризуя ангельское познание, Фома говорит:
Бог постигает все через свою сущность; что же касается высших умных субстанций, они постигают хотя и через множественные формы, но меньшие по количеству и более универсальные, и более действенные для постижения вещей, благодаря мощи интеллектуальной способности, заключенной в этих субстанциях. В низших же субстанциях имеется большее количество форм, и они менее универсальны и менее пригодны для постижения вещей, так как эти субстанции не поднимаются до интеллектуальной мощи высших субстанций.
В соответствии с этим Фома говорит, что "ангельское интеллектуальное познание более универсально, нежели человеческое интеллектуальное познание, потому что простирается на большее количество вещей с использованием меньшего количества средств".
Итак, до сих пор складывается впечатление, что некоторые затруднения, связанные с концепцией божественного познания у Фомы, затрагивают и его концепцию ангельского познания. Если ангелы суть абсолютно нематериальные познающие существа, не имеющие телесных органов чувств, опять-таки трудно понять, каким образом они способны познавать телесные индивидуальные сущие как таковые. Причем, как мы только что видели, Аквинат подчеркивает универсальность их знания. Следовательно, дело выглядит так, что некая разновидность аверроизма угрожает и томистской теории ангельского познания. Далее, Фома исходит из того, что ангелы обладают знанием о вещах, отличных от них самих, через умопостигаемые формы, встроенные в саму их природу, а не через формы, принятые от этих вещей. Стало быть, ангелы, подобно Богу, неким таинственным образом познают отличные от них вещи исключительно путем своеобразной интроспекции. Но как могут существа, чье познание зависит от врожденных умопостигаемых форм, вообще познавать материальные единичные вещи, если только существование и поведение этих единичных вещей не предопределено?
Несмотря на это сходство между ангельским и божественным познанием, Аквинат, конечно, отрицает, будто ангелы, познавая то, что они познают, познают эти вещи как объекты своего воления, то есть что ангельское познание обладает причиняющей силой. Поэтому, несмотря на то, что умопостигаемая форма в ангельском интеллекте работает как средство познания (подобно форме в человеческом интеллекте или, если речь идет о Боге, в самой божественной сущности), ангельские умопостигаемые формы не причиняют вещей, которые познаются ангелами, как и не извлекаются из вещей.
Столь же однозначно Фома отрицает любую разновидность аверроизма применительно к ангельскому познанию. Ангелы, по его словам, должны знать единичные телесные вещи: "Никто не может охранять то, чего не знает. Но ангелы охраняют людей как индивидов… Следовательно, ангелы знают единичное".