* * *
В апреле 1929 года от председателя комнезама в Херсонское ОГПУ поступило заявление о том, что в Копани - небольшом селении на полпути между Херсоном и Николаевом - у одного из жителей время от времени ночует неизвестный человек. Когда выяснилось, что этот житель - дальний родственник Гурова, Медведеву поручили срочно провести расследование.
Имя Гурова еще и сейчас помнят старики на Херсонщине и Николаевщине. А тогда у всех была свежа в памяти черная слава начальника державной варты при гетмане Скоропадском, бывшего капитана царской армии Гурова. Это он окрасил кровью большевиков степной ковыль от Новой Одессы до Березниговатой, это он был палачом знаменитой Баштанской республики, бесстрашно поднявшей Красный флаг Советов в центре белой Украины. Карательные отряды под предводительством Гурова жестокостью превзошли все, что до тех пор видела Украина. А перевидала она немало...
Однако с того момента как в Копанях было установлено наблюдение, неизвестный там больше не появлялся. Зато гуровский родственник стал чаще выезжать из дому. Он добирался на лошадях до Херсона, а затем на пароходике переправлялся через Днепр в Голую Пристань. Там встречался с бывшими полицейскими, уединяясь то с одним, то с другим, вел длительные разговоры. Возвращаясь в Херсон, зачем-то подолгу бродил по городу. Обратил на себя внимание саквояж, который он постоянно возил с собой.
Однажды, когда родственник Гурова по обыкновению возвращался из Голой Пристани в Херсон, порт оцепили. Слух о том, что ищут дорогие отрезы, якобы украденные накануне с государственного склада, распространился с молниеносной быстротой. Поэтому собравшиеся в порту пассажиры не удивлялись, когда работники милиции отбирали у них чемоданы, корзины и просматривали содержимое.
- Да что вы, товарищи, я же не из города, я - в город. Только с парохода! - пытался уговорить двух молодых милиционеров пассажир с саквояжем.
- Ничего, ничего, не убудет! А ну, вытряхай!
Из саквояжа был извлечен добротный серый костюм.
- Що, спекулянта взяли? - крикнул кто-то из толпы.
- Граждане, це ж мой костюм. Собственный! - взмолился владелец саквояжа.
- А ну, примерь, - весело поддал тот же голос, - зараз проверим, его чи не его.
Один из милиционеров шутливо приложил к нему брюки.
- В самый раз! - выкрикнул он, хотя брюки явно были вдвое длиннее и шире, чем полагалось пассажиру. Это вызвало взрыв хохота.
Мимо прошел высокий черноволосый человек в штатском. Он скользнул взглядом по костюму, по растерянной физиономии пассажира, коротко распорядился:
- Прекратите! Это совсем не то, что мы ищем. Освободите гражданина.
Успокоившись после нескольких неприятных минут, пережитых в порту, пассажир с саквояжем выбрался из толпы и вскоре безмятежно зашагал на окраину Херсона, в Забалку.
А через три дня на одной из улочек Забалки появился плотный мужчина в уже известном Медведеву сером костюме. При аресте он предъявил документы на имя Зарубина и выразил крайнее изумление, даже возмущение тем, что его задержали.
Медведев пристально всматривался в мутные глаза, в обрюзгшее лицо с мешками, глубокими складками, с брезгливо опущенной нижней губой и неожиданно в упор спросил:
- Вы Гуров?
Тот улыбнулся.
- А-а, вот оно что... Значит, все это из-за Гурова! - На несколько секунд он задумался, потом, досадливо морщась, проговорил: - Вот не предполагал, что мне из-за Гурова придется пострадать.
- Неужели? - иронически спросил Медведев.
- Так, так... - покачал головой Зарубин. - Наверно, выследили этого гуровского родича, у которого я ночевал, устроили комедию в порту - он мне рассказывал. По костюму, значит, меня нашли. Столько хлопот! - Зарубин пожал плечами. - Знал бы, давно сам пришел к вам.
- Вы Гуров! - не сдавался Медведев.
Зарубин поглядел на него своими мутными глазами и, будто не слыша, продолжал:
- Гурова я знал, как же! Мы с ним работали на Турксибе. Он оттуда сбежал, кажется, на Север. А я давно собирался на Украине осесть. Он мне и дал адрес своих родичей. У меня здесь ведь никого нет... Да и на всем белом свете никого не осталось... - Он вздохнул и стал рассказывать о своем детстве, о семье, вырубленной колчаковцами...
Чем больше рассказывал Зарубин, тем больше понимал Медведев, что все это может быть правдой. И тогда какой смешной оказывалась ловушка в порту, которую он так изобретательно подготовил. Конечно, были весьма подозрительны переговоры гуровского родственника с бывшими полицейскими в Голой Пристани. Но ведь это могло и не иметь отношения к Зарубину...
В Управление строительства Турксиба полетел запрос, и вскоре Медведев уже знал, что Зарубин действительно недавно был освобожден от работ на Турксибе и отбыл на Украину. О Гурове никаких сведений в Управлении не сохранилось.
При очередной встрече Медведев подробно расспросил его о родственнике Гурова.
- Что ж я могу о нем сказать? - пожал плечами Зарубин. - Я его почти не знаю. Когда сказал, что от Гурова, он меня очень хорошо принял. Никогда ни о чем не расспрашивал. И я не задавал вопросов... Были у него какие-то свои дела, куда-то ездил. Кто его знает, зачем. Так, верно, продавать-покупать. Теперь ведь все торгуют. Вот и костюм мне где-то раздобыл недорого...
- Ну ладно, может, вы и вправду не Гуров, - рассмеялся Медведев.
- Вот тебе на! - развел руками Зарубин. - Вы еще сомневаетесь!
Медведев поверил этому человеку. Но все-таки...
- Служба наша требует осторожности, - мягко, чтобы не обидеть, объяснил он Зарубину. - Так что давайте выполним последнюю формальность. Устроим очную ставку. Здесь Гурова никто в лицо не знает. А вот в Висунске он останавливался, когда ездил на уничтожение Баштанской республики. Можно было бы кой-кого из Висунска сюда привезти, да на днях его передали в Николаевский округ. Ну, понимаете, разные округа... Съездим с вами в Николаев, устроим встречу там.
- Скорее бы! - обрадовался Зарубин. - У вас тут неплохо: и кормят и поят, но ведь надо мне на работу поступать, пора жизнь устраивать... Скажите же хоть теперь, кем был этот злосчастный Гуров? - И выслушав рассказ Медведева, задумчиво проговорил: - Да, если Гуров попадется, ему несдобровать.
- Несомненно! - подтвердил Медведев.
На следующий день поезд вез их в Николаев. Медведев настоял на том, чтобы ехать не в арестантском вагоне, а в обычном купе. Собственно, он уже не сомневался в Зарубине, хотелось сделать из него в дальнейшем помощника - гуровского родича следовало держать под наблюдением. Со своей стороны и Зарубин вел себя очень тактично. Нужно ли было ему встать, пересесть, закурить, он всякий раз обращался за разрешением, и Медведев оценил это.
Зарубин попросил одного из конвоиров проводить его в уборную.
- Пойдемте со мной, - сказал ему Медведев.
В коридоре они постояли, пошутили над чем-то. Никто из пассажиров и заподозрить не мог, что один из них - арестант. Оставшись в коридоре, Медведев закурил и с наслаждением затянулся. Вдруг он услышал, как в уборной что-то зазвенело. Он постучал - не получил ответа, дернул за ручку - изнутри было заперто. Медведев позвал проводника, открыл дверь. Окно было выдавлено. На торчащем в раме осколке стекла трепыхался клочок серой материи.
Медведев сразу же остановил поезд, бросился на поиски - все было напрасно. Зарубин исчез.
* * *
Через несколько дней в комендатуру Херсонского ОГПУ явился паренек с узелком и обратился к дежурному:
- Мамка сказала, у вас тут батько сидит. Вот ему передача.
- Как фамилия?
- Гуров.
Дежурный несколько секунд смотрел на него, раскрыв рот, потом сорвался с места и бросился за Медведевым.
Паренек рассказал, что к нему приехала из Новой Маячки мать и сообщила: в Копани арестован его отец. Прошло восемь лет с тех пор, как мальчик в первый и последний раз видел отца. Восемь лет он жил надеждой снова увидеть его. Мать не знает, что он пошел сюда. А ему лишь бы на минутку повидать отца, словечко сказать...
- Ты знаешь, кем был твой отец? - спросил Медведев.
Парень помотал головой.
- Нет. И мамка не знает. Еще в ту войну войско проходило через Новую Маячку, он у нас постоем стоял. Ну, спутался с мамкой. Ушел на войну, что ли... Я и родился. Объявился он аж в двадцатом году. Зашел, гостинцев принес. Мать на шее повисла, плачет. А он посидел и ушел. Восемь лет не показывался. И тут опять пришел...
С жалостью смотрел Медведев на мальчика.
- Так, значит, все-таки Гуров... - задумчиво проговорил он. Решительно положил руку на плечо паренька. - Ну, слушай, будет твой батько тут - позову. И заодно расскажу, кем был Гуров. А пока иди. Адрес только оставь, где живешь.
Паренек учился и жил у дальних родственников матери в Херсоне.
Не прошло и месяца, как Гуров был снова выслежен и схвачен в степном хуторе под Херсоном. Его взяли ночью спящим. А с чердака выскочил какой-то человек в галифе и отстреливаясь ушел в степь.
Гуров похудел, пожелтел. Глядя на Медведева немигающими мутными глазами, он тихо и убежденно доказывал, что фамилия его Зарубин, что бежал просто из страха: на очной ставке кто-нибудь мог обознаться, принять за Гурова - много ведь лет прошло, - и тогда, конечно, поверят свидетелю, а не ему... Медведева поражало искусство, с которым врал этот человек.
Ввели его сына. Паренек на миг замер у порога, метнулся к отцу, приник к его плечу. Гуров с минуту сидел неподвижно. Отстранил сына, даже не взглянув. Укоризненно покачал головой.
- К чему этот фарс? Мальчику было шесть лет, он не может помнить.
Тогда одного за другим стали вводить висунских жителей - теперь их привезли в Херсон. Каждый признавал Гурова с первого же взгляда. Он был невозмутим.
Оставшись снова наедине с ним, Медведев долго молчал, потом, пристально глядя ему в глаза, отчеканил:
- Отвечайте, где вы находились эти восемь лет, кто вас прислал сюда и с каким заданием?
Гуров выдержал взгляд, тяжело вздохнул:
- Я жертва чудовищной ошибки.
И больше не сказал ни слова.
Медведев повел Гурова на допрос к начальнику отдела. Нужно было пересечь внутренний двор. Стоял теплый майский день. И булыжник во дворе, и стены построек, и ограда - все было бело от солнца. Гуров на мгновение остановился, зажмурился и с неожиданной, невероятной быстротой бросился к решетчатым воротам. Ухватившись за прутья, он стал неловко карабкаться вверх. Это было безнадежно - он не добрался бы и до половины высоких ворот. Медведев спокойным шагом пошел к нему.
- Бросьте, Гуров!
И вдруг под тяжестью тела беглеца ворота медленно раскрылись. Гуров грузно свалился и выскочил на улицу. Медведев выбежал за ним, но улица уже была пустынна. Гуров снова исчез.
Как могло случиться, что часовой не запер ворота? И не был ли предупрежден Гуров? Нет, если б он знал, то не пытался бы перелезть через ворота. Удивительное совпадение!
Медведева вызвали объясняться в Харьков. Начальник Управления был в отпуске, и его принял один из инспекторов отдела.
Из-за стола поднялся незнакомый узкоплечий человек с длинным и бледным лицом. Он быстро, колюче глянул на Медведева и отвел глаза.
- Так, веселенькие дела ты там нарубал, нечего сказать! - произнес он высоким голосом.
- Видите ли, вся штука в том, что я ему поверил... - начал было Медведев, усаживаясь.
- Вот, вот, поверил! Мне передавали, что ты доверчив, весьма доверчив...
Медведев промолчал.
Инспектор снисходительно усмехнулся.
- Эх вы, старая школа! Все на методах эпохи гражданской войны. - Он вышел из-за стола и наклонился к Медведеву, его тонкий, белый указательный палец угрожающе повис в воздухе. - Чекист обязан в каждом человеке предполагать врага!
- Чепуха!
- Что-о? - В глазах инспектора появилось жестокое выражение. - Ты забываешь, где находишься!
Медведев поймал себя на том, что смотрит на инспектора с ненавистью. Тот тоже заметил, вздернул плечи и поджал губы.
- К тому же ты еще и самолюбив. Болезненно...
Медведев встал.
- У меня к вам только одна просьба: дайте довести дело Гурова до конца. Я найду его!
Неожиданно лицо инспектора съежилось в улыбке, совсем по-стариковски, и он дружелюбно похлопал Медведева по плечу.
- Разрешаю, горячая голова! На мою ответственность. Твое счастье, что ко мне попал. Я тебя в обиду не дам!
Медведев понял: этот желает ему неудачи.
Появление нового инспектора в Управлении оказалось для Медведева новостью - до сих пор таких людей в чекистской среде он не встречал.
Да, он ошибся, был излишне, непростительно доверчив. Враг оказался хитрее. Урок, жестокий урок!
Значит ли это, что нельзя верить людям?
* * *
Несколько дней спустя Медведев переправился через Днепр и поселился в небольшом селении на левом берегу.
Жена Гурова, из кубанских казачек, лет десять назад, видно, была очень хороша. Сейчас она поблекла, располнела, и, торгуя на рынке овощами, семечками, рыбой - всем, что поручали ей за небольшое вознаграждение жители Новой Маячки, она ничем не выделялась из массы других крикливых и суматошных баб. Только синие глаза, порой вспыхивающие сквозь черные ресницы, объясняли, почему влюбился в нее Гуров, почему вспомнил о ней, через много лет вернувшись издалека...
Молодой человек, приехавший сюда учительствовать, сделался ее постоянным покупателем. Вскоре он знал почти все о ней, о ее сыне, который жил и учился в Херсоне. Когда же однажды вскользь спросил о муже, глаза ее тревожно заблестели, острое беспокойство послышалось в коротком ответе:
- Помер в ту войну...
Медведев понял: она знает, где скрывается Гуров.
Как-то она рассказала, что сын поехал погостить к родичам на Кубань, что у нее там родилась племянница и девочку окрестили Таней. Сын гулял на крестинах.
Боясь вызвать подозрение, Медведев не задал ни одного вопроса. Но на почте он выяснил, что жена Гурова часто получает письма из кубанской станицы Григориполисской. Однако обратного адреса на конвертах не значилось.
На следующий день она, сияя глазами, сообщила ему, что сын возвратился и сейчас дома, в Новой Маячке. По тому, как она вся лучилась радостью, Медведев догадался: сын встретился с отцом, Гуров там, на Кубани. А она все продолжала говорить о сыне: как вырос да как постатнел. Завтра придет на базар матери помочь, она покажет его товарищу учителю. Может, товарищ учитель порадит, куда парню дальше идти учиться...
- Вот досада! - воскликнул Медведев, - завтра еду на совещание в Одессу. Ну, когда вернусь, непременно познакомлюсь!
Избегая встречи с мальчиком и боясь прозевать Гурова, Медведев в ту же ночь вместе с Вольским выехал на Кубань. Чтобы не спугнуть Гурова, целую неделю кружили они вокруг Григориполисской, собирая всевозможные сведения о ее жителях, и только после этого появились в станице.