– Увы, но это так, Яндога, поверь мне на слово. А янки хоть и не столь многочисленны, как индейцы, зато намного лучше вооружены и гораздо более организованны. Поэтому для начала они скорее всего будут просто стравливать индейские племена друг с другом и даже снабжать их ружьями, чтобы те как можно быстрее истребили сами себя. Когда же индейцы наконец поймут, что всем им грозит смертельная опасность и начнут объединяться в военные союзы против янки, тогда те станут уничтожать их уже собственными силами. Вот так вот, милый мой друг. – Старик печально поник. – Но как бы то ни было, Яндога, а жизнь пока продолжается! – нарочито оптимистично подвел Воронцов итог нелегкому разговору с вождем. – Когда угощение будет готово, Чучанга пригласит тебя вместе с янки сюда, в наш с ним вигвам. Приходи! Обещаю, что услышишь много интересного. Да не забудь, кстати, прихватить свой калюмет – несмотря ни на что, мы все-таки выкурим трубку мира!
Вождь понуро кивнул и молча удалился.
* * *
– О, Алекс, судя по запаху, нас ожидает неплохой ужин, – удовлетворенно клацнул языком Майкл, входя в вигвам.
– Вы правы, Майкл, – в тон ему ответил Воронцов. – Чучанга подстрелил кабана, и женщины селения расстарались приготовить из него дивные блюда.
Вслед за Майклом вошли Уильямс и Яндога.
– Присаживайтесь, господа! – радушно махнул рукой Алексей Михайлович.
– У вас весьма оригинальные "стулья", Алекс, – заметил Майкл, усаживаясь на череп бизона слева от графа. – Надо будет взять эту идею на вооружение. Как думаешь, Уильямс?
– Я уже сделал себе зарубку на память, Майкл, – улыбнулся тот.
Яндога расположился справа от Алексея Михайловича, а Чучанга расторопно поставил на импровизированный стол-чурбан миску с дымящимся отварным мясом и сковороду с жареной кабаньей печенкой.
– Под такую закуску не грех и горло промочить, – изрек Майкл и деловито извлек из кожаной сумки бутылку виски. – Не знаю, как вы, Алекс, но лично мы с Уильямсом предпочитаем именно этот напиток. Запасы содовой у нас, правда, уже закончились, так что заранее прошу прощения.
– Как говорим мы, русские, дареному коню в зубы не смотрят.
– О, очень оригинальное выражение! – живо отреагировал Майкл. – И главное, очень верное.
Чучанга по знаку Алексея Михайловича быстро расставил чашки.
– Ого, снова экзотика! – воскликнул словоохотливый Майкл. – Стопки из черепов животных!
– Добротная работа, – со знанием дела произнес Уильямс, взяв в руки чашку и внимательно рассмотрев ее.
"Похоже, и в самом деле натуралист, – подумал Воронцов, несколько засомневавшись в своем изначальном умозаключении об американцах. – Впрочем, жизнь покажет, прав я или ошибся", – философски заключил он.
Пока Майкл опытной рукой разливал виски по чашкам, Яндога с Чучангой завороженно наблюдали за ним.
– За встречу, господа! – на правах хозяина вигвама провозгласил Алексей Михайлович.
Все дружно выпили, после чего, нацепив куски аппетитной горячей печенки на охотничьи ножи, столь же дружно принялись закусывать.
– Ай да Чучанга, ай да кормилец! – воскликнул в порыве наслаждения вкусным блюдом Майкл. – Дай Бог тебе здоровья, воин!
Чучанга, выслушав перевод Алексея Михайловича, смущенно зарделся, а Яндога лишь сухо улыбнулся краешками губ.
Когда покончили с печенкой, в разговор вступил Уильямс.
– Не скрою, Алекс, что нас с Майклом весьма озадачила ваша реплика относительно того, что пока, – на слове "пока" он многозначительно повысил голос, – вы здесь только один русский. Не хотели ли вы этим сказать, что вслед за вами сюда придут русские колонисты?
"Вот и не выдержали – перешли к главному", – удовлетворенно констатировал Алексей Михайлович.
– Нет, господин Уильямс, – чистосердечно развел он руками, – это лишь ваши с Майклом домыслы. Я всего-навсего обычный этнограф. Изучаю быт и обычаи индейцев, причем, должен признаться, исключительно по собственной инициативе. – Заметив на лице Уильямса скептическую усмешку, добавил: – Я достаточно состоятельный человек, чтобы позволить себе подобные прихоти.
– Могли бы и не говорить об этом, сэр, – перебил его Майкл. – Мне хватило одного взгляда на ваше ружье, чтобы сделать соответствующие выводы о вашем финансовом состоянии. – Воронцов невольно улыбнулся: не столько бестактности предприимчивого американца, сколько его безудержному напору. – Кстати, – бесцеремонно потянулся тот к ружью графа, – хочу рассмотреть его ближе…
Пока янки разглядывали ружье, Воронцов подробно перевел весь разговор индейцам. Выслушав его, Яндога довольно улыбнулся.
– Ох, Алеша, сдается мне, что ты еще не раз озадачишь этих янки.
– Да, Алеша это умеет, – поддакнул Чучанга. – Вспомнить хотя бы, как он заморочил голову самому Минненоте…
* * *
Когда американцы с видимым сожалением повесили ружье на место, разговор продолжился.
– Хотя, конечно, – с деланным безразличием произнес Воронцов, – я не исключаю возможности появления в этих краях еще одного любопытствующего русского, а то и сразу нескольких любителей острых ощущений. Тогда как появление здесь русских колонистов маловероятно. – На этих словах графа американцы многозначительно переглянулись. – Дело в том, что Российско-американская компания, которой принадлежат Алеутские острова, полуостров Аляска, острова архипелага Александра и узкая полоса материковой земли вдоль него, была основана исключительно ради промысла морского и лесного пушного зверя. Здесь, за Скалистыми горами, лесной пушной зверь водится в избытке, но его добывают индейцы тлинкиты, перебравшиеся сюда с побережья Тихого океана около четверти века тому назад. Добытые меховые шкурки они затем переправляют через горы, где и обменивают их у русских на нужные им товары. Что же касается земли, пригодной для выращивания сельскохозяйственных культур, то в этом отношении более привлекательны плодородные черноземы Верхней Калифорнии. Правда, пока она формально принадлежит Испании, но фактически до сих пор не заселена. Поэтому для русских будет более предпочтительна, причем во всех отношениях, экспансия на юг. Тем более что транспортировка сельскохозяйственной продукции, равно как и сношения с землями, лежащими за Скалистыми горами, весьма затруднительны. Таким образом, – подвел итог Алексей Михайлович, – у русских нет никакой экономической заинтересованности в заселении земель за Скалистыми горами.
Пока он переводил свой монолог индейцам, американцы вполголоса обменялись мнениями.
– Что ж, – с видимым облегчением произнес наконец Уильямс, – значит, у нас есть превосходный повод осушить еще по одному "бокалу" "молока длинных ножей"!
– "Длинных ножей"? – удивленно переспросил Воронцов.
– Да, так индейцы называют американские спиртные напитки из-за наших длинных шпаг, – пояснил тот.
– Интере-е-есно, – задумчиво протянул граф. – А вот индейцы соседнего племени дакота, например, называют спиртные напитки русских "молоком белых", тлинкиты – "водой белых"…
– Детали не столь уж и важны, – отмахнулся Уильямс и торжественно поднял чашку, уже наполненную Майклом виски. – Выпьем же за совпадение русско-американских интересов! За дружбу между нашими народами!
* * *
Плотно закусив, все расслабились. Хмель постепенно делал свое дело.
Яндога вопросительно посмотрел на Воронцова, а затем на калюмет. Граф кивнул в знак согласия, и вождь начал неторопливо набивать табаком очажок, готовя прибор к коллективному курению. Американцы с любопытством и отчасти даже с некоторым беспокойством наблюдали за его действиями.
– Вождь готовит трубку мира? – спросил Майкл с несвойственной ему неуверенностью.
– Вы угадали, Майкл, – подтвердил Алексей Михайлович.
– Но мы с Уильямсом не умеем курить, – растерянно проговорил тот.
Воронцов улыбнулся.
– Я тоже до прибытия к индейцам не умел курить. Однако, зная, что обычаи хозяев принято уважать, рискнул-таки затянуться из калюмета и, как видите, остался жив и здоров. С тех пор, кстати, стал даже заядлым курильщиком, – он продемонстрировал американцам свою трубку.
– И вы считаете, Алекс, что нам тоже нужно принять участие в этом сомнительном ритуале? – недоверчиво поинтересовался Уильямс.
– Непременно! В противном случае у вас могут возникнуть определенные сложности в общении с индейцами, что в конечном итоге не лучшим образом отразится на успехе вашего предприятия. Индейцы – народ гордый! Они крайне болезненно относятся к неуважению их обычаев. Уверенно заявляю вам об этом как этнограф. Кстати, – поощрительно рассмеялся Воронцов, – зато у вас появится уникальная возможность похвастаться потом перед соотечественниками фактом раскуривания трубки мира с индейцами! Неплохое паблисити, не правда ли?
– Вам бы, Алекс, не ученым быть, а дипломатом, – рассмеялся вслед за графом Уильямс.
– Одно другому не помеха, – уклончиво ответил Алексей Михайлович, мысленно отдав должное прозорливости американца. "Уильямс действительно ученый", – окончательно убедился он.
– Теперь, – откашлявшись после короткой затяжки из калюмета, деловито предложил Уильямс, – можно, пожалуй, перейти и к вопросу о преодолении Скалистых гор. Вы не возражаете, Алекс?
– Отчего же, Уильямс? Я же ведь еще при нашей встрече в степи обещал обсудить с вами этот вопрос.
– Извините, Алекс, за, быть может, не совсем уместное замечание, но у нас, американцев, обширные степи Северной Америки принято называть прериями. Хотя с точки зрения географии вы совершенно правы. Просто дело в том, что первыми в эти бескрайние равнины, поросшие буйными травами, пришли французы, которые и назвали их лугами. Явившиеся же на смену французам англичане сохранили это название, обогатив таким образом английский язык французским словом "prairie".
– Большое спасибо, Уильямс, за столь ценный исторический экскурс. Отныне в своих работах я буду непременно использовать только термин "прерия". Хотя сами индейцы тлинкиты называют здешние равнины словом "степь", вот я и привык к нему. В любом случае меня, как этнографа, чрезвычайно интересуют способы проникновения различных культур в быт и традиции индейских племен. – Воронцов испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие от общения с представителем науки. Он знал, что теперь его записи, которые он кропотливо вел все это время, обязательно пополнятся новыми данными, почерпнутыми из разговора с американским ученым.
– Каждый зарабатывает свой хлеб, как может, – резюмировал Уильямс. – Хотя к вам, Алекс, это не относится, – он с улыбкой кивнул на висевшее на столбе ружье. – И все-таки нас с Майклом в данный момент интересуют Скалистые горы, – деликатно напомнил он.
– Прошу извинить меня, господа! Видимо, я слишком увлекся, действуя в полном соответствии с русской пословицей: "Кто о чем, а вшивый – о бане". – Американцы дружно рассмеялись. – Что ж, давайте перейдем к главному…
Гости с готовностью придвинулись к нему, и Яндога с Чучангой принялись с невозмутимым видом дымить забытой американцами трубкой мира по очереди.
– Скалистые горы – серьезные горы, – приступил к наставлениям Воронцов, – и преодолевать их удобнее всего зимой, на собачьих упряжках, как это делают тлинкиты. Кстати, вы, наверное, обратили внимание, что у местных индейцев нет лошадей, не считая, разумеется, наших с Чучангой?
– Мы уже обсуждали сей парадокс с Майклом, – кивнул Уильямс.
– На самом деле никакого парадокса здесь нет, господа. Тлинкиты – оседлое племя, которое занимается исключительно охотой на пушного зверя. Причем преимущественно зимой, ибо зимний мех считается самым ценным. Собственно, именно поэтому основным средством передвижения здешних тлинкитов являются собачьи упряжки. Летнее же путешествие через хребты Скалистых гор, в которое вы собираетесь пуститься, в корне отличается от зимнего. Восточный хребет вы, хоть и не без труда, возможно, преодолеете, ибо он не очень уж и высок. А вот Средний, или Срединный, хребет станет для вас весьма серьезной преградой. И хотя вершины его пиков покрыты вечными снегами, однако некоторые перевалы летом полностью свободны от снега…
– А откуда вы об этом знаете, Алекс, если были в тех местах, по вашим словам, только зимой? – перебил любознательный Уильямс.
– Банальное наблюдение, – с улыбкой ответил ему граф-этнограф. – Когда на гребне перевала Срединного хребта мы с попутчиками сделали кратковременную остановку, я просто разрыл снег до камней и льда под ним не обнаружил. Таким образом и установил, что снег свежий и по весне, то есть к лету, непременно растает.
– Спасибо, Алекс, это очень важное наблюдение.
– И все же мне, честно говоря, не верится в возможность преодоления, к тому же вместе с лошадьми, даже Срединного хребта, не говоря уже о Западном. Конечно, ваши нарраганзеты очень выносливы, но слишком уж круты там склоны! Даже мы, преодолевая их, вынуждены были идти за нартами пешком, утопая в снегу чуть ли не по колено. А ведь собаки намного легче лошадей да и вместо плоских копыт имеют довольно цепкие лапы…
– Мы в полной мере разделяем ваши сомнения относительно успеха нашего перехода, Алекс, но ведь попытка, как говорится, не пытка, – развел руками Уильямс. – Преодолеть по прерии не одну тысячу миль и в последний момент отказаться от достижения поставленной цели?! На мой взгляд, это не самый лучший выход из создавшегося положения, не так ли?
– Думаю, на вашем месте я поступил бы точно так же, – не стал лукавить Воронцов. – Тем не менее со всей ответственностью должен предупредить, что Западный хребет может оказаться для вас неприступным. Лошади просто физически не смогут преодолеть его ледяные склоны! Даже мы едва не потеряли одну упряжку вместе с нартой, провалившейся в покрытую тонким льдом и занесенную снегом глубокую трещину ледника. Спасибо Чучанге с его умным и преданным Кучумом!
– Кучум – это собака? – спросил Майкл.
– Да, вожак собачьей упряжки Чучанги.
– О, это действительно умный пес! – уважительно отозвался о Кучуме американец, вспомнив, как тот всего лишь одним грозным рыком остановил целую свору собак, собиравшихся наброситься на чужаков при их въезде в селение.
– Словом, господа, – подытожил Алексей Михайлович, – я все же искренне советую вам не испытывать судьбу и отказаться от попытки преодоления Западного хребта.
– Наверное, мы вынуждены будем согласиться с вами, Алекс, – задумчиво кивнул Уильямс. – В конце концов даже преодоление одного только Срединного хребта Скалистых гор уже будет считаться для нас большой удачей. А после перехода через него мы лучше спустимся в долину между Срединным и Западным хребтами и проследуем по ней на юг – до равнин пока еще почти не обследованной Калифорнии. Во всяком случае Северной, – уточнил он.
– У испанцев ее принято называть Верхней, – поправил Алексей Михайлович.
– Благодарю за уточнение, Алекс, – выразил тот признательность легким наклоном головы.
– Однако в случае выбранного вами варианта, – взволнованно продолжил Воронцов, – вам придется преодолеть более полутора тысяч миль по совершенно безлюдной местности!
Американцы дружно рассмеялись.
– В этом-то и заключается преимущество данного варианта! – воскликнул Майкл. – Уж лучше путешествовать по безлюдным местам, чем по территориям враждебно настроенных к белым людям индейских племен, рискуя нарваться на какой-нибудь недружественный акт с их стороны!
– Что ж, господа, вы – опытные путешественники, значит, вам и карты в руки. Я же убежден лишь в одном: если вы выполните то, что наметили, то ваши имена непременно будут вписаны в скрижали географической науки!
Майкл громко захлопал в ладоши, озадачив тем самым индейцев, не знавших доселе столь бурного способа выражения эмоций.
– Вы, Алекс, сами того не подозревая, произнесли прекрасный тост во славу науки, которой посвятил свою жизнь мой друг! – воскликнул Майкл и принялся разливать остатки виски по чашкам.
Перевода его слов Яндоге и Чучанге уже не потребовалось.
Отхватив острым ножом внушительный кусок уже остывшего отварного мяса, Майкл закусил им виски, к которому явно был неравнодушен.
– А холодное кабанье мясо тоже, оказывается, довольно вкусное, – отметил он. – Кстати, Алекс, а не найдется ли у вас игральных карт, чтобы мы могли перекинуться в партию-другую?
– Вот в этом вопросе вам не повезло, Майкл, – улыбнулся Алексей Михайлович. – Дело в том, что в Русской Америке карточные игры категорически запрещены. И хотя мы с вами находимся сейчас вне ее пределов, однако даже на территории тлинкитов, к которым я прибыл из-за Скалистых гор от их сородичей, я не могу позволить себе нарушить распоряжение главного правителя Русской Америки. Так что милостиво прошу извинить меня, господа, за отказ составить вам компанию.
– Неужели запрет на карточные игры повсеместно и неукоснительно исполняется? – засомневался американский ученый.
– Не извольте сомневаться, Уильямс.