Аляска, сэр! - Юрий Шестера 21 стр.


– Но из этого следует, что у вашего главного правителя не только неограниченная власть, но и беспредельный личный авторитет?

– Приятно говорить с ученым человеком, легко схватывающим самую суть вопроса, – улыбнулся Алексей Михайлович, и Уильямс наградил его ответной признательной улыбкой на фоне легкого полупоклона. – Однако, господа, вы, наверное, совершенно упускаете из вида, что мы, русские, живем в монархическом государстве, вследствие чего наш народ испокон веков приучен к подчинению. Что же касается Баранова, главного правителя Русской Америки, то в среде русских колонистов он действительно имеет непререкаемый авторитет.

Американцы выразительно переглянулись.

– Мы, конечно, уважаем выбор вашего народа, касающийся политического устройства государства, – дипломатично изрек Уильямс, – но сами при этом являемся убежденными приверженцами демократического устройства общества. Наш президент тоже обладает значительными полномочиями, однако его власть все-таки ограничена конгрессом. И нас, американцев, это вполне устраивает.

– Тут дело не столько в выборе нашего народа, – мягко улыбнулся Воронцов, – сколько в исторических корнях развития Руси. Меня, например, как представителя титулованной элиты русского государства, вполне устраивает существующий монархический режим, хотя я и допускаю, что, возможно, это и не лучший вариант государственного устройства. В общем, как говорится, каждому свое.

– Я уважаю вашу точку зрения, Алекс, – подвел итог политической дискуссии Уильямс. – И в заключение нашей сегодняшней дружеской и весьма познавательной беседы хочу попросить вас показать нам маршрут, по которому вы преодолели Скалистые горы.

– Думаю, в этом вам гораздо лучше поможет мой верный спутник Чучанга, преодолевавший их уже не единожды. – И он перевел индейцу просьбу американцев.

– Для меня это не составит никакого труда, – с готовностью откликнулся тот, – просто здесь обзору мешают лесные деревья, и нам придется выехать в степь, откуда хорошо видны все три хребта Каменных гор.

Уильямс благодарно пожал ему руку.

* * *

Ранним утром следующего дня Чучанга вывел всех в степь, чтобы оттуда показать американцам путь, которым он с Алешей, Белым Орлом и двумя каюрами прибыл во владения Яндоги, преодолев Каменные горы.

Бившее из-за спины невысокое солнце освещало теснившиеся у горизонта горные громады. И если высокая цепь Западного хребта отливала белизной, то у Срединного хребта белели только его остроконечные пики, а Восточный хребет проступал на их фоне бледно-синей грядой зубчатых вершин.

Легкий ветерок шевелил листки открытого блокнота Уильямса, в который тот профессиональными движениями руки срисовывал раскинувшуюся вдали величественную панораму. Кучум в это время деловито обследовал все близлежащие кустарники на предмет наличия в них какой-нибудь живности, которой можно было бы полакомиться.

– А из вас, Уильямс, получился бы неплохой художник, – не удержался от комплимента Воронцов, любуясь искусным владением карандашом американцем.

– Так я ведь в молодости окончил художественную школу, Алекс. А естественной историей увлекся уже позже, после окончания Кембриджа.

– А я, честно говоря, при первой нашей встрече в степи, вернее, в прерии, – поправился граф, – принял вас с Майклом за обыкновенных трапперов, искателей приключений.

– И это очень хорошо, Алекс, – улыбнулся Уильямс. – Мы же как раз и старались быть похожими на них, чтобы ни у кого не вызвать особых подозрений и избежать досужих расспросов. И все-таки вы как-то уж слишком быстро раскусили нашу незамысловатую уловку.

– Умные люди говорят, что достаточно сыграть с человеком всего одну партию в шахматы, чтобы понять, что он из себя представляет. За неимением же таковых мне просто пришлось прибегнуть к логическому анализу.

Американец посмотрел на него с явным интересом.

– Алекс, а не могли бы и вы приоткрыть мне тайну вашего образования? Если не секрет, конечно…

– Не секрет, Уильямс. Я окончил Петербургский университет, хотя отец мечтал, чтобы я пошел по его стопам, то есть по военной стезе. А далее специализировался уже на кафедре общей философии.

– Тогда у меня к вам второй вопрос, Алекс, – рассмеялся Уильямс. – С какой стати, интересно, вы из философа решили переквалифицироваться в этнографа?

– О, это явилось следствием не зависящих от меня ряда обстоятельств, – уклончиво ответил Алексей Михайлович.

– Я понял вас, Алекс, – учтиво кивнул Уильямс, дав тем самым понять, что дальнейших расспросов не последует. – Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Найти свое место в жизни не так-то уж и легко, как кажется на первый взгляд.

– И тем не менее я абсолютно уверен, что каждый человек должен стремиться к самоутверждению. Разумеется, в соответствии с возможностями, данными ему от природы. В противном же случае он не имеет права называться полноценным человеком, поскольку по сути превращается в обыкновенное животное, способное лишь есть, пить да удовлетворять плотские потребности.

– Алекс, я голосую за вашу жизненную позицию обеими руками!

* * *

Когда великолепный рисунок, который язык просто не поворачивался назвать схемой, был готов, Чучанга стал показывать на нем, сверяясь с местностью, перевалы, которые они преодолевали на собачьих упряжках. А Уильямс с Майклом уточняли у него и Воронцова, исполнявшего роль переводчика, особенности рельефа местности на пути к перевалам и, в первую очередь, крутизну их склонов.

– Мне кажется, Уильямс, – заметил Алексей Михайлович, – что не помешало бы проверить этот маршрут прямо на местности. Ведь зимние и летние условия, как известно, существенно различаются. Поэтому предлагаю подъехать непосредственно к подступам Восточного хребта, ибо другие нам будут просто не доступны для обзора. А заодно вы с Майклом смогли бы провести там практическую, так сказать, рекогносцировку.

– Какая же у вас светлая голова, Алекс! – признательно воскликнул Уильямс. – Не устаю всякий раз в том убеждаться. Кстати, а почему бы нам не последовать вашему совету прямо сейчас, не откладывая дело в долгий ящик?

– Все, слава богу, в наших руках. Тогда вперед, друзья!

И четыре всадника, сопровождаемые Кучумом, поскакали по прерии в сторону гор, любовно запечатленных в блокноте карандашом Уильямса.

* * *

Обратно возвращались лесом, следуя за Чучангой, который прекрасно в нем ориентировался.

– Крутизна склонов, что и говорить, впечатляет, – задумчиво произнес Уильямс. – Признаться, мы впервые столкнулись со столь высокими горами, – пояснил он Воронцову. – А ведь этот Восточный хребет – самый низкий из тех двух, что мы видели…

– Похоже, – откликнулся Майкл, – придется вести лошадей под уздцы практически от самого подножия.

Помолчали.

– Ох, Майкл, боюсь, хлебнем мы с тобой лиха, пока взберемся со своими лошадками даже на первый перевал Восточного хребта.

– Тоже мне, оракул, – скептически усмехнулся тот. – Я это понял, едва мы подъехали к его подножию.

– Да не расстраивайтесь вы заранее, господа! – попытался успокоить американцев граф. – В конце концов, как говорят у нас в России, не боги горшки обжигают. Мало-помалу, но взберетесь-таки вы на свои перевалы: и на первый, и на второй… Только старайтесь подниматься не вертикально, а под некоторым углом к склону, как бы выписывая серпантин. Конечно, в несколько раз увеличится и расстояние, и затраченное на подъем время, зато сэкономите и свои, и лошадиные силы. Я верно говорю, Чучанга? – спросил он помощника по-тлинкитски, предварительно переведя ему свой совет американцам с английского.

– Правильно, Алеша, – подтвердил индеец, придержав своего мустанга. – И при подъеме и при спуске нужно ехать зигзагами, вот так… – И он показал зигзагообразным движением ладони, как именно.

– Между прочим, – вновь обратился Алексей Михайлович к американцам, – спускаться с лошадьми будет не легче, чем подниматься. – И он рассмеялся, вспомнив, как при спуске с перевала перевернулась нарта одного из каюров.

Американцы озадаченно посмотрели на него, и граф в красках поведал им о случае с незадачливым каюром, вызвав улыбки и у них обоих.

– Спасибо вам за ваши советы, Алекс. У меня, честно говоря, после увиденных вблизи угрюмых заоблачных вершин только сейчас несколько отлегло от сердца, – признался Уильямс.

Глава 10
В прериях

По возвращении в поселок Воронцова ожидала новость: прибыл один из сагаморов Минненоты, недавно гостивший у Яндоги вместе с вождем и воином-переводчиком, и сейчас он с нетерпением ждал встречи с Повелителем Духов.

Перекусив на скорую руку, Алексей Михайлович и Чучанга поспешили в вигвам Яндоги.

– Алеша, – сразу после взаимных приветствий взволнованно обратился к Воронцову вождь, – Минненота попросил меня незаметно проверить, нет ли у границ моих владений воинов племени гуронов! А если вдруг есть, то выяснить, сколько их. По понятным тебе причинам отказать я ему не могу, но, к сожалению, мои воины тоже не смогут провести разведку – ввиду отсутствия у них мустангов. Поэтому вся надежда только на тебя и Чучангу!

Алексей Михайлович задумался. Ввязываться в междоусобицу индейских племен в его планы отнюдь не входило. Достаточно было вспомнить имена Магеллана, Кука и других мореплавателей и путешественников, погибших в стычках с туземцами, чтобы у него не возникло ни малейшего желания пополнить сей печальный список. Одно дело – рисковать жизнью для достижения поставленной перед собой цели, и совсем другое – рисковать ею же ради воинственных интересов индейских вождей.

– Минненота уже встал на тропу войны с гуронами? – спросил Воронцов сагамора после паузы, во время которой Яндога буквально с мольбой в глазах ожидал его решения.

– Нет. Наш вождь решил отрыть томагавк только после моего возвращения, – ответил тот.

Ответ сагамора несколько менял суть дела, хотя у графа по-прежнему не было уверенности в том, что хитроумный Минненота не задумал использовать их разведывательную поездку именно в качестве предлога для объявления войны гуронам. Например, в случае нападения тех на его как бы "союзников". Наверняка ведь вождь дакота прекрасно понимал, что Яндога не посмеет отказать ему в его просьбе и что никто из тлинкитов – кроме Повелителя Духов и его молодого спутника-индейца с орлиными перьями на голове – не способен будет справиться с разведывательным заданием. Появление же бледнолицего в сопровождении индейца-тлинкита во владениях гуронов будет воспринято последними по меньшей мере подозрительно.

– Чучанга, что ты сам-то по этому поводу думаешь? – спросил Алексей Михайлович помощника.

– Алеша, я должен помочь своим соплеменникам, – коротко ответил тот, и граф заметил, сколь радостно засветились глаза вождя.

– Вот тебе и наш ответ, Яндога, – резюмировал Воронцов. И повернулся к сагамору: – Как скоро мы должны провести разведку?

– Чем быстрее, тем лучше, Повелитель Духов, – не задумываясь ответил тот.

И Воронцов с Чучангой покинули вигвам вождя.

* * *

Алексей Михайлович наполнил два бизоньих рога – для себя и своего спутника – порохом до самого верха, тщательно обернул их замшей и перевязал тонкими ремешками. Затем проверил наличие свинцовых пуль и пыжей в кожаных сумках и добавил недостающее количество. Чучанга тем временем сосредоточенно точил о кусок кремня охотничьи ножи.

Неожиданно полог откинулся, и в вигвам, как всегда бесцеремонно, ввалился неунывающий Майкл.

– И куда это вы, интересно, собираетесь, друзья? – немедленно осведомился он, окинув быстрым взглядом внутренность вигвама.

– Решили прогуляться до наших северных соседей, – буркнул Воронцов, не отрываясь от дел.

– И надолго ли, если не секрет? – Шальные глаза американца загорелись азартным блеском.

– Может быть, навсегда.

– Не понял… – опешил тот.

Алексей Михайлович рассмеялся.

– Я имел в виду, что наши с Чучангой шевелюры вполне могут приглянуться гуронам для пополнения их коллекции скальпов.

– Ну и шутки у вас, Алекс! – воскликнул Майкл, смахивая со лба выступивший пот.

– Отнюдь, Майкл, я нисколько не шучу.

Постояв некоторое время в полном замешательстве, американец затем столь же стремительно исчез.

"Побежал за подкреплением", – догадался Алексей Михайлович и перевел их краткий разговор Чучанге.

Индеец рассмеялся, в очередной раз порадовавшись остроте ума старшего товарища.

Воронцов не ошибся: не прошло и пяти минут, как в их вигвам снова заявился возбужденный Майкл, но уже в сопровождении Уильямса.

– Чем это вы, Алекс, так всполошили моего приятеля? – озабоченно поинтересовался Уильямс.

Воронцов вкратце рассказал ему о разговоре с неожиданно прискакавшим к Яндоге сагамором вождя племени дакота. Упомянул вскользь и о своих опасениях, связанных с выполнением порученного им с Чучангой задания.

Недолго подумав, Уильямс изрек:

– Да вроде бы ничего опасного в этой вашей поездке не предвидится. Посмотрите хотя бы на нас с Майклом: мы преодолели тысячи миль по прерии, населенной различными племенами индейцев, и, как видите, живы и здоровы…

– Это, конечно, безмерно меня радует, Уильямс. Однако нам с Чучангой предстоит проехать по территории гуронского племени, готовящегося к войне с племенем дакота. И гуронам, я уверен, известно, что тлинкиты являются союзниками дакота. Теперь представьте их реакцию, когда они увидят на своей земле одного из младших вождей тлинкитов, да еще в компании с каким-то бледнолицым…

– Пожалуй, ваши опасения не напрасны, Алекс, – задумчиво, как бы размышляя вслух, проговорил Уильямс. – Что ж, тогда мы с Майклом готовы сопровождать вас в этой поездке! – Он выразительно глянул на приятеля, и тот утвердительно кивнул.

Переведя слова американца Чучанге, Воронцов сказал:

– Благодарю за поддержку, Уильямс, но я сомневаюсь в целесообразности шага, который вы собираетесь предпринять ради нас. Почему? Извольте, объясню… Во-первых, два всадника – это просто путники, а четыре – это уже вооруженный отряд, который может быть воспринят гуронами как угроза. Во-вторых, ваши нарраганзеты слишком медлительны, и если гуроны станут преследовать нас на мустангах, вам от них не уйти. В-третьих, вы готовитесь к серьезной экспедиции по обследованию Скалистых гор, и я не вправе подвергать вас неоправданному риску. Поэтому позвольте выразить вам еще раз свою признательность за предложенную помощь, но я, вы уж не обессудьте, вынужден от нее отказаться.

– Вы, Алекс, – неожиданно вспылил Майкл, – вправе распоряжаться только своей жизнью и жизнью вашего напарника! Но у вас нет никакого права обвинять нас с Уильямсом в трусости!

– Я и не обвинял вас, Майкл, – мягко улыбнулся Алексей Михайлович, – ибо глупо было бы обвинять в трусости людей, решившихся покорить неприступные Скалистые горы.

– Не горячись, Майкл! – одернул приятеля и Уильямс. – Алекс и не думал подозревать нас в трусости. Он всего лишь предупредил о риске нарваться на неприятности в предстоящей поездке и сделал это, кстати, весьма деликатно и аргументировано.

Майкл послушно смолк, однако по его лицу было видно, что он все еще негодует.

"Безумно храбр, но именно безумно, – отметил мысленно Алексей Михайлович. – Не терпит ни малейшего сомнения в собственной неустрашимости. Качество, достойное уважения, но в определенной ситуации и опасное, ибо непредсказуемое".

– И все-таки, Алекс, – спокойно продолжил меж тем Уильямс, – я настаиваю на своей просьбе сопровождать вас с Чучангой в вашей грядущей поездке и посему вопрос о нашем с Майклом участии в разведке прошу считать решенным. – Он вопросительно уставился на графа в ожидании его последнего, решающего слова.

– У нас в России в таких случаях говорят: "Без меня меня женили", – вздохнул Воронцов. – Но раз вы настаиваете, господа, прошу приступить к подготовке к походу немедленно. Выезд группы назначаю на утро завтрашнего дня, – по-военному четко распорядился он.

– Слушаюсь, мой генерал! – вытянувшись по стойке "смирно", зычно отрапортовал вмиг засиявший Майкл.

– Похоже, недаром ты служил волонтером в отряде генерала Рикорда, – рассмеялся Уильямс.

– Не мешало бы и некоторым другим пройти эту школу, вместо того чтобы протирать штаны на университетских скамьях, – заносчиво ответил тот.

– Каждому свое, Майкл. Каждому свое… – философски ответил ученый.

* * *

Ранним утром разведывательный отряд из четырех всадников прибыл к вигваму вождя, возле которого уже толпились все жители селения, пожелавшие проводить храбрецов в дальний и наверняка опасный поход. Рядом с Яндогой стоял сагамор Минненоты. Лицо его хранило полную непроницаемость, однако живой блеск черных глаз выдавал удовлетворенность происходящим.

Майкл посоветовал приторочить ружья к седлам так, чтобы можно было быстро взять их в руки, и все последовали его совету. Кучум возбужденно повизгивал в предвкушении скорой поездки с хозяином, но тот неожиданно скомандовал:

– Лежать, Кучум! Жди!

Пес послушно лег на землю, вытянув передние лапы и положив на них умную морду. Алексей Михайлович, увидев его глаза, полные невыразимой тоски, не выдержал:

– А может, Чучанга, все-таки возьмем Кучума с собой? Мне кажется, его острое зрение и отличное чутье могут нам пригодиться.

Индеец благодарно посмотрел на графа, ибо и сам с несказанной болью в душе переживал предстоящую разлуку с верным другом. Кучум же, услышав свою кличку, тотчас насторожился, вскинул голову и навострил уши.

– Кучум, ко мне! – приказал Чучанга.

И пес, одним рывком вскочив на все четыре лапы, тут же радостно завертелся вокруг кобылицы хозяина.

– Вперед! – подал команду Алексей Михайлович, и отряд двинулся в путь, сопровождаемый ободряющими возгласами провожающих.

* * *

Маленький отряд ступил на землю Великой прерии. В места, где человеческий глаз почти не встречает деревьев, холмов и оврагов. Одна лишь степь, словно зеленое море, убегает в безбрежную даль. И только слева виднеется вдали горная цепь, вершины которой упираются в белые облака…

Люди и лошади словно плыли по зеленым волнам пышно разросшейся густой и пестрой травы, насквозь пропитавшей воздух ароматами степных цветов и растений. Высоко-высоко в бледно-голубом небе мелькали черные точки: это степные коршуны парили в поднебесье, зоркими глазами высматривая с огромной высоты добычу.

Ехать решили на северо-запад, не теряя из виду Скалистых гор, по территории дакота, чтобы после пересечения условной границы Канады повернуть, как договорились с сагамором Минненоты, на восток.

– Надо же, – не сдержал удивления Майкл, – как вымахала в прерии трава всего за какую-то неделю! Вон даже Кучум теперь трусит позади нас, хотя раньше всегда резво бежал впереди.

Всадники дружно обернулись. Действительно: пес смиренно бежал за отрядом по проложенной лошадьми в высокой траве борозде.

– Чему же ты удивляешься, дружище? – рассудительно заметил Уильямс. – Просто Кучум – умная собака. Видит, что трава вымахала по лошадиное брюхо, вот и не хочет утонуть в ней, ничего не видя перед собой.

– Кучум, друзья, еще сгодится нам, я уверен. Только в свое время и в другом месте, – пророчески обронил Воронцов.

Назад Дальше