С какой стороны ни посмотреть, все эти разновидности развивались в исключительно благоприятных условиях. Пережив двух равных им по силе доисторических хищников - саблезубого тигра и гигантского волка, они в течение от двадцати до сорока тысячелетий без особых трудностей сосуществовали с коренными жителями Северной Америки. К 1500 году их насчитывалось, вероятно, более 70 миллионов - пожалуй, это был самый многочисленный вид крупных млекопитающих на Земле.
История кровавой бойни степного бизона известна сравнительно хорошо, чего не скажешь о восточном бизоне, история истребления которого была предана полному забвению. Ни историки, ни биологи, кажется, не имеют никакого представления об истинной численности его первичной популяции до пришествия европейцев или о преобладании этого вида среди прочих крупных травоядных Атлантического побережья.
Покрытый черной шерстью лесной великан - восточный бизон - выделялся среди своих сородичей не только громадным ростом и парой самых больших изогнутых рогов, но и исключительно толстой шкурой, которую могло проколоть разве что очень острое оружие. Для местных пеших лучников и копьеносцев (вспомним, что домашние лошади появились в Америке лишь с приходом испанцев) охота на восточного бизона была неимоверно трудным делом. По этой причине и отчасти в связи с обилием более доступной дичи лесные индейцы редко нападали на восточных бизонов. Тем не менее северо-восточные племена иногда шли на такой риск, чтобы заполучить огромную, косматую шкуру - лучшего одеяния для сна на зимнем холоде нельзя было придумать. Вполне возможно, что несколько таких шкур, украденных или выменянных первыми португальцами у индейцев восточного побережья, и положили начало весьма доходной торговле бизоньими шкурами в Новом Свете.
В течение первой трети XVI века монополию на торговлю шкурами североамериканских бизонов держали португальцы, но затем про бизонов проведали французы. После своего путешествия в 1542 году вверх по реке Св. Лаврентия де Роберваль отметил, что местные жители "питаются также мясом оленей, кабанов, бизонов и дикобразов…". В следующее десятилетие французы уже сами вели бойкую торговлю бизоньими шкурами, а к середине столетия фактически вытеснили из торговли португальцев. В районе залива Св. Лаврентия два племянника Жака Картье "из года в год продолжали выменивать у туземцев шкуры взрослых бизонов [и] их телят". Сферу своей торговли французы распространили и на юг. Педро Менандез раздраженно писал своему властелину - испанскому королю Филиппу II - о вторжении французов на побережье: "В 15,65 году, как и в предшествующие годы, индейцы привозили шкуры бизонов на каноэ по реке Потомак для французов, обосновавшихся на побережье залива Св. Лаврентия. За два года французам доставлено 6000 шкур".
В скором времени выделанные во Франции шкуры бизонов уже пользовались отменной репутацией. Как писал Шарлевуа, "в нашем мире нет ничего лучше [этой шкуры]; она легко поддается выделке, и кожа из нее получается необыкновенно прочная, но вместе с тем мягкая и нежная, словно замша". По словам бристольского купца Томаса Джеймса, по прочности она не уступала моржовой и в большом-количестве поставлялась в Англию, где целые полки облачались в мундиры из этой кожи. По крайней мере один из них - знаменитые "буйволы" - получил свое название благодаря кожаной экипировке своих солдат.
Вначале англичане отставали в дележе этого богатства. Тем не менее к 1554 году они по крайней мере узнали со слов Джона Лока, что слон "больше трех диких быков, или бизонов". А к 1570-м годам им уже было известно, что представляет собой настоящий американский бизон. "Эти животные размером с корову, их мясо очень вкусное; из шкуры получается хорошая кожа, а из волос - шерсть… уже десять лет, как слухи о их полезных свойствах дошли до ушей англичан".
Антони Паркхёрст, ловивший рыбу в ньюфаундлендских водах с 1574 по 1578 год, завязал дружеские отношения с несколькими португальскими рыбаками, которые обещали провести его судно к острову Кейп-Бретону и в "Канадскую реку" (Св. Лаврентия). К его сожалению, они не сдержали своего обещания, но, кажется, ему удалось от них узнать о наличии "в соседних с Ньюфаундлендом местах [буйволовых] кож, которые там [на материке] имеются в большом количестве".
Примерно в то же время другой английский моряк, Джон Уокер, предпринял плавание - похоже, с пиратскими намерениями - к Норембеге на побережье заливов Мэн и Фанди, где утверждали свое влияние французы. Уокер обследовал нижнее течение реки Сент-Джон, где он и его люди "обнаружили… в жилище одного индейца… триста высушенных шкур, большинство размером восемнадцать футов в квадрате". Из его рассказа следует, что эти шкуры были содраны с "каких-то животных гораздо крупнее [домашнего] быка" и что Уокер отвез украденные шкуры во Францию, где и продал их по сорок шиллингов за штуку - большие деньги по тем временам. В заключение он добавил: "Это подтверждает Дэвид Ингрэм и [он] описывает это животное как чудовищно громадное, полагая, что оно является разновидностью буйвола".
Дэвид Ингрэм был английским моряком, которого Джон Хоукинс высадил в 1568 году на безлюдный берег Мексиканского залива. После высадки Ингрэм целых два года шел пешком на север, в основном по берегу Атлантического океана, в надежде отыскать земляков-европейцев, не пренебрегая по пути помощью местных жителей. В конце концов в центре нынешней Новой Шотландии он повстречал одного французского торговца и вместе с ним добрался на судне до Франции, откуда затем вернулся в Англию. Там в 1582 году он рассказал торговым агентам сэра Хэмфри Джильбер-та о том, что "в прибрежных районах, [через которые пролегал его путь], в изобилии встречаются буйволы размером с двух больших быков… с длинными, как у собаки-ищейки, ушами, обросшими свисающими волосами и с закрученными, как у барана, рогами; у них черные глаза и длинная черная, грубая и косматая, как у козла, шерсть. Шкуры этих животных стоят очень дорого". В другом контексте цитируются слова Ингрэма о том, что "[Норем] - Бега - деревня или поселок под этим названием… где имеется много шкур [диких] быков".
Историки утверждают, что украденные Уокером шкуры (которые индейцы из Норембеги сохраняли, вероятно, для обмена с французами) были лосиными, однако такое заключение неоправданно, имея в виду размер шкуры "восемнадцать футов в квадрате". "В квадрате" означает перемноженные размеры двух смежных сторон, то есть измерение в квадратных футах, применяемое в торговле. Шкуры самых крупных американских лосей даже в растяжку не больше пятнадцати квадратных футов, в то время как шкуры лесных бизонов - самых больших из сохранившихся пород - действительно достигают восемнадцати футов, хотя лесные бизоны по величине уступали восточным бизонам.
Сэр Хэмфри Джильберт проявлял особый интерес к истории плавания Ингрэма в связи с тем, что в 1570-х годах он готовил экспедицию, чтобы колонизовать и установить сюзеренитет над Ньюфаундлендом, Норембегой и Новой Шотландией. Ему необходимо было убедить своих компаньонов в прибыльности рискованного предприятия, и он рассчитывал, что в этом ему поможет молва о буйволовых шкурах. В 1580 году он отправил португальца Симона Фердинандо в путешествие к берегам Норембеги, откуда тот привез "много больших шкур", которые по всем признакам были буйволовыми.
К этому времени французы забеспокоились, как бы англичане не посягнули на их монопольную торговлю бизоньими шкурами. В 1583 году Этьен Беланжер проплыл с отрядом французов от Кейп-Бретона на юг до Кейп-Кода - возможно, это была попытка опередить англичан, которые в следующем году, по словам Хаклюта, уже выменивали бизоньи шкуры у индейцев на побережье Виргинии. Кроме описанных двух, были, вероятно, и другие попытки нажиться на шкурах бизонов, как это удалось, к примеру, Джону Уокеру в Норембеге.
Однако вряд ли эти попытки были столь же удачными. К 1590 году, после столетия набиравшей силу охоты, большинство бизонов, ранее обитавших в районе между рекой Гудзон, долиной озера Шамплейн и берегом океана, было, по-видимому, уже уничтожено. К концу столетия кончились и дни процветания этого вида животных на просторах, лежащих к востоку от Аппалачских гор. Для коренных жителей восточного побережья XVI века бизоньи шкуры были тем, чем позднее станут бобровые шкуры для племен, живших дальше к западу, - валютой для приобретения ружей, металлической посуды, безделушек и спиртного. Величественные дикие черные быки восточных лесов, которым прежде не причиняли заметного вреда люди, вооруженные деревянными палками с каменными наконечниками, теперь буквально рядами валились от рук тех же людей, но вооруженных смертоносными ружьями. Запах от гниющих трупов убитых животных был первым вестником зловония, которое вскоре пронеслось через весь континент.
В первые десятилетия XVII века большие стада восточных бизонов еще встречались, но только на удаленных от побережья территориях. В 1612 году сэр Самюэль Арголь прошел более 300 километров вверх по течению реки Потомак до южной части нынешней Пенсильвании, откуда он "направился пешком в глубь страны и обнаружил там большие стада крупных, как коровы, животных, из которых мои проводники-индейцы убили двух; их мясо оказалось довольно вкусным и питательным, и убивать их совсем не трудно, поскольку они неповоротливы и медлительны и не так свирепы, как другие дикие животные". "Совсем легко убивать из ружей" - вот что хотел сказать Арголь.
Слишком легко: после 1624 года бизоны уже не встречались не только на берегах Потомака, но и значительно севернее - в районе озера Гурон в Новой Франции. По словам иезуита отца Сагарда, к 1632 году "некоторые братья видели шкуры" этих животных, но ни один из них за последние годы не встречал живого бизона. Даже Самюэль де Шамплейн, который еще в 1620 году называл буйволов вместе с лосями и оленями вапити в числе ценных ресурсов Новой Франции, и тот, видимо, не успел застать живого бизона. Приблизительно в 1650 году Пьер Буше сообщал: "Что касается животных, называемых буйволами, то [сейчас] их можно встретить только… за четыреста-пятьсот лиг западнее и севернее Квебека".
Правда, остатки стад восточных бизонов все еще удерживали свои позиции в центральных и южных районах их обитания. Так, в 1680 году де ля Саль отмечал, что они еще встречаются в районе нынешнего Нью-Йорка, Пенсильвании, в некоторых западных районах Новой Англии, а также к югу до штата Джорджия. А Куртеманш примерно в 1705 году сообщал о неисчислимых стадах "быков" в долине реки Иллинойс.
К западу от горной цепи Аппалачей бизоны продержались до конца XVII века, а затем туда через перевалы хлынули орды европейцев, воспользовавшихся глубокими тропами, вытоптанными самими бизонами. Даниэль Бун был в первых рядах этого нашествия, и, как и его современники, он говорил о местах, таких, как Блу-Ликс, где на поверхность земли выходит соль (солонцы) и куда сходились со всех сторон бизоньи тропы, "глубоко прорезавшие землю, словно улицы большого города".
Основную массу этих "отважных пионеров", как их нередко величают в исторических книгах, составляли не поселенцы, а бродячие браконьеры, у которых на уме было не столько освоение земель, сколько добыча шкур. Быстро продвигаясь на запад, они столь успешно истребляли всех крупных представителей животного мира, что к 1720 году лишь несколько небольших стад восточных бизонов остались нетронутыми в узких ущельях и глухих местах Камберлендского и Аллеганского плато. Нью-Йоркское Зоологическое Общество констатировало, что к 1790 году стадо бизонов на Аллеганском плато "уменьшилось до 300–400 животных, которые искали убежище в горах Се-вен-Маунтинс, окруженных со всех сторон поселениями. Там они в течение непродолжительного времени скрывались в малодоступных местах".
Это было действительно короткое время. Суровой зимой 1799/1800 года стадо, в котором осталось меньше пятидесяти голов, окружили охотники на снегоступах. Животные, застрявшие по брюхо в снежных сугробах, были убиты на месте. Следующей весной в том же районе обнаружили еще трех бизонов: самца, самку и теленка. Самку с теленком застрелили сразу. Самец убежал, но вскоре его убили у Баффало-Кросроудс около Льюистона.
Конец был скорым. В 1815 году ходили слухи о том, что в окрестностях Чарлстона был убит одинокий бизон. Никаких других сообщений о бизонах не поступало вплоть до 1825 года, когда в "цитадели" Аллеганского плато была обнаружена самка с теленком. Обнаружены - значит убиты. Так погибли последние реликты не только восточных бизонов, но и вообще всех диких бизонов, обитавших восточнее реки Миссисипи.
Исчезновение восточных бизонов не вызвало никаких толков, вероятно, этот факт остался просто незамеченным. В ту пору новейшие конкистадоры - "покорители Запада" уже втянулись в новую бойню, которой вскоре предстояло пронестись разрушительным смерчем по всему континенту.
По оценке писателя-натуралиста Эрнеста Сетона-Томпсона, примерно к 1800 году в Северной Америке оставалось в живых около сорока миллионов бизонов - почти все они обитали в основном к западу от долины реки Миссисипи. Для уничтожения первых нескольких миллионов вооруженным европейцам потребовалось три столетия. Чтобы отправить на тот свет остальных, понадобилось менее ста лет одного из самых бессмысленных проявлений необузданной жестокости, пополнившей длинный список преступлений, совершенных человеком против мира животных.
Степные, орегонские и лесные бизоны подвергались систематическому истреблению по трем взаимосвязанным причинам. Первая - уничтожение индейского населения на Западе страны (само существование которого зависело от наличия бизонов); вторая - получение прибыли; третья - утоление неуемной страсти к убийству.
Первый из упомянутых мотивов с солдафонской откровенностью изложил в одном из своих заявлений генерал Филип Генри Шеридан, выразивший основную линию правительственных и военных кругов США: "Охотники на бизонов за два истекших года сделали больше для решения надоевшей "индейской проблемы", чем вся регулярная армия за последние тридцать лет. Они разрушают продовольственную базу индейцев. Снабжайте их порохом и свинцом и дайте им убивать бизонов, сдирать с них шкуры и торговать ими до тех пор, пока не останется ни одного живого бизона!" Позднее Шеридан посоветует конгрессу отчеканить медаль в честь охотников-шкуродеров с изображением убитого бизона на одной стороне и мертвого индейца - на другой.
Примерно к 1800 году было полностью, или почти полностью уничтожено большинство имеющих промысловое значение стад крупных наземных млекопитающих восточных районов Северной Америки, включая бизонов, оленей вапити, лесных карибу и даже - в большинстве районов - американских лосей. Однако никогда прежде кожи всех сортов не пользовались столь стремительно растущим спросом, а наличие огромных стад бизонов в западных районах сулило великолепную возможность для быстрого обогащения. В частности, этому способствовал повышенный спрос на верхнюю одежду из выделанной бизоньей шкуры с оставленным на ней густым волосяным покровом. Дубленки были в большой моде и в Европе, но особенным спросом пользовались в восточных районах Северной Америки, где они вызвали массовый покупательский ажиотаж. К тому же каждому, казалось, позарез нужна была одна или несколько мохнатых бизоньих полостей для санных выездов.
Массовое истребление бизонов на равнинах Запада вкупе с массовым производством кожизделий в восточных районах способствовало насыщению рынка разнообразной продукцией из бизоньей кожи - от ременных передач для машинного оборудования до форменной одежды для полицейских. В период 1840-х годов в восточных районах Канады и США продавалось ежегодно до 90 000 предметов одежды из бизоньей кожи, не считая другой продукции. И тем не менее в общей картине истребления бизонов это составляло только верхушку айсберга.
По подсчетам Сетона, шкуру сдирали лишь с одного из каждых трех убитых степных бизонов. Больше того, многие из содранных шкур использовались на местах невыделанными, чтобы укрыть стога сена от непогоды, для ограждения загонов для мелкого домашнего скота или в качестве легко заменяемого кровельного или обшивочного материала.
Потенциальными источниками доходов были не только предметы одежды и другие кожизделия. Многие сотни тысяч животных уничтожались исключительно ради получения жира для последующей переработки его на мыло и свечи на предприятиях восточных районов. Несчетные тысячи других истреблялись лишь только для того, чтобы добыть бизоньи языки, считавшиеся большим деликатесом. Однако второе место по масштабам опустошения вслед за охотниками за шкурами держали охотники за мясом - основным продуктом питания строительных бригад, расползавшихся по равнинам словно армии муравьев и оставлявших за собой сверкающие стальные полосы новых железнодорожных путей, которым предстояло соединить противоположные берега континента.
По сведениям Сетона, к 1842 году в целом ежегодно убивали два с половиной миллиона бизонов, и огромные стада на Западе таяли на глазах во всепоглощающем огне истребления. В 1858 году Джеймс МакКей - торговец и траппер с реки Ред-Ривер - целых двадцать дней пробирался верхом с караваном мулов сквозь сплошное стадо бизонов. "Со всех сторон, куда только достигал взгляд, прерии чернели от множества бизонов", - вспоминал он потом. А через каких-то пять лет в районе, где пролегал путь МакКея, бизоны были уже "историческим прошлым".
Железная дорога компании "Юнион пасифик" проникала все дальше на юг и в 1867 году дотянулась до Шайенна - самого сердца последней обители бизонов. "Железный конь" привез с собой бесчисленных белых охотников и одновременно разрезал оставшееся бизонье стадо на две части - южную и северную.