Она сказала последнюю фразу с улыбкой, но по неожиданному ее волнению Игнату вдруг показалось, что, возможно, она сказала правду. И не потому, что впервые вдруг назвала его ласково "дружок". А скорее всего потому, что своим звериным чутьем Игнат в этой женщине вдруг ощутил искренность, и не показную, а подлинную доверительность к нему.
- Не волнуйся, милая моя пани. Я подожду тебя. Иди и ни о чем не беспокойся.
Сказал он это негромко и тепло, и пани Марина, улыбнувшись своей неповторимой улыбкой, шагнула в подъезд.
Разведчик находился в центре, и эти пятнадцать минут оказались кстати. Они были давно нужны ему как воздух. До городского парка, до тайника, было меньше километра - метров восемьсот. Если поторопиться, можно успеть уложиться в пятнадцать минут...
В этот вечер Хохлов с облегчением обнаружил, что патрон заменен: он лежал пулей наружу. Значит, есть от Игната весточка, и информация от него, от Хохлова, тоже уже у Игната.
Станислав Иванович извлек патрон. Вскрыл и расшифровал он его в гостинице. Все было коротко и определенно.
"Информация о приезде цековца в гостиницу "Карпаты" пошла к Нему от ксендза. Акция с прод-складами будет шестнадцатого января. Шурыгу можете брать. По приказу Его контактирую с пани Мариной. Возраст двадцать пять, красива, умна, светлые волосы, рост сто шестьдесят, пользуется в подполье влиянием. Есть ли о ней информация? Жду срочно. Серый".
19. ЗОВ ШИРОКОГРУДОГО
Прибыв в отряд, Игнат сразу доложил атаману, что сопровождал и охранял пани Марину. Никаких молитвенников и ничего другого с ним не передавали. Пани Марина сказала Игнату, чтобы шел в отряд, доложил Вороному, что был при ней. И все. И еще добавила, что теперь его оставят в покое.
Касим очень ждал его. Сразу же прибежал в комнату Игната с четвертью самогонки и шматком сала. Как по команде появился один из соседей по комнате - командир девятой роты Матрасенко. Выложил на стол к салу соленые огурцы и три головки лука.
Хватанули по стакану. Касим и Матрасенко наперебой вываливали новости.
- - Третьего дня сняли колонну из трех студеров с продовольствием и военной амуницией. Ну там сапоги хромовые были, меховые куртки, полушубки. Для гарнизона в Выжгород везли. Атаман поручил роте Супруна. Время выезда, маршрут, охрану - все атаману сообщили вовремя. Он Супруну и поручил.
Рассказывал Касим, а Матрасенко, с хрустом жуя огурец, иногда согласно кивал.
- Вот значит, Супрун все, конечно, слепил в ажуре. Чего там? Охранял полувзвод с двумя пулеметами. А у Супруна - рота, двенадцать пулеметов, у многих "шмайссеры", гранаты. В общем, десять минут боя, правда, одну машину разнесли гранатами, но никто не ушел.
Игнат жевал сало и слушал.
- Но дело-то в другом,- продолжал Касим,- дело в том, что атаман снял Супруна с роты. Теперь он рядовой.
- За что же?
- За десять пар сапог и три куртки.
- Вот за такую ерунду снял ротного,- мрачно добавил Матрасенко,- боевого ротного, который даже при немцах был лейтенантом!
- Неужели только за эту чепуху и снял? - Игнат подыгрывал Матрасенке.
- Только за это, с... - хотел тот выругаться в. адрес атамана, но одумался, вдруг донесут, и прикусил язык.
Хотя, конечно, Матрасенко знал, что все зависит от Игната, Касим - его верный пес. А с Игнатом у двух ротных - соседей по комнате уже сложились неплохие отношения. Они, как бы полуоткровенно жаловались ему на произвол Вороного. Игнат всячески поддерживал эти настроения.
Выпили еще по стакану.
- Вот ж-жизнь!.. - ворчал ротный-девять,- убиваешься тут за идею, за атамана. А он вмиг тебя ни за что может размазать по стенке...
Должность ротного в банде была важной, если не сказать ключевой.
Были и другие важные посты: начальник штаба, например, начальник контрразведки. Начштаба занимался подготовкой операций, которая сводилась к одному: узнав о том или ином факте от Вороного, которому сообщало подполье, начштаба назначал день и предлагал исполнителя - того или иного ротного. Вот и вся работа.
Контрразведчик вообще только пытал и расстреливал пленных. Больше ничего не делал. Еще обирал.
А ротные - они решали все. У них люди, сила, оружие. И снять ротного с должности было равносильно расстрелу, даже хуже.
- Тоскуем мы с Василем... - Матрасенко назвал второго ротного командира, что жил в этой комнате,- вот он нынче на задании, а верите ли: идти не хотел. "Душа, говорит, не лежит". А почему? Потому что жаден стал атаман и к ротным - без уважения... Все, что возьмут, отбирает. А чуть что - к стенке или того хуже - в рядовые...
- Не скули, Макс (Матрасенко звали Максимилианом, как Робеспьера!) - будет плохо - приходи, помогу!
- За это спасибо, Игнат! Ты знай, мы с Василем - за тебя на крест пойдем. И наши люди - за нас горой. А у нас худо бедно две полных роты!
Разговор стал опасным, но он был необходим разведчику. Игнат знал, что Макс подл, коварен и труслив, но также знал, что деваться тому некуда. Обстановка нынче такая. А единственная более-менее реальная сила в банде в противовес Вороному - Игнат. И разведчик ни на минуту не забывал, что люди стоят не за начальником охраны - тем ОУНовцем, за ним - человек двадцать, не более - вся его служба охраны. Не за начальником штаба или за новым заместителем атамана, что вместо капитана-поляка стал. Все они сильны, пока им подчиняются ротные и их люди. Люди в банде - за ротными стояли. От них зависят, их поддерживают. Атаман - высоко, а ротный - вот он, здесь. У него в роте - и приближенные, которые за остальными приглядывают. И на смерть он может незаметно послать. И сам шлепнуть любого вполне сообразит при надобности - "за предательство идеи". Вот так. Об этом Игнат помнил постоянно. С каждым новым днем именно эта проблема - захват влияния в банде - становилась для него все более первостепенной. По мере того, как созревали для этого подходящие условия.
- И еще событие было,- продолжил Касим,- тут братья Охрименко и Семен Макаршин сбежали... Из второй роты.
- Было дело,- подтвердил Макс.
- Да сбежали они. То ли в другой отряд подались, то ли еще куда,- Касим говорил, как бы размышляя,- но прихватили кое-какие деньжата, что были при штабе. Их в казну отряда принесли, но чемоданчик пока под охрану казначею не сдали. Они и прихватили. Адъютант атамана рассказывал... Теперь их ротному не сладко. Эти трое - его люди, личная охрана, доверенные. Сбежали... Так что, и он теперь на волоске повис.
- Он дня четыре назад, ротный-два, ворчал на атамана, а тому, мабудь, передали... И вот сбежали, чи не сбежали. Кому ведомо? А ротный-два враз на волоске...
- Ладно, ребята,- подытожил Игнат,- время позднее, надо и подремать чуток.
...Пани Марина назначила встречу через три дня. Атаман не возражал. Игнат понял, что такой вызов - только пришел и уже через три дня в город - раздражал Вороного, был явно вопреки его желанию. Разведчик это просто почувствовал, хотя атаман вида не подал. Согласился и все. Выходит, были причины, чтобы командир делал не так, как ему хотелось, а выполнял предложение пани Марины. Просьбой это не выглядело. Приказом - тоже. Точнее сказать - предложение, которое обязаны принять.
Разведчик догадывался, что Вороному про город и подполье известно многое, чего совсем не знают в банде. Все нити, ведущие к подполью, он держал лично в своих руках. Одного и того же человека к двум разным связникам Вороной не посылал никогда. Если Углов вышел на ксендза, и если теперь его отправят в качестве курьера с посланием, то только - к ксендзу.
Это было очень важно. Для личного состава банды, для рядовых и командиров, казалось, что за Вороным стоят скрытые силы. А скрытые, неизвестные,- всегда кажутся особыми, может, даже могучими. Кто знает? Никто, кроме атамана. А он - уверен в себе, спокоен, выдержан. И всегда в городе ждут его людей и сообщений. Несомненно - иностранная разведка, а значит, и сама иностранная держава поддерживает. А может, и не одна.
Игнат вышел из Мертвого ущелья, когда круглая луна висела высоко над лесом, и яркие мерзлые звезды помигивали от затаившейся тишины и холода.
Покинув зловещее ущелье, минут пятнадцать шел на лыжах по залитому лунным свечением полночному лесу. В дорогу Игнат двинулся намного раньше нужного часа. Лесная душа его тянулась к ночной тайге, хотелось побродить среди сосен и елей, по сугробам и оврагам, пока лунная мгла владеет лесом.
Он поднялся на бугор и стал всматриваться в огромную оранжевую луну. Необъяснимое волнение, как в былые времена, вдруг овладело им. В Игнате снова ожил волк, тот, кого Хромой считал вожаком.
Он вскинул голову к звездному небу, глаза его загорелись желтым огнем луны. Набрал полной грудью воздух и завыл длинно, раскатисто и мощно. Вой покатился по склону, отражаясь от еловых лап и снежных крутых обрывов, повторился, множимый эхом гор, и ушел к их обветренным вершинам...
Но не успели затихнуть последние подголоски первого длинного певучего звука, как из-за изгиба лесистого склона к Игнату пришел ответ. Он и ждал и не ожидал его.
Сначала откликнулся высокий волчий голос, потом подтянули еще три волка, и вдруг знакомый низкий бас Широкогрудого завершил хоровой и долгий звук. Стая на миг смолкла, но тотчас вожак подхватил, и его могучий голос, грозный и властный, взлетел к вершинам елей и стал подниматься по склону все выше и выше.
Игнат откликнулся, протянул дважды, вкладывая в звук интонацию призывности и признания, вызова и успокоения, знакомые только ему и волкам.
Так они перекликались, наслаждаясь певучим звуком воя, эхом леса и гор, сообщая друг другу что-то тайное, скрытое от людей, но известное им, волкам. Иногда вожаку подвывали его младшие и мать-волчица. Но это не мешало. Их интонации говорили: да он прав, мы всегда здесь, рядом. Они подпевали вожаку в прямом и в переносном смысле.
Игнат и Широкогрудый давно уже узнали друг друга по голосам. Они выли, выражая свои чувства, свое настроение, отношение друг к другу. Теперь Игнат чувствовал, что Широкогрудый зовет его. Что-то у вожака для него есть. Такую интонацию он знал хорошо.
Игнат круто повернул на голос волка, взобрался на склон, перевалил его и увидел стаю. Волки двигались прыжками след в след, уходя в сторону.
Игнат очень удивился, ведь вожак звал его! Зачем же он уходит?
Он приложил ладони к губам и взвыл. Тотчас Широкогрудый остановился и завыл ответно. Стая сгрудилась вокруг вожака. А он еще раз протяжно завыл и снова побежал, увлекая стаю.
В его вое снова был призыв, и разведчик понял: надо спешить за волками.
Они тоже его видели, и вожак знал, что это он, тот самый волк, так похожий на человека. И Широкогрудый бежал, все время поглядывая, следует ли тот за ним.
20. БЕРЕГИСЬ ВОРОНА
Широкогрудый подбежал к небольшой яме, вырытой в снегу. Он встал со стаей в пятнадцати-двадцати шагах в стороне, уступая право Игнату подойти к этой яме.
В снегу склона, на глубине не более метра были три трупа. Волки разрыли снег, но не тронули тела. Непонятно по каким мотивам действовал Широкогрудый, но он призвал сюда волка-человека. Может быть, дела людей больше понятны этому человеку-волку? Может быть, какие-то еще заботы одолевали вожака? Но Игната он позвал и озадачил.
Всех троих Игнат знал. Он внимательно осмотрел их лица. В лунных сумерках все видно лучше, чем днем. Да, это были те самые "трое", "сбежавшие" из банды: братья Охрименко и Семен Макаршин. Так вот куда они "сбежали"... Значит, Макс Матрасенко своим хитрым умом догадался. Ведь он недвусмысленно намекнул: "Чи сбежали, чи не сбежали... Кому ведомо? А ротный-два повис на волоске..." Теперь ясно. Вороной расправляется с недовольными. Это - мина под командира второй роты. Значит, со дня на день атаман его кончит. Это как пить дать. Надо попробовать как-то его спасти. Будет верный человек - еще один ротный, уже - третий.
В тайнике Игната ждал сюрприз. Он еще не знал, что это - сюрприз. Очередное послание и все. Надо было его прочитать. Откладывать такие дела нельзя. "Ключ" теперь он носил с собой.
Недалеко от городского парка, в небольшом садике напротив женского ателье он сел на скамейку. Снег был утоптан, скверик посещали. И вот, будто ожидая даму, ушедшую в ателье, Игнат сидел в садике с книгой. Утро выдалось солнечное. Легкий морозец делал лица людей розовыми. Шагах в тридцати от разведчика по тротуару мимо ателье шли прохожие. Он сидел боком к мастерской и краем глаза проверял, нет ли "хвоста".
Игнат надеялся на информацию по его запросу, но она все равно оказалась для него неожиданной.
"Указанные приметы совпадают с приметами польской княжны Марины Краковской, покинувшей эти края перед войной в тридцать девятом в возрасте семнадцати лет. По агентурным данным в войну была в польском подполье, в сорок третьем имела чин капитана армии "краевой". Руководила важными акциями, лично застрелила эсэсовского полковника. Происходит из очень знатной семьи, кровью связанной с одним из польских королей. К советской власти относится крайне враждебно. По нашим данным в здешних местах отсутствует с довоенного времени. Будь осторожен. Ее считают очень опасной. Стас".
Игнат дважды прочитал сообщение и запомнил наизусть. В десять часов назначена встреча на явке, где в прошлый раз был ночлег, где так старательно его и пани Марину угощали.
Осталось около получаса. Можно не спеша походить и подумать. Информация оказалась очень серьезной.
То, что она, пани Марина, опасна для него как для разведчика, это он понял и почувствовал сразу. Понял он и другое. Пани Марина изменила к нему свое отношение: он чувствовал ее сердечность. Конечно, Игнат мог ошибиться, как человек и разведчик, и доверяться таким чувствам было нельзя. Однако его шестое "чувство волка", чувство опасности, когда он ощущал любую опасность почти кожей, оно, это чувство, подсказывало ему теперь другое: у пани Марины появилось к нему искренне теплое человеческое отношение. И не учитывать этого он тоже не мог.
С первых же секунд встречи Игнат обратил внимание, что пани Марина взволнована. Она была одета необычно строго, по-походному. Короткая юбка, куртка, сапожки. Щеки ее были розовыми от возбуждения. Всегда внимательно наблюдавший за ней Игнат никогда прежде такого не замечал.
Они приветливо поздоровались, и пани Марина провела его в дальнюю комнату, плотно затворила дверь. Когда он входил, она сама ему отпирала дверь, хозяев он не встретил.
- Здесь, в доме, мы одни. Хозяева - мои верные люди. Да, они - люди Вороного. Но еще прежде того - мои. Однако я все равно их отправила. Чтобы никто не мог даже случайно подслушать ни одного слова из нашего с тобой разговора.
- Что случилось, Марина?
- И ничего не случилось, и случилось все! Я ухожу. За кордон. Мы больше никогда не увидимся.
- Почему?
- Потому что я - реалистка. Вряд ли наши пути пересекутся в этом огромном мире судеб и дорог.
- И не остается надежды?
- Нет. Потому что я не вернусь в эту страну никогда.
- Может быть, я?..
- Вряд ли, Игнат. Никуда ты не собираешься. Если, конечно, не пошлют. Потому что ты - советский разведчик.
Он с искренним удивлением посмотрел на нее.
- Ты знаешь, Игнат, я почти уверена в этом.
- Почему?
- По целому ряду деталей. Например, если бы ты был настоящим членом банды Вороного, ты бы тогда на рынке одного-двоих угробил. А ты не убил.
- Ты проверяла?
- Да, я потом справлялась через своих.
- Я не люблю без дела убивать. Без надобности.
- Пусть так. Да и психология у тебя совсем другая, чем у них, у бандитов. Они все хапуги, грабители, сволочи. В общем, действительно бандиты.
- Есть идейные.
- Идейных здесь сейчас нет. По крайней мере - у Вороного. Но это сейчас неважно. Если ты разведчик от Советов, мне это неприятно, потому что я ненавижу эти Советы. Но тебя я люблю. А Ворона - ненавижу. За его двуликость, опять же за алчность, за скотство всей его банды и его самого и за то, что служил в СС. Если такие скоты борются против Совдепии, ее не одолеть никогда. Нужны благородные борцы, честные и самоотверженные.
- За что ты ненавидишь их, эти Советы?
- Есть за что.
- Расскажи.
- Даже не за то, что они убили моего отца. Благородного, очень достойного человека.
- Кто его убил?
- Один мерзавец из НКВД. Обвинили в шпионаже, о котором мой бедный отец и понятия не имел...
- Кто был твой отец?
- Польский дворянин. Так вот этот энкавэдэшник застрелил его на допросе. В сорок четвертом, в декабре. Только через месяц я узнала об этом. Я не смогла разыскать могилу моего отца, но я разыскала этого гада. Он был в чине подполковника. Я пристрелила его в подъезде его дома...
- Так за что же ненавидишь, если не за отца?
- По правде говоря, и за него тоже. Но больше того - за ложь, которую они принесли людям. Они, как фашисты, говорят об идеалах, о свободе, о благородстве, а бесконечно убивают, расстреливают, держат невинных в тюрьмах. Очень многих невинных...
- Откуда ты это знаешь?
- Знаю.
- Ты ошибаешься.
- Нет, Игнат, дорогой, я не ошибаюсь. Ты не знаешь и малой части того, что знаю я. Но я не для этого позвала тебя. Я тебя люблю и хочу, чтобы ты остался жив. Берегись Ворона!
- Почему ты его так называешь?
- У него два имени: Ворон и Вороной. Когда он служил у эсэсовцев, он там был Вороном, гад. Скольких расстрелял; и поляков, и русских, и других... Да у него в банде не он один из этих... В общем, ты не доверяй ему ни на йоту.
- Я и не доверяю.
- Пока ты ему нужен, он тебя не тронет. Ты ему нужен, но я не знаю, зачем. Ты должен это узнать.
- Я знаю.
- Хорошо. Но как только надобность отпадет, он тебя ликвидирует.
- Если, конечно, сумеет.
- Конечно. Но не только мы с тобой, он тоже знает, что ты - крепкий орешек. И еще помни. У него манера - подставлять. Как только какое-то опасное дело - он посылает того, кто у него в резерве, вроде тебя. Наподобие того, как дают другому пробовать питье - не отравленное ли?.. А потом уже включается сам, где это нужно. Тебе надо вовремя сообразить - когда будет подстава.
- Я постараюсь, моя дорогая пани!..
- Постарайся. И еще, может быть, тебе пригодится: он ждет какого-то важного гостя оттуда, из-за кордона.
- Спасибо. Это все, моя пани?
- Нет, не все. Я хочу с тобой проститься, Игнат. У нас есть еще два часа времени. Я хочу, чтобы ты вспоминал обо мне.
- Я буду вспоминать, моя дорогая пани. Но ты так и не сказала мне, кто ты?
- Польская княжна, потерявшая поместье, родину, близких...
И по фактам, и по интуиции разведчик был совершенно уверен, что все, что ему рассказала пани Марина - чистая правда.