- Ваше высокопреосвященство! Я не могу выходить замуж за человека, который меня не любит! - звонко и напряженно прозвучал ее голос.
- А за человека, которого не любите вы сами, дитя мое, значит, можете? - невозмутимо парировал Ришелье.
- Это совсем другое дело. Это, это… титул, ваше преосвященство!..
- Да, у лейтенанта де Голля титула пока что нет. Пока что - нет. Но ведь во власти его величества возвысить этого лейтенанта и украсить его герб даже герцогской короной… Господин де Голль, да скажите же вы хоть слово! Только не вздумайте объяснять, кто была та дама в оранжевом платье. Это мы, с Божьей помощью, уже растолковали мадемуазель де Бордо.
- Мадемуазель, я… - произнес Анри. - Я вас люблю… очень люблю…
- Дальше, дальше! - требовал кардинал.
- Люблю давно, с первой встречи. Люблю так, как никто другой вас не полюбит!
- Дальше!..
- И… я прошу вашей руки!
- Ну, слава Господу, с ролью Купидона я справился. - Ришелье улыбнулся. - А теперь ступайте оба отсюда, у меня достаточно дел и без устройства семейной жизни своих гвардейцев!
Катрин опустилась перед креслом на колени и поцеловала большой рубин в кардинальском перстне на тонкой и сухой руке его преосвященства. Потом она исподлобья взглянула на Анри, покраснела и выбежала из кабинета. Он поспешил следом.
Де Голль нагнал невесту уже в саду.
- Мадемуазель, вы, наверное, еще не знаете… Меня удаляют из Парижа. Став моей женой, вы больше не сможете служить королеве. Вам придется жить далеко отсюда, в Геранде. И я буду уезжать надолго, очень надолго… Ведь скоро начнется большая война.
- Все это не имеет ровно никакого значения, - тихо ответила Катрин. - Я буду ждать… Я столько вас ждала… Наверно, это моя судьба.
Тут жениху следовало поцеловать невесту, и он даже взял девушку за плечи, и ощутил прикосновение ее тонких пальцев к своей груди, но из покоев кардинала донеслись крики.
- Что это? - испуганно спросила Катрин.
- Новый заговор? - удивился де Голль. - Не может быть!
Однако заговор - такое блюдо, которое повара выставляют на стол, не предупредив хозяина, и Анри выхватил шпагу из ножен.
- Ступайте туда, - велел он Катрин, указав на театральное крыло дворца. - Оттуда вы сможете выйти и добежать до Лувра. Вас никто не заметит.
- А вы?
- Останусь тут, конечно. Бегите!
Левой рукой он привлек к себе девушку, поцеловал куда пришлось и помчался к двери, ведущей в кардинальские покои. Катрин же вопреки его желанию побежала следом.
В кабинете его преосвященства был настоящий переполох. Слуги и пажи подняли страшный шум, но возгласы были восторженные:
- Не может быть!..
- Это - чудо, настоящее чудо!..
- Господь даровал ему разум!..
Де Голль растолкал слуг и увидел кардинала. На руках у его преосвященства сидел большой серый кот. Спутать его с другими парижскими котами было невозможно - зверь такой величины, с такими грандиозными усищами, с таким великолепным хвостом был явно нефранцузского происхождения.
- Портос вернулся! - объяснил де Голлю отец Жозеф. - Сам нашел дорогу.
- Святой отец, он по дороге, наверное, блох набрался, - с облегчением заметил Анри, вкладывая шпагу в ножны. - Как бы его преосвященство не покусали.
- Будем молить Господа, чтобы этого не случилось, - возведя взгляд к потолку, ответил капуцин.
Эпилог, в котором каждому воздается по заслугам
Паскаль воткнул топор в здоровенный пень, на котором обыкновенно рубили дрова для монастырских печей, и принялся растирать ноющие от тяжелой работы ладони.
Вот она, благодарность! Отец Жозеф отправил его сюда, в эту Богом и миром забытую обитель, затерянную в нормандских лесах, вместо того, чтобы достойно наградить за службу и полученные раны. Ну, рана, допустим, одна и пустяковая. Паскаль сунул руку за пазуху и потер поджившую ссадину от креста, в который угодила пуля. Ссадина больше не болела, но теперь жутко чесалась. Рана - ладно, но служба! Паскаль ведь столько раз рисковал жизнью, разыскивая того несчастного, укравшего кота его преосвященства, - господин д’Артаньян подтвердит. Под смертью ходил брат Паскаль и не пожаловался ни разу!
Эх, святой отец! Грех, конечно, сетовать на судьбу, но монахи ведь тоже люди, дети Господа нашего…
Паскаль посмотрел на бледно-голубое весеннее небо, заметил тонкий неровный клинышек, медленно движущийся на север. "Вот уже и журавли возвращаются, значит, скоро лето…" - пришла отстраненная мысль.
Тут его внимание привлекли конский топот и суета со стороны монастырских ворот. Там явно кто-то желал попасть внутрь, а его не пускали. Паскаль почувствовал в груди некое странное беспокойство и, решительно плюнув на свое послушание - колку дров, - направился к воротам.
Двое братьев-монахов, поставленные на стражу у ворот, не давали войти в калитку высокому молодому человеку в забрызганной дорожной грязью одежде. Позади него топтался взмыленный жеребец и мотал поникшей головой, все еще всхрапывая от возбуждения долгой скачкой.
- В чем дело, братья? - поинтересовался Паскаль. - Кто этот человек и что ему нужно?
- Шел бы ты, брат, исполнять послушание, - грубовато ответил один из стражей. - Мы сами тут разберемся. Уже за настоятелем послали…
- Меня зовут Мишель де Фезенсак, и я ищу человека по имени Паскаль д’Арманьяк, - громко произнес незнакомец.
У Паскаля на миг потемнело в глазах и перехватило горло. Он шагнул вперед, отпихнул попытавшегося заслонить ему дорогу стража и сипло сказал:
- Это я, месье. Я Паскаль д’Арманьяк…
- Рад, что вы в добром здравии, монсеньор. - Де Фезенсак сдернул с головы шляпу и поклонился Паскалю, как это обычно делают вассалы перед сюзереном.
- Ничего не понимаю! - пробормотал Паскаль.
- Примите мои соболезнования, монсеньор, - продолжал де Фезенсак. - Ваш отец, граф Жан-Клод д’Арманьяк, скончался две недели назад.
- Господи, упокой его грешную душу!.. Как же это случилось?
- На охоте, монсеньор. Его милость решил самолично взять вепря, но зверь оказался хитрее и сильнее…
Паскаль и оба стража, слушавшие разговор очень внимательно, истово перекрестились.
- Так зачем же я вам понадобился? - хмуро поинтересовался Паскаль. - Я покинул родовой замок пятнадцать лет назад, проклятый собственным отцом и обоими братьями. Я поклялся никогда не возвращаться и не вспоминать об их существовании. И действительно забыл… Но вот являетесь вы… кстати, вы, случайно, не сын барона Филиппа де Фезенсака?..
- Я его третий сын, монсеньор…
- Ну да… Так зачем же я вам понадобился?
- Я привез вам сезину. Теперь вы - полноправный и единственный владелец и господин графства Арманьяк и верный вассал его величества короля Франции! - в голосе де Фезенсака зазвучали торжественные нотки.
- Погодите, месье, - ошеломленно покрутил головой Паскаль. - Почему - я? А мои братья?
- Ксавье д’Арманьяк погиб во время штурма Ла-Рошели в 1628 году. Жан-Жак д’Арманьяк сгорел от болотной лихорадки в родовом замке два года назад.
Некоторое время Паскаль молча таращился на бумагу, которую подал ему посланец из Арманьяка. Братья-монахи заинтересованно заглядывали ему через плечо. Подошел отец настоятель, брат Франциск.
- Что происходит, дети мои? Кто этот господин?
- Это - моя судьба, святой отец! - объявил повеселевший наконец Паскаль и сунул бумагу под нос настоятелю. - Отныне я - законный граф д’Арманьяк!.. Подождите меня, де Фезенсак. Чтобы собраться, мне понадобится не более четверти часа!
* * *
- Опять ты все сделала не так, как я велела! - Мадам де Комбале с раздражением отшвырнула ворох кружев. - С тех пор, как приключилась эта история с котом, тебя словно подменили, Сюзанна! Такая была внимательная, расторопная, исполнительная… А теперь будто в облаках витаешь?.. Изволь все переделать к обеду!
Мари-Мадлен тоже до сих пор не могла прийти в себя после переживаний из-за похищения проклятого кота, когда ее, верную подругу и преданную любовницу кардинала, заподозрили в злодеянии против обожаемого дядюшки. Кот вернулся, а обида осталась. И она, в общем-то кроткая и добродетельная женщина, срывала ее на служанках и камеристках. Девушки лишний раз старались не попадаться хозяйке на глаза.
Сюзанна, любимица мадам, тоже заметно изменилась: в ее характере появились жесткость и строптивость, взгляд стал более упрямым. И вот этих-то изменений никто не понимал.
Между тем ответ существовал, и у него было чудесное имя - Паскаль! Не раз долгими вечерами, одна в своей комнате, Сюзанна вновь и вновь вспоминала его красивое, искаженное болезненной гримасой лицо, горячую сильную руку, сжимавшую ее, тонкую и нежную, когда Сюзанна склонилась над ним, раненным, и оказала первую помощь, подложив ему под голову свой плащ. Тогда, в полутьме трактира, их глаза встретились, и Сюзанна моментально утонула в глубокой синеве, чуть затуманенной страданием, но такой большой и чистой.
Умом Сюзанна понимала, что все безнадежно: он - монах, капуцин, не от мира сего, и им никогда не быть вместе. Но ведь сердце не слушает ничьих приказов!..
Девушка с ненавистью посмотрела на кучу кружев: чтоб вы сгорели! И направилась было в свою комнату, чтобы принести коробку с иголками, нитками и прочей мелочью, как вдруг услышала голос хозяйки:
- Сюзанна, дорогая, где ты?
Она поспешно выглянула в коридор.
- Я здесь, мадам! Уже иду…
Но Мари-Мадлен уже сама шла к ней навстречу, протягивая руки, а на ее добром лице блуждала загадочная улыбка.
- Что вам угодно, мадам? - Сюзанна терялась в догадках о столь быстрой смене настроения хозяйки.
- Дорогая, беги скорее в приемную. Там тебя дожидается шикарный молодой человек, по всему видно - виконт!
Ничего не понимая, Сюзанна отправилась в приемную кардинала. Там она увидела невысокого стройного мужчину в лазоревом пурпуэне и бордовых кюлотах с золотыми бантами, который энергично прохаживался по комнате, придерживая у бедра шпагу в позолоченных ножнах. Плюмаж из белоснежных страусиных перьев на шляпе покачивался в такт шагам.
Сюзанна остановилась на пороге, сделала книксен.
- Я к вашим услугам, месье.
Молодой человек обернулся, сдернул с головы шляпу и отвесил галантный поклон.
- Мадемуазель, вы не правы! Отныне это я к вашим услугам!
Он выпрямился, и Сюзанна не смогла сдержать радостный и удивленный возглас:
- Паскаль?!. Вы ли это?!.
- Граф Паскаль д’Арманьяк, мадемуазель! - Он улыбнулся, отшвырнул шляпу и протянул к ней руку. - Наконец-то я нашел вас!
Сюзанна, все еще не веря, подошла к нему, и Паскаль медленно взял ее тонкие пальчики в свои и поцеловал - долго и нежно.
- Наконец-то я вас вижу, Сюзанна, - снова заговорил он. - И я счастлив! Я никуда отсюда не уйду без вас! Потому прошу вас, будьте моей женой!
Сюзанна хотела ответить, но горло вдруг перехватило, а сердечко дало радостный сбой. Поэтому она лишь молча кивнула и прильнула к груди Паскаля.
- Вот и славно! - раздалось от дверей. - Я так рада за вас, дорогая! - Мари-Мадлен подошла к парочке и приобняла обоих за плечи. - Уверена, вы станете счастливой семьей!
Молодые люди снова посмотрели друг другу в глаза, а мадам де Комбале достала из декольте кружевной платочек и отвернулась.
* * *
Анна-Женевьева, стоя у окна, смотрела на парижскую дорогу. Ей было очень жаль, что никто ее сейчас не видит. Она прекрасно знала, что выглядит как ангел, залетевший в оконную амбразуру. Да и как не быть ангелом в шестнадцать лет - с такими светлыми золотистыми волосами, с такими большими голубыми глазами?
Дорога пока еще была пустынна - кому охота путешествовать в весеннюю распутицу? Даже поселяне старались сидеть дома. Но вот-вот должны были появиться первые экипажи.
Брат подошел неслышно. Странно распорядилась природа - в свои четырнадцать он был ростом с десятилетнего и совершенно не похож на красавицу-сестру. Луи выглядел как бесенок рядом с безупречным ангелом: слишком большой рот с выступающими зубами, кривыми и желтыми, слишком длинный крючковатый нос с горбинкой и почти без переносицы, похожий на птичий клюв. Но темные волосы у него вились, как у сестры, а взгляд был живой и выразительный.
- Тебя матушка ищет, - сказал он.
- Разве пора одеваться, Луи?
- Она так считает.
Брат и сестра обнялись, им было хорошо вместе. Это была их маленькая тайна - никто из родни не видел, чтобы они стояли в обнимку.
- До Парижа всего десять лье, а экипажи тащатся весь день, - сказал брат. - Когда первый появится из-за леса, можно идти одеваться. Тебе же не нужно завивать волосы.
В замке Шантильи ждали гостей. И не обычных гостей, а чуть ли не весь двор короля Людовика Тринадцатого. Его величество решил именно здесь явить миру свой новый балет - "Мерлезонский". И эта мысль сильно озадачила владельца Шантильи, отца Анны-Женевьевы и Луи, принца Конде.
Он и владельцем-то стал недавно - всего три года назад, причем формально поместье Шантильи после казни Генриха де Монморанси, на свою беду ввязавшегося в заговор герцога Орлеанского против кардинала, отошло к его сестре Шарлотте, супруге принца. Он еще только собирался пригласить толкового архитектора и садовника, чтобы превратить замок во дворец. Но желание короля - закон.
Почему его величество решил устроить бал с балетом в Шантильи 15 марта, почему решил повторить свой спектакль 17 марта в огромной трапезной аббатства Ройомон - знал только он сам. Тащить по распутице караван карет, размещать избалованных придворных по шестеро в комнатах Шантильи или в узких кельях Ройомона - и все ради того, чтобы они полчаса слушали музыку и смотрели на танцы? Музыка, правда, хорошая, и танцы его величеству тоже удались, но все это можно было преспокойно показать публике и в Париже.
Оставалось предположить, что путешествие затеяно, только чтобы позлить Ришелье. Кардинал хворал, почти не выходил из Пале-Кардиналь, отказывался ездить в карете и тем более верхом. Но у него имелись огромные крытые носилки - целая комната, обитая изнутри узорчатым пурпурным шелком. Там помещались кровать, стол и даже стульчик для пажа, чтобы он мог писать под диктовку или читать вслух кардиналу. Носильщиков было восемнадцать, и они часто сменялись. Целый отряд придворных верхом сопровождал носилки, сзади ехали все три роты конной гвардии кардинала - полтораста человек в приметных красных плащах. В хорошую погоду Ришелье взял бы с собой и две сотни пеших мушкетеров, но решил обойтись без них, тем более что разместить такую армию в Шантильи было бы сложно.
Про эту кардинальскую повозку и вспомнила Анна-Женевьева.
- Как же они пронесут ее по мосту? - спросила она. Каменный мост, перекинутый через гигантский ров, окружавший Шантильи, был достаточно широк, чтобы проехала карета, но насчет носилок были большие сомнения - и не только у дочери принца Конде.
- Вот смеху будет, если ему придется вылезать и шлепать по грязи! - расхохотался Луи.
- Матушка пришлет за ним свой портшез.
- А лучше бы не присылала!
- Ты же ее знаешь, братец, она не хочет ссориться с Красным герцогом.
- А лучше бы поссорилась, тогда бы он сюда не приехал!
Шарлотта де Конде, в девичестве де Монморанси, была дама с загадочной биографией. Прежде чем родить Анну-Женевьеву, Луи и своего младшего, Армана, она пережила такую бурную юность, с такими приключениями, что на полдюжины девиц бы хватило. Она считалась последней любовью покойного короля Генриха, а сумел он ее сделать любовницей или все ограничилось страстной перепиской, никто не знал. Сейчас она проверяла, все ли готово к приему сотни знатных гостей и чуть ли не трех сотен незнатных, а также трех сотен лошадей.
- Смотри, братец! - кивнула в окно Анна-Женевьева.
Появилась первая группа всадников. Кони шли широкой рысью, и через полчаса этих гостей следовало ждать в замке.
- Ах, скорее бы кончились и балет, и бал, - сказала Анна-Женевьева, - все это так скучно! Я люблю музыку, люблю танцы, но любить господ придворных - выше моих сил, Луи.
- А я так и вовсе их терпеть не могу! - подхватил тот.
Кардинал отправился в дорогу накануне. По его соображениям, весь путь должен был занять около пятнадцати часов. Он переночевал в Сарселе и оттуда тронулся дальше с таким расчетом, чтобы прибыть в Шантильи засветло. Придворные дамы и знатные гостьи расселись по экипажам и двинулись в путь с рассветом. Кавалеры, предпочитавшие добираться верхом, сели в седло ранним утром. Его величество тоже решил ехать верхом в сопровождении своих мушкетеров. Музыкантов и танцоров он отправил заранее, и они должны были уже ждать его в замке. С ними поехал и л’Анжели.
В течение нескольких часов на замковом мосту было не протолкнуться. Неторопливые экипажи мешали всадникам, носилки кардинала удалось втащить во двор лишь с большим трудом. Анна-Женевьева помогала матери - стоя рядом с ней на лестнице, приветствовала гостей. Луи побежал встречать знакомых офицеров.
К полуночи все наконец устроились на ночлег.
А рано утром его величество потребовал к себе музыкантов. И школил их до обеда.
Анна-Женевьева, как могла, развлекала фрейлин королевы.
- А где же мадемуазель де Бордо? - спросила она.