Иван. Пиши, Щелкалов: князь Мстиславский под присягою обязался не отъезжать к Баторию, и также города никакого не сдавать.
Нагой. Государь милостивый, ежели грамоту составить по трафарету, то тяжко будет иноземцам объяснить, в чем именно обвинен первый боярин Думы.
Иван. Сами помыслите, как составить, чтоб одно было ясно: от главного воеводы требуется беспрекословное подчинение царю. Клянись, Мстиславский!
Мстиславский. Я, князь Мстиславский, клянусь быть верным царю и его детям, обещаю служить их землям прямотой во всем, во всем в правде, без всяких хитростей и лиха и измены никоторой не учиняти.
Бельский. Государь, кого вместо Мстиславского назначить главным воеводой?
Иван. Хай Мстиславский сохранит свои посты. Однако, чтоб за него поручилось множество знатных людей на случай его измены, уплатить десять тысяч рублев. (Вводят князя Горенского в цепях.) Да взять пятнадцать тысяч рублев с поручителей за поручителей. В 1561 году от Рождества Христова, когда я, царь, доверил управление земщиной Мстиславскому, то признался он в изменнических связях с татарами, да был прощен благодаря ходатайству тогдашнего митрополита. За него поручились три знатных боярина, предоставившие со своей стороны двести восемьдесят пять поручителей. Порученных денег внесли двадцать тысяч рублев. И вот, милые мои, через несколько времени Мстиславский снова попался вместе с двумя сыновьями в подобном же преступлении. И на сей раз избежал смерти. Однако гляди, старый пес, в третий раз уж лишишься головы, да и сыны твои также.
Мстиславский. Верой и правдой служить будем, грехи замаливать. (Целует Ивану руку.)
Симеон Бекбулатович. Превысочайший мой и любезнейший и величайший царь и государь Всея великой Руси! И я Евангелие целовать тебе на верность хочу, поскольку крестился в православную веру в часовне святителя Казанского Гурия и христианство свое объявил людям на Пожаре публично.
Иван. Ты, князь тверской Симеон Бекбулатович, сиди на лавке тихо, о тебе потом речь!
Бекбулатович. Кланяюсь тебе трижды, великий царь! (Кланяется и отходит, садится на лавку.)
Иван (Горенскому). Что, собака князь Горенский, изменник отечеству, говори, собака бешеная, как бежать замыслил!
Горенский. Говорить мне, царь, не про что. Гляжу я на бояр знатных, на Мстиславских, на Шуйских, на Романовых да прочих, а про то мыслю: их положение не лучше моего ныне.
Бельский. Что ты, собака, брешешь! Кто верно государю служит, тех государь жалует.
Горенский. Их государь жалует, как турецкий султан молдавского. Великий, слыхал я, заклад платите. А захочет, жен в заклад возьмет. Невежливо сказать, что не очень вам, князьям и боярам, верит. Есть у царя новые верники: дворяне из худых родов да дьяки. Они его половиной кормят, а больше половины себе берут.
Бельский. Эй, стража, заткнуть собаке рот!
Иван. Не надобно, пусть поговорит перед концом.
Горенский. Кланяюсь тебе, царь, что позволил. (Кланяется.) Скажу перед концом вам, бояре: их, худых дворян и дьяков, отцы вашим отцам и в холопы не годились, а ныне не только вотчинами, а и головами вашими торгуют. Бог, видно, у вас ум отнял, что вы за жен и детей и вотчины головы свои кладете, а их губите. И себе все-таки не пособите. Смею, государь, спросить, каково тем, у кого мужей и отцов различные смерти побили неправедно?
Иван(гневно). Кто ты, чтоб меня спрашивать, меня, царя! Русь есть Третий Рим, а я – царь Руси. Богом мне власть дана, Божьим повелением. От Бога дана мне держава, от прародителей наших, они же получили порфиру от римских кесарей.
Горенский. Мы, русские бояре древних русских родов, Рюриковичи и Гедиминовичи, ты ж чванишься мнимым происхождением от Пруса, небывалого брата римского цезаря Августа.
Иван(гневно). Смерд, холоп! У московских государей таких князей Горенских было не одно сто!
Нагой. Государь милостивый, иноземцы дивятся, как много измельчавших князей в Московском государстве. Так много, что их считают за ничто, и нередко встретить князей, готовых служить простолюдину за пять, за шесть рублев в год. (Смех.)
Бельский. И притом глядите, они горячо принимают к сердцу всякое бесчестье али оскорбление равных своих, даже если то бесчестье – наказание за измену.
Иван. Вы, князья упалые, измельчавшие, истинно московскому боярству в тягость, и государям московским – неприятные и неверные слуги. Правду ли говорю, бояре? Так ли, Василий Шуйский?
Василий Шуйский. То правда, государь. Многие прежде знатные князья захудали. Упалых ветвей много, особо среди ярославских и ростовских князей.
Иван. Отчего ж так, скажи ты, боярин Белеутов!
Белеутов. А беды, государь, предопределены тем вельможам, и милости безродным выскочкам писарям от поповичей и простого всенародства.
Иван(гневно). Так-то, не первый раз против меня кричите, да все те же упреки царю делаете! Кому же мне, царю, верить – честному всенародству али вам, изменникам?! Кому – собаке, псу-князю Петру Горенскому, который в военное время к врагу с отечества бежит?! Той лихой образине верить, смердящему огрызку, постыдному неподобному человеку? Тот ли Горенский воин за отечество?
Горенский. Ежели ты, царь, воин, то не подобает воинам аки слугам браниться. Однако воин ли ты? Помнишь, под Казанью при штурме струсил, а затем в Москве кичился перед холопами своей мнимой победой, подлинного воеводу-победителя князя Горбатова-Шуйского подале отстранил, а затем казнил?! И как крымский хан Девлет на Москву набег сделал, то бросил и бежал, а подлинного спасителя отечества князя Воротынского велел казнить! И из Ливонии сбежал, а на князя Мстиславского и иных воевод вины переложил! Кичишься своей династией, а ведь и мы, ярославские, суздальские, ростовские, себя помним!
Иван(яростно кричит). Повесить пса, немедленно! (Стражники хватают и волокут Горенского.)
Горенский (кричит). Проклят будь твой московский издавна кровопивственный род! Прокляты будут дети твои царевичи! (Его уволакивают.)
Царевич Федор. Страшный се человек, страшное сей человек кричал!
Царевич Иван. Батюшка, он нас проклял!
Иван (обнимает детей). Не бойтесь, дети мои царевичи, черных волхвовских слуг сатанинских. Они у нас под пятой, под нашей московской династией. Они – измельчавшие. (Кричит.) Я же, царь московский, великий государь всей земли, всем государям государь! Я и в малолетстве сидел здесь государем. Однако знаю, вы, бояре, иного царя хотите! Сколько я из-за вас слез пролил! В годы моего младенчества Дума была всесильна. Однак я противостоял той Думе, обет дал Господу укрепить Русь, ежели не помру. Бессмертным себя не считаю, ибо смерть – общий удел всех людей за Адамов грех. Хоть я и ношу порфиру, однако знаю, что по природе также подвержен немощи, как и все люди. Оттого особая забота – кто после меня на трон сядет.
Никита Романов. Государь, у России законный наследник – царевич Иван Иванович!
Иван. То ты, боярин Никита Романов, голос подал! Давно тебя не видел.
Никита Романов. На засечной полосе с казаками сижу, государь, от татар Русь берегу.
Иван. А вот дам вам в цари Всея Руси татарина, то убережетесь ли от сего? (Смеется.)
Никита Романов. Такое невозможно, государь!
Иван. Отчего ж невозможно? Вам же, князьям-боярам, мое правление не по душе, то покажу, что может быть еще хужее правление! (Смеется.) А может, и добро будет! Чем при мне, при татарине вам служить! Годунов, подготовил ли ты список, какие роды татарские нам служат?
Годунов. Как велел ты, государь, сделали все.
Иван. Зачти!
Годунов (берет список, читает). Служат нам: казанский царевич Симеон Бекбулатович, находится в Касимове государем касимовским, другой казанский царевич Кайбул – царем в Юрьеве, прежний астраханский царь Дербиш-Али – в Звенигороде.
Иван. В московской политике вошло в привычку устраивать прежних татарских царей на новые места и давать им землю, и они управляют и продолжают называться царями. Тем Москва привязывает их к себе и показывает перед крымскими ханами свое доброе отношение к магометанству. Годунов, читай далее, какие роды царские нам служат.
Годунов (читает). Приехал из Орды царевич Берка ко государю великому и князю Ивану Данилычу Калите, и крестил его митрополит от басурманства в православную веру, нарек ему во святом крещении имя Аникий, а у Аникия того – сын Юрий, а у Юрия – сын Иван, а у Ивана – два сына, Михайло да Григорий Красная Коса. Михайло умер бездетным, а у Красной Косы два сына, Иван да Василий, у Григория – пять сыновей: Иван Блоха, Василий Борода, третий – Андрей от Ивана Блохина, Иван Хрипун, Василий Пустоха убит под Оршею, пятый – Третяк, седьмой – Невер, да Матвей, да Некрас, да Иван Талыга. У Ивана Васильевича у Хрипуна один сын – Иван Сундук, а от тех пошли…
Иван. Будет тебе, Годунов, уж довольно прочел нам. Все татары! Чем не цари русские? (Смеется.) А ведь ты и сам, Борис Федорыч Годунов, татарин по происхождению, женатый на дочери моего царского любимца Малюты Скуратова да брат невесты царевича Федора! Чем не русский царь? Желаешь, Годунов, быть царем русским?
Годунов. Единственно, что желаю, то исполнять твои царские повеления и служить России – отечеству моему. А род наш, Годуновых, и служба давняя. Мы, Годуновы, из исконных московских служилых вольных слуг. Мы, Годуновы, гордимся, что искони вечные государские. Ни у кого не служили, окромя своих государей. Предком нашим, Годуновых, истинно был ордынский мурза Чет, приехавший из орды в 1330 году от Рождества Христова служить великому князю Ивану Калите и крещенный именем Захария. Опричь нас, Годуновых, от Чета пошли такие честные фамилии, как бояре Сабуровы и Вельяминовы, все из татар.
Белеутов. Как же, государь, татарский род на престол царский?
Годунов. Мы, Годуновы, уж два с половиной века род православный и в Думе сидим более десяти лет.
Белеутов. Все одно, нельзя басурман на русский трон!
Иван. А вы, бояре, кого желаете? Шуйских, может? Хотите ли вы, Шуйские? Ты, Иван Петрович Шуйский, да ты, Василий Петрович?
Иван Шуйский. Мы, Шуйские, коренной великий русский род, мы еще прежде прочих Рюриковичей и Гедиминовичей.
Иван. То-то, вижу, царь Василий Шуйский Всея Руси вам, Шуйским, по душе! (Ходит.) Знаю, издавна меня, законного царя, поработить хотели, а затем трон забрать. То в Польше или иных безбожных языцех короли царствами своими не владеют. А российское самодержавство изначала само владеет своим государством, а не бояре и не вельможи. Сам Бог поручил московским государям в работу прародителей бояр! (Кричит.) И высшая знать у царя не братья, а холопы! (Нервно ходит.) Знаю, от вас, вельмож, мне, царю, славы не дождаться.
Никита Романов. Государь, прискорбное скажу. Принимаешь ты славу лишь от потаковников и ласкателей, не от боярства русского, от русского вельможества. Меж тем погляди, царь, новые твои приближенные из дворца весьма среднего разбору, не лучше, чем при опричнине. Там, среди опричников, хоть одно лицо с княжеским титулом было, князь Афанасий Вяземский, и одна семья достаточно высокородная – Басмановы-Плещеевы. Тут и того нету. Годунов, Нагой да Бельский, да дьяк Щелкалов и прочие – по другую же сторону вся высокородная русская знать.
Иван. А дам вам, знати, татарина в цари. Щелкалов, пиши: казанский царевич Симеон Бекбулатович чтоб был провозглашен царем Всея Руси и был поселен в Кремле. Я же, царь, отказываюсь от всех титулов и почестей, приказываю называть себя просто Иваном Московским, и буду ездить на поклон к новому государю в маленькой карете, в оглоблях, как последний боярин.
Иван Шуйский. Государь, что означает сия скоморошья комедия с татарским царем?
Василий Шуйский. То глумление над Русской землей, в цари ей дать крещеного татарина, касимовского царя Симеона Бекбулатовича!
Никита Романов. Государь, мы, бояре, выступаем с открытым протестом против передачи власти Симеону.
Иван. А что ты скажешь, митрополит?
Дионисий. И мы, духовные, против. Не подобает тебе, государь, мимо своих чад иноплеменника на государство поставить.
Никита Романов. Бояре и духовные протестуют против передачи власти Симеону. Мы выступаем в защиту законного наследника Ивана Ивановича. Согласен ли ты с тем, Иван Иванович, или не согласен?
Царевич Иван. Передачей Симеону титула царя Всея Руси батюшка мой царь Иван лишает меня как сына своего права наследовать титул.
Иван (помолчав). Я передам Симеону Бекбулатовичу не титул царя Всея Руси, а титул великого князя Всея Руси. Сам же я отрекаюсь от престола, и царский титул исчезнет, навсегда или на время, то еще поглядим, то не знаю. Себе сохраняю титул московского князя. Бекбулатовичу передаю титул Всея Руси, но не царя, а князя! Ты ж, Иван-сын, становишься соправителем московского князя. Все бумаги и грамоты теперь будут исходить от нас двоих. Щелкалов, запиши целовальную запись, грамоту на нас двоих.
Щелкалов. Слушаюсь, государь. С одной или с двумя привешенными печатями?
Иван. С одной заготовь, того довольно. Как целовали царю и великому князю Ивану Васильевичу и сыну его князю Ивану Иванычу всяких сословий люди. Об отречении царя и передачи власти Симеону.
Белеутов. Мы такую грамоту целовать не будем. Раньше мы, древние рода русские, свои земли при желании жаловали монастырям, поземельные не платили, свой двор удельный имели, свое войско. Ныне же вольного слугу в царского холопа обратили.
Иван. Я, царь, издавна стремился ограничить княжеское землевладение по примеру своего деда и отца. Сильвестр с Адашевым порушили старые земельные законы. Не отбирали у бояр великие вотчины, но, напротив, ветру подобно, раздавали их, и то деда нашего уложение разрушили и тех многих людей к себе примерили для изменных дел.
Иван Шуйский. Мы, государь, родовая знать, теми землями владеем от наших дедов-прадедов.
Иван. Новый великий князь Симеон Всея Руси новый закон сделает. Подам ему целовальную от меня, московского царя: запрещается княжатам продавать и менять старые родовые земли.
Белеутов. Боярская дума такой закон не утвердит. Такого порядка на Руси не было прежде.
Иван. Я, московский князь Иван Московский, подам челобитную, чтоб новый великий князь Симеон единодержавным правлением отстранил Вельможную думу и через приказных дьяков такой порядок сделал.
Дионисий. Государь милостивый, можно ли переставлять древние порядки? Которая земля переставляет порядки, та долго не стоит. Церковь такое не поддержит, государь.
Иван. Не из-за древних порядков ты, митрополит, против. Оттого против, что по новому уложению вымороченные княжеские владения раньше доставались монастырям, теперь они будут собственность казны. Дети и племянники умершего князя, вотчинники, смогут наследовать землю только с разрешения государя.
Белеутов. То значит, государь, с разрешения приказных писарей, дьяков, холопов прежних! Мы, знатные древние русские рода, своей землей владеть можем!
Иван Шуйский. Государь, Боярская дума России и православная церковь такое не допустят.
Дионисий. Истинно, православная церковь не может одобрить такой порядок.
Иван. Не можете? И я нынешний порядок терпеть не могу, который вредит красоте самодержавия. (Нервно ходит.) Будет вам другой государь, посажу Симеона!
Дионисий. Однако вчерашний басурманин не пользуется авторитетом в боярской и церковной среде.
Никита Романов. Наследовать может лишь царевич Иван Иванович.
Иван(гневно). Уж я то сам сделаю. Али снова тщитесь меня унять, думаете, я убогий, недостойный, нищий умом? Адашев с Сильвестром также на меня плели, чтоб опекать. Кончилась опека! Дам вам в государи, кого пожелаю. Мне по душе царское происхождение Симеона.
Иван Шуйский. А еще более – его полная покорность тебе.
Белеутов. Мы, русские вельможи, не допустим татарского хана на русский престол.
Бельский. Ты, Белеутов, нагрубил царю. Не пожалеть бы тебе! Государь, можно ли терпеть на Руси власть земщины над государем? Всюду двоевластие и двоесудие! Земщина должна быть в подчинении государя и государства. А ежели церковь на сей раз с земщиной заодно, то есть еще и дворянство! Надобны крутые меры!
Василий Шуйский. Ни один влиятельный член Боярской думы те крутые меры не поддержит. Мы, Шуйские, все будем против.
Иван(гневно). Знаю я вас, Шуйских! Вы, Шуйские, еще в молодости за бунт 1567 года от Рождества Христова, за пожар Москвы в ответе! Сколько тогда крови пролилось! А крови моей, смерти моей разве не хотите? (Нервно ходит.) Знаю, вельможи, гнев на меня давно имеете. Не страшусь я вашего гнева! Солнце не зайдет в гневе вашем!
Бельский. Государь, надо идти напролом. Сейчас, государь, сказали мне, что боярин Челяднин-Федоров привезен из Коломны.
Иван. Скорее пусть идет! Вот подходящий царь вам! Ежели отрекусь в пользу боярина Челяднина-Федорова, то довольны ли будете?
Белеутов. Боярин Челяднин-Федоров древнего русского рода, не то что татарин. (Входит Челяднин-Федоров.)
Иван. Хорошо ли доехал из Коломны, боярин Челяднин-Федоров?
Челяднин-Федоров. Хорошо, государь милостивый!
Иван. Боярин Челяднин-Федоров, знаешь ли, давно я мечтаю удалиться от мирской суеты в монастырскую келью. Бояре меня не почитают, и нынешние церковные иерархи не почитают, оттого решил отречься от престола в твою пользу.
Челяднин-Федоров. Есть ведь законный наследник, Иван Иванович. Или нет у него желания царствовать?