Почему мне так хреново, хотя вроде бы всё нормально - Елизавета Павлова 11 стр.


В ситуации, когда человеку трудно и видно, как он мучается и страдает, первая реакция – сделать что-то, чтобы прекратить его страдания. Если он плачет – сказать: "Не плачь". Если он переживает – развеселить или отвлечь. Но тем самым мы не ему помогаем, мы стараемся сделать легче себе. В самом деле, если человек плачет, то нам трудно смотреть на это, нам становится плохо. А если мы его отвлекли, развеселили, взбодрили – то и переживать, в общем, не надо. Не плачет же. Взбодрился. Значит, мы сделали ему лучше.

Нет. Не сделали. Мы себе облегчили жизнь, а ему – нет. Важно понимать, что именно мы делаем и насколько это будет реальной, действенной поддержкой. Перечисленные выше способы такой поддержкой не являются.

Психологическая травма как нарыв

Знаете, психологическая травма лично мне напоминает нарыв, ну или фурункул на теле. По крайней мере, работа с ней метафорически очень похожа. Человек – носитель психотравмы обращается с ней, как с нарывом: не касается лишний раз, не показывает окружающим, но прячет от себя и от других. Старается выбирать такую одежду, чтобы максимально укрывала, защищала и при этом не натирала и не причиняла болезненных ощущений в районе нарыва. Внимание окружающих отвлекается от зоны нарыва изо всех сил, и сам его носитель старательно делает вид, что ничего такого не происходит. "Ну и что, что меня когда-то изнасиловали – все давно прошло и быльем поросло, я жива-здорова, руки-ноги при мне, ничего страшного", – и старательно делает вид, что сейчас все хорошо и что никаких травм и нагноений нет. "Ну и что, что папа бросил нас, зачем это рассусоливать", – и старательно не думает о плохом, гонит негатив и делает вид, что ничего не происходит.

Лечение психотравмы – это то же лечение нарыва. Клиент изо всех сил сопротивляется, не позволяя прикасаться к тому месту, где болит. Сам разговор о болезненном – он как разрывающийся фурункул, когда на поверхность выливается все, что бродило и загнивало под спудом долгое время. То, что клиент пытался забыть, забив это "позитивным настроем", – оно ведь никуда не делось, оно просто гнило и бродило внутри, предоставленное само себе, не находя выхода наружу. И иногда это принимает действительно ужасающие и пугающие формы.

И – да, сразу после "прорыва нагноения" человек чувствует себя, конечно же, измученным и истерзанным, но испытывает очевидное сильное облегчение. Наконец-то, наконец я перестал это носить в себе, и оно не будет больше меня отравлять. Помню, одна клиентка после такого разговора вышла, спотыкаясь, в коридор, не с первого раза попала ногами в ботинки, шатаясь, оделась, потом подняла на меня заплаканные глаза, приложила трясущиеся руки к груди и с чувством сказала: "Спасибо вам!"

И – нет, конечно, на этом ничего не заканчивается (а какой-то важный этап только начинается). Конечно же, после каждого хирургического вмешательства человек чувствует слабость и на какое-то время нуждается в более бережном обращении. Он становится более восприимчив к инфекциям и нуждается в специальном уходе. Клиенты жаловались мне, что у них очень неприятное ощущение – уже после того, как проговорены и разрешены ключевые проблемы, мир какое-то время кажется бесприютным, голым, непривычным и неуютным. Да, с болезненным нарывом было трудно и неудобно. Да, он отравлял жизнь и доставлял массу хлопот. Но было понятно, как жить, как одеваться, чтобы скрывать изъяны, как вести себя и чего избегать. Теперь всех этих ухищрений не требуется, можно свободнее жить, двигаться, выбирать из более широкого спектра возможностей… Но – что выбирать? Как теперь жить? Да, эта проблема кажется смешной и неважной для того, кто каждый день таскает на себе свой нарыв и подолгу камуфлирует от других на теле целый мешок гноя. Удалить бы этот гной – и ух как заживу! Как будет здорово и легко! Ан нет, по-новому тоже нужно учиться жить, осваиваться со своими новыми возможностями, заново учиться простейшим вещам…

Об этом мало кто задумывается. Одна моя клиентка, медик по профессии, сказала, что успех выздоровления после хирургической операции на 70 % зависит не от мастерства хирурга, а от послеоперационного выхаживания больного. Вот такая аналогия.

А потом, когда и нарыв вскрыт, и гной удален, и при должном уходе рана зарубцевалась, – вот тут и начинается другая жизнь. И да, еще одна травматическая аналогия: шрамик рубцовой ткани останется навсегда. Не удастся сделать вид, что ничего не было и у тебя такая же ровная гладкая кожа, как и у других, нетравматизированных. Память останется, в том числе и память тела. Но таскать на себе нарыв уже не нужно – будет больше свободы в движении, выборе образа жизни и способа реагирования.

Как можно справиться со своими чувствами в кабинете у психолога

– Ты где был?

– По кладбищу гулял.

– А что, кто-то умер?

– Ты не представляешь!

Там вообще все умерли!

Анекдот

В последнее время я часто задумываюсь о том, что получают клиенты на сеансах у психолога, – в том числе о возможности безопасно пережить чувства. Это важная вещь, и порой даже трудно представить, насколько многие люди лишены этой возможности – чувствовать то, что чувствуется, и переживать это так, как хочется. Причем и переживания-то, те, которые люди подавляют, чаще всего никаких особо разрушительных тенденций окружающего мира не несут. То, что скрывается, – чаще всего обычный гнев или обида, а не желание убивать-убивать-убивать. Никаких особых безобразий клиенты на сеансах у меня не учиняли (может быть, пока), но некоторых приходится даже уговаривать, что плакать, когда тебе грустно, – это нормально. Ведь это как раз подавляемые чувства могут привести к разрушительным (для самого человека и окружающих) последствиям. Не бывает такого, чтобы, выплакав подавленную ярость у психолога, человек брал ружье и шел стрелять по соседнему детскому саду, – все подобные массовые убийства совершают те, кто как раз не смог найти психологической поддержки ни у профессионала, ни у близких.

Более того, психологические переживания мои клиенты постоянно пытаются мерить, скажем так, внешним успехом: ну я же здоровая, молодая, руки-ноги есть, голова на месте. Работа имеется, зарплата неплохая. Есть мама, папа, брат, муж и ребенок. А я, истеричка, плачу и на мужа срываюсь. Стыдоба какая, почините меня, доктор, чтобы я стала НОРМАЛЬНОЙ, а то родственникам со мной неудобно. Почему у других не так? Почему мне все время чего-то надо?

Чаще всего в этой ситуации и выясняется, что чего-то человеку действительно надо, чего-то хочется, но осознавать свои желания ему было запрещено с ранних лет, и так он и привык: неважно, чего я хочу. Важно не доставлять проблем окружающим, а то им будет неприятно смотреть, как я заливаюсь слезами. Тягостные чувства от этого никуда не деваются, но, будучи подавлены и непережиты, могут годами давить изнутри. Да, нужно найти в жизни место, куда их девать, и желательно, чтобы не на голову невиноватым ближним.

По поводу "места, где можно плакать" – хочу рассказать о собственном опыте. Я для психологического консультирования снимаю кабинет в одной из студий в центре Москвы. Иду там по коридору – с обеих сторон двери. И практически из каждой несутся стоны, плач, указания ведущих психотерапевтических групп ("Представь, что это твоя мама. Скажи ей, что ты чувствуешь?"), всхлипы и крики. Выглядит все несколько сюрреалистично. Но это было так просто потому, что тогда, в самый "час пик" в этот центр набилось много психологов, и все вели занятия. Я внезапно понимаю, что ведь вокруг постоянно кто-то плачет, не в моей комнате, так в соседней, и думаю: вот ведь профессию ты себе выбрала, а? Но тут же сама себе отвечаю: ну да, вот такая профессия – позволять людям свободно чувствовать. А была бы клоуном – у меня бы все смеялись. А если бы была акушеркой – то на моей работе все рожали бы. А в онкологическом диспансере вообще у всех посетителей был бы рак! Тут я вспомнила анекдот, который приведен в эпиграфе (про "там все умерли"), и засмеялась. Да, вот такая у меня профессия – помогать людям найти место для своих чувств. Немного странно и удивительно, и люди часто плачут, но это потому, что у нас в обществе как-то не принято подавлять радость, и для нее чаще можно найти место, чем для подавленного огорчения.

Кстати, а вот все эти оценки, которые дают грустящим или жалующимся людям на интернет-форумах ("да зачем тебе психолог! Собери друзей, выпей по 150 граммулечек, и будет у тебя все пучком, нечего ходить по психологам всяким!"), для меня звучат очень странно. Приблизительно как если бы здоровый человек пришел в больницу, встал посреди палаты, где лежат с язвой желудка, и начал: "Да что вы тут лежите! А вот я пришел домой, борщеца навернул, бифштексик с огурчиком соленым – милое дело! Коньячком это дело заполировал, а вы тут лежите, язву лечите. Ну я же здоровый, что же вы так не можете!!!" Не могут. Вот кто не может нормально пищу принимать, страдает от язвы – те идут к врачу, а те, кто понимает, что ему как-то неясно-хреново, хотя все на месте, руки-ноги есть – тем к психологу.

У кого болезнь телесная, обращаются к медикам; у кого проблемы психологические – правильно, к психологу. А те, кто и кушает хорошо, и переваривает нормально, и может найти место для своих чувств (пожаловаться друзьям вечерком на кухне, и они его услышат, поддержат и не высмеют) – такие люди здоровы психологически и физически, честь им и хвала. Насмехаться же над теми, кто испытывает проблемы психологического плана, – это то же самое, что встать перед поликлиникой и демонстративно унижать всех, кто идет на прием к врачу с псориазом или ОРЗ. Чего это ты чихаешь, почему прыщи и перелом ноги – а ну соберись, тряпка! Не укладывается в голове, что за болезнь или слабое здоровье можно человека стыдить и ругать. А вот за то, что не смог сам и позвонил психологу, люди ругают сами себя и своих ближних на каждом шагу.

Стоит признать, что вот такие мы, люди. Мы все разные: у кого-то более хрупкое здоровье, а кто-то здоровяк. У кого-то была в детстве психологическая травма, а кто-то и не подозревает, что отношения с родителями могут быть наполнены неоднозначными чувствами, часть из которых – агрессия и подавленная ненависть. Те, кто здоров – всего вам хорошего, живите и радуйтесь, это же здорово, правда-правда. А вот те, кто испытывают психологические проблемы и не могут справиться с переживаниями, – для тех должно быть в этом мире место, куда можно принести свои чувства, с которыми самостоятельно не справиться. И проработать их там, у психолога, с профессиональной поддержкой. За закрытой дверью, в конфиденциальности и тайне, так, чтобы никоим образом не повлиять разрушительно на реальную жизнь человека.

Это не каждому нужно, но тем, кому нужно, – у них должна быть такая возможность.

Должно быть такое место в мире. Я уверена.

Эгоцентризм у детей и взрослых

hamster: если бы программисты были врачами, им бы пациенты говорили, например: "У меня болит нога", а они бы отвечали: "Ну не знаю, у меня такая же нога, а ничего не болит".

Цитата с баш. орг http://bash.im/quote/423679

Стала в последнее время обращать внимание, как много в окружающем мире проявлений эгоцентризма. Эгоцентризм – это детское, инфантильное отношение к миру, искреннее представление о том, что "я – пуп земли" и что все точно так же обо мне думают.

Эгоцентрично ведет себя продавщица, которая, обслуживая посетителей, внезапно отвлекается от товаров, выложенных покупателем на ленту кассового аппарата, и затевает беседу с подошедшей дамой-администратором. Женщины обсуждают что-то явно им интересное и важное, эмоционально друг друга поддерживают, смеются и пошучивают. Покупатель, которого они при этом откровенно игнорируют, начинает нервничать, пытается привлечь к себе внимание. Кассирша возмущенно оборачивается к нему. "Ну что вы, не можете подождать! – с напором заявляет она. – Мы же по делу разговариваем!" Действительно. Как это ты не догадался, глупый покупатель. Они же разговаривают о серьезных рабочих вопросах. Обсуждают происходящее в магазине. Как ты мог не знать, что творится в этом универсаме, как вообще можно сразу не догадаться? Что, неужели сложно подождать? Сам не понимаешь, что раз мы говорим между собой – это что-то важное. Эгоцентрично ведет себя пассажир метро, который, заскочив в вагон, облегченно останавливается. Фуф, успел. Запрыгнул – все, теперь можно ехать. А-а-а-а, да что вы толкаетесь, да куда ж вы лезете в вагон? Что, еще какие-то люди на платформе? Тоже хотят ехать? Да зачем вам, куда вы претесь все – я ж уже зашел! Кто бы мог подумать, что в московском метро может ехать кто-то еще, кроме меня, любимого? И он не шутит – он искренне не предполагал, что в метро многомиллионного города окажутся еще люди и у них будут свои интересы. Например, в том же вагоне доехать до нужной им станции.

Эгоцентричен мужчина, который на предложение своей девушки зайти в кафе искренне удивляется: "Зачем? Я же не хочу есть!" Подумать, что она с работы и, возможно, проголодалась, – это уже требует серьезной интеллектуальной работы. Вот я, я хочу. Или не хочу. Над прочим просто не задумываюсь.

Эгоизм отличается от эгоцентризма тем, что эгоист-то как раз представляет, что другие – они действительно другие, отдельные от него самого существа. Они могут хотеть или добиваться чего-то, но приоритеты эгоиста будут выше. Эгоист "видит" других людей, но себя и свои потребности осознанно ставит выше, а эгоцентрист – дитя по уровню самосознания. Он и правда искренне не представляет, что у других людей другие желания, потребности, запросы. Эгоцентрик других просто не замечает, "не видит", не воспринимает как равных, но отличающихся субъектов.

Эгоцентризм как особенность детского мышления первым описал французский психолог Жан Пиаже. Эксперименты, проведенные им, с тех пор многократно воспроизводились, и дети новых поколений показывали ту же особенность мышления. Вы можете увидеть это сами (на видео). Вот ребенку показывают игрушечный ландшафт – гора, деревца, зверюшки – и просят перечислить, что он видит. Тот честно описывает то, что перед его глазами. Затем его просят пересесть так, чтобы он видел то, что раньше было скрыто за "горой", и описать уже это. Ребенок справляется и с такой задачей. Но вот на просьбу описать, что же видит другой человек, сидящий напротив и видящий то, что ребенку было видно раньше, а теперь закрыто горой, – снова следует описание того, что прямо сейчас перед глазами. Ребенок не в состоянии поставить себя на место другого и представить себя не "центром мира". Что вижу я, то и все видят.

Все мы эгоцентричны в определенном возрасте – начиная с самого раннего дошкольного и заканчивая 12–14 годами. Это нормально. В подростковом возрасте уже как-то усваивается понимание, что другие люди – они не совсем такие, как ты сам, и могут хотеть чего-то другого. Малыш же искренне верит, что мир вращается вокруг него. Например, маленькие дети именно поэтому тяжело переносят развод родителей: они верят, не могут не верить, что именно они причина расставания. "Папа ушел потому, что я себя плохо вела". Маленькие детки очаровательно бегут к гостю и задают ему милый в своей наивности вопрос: "А что ты мне принес?" Конфету, игрушку, развлечение – что для меня? Взрослые уже в курсе, что гости приходят по-разному и с разными целями, но малыши искренне верят в то, что мир вращается вокруг них. И где тогда моя вкусняшка? Это значит, что молодая мама, которая лупцует ребенка на улице и кричит: "Да ты все назло мне делаешь!" – сама не выросла из эгоцентричного состояния. Ребенок может и капризничать, и упираться совершенно не для того, чтобы маме насолить. У ребенка, даже совсем маленького, есть на это свои причины. Но вот такая разъяренная мать верит, что все, происходящее в мире и ее семье, – коварный заговор лично против нее. Она сама еще в душе невыросший эгоцентрик.

Жизнь в большом городе во многом поддерживает привычку к эгоцентризму. В самом деле, сознайтесь: часто ли вы сами не просто ломились к врачу, продавцу или консультанту со словами "Мне только спросить!", а еще и извинялись и объясняли что-то стоящей рядом очереди? Нет, очередь как будто бы исчезает, из живых людей превращается в объекты мебели, которых надо отодвинуть и пройти к вожделенному окошку. Максимум, что делается, – это заметить хотя бы того, к кому обращаешься. Группа живых людей, которые терпеливо ждут, становится невидимой.

Эгоцентричен владелец автомобиля, который требует парковочного места (бесплатно!) под окнами, да так, чтобы его "ласточку" можно было увидеть из собственной квартиры. Ну ему же надо парковаться! А ничего, что остальным жителям дома нужны газоны с зеленью, чтобы было чем дышать, нужны пространства для прогулок, нужно спокойно доходить до дома, не проталкиваясь в чистом пальто между тесно припаркованными машинами? Слышали ли вы когда-нибудь такие аргументы от автовладельцев? Нет. Потому что себя и свои проблемы они видят, а проблемы других попросту не замечают. Вот он, эгоцентризм.

Еще широко распространен эгоцентризм такого типа, который можно назвать "профессиональным". Ну это когда человек долго учился и овладевал профессией, набрался терминологии и принципов работы – и теперь ему кажется, что весь мир по определению знает то, что сам он осваивал не один месяц.

Одна моя знакомая, сотрудница крупного рекламного агентства, возмущалась: как так, ну почему клиенты такие идиоты? Почему они не знают простейших принципов рекламной кампании? Почему им надо объяснять, зачем в рекламном ролике те или иные ходы? Почему они такие непонятливые и все время задают тупые вопросы? Заметьте: девушку специально нанимали выполнять работу, для которой она очень долго училась. Нанимали крупные компании за большие деньги. И люди, собирающиеся заплатить за эту работу очень и очень большие суммы, просили пояснить – зачем? За что именно такие деньжищи? Ну как почему, возмущалась рекламистка. Неужели мне вам еще и объяснять?

Вообще, разговаривать с непрофессионалами, пересыпая речь специфическими терминами, – это эгоцентризм, это неумение поставить себя на место другого. Это очень, очень многим представителям разных профессий свойственно.

Назад Дальше