Валерия Павловна схватилась за телефон. Она звонила милицию. Разговор был не особенно долгим. "Только не спугните его", – посоветовали директрисе. Вскоре прибыл наряд милиции, и учителя физкультуры арестовали.
Валерия Павловна позвонила мне через полчаса после ареста учителя физкультуры с просьбой срочно приехать и побеседовать с Зиной. Валерия Павловна говорила измученным голосом. Она винила себя, учителей и воспитателей в ужасном происшествии.
Когда я вошла в кабинет директора детского дома, оказалось, что Зина еще находится там. Я обратила внимание на то, как уютно она чувствует себя в мягком кресле. Перед ней стояла тарелка с пирожками и яблоками и компот. Зинины глаза блестели, на щеках горел румянец.
Валерия Павловна с измученным лицом, темными кругами под глазами и скорбно сжатым ртом выглядела гораздо хуже своей подопечной.
– Вот, Зиночка пока у меня побудет. Я даже боюсь ее теперь от себя отпустить, – сказала директриса.
Мы вышли с ней в соседнюю комнату.
– Меня теперь снимут, – сказала директор. – Хорошо, если не посадят. Еще бы, такое под носом творилось!
– А вы не допускаете мысль, что девочка сказала неправду? – спросила я. – Зина выглядит довольной и спокойной.
– Это она сейчас успокоилась, да у нее просто шок, – сказала Валерия Павловна. – А так все было: и слезы, и горе. Нет, я ей верю. Она такие подробности мне рассказала о том, что с ней этот маньяк выделывал. Вы знаете, я взрослая женщина и не ханжа, но я всего этого не знала! А тут ребенок почти! Ну да, они сейчас акселераты, но знать такие подробности о сексе в ее возрасте!
– Можно мне с Зиной побеседовать? – спросила я.
– Нужно, нужно, – заверила директор. – Только вы уж аккуратненько, сами понимаете, что пережил этот несчастный ребенок.
Я вернулась в кабинет директрисы. Зина смотрела на меня с любопытством.
– Зиночка, – сказала я, – мне надо с тобой побеседовать. Тебе не трудно будет мне еще раз все рассказать?
– Да нет, – ответила она. – Я уже и заучихе, и училке нашей, и поварихе все рассказала. Чего теперь скрывать-то? – И Зина принялась рассказывать…
Я внимательно наблюдала за Зиной во время ее рассказа. Она не смущалась, щеки ее опять порозовели, глаза блестели, она даже слегка вспотела. Потом она немного прикрыла глаза и заелозила на кресле.
Рассказ явно доставлял ей удовольствие!
"Как-то это все странно", – подумала я.
Потом мы немного поговорили о Зинином детстве, о том, кем бы она хотела стать в будущем, и как бы между прочим, я спросила: "Зина, а какой он вообще-то по характеру, Роман Владимирович?"
– Хороший, – тут же откликнулась Зина, – веселый.
– Он тебе нравится?
– Нравится, – простодушно ответила Зина. – Ну, это… знаете, когда он меня не насилует…
– Давайте поговорим с Зиниными подружками, – предложила я Валерии Павловне.
– О чем? – испугалась она. – Следователь просил детям пока ничего не сообщать.
– Да я уже свои действия с ним согласовала, – успокоила я Валерию Павловну. – Ничего лишне го мы делать не станем.
И мы пригласили в свободный кабинет Таню, с которой Зина сидела за одним столом в столовой и в классе. Танино лицо выражало одновременно и робость, и любопытство. Видимо, какие-то слухи уже забродили по детскому дому.
– Танечка, – спросила я, – ты дружишь с Зиной?
– Раньше дружила, а теперь нет, – ответила девочка.
– А почему дружить перестала?
– Да надоела она нам с девчонками своими рассказами, – неожиданно сообщила Таня.
– А о чем вам Зина рассказывала? – поинтересовалась я.
– Да о том, что ее какой-то мужчина насилует.
– И где же это происходит?
– Да в пивном баре, что у нас на углу.
– Час от часу не легче! – не выдержала Валерия Павловна. – Это еще что такое? Вы с ума меня сведете!
– Да вы не переживайте так, – сказала Таня. – Она это уже всем девчонкам рассказала. По многу раз. Сначала мы слушали, а потом надоело. Да, может быть, она врет!
– А почему ты думаешь, что Зина врет?
– Ну, не знаю. Девчонки так считают. Просто ей нравится такие истории придумывать.
– Танюша, – спросила Валерия Павловна, – а когда же вы успели в пивной бар-то сходить?
– Да не ходили мы, Валерия Павловна. Так, шли мимо с экскурсии и заглянули. Дверь была открыта. Интересно все же.
– Вот еще бар рядом с нашим детским домом открыли на мою голову, – жалобно сказала Валерия Павловна, когда Таня вышла из кабинета.
А мы с Валерией Павловной пригласили Аню, еще одну Зинину одноклассницу.
– Анечка, – спросила я, – ваш класс ходит днем на прогулку?
– Да, ходит.
– А долго вы гуляете между уроками?
– Нет, мало совсем. Минут сорок. Да еще пока оденемся, да разденемся. Зимой бывает, что и идти неохота.
– А Зина ходит гулять? – Ходит, как все, – сказала Аня.
– Анечка, – осторожно спросила я, – а бывает, что Зина не ходит на прогулку со всеми?
– Может, и бывает, но я не замечала. По-моему, она с нами все время гуляет. Но точно я не помню.
– А ты с Зиной дружишь?
– Дружу, но не очень.
– Вы знаете, – Аня смутилась и покраснела, – она рассказывала, что у нее отец был ненормальный и ее маленькую изнасиловал. А мне неприятно про это слушать.
– А часто Зина об этом тебе рассказывала?
– Да почему мне? Она всем рассказывала. Девчонкам уж и слушать ее надоело.
Мы сидели с Валерией Павловной в ее кабинете и пытались проанализировать все, что услышали.
– Как вы думаете, – спросила я, – если допустить, что учитель физкультуры насиловал Зину, разве по ее внешнему виду ничего не смогли бы заподозрить?
Двенадцатилетнюю девочку на большой перемене насилуют, а потом она спокойненько возвращается в класс, сидит на уроке математики, отвечает у доски или пишет контрольную работу, и никто ничего не замечает? Ни учителя, ни воспитатели?
– Ну, не могла же она соглашаться на это добровольно! – возразила директриса. – Не забывайте, она еще практически ребенок.
– Но ребенок, который, видимо, хорошо подкован теоретически, – парировала я. – А полученной информацией хочется поделиться, хочется ее как-то использовать! Вы так не считаете?
– Вы думаете, – с надеждой спросила директор, – что все сильно преувеличенно Зиной?
– Я думаю, что все просто выдумано ею от начала и до конца.
– Но откуда девочка в ее возрасте может знать такие подробности, если не из личного опыта?
– Не будем сейчас об этом. Вы обратили внимание на то, что она сама получала удовольствие от своих рассказов? И несколько раз повторила свой рассказ. Неужели вы думаете, что если бы она действительно пережила насилие, то могла бы так спокойно об этом говорить? И еще. Я обратила внимание, что каждый следующий ее рассказ становится длиннее предыдущего и в нем появляются новые детали. Видимо, девочки перестали слушать ее "басни" и она решила переключиться на вас.
– Вы говорите, – сказала Валерия Павловна, – что она получала удовольствие от рассказов на тему изнасилования. Какое удовольствие?
– Сексуальное, видимо. Или близкое к нему. Не знаю точно, тут я не специалист.
Учитель физкультуры, Роман Евгеньевич, уже два дня находился в следственном изоляторе. Он категорически отрицал предъявленное ему обвинение в изнасиловании девочки-подростка. Ему, молодому парню, пришлось выслушать много злых и несправедливых слов, угроз и оскорблений.
У матери Романа, когда она узнала, в чем обвиняют ее сына, случился инфаркт, и она попала в больницу. Любимая девушка не пожелала разговаривать с ним даже по телефону.
"Все это слишком ужасно", – сказала она.
Тем временем Зину отвезли на консультацию к гинекологу. По заключению врача, Зина еще не имела половых контактов. Заключение врача и содержание Зининых рассказов взаимно исключали друг друга. Зина призналась следователю, что все выдумала. Романа освободили.
В детстве Рома был крепким и здоровым мальчиком и всегда любил спорт. Его родители сами увлекались спортом и сына с малых лет приобщали: катались на лыжах, коньках, играли в волейбол и в футбол.
Роман окончил спортивную школу и поступил в педагогический институт на отделение физической культуры и спорта. На пятом курсе он устроился работать. Сначала работал в школе учителем, а потом ему предложили работу в детском доме. Детский дом находился недалеко, платить обещали больше, чем в школе. Но на Романа повлияло то, что работа в детском доме показалась ему гораздо более важной, значимой, чем в обычной школе. Ну, представьте, какое уважение к учителю физкультуры в школе? Все дети могут заниматься спортом в различных секциях, а уроки физкультуры, особенно если они по расписанию идут перед контрольной, считаются лишней нагрузкой. В детском доме у ребят не было родителей, то есть даже если они и были теоретически, то никаким спортом со своими детьми они, как правило, не занимались.
Уроки физкультуры воспитанники детского дома любили и ценили. Особенно мальчишки, с которыми Роман охотно оставался после уроков поиграть в футбол. Они и соревнования проводили!
После освобождения из-под стражи учитель физкультуры Роман Евгеньевич, молодой веселый парень, уволился из детского дома. Он сказал, что, несмотря на то, что его оправдали, ему тяжело смотреть в лицо как воспитанникам, так и учителям. И он вообще не может видеть Зину.
Роман пошел устраиваться учителем физкультуры в колледж, сначала его собирались взять. Но потом директор колледжа стал наводить справки… и Роману отказал.
– Не знаю, не знаю, – озабоченно сказал директор колледжа Роману. С такой темной некрасивой историей… Как же это вы умудрились, молодой человек? Нет, извините, я вас взять не могу. Не могу рисковать…
Примерно так же сложилась ситуация и в средней школе. Там директор сказала, что мол "дыма без огня не бывает…" И если кто-то из родителей учеников узнает, что учителя физкультуры обвиняли в изнасиловании, будут большие неприятности.
Со своей девушкой Роман расстался, вернее, девушка сказала, что не хочет больше встречаться с Романом. Что-то разладилось в их отношениях после того случая. А наладить потом так и не удалось.
Ромина мама вскоре после этой истории умерла. Она, конечно, успела узнать, что Романа освободили и что он не виновен. Но спустя короткое время у нее случился второй инфаркт, и она умерла.
Бывший учитель физкультуры Роман Евгеньевич сильно изменился. Он уже совсем не походил на того жизнерадостного парня, каким я видела его раньше.
Роман нашел себе работу продавца довольно далеко от своего дома и от детского дома, в котором раньше работал. Во время нашей последней встречи он заявил, что не любит детей, особенно девочек. И особенно девочек старше пяти лет…
А Зина осталась в детском доме. Все как-то на удивление быстро забыли об этой истории. Или постарались забыть. Нет, конечно, с Зиной беседовали. И в милиции, и врач, и директор школы.
Но о чем тут можно долго говорить? Ничего ведь не было. Ну, нафантазировал подросток…
И потом Зина обещала, что это не повторится. Она раскаялась!
Честно говоря, все в детском доме были рады, что все обошлось.
Впереди был конец полугодия, вот, что по-настоящему важно для детей!
Но мне все же хотелось встретиться с Зиной еще раз. Я позвонила Валерии Павловне.
Директору детского дома не особенно понравилась моя просьба.
– Зачем ворошить прошлое? – сказала она. – Все же обошлось. Зина нормально учится, нормально себя ведет. Знаете, недавно ее навещала мать. Зина потом сама ко мне приходила, рассказывала. Она была очень рада. У нее ведь, помните, отец какой-то подонок, напугал ее в детстве, что-то там было… на сексуальную тему. Вот, видимо, на девочку это потом и повлияло. А сейчас у нас нет к ней претензий.
Весной я сама позвонила Роману Евгеньевичу. Оказалось, что он поменял квартиру и живет теперь в другом районе.
Я предложила Роману работу преподавателя физкультуры в детском санатории. Он невесело рассмеялся.
– Да ни за что, – сказал двадцатичетырехлетний Роман Евгеньевич. Мне того случая на всю жизнь хватит. Представляете, я от девчонок своего возраста теперь шарахаюсь, а уж подростков просто избегаю. Подружился на работе с одним парнем и как-то рассказал ему свою историю. Так, представляете, он общаться со мной перестал.
Поехал к родственникам повидаться, так там дядька мой выпил и заявил, что это я свою мать раньше времени свел в могилу, "когда девчонку изнасиловал". Это вы можете вообразить?
А ведь меня просто оговорили! Оговор, оказывается, это страшная сила…
Может быть, я могу чем-то вам помочь? – спросила я Романа в конце нашего разговора.
– Да нет, – ответил он. – Спасибо, мне достаточно того, что вы мне верите и помните, как все было на самом деле… Я сам со всем справлюсь, только вот с детьми работать больше никогда не буду. Знаете, сейчас такие настали времена, что и с мальчиками работать опасно, обвинят вдруг в гомосексуализме, если среди мальчиков найдется такой Зин на мою голову…
Сводный брат
Солидный, известный в своих кругах психотерапевт был серьезно озабочен. Его сын, веселый смышленый девятилетний мальчуган, уже неоднократно был уличен в краже. Доктор Соколов пребывал в некоторой растерянности. Сначала он бодро начал применять в общении с сыном различные психотерапевтические приемы, потом малость его побил, потом пожалел. Потом свозил на прием к знакомому детскому психиатру с вопросом: не клептомания ли это?
Психиатр сказал, что клептомании не находит, но сын, Сережа, продолжал воровать.
Доктор Соколов был сильно подавлен. Он верил в себя как в специалиста и считал себя хорошим отцом. Виктор Алексеевич Соколов размышлял, стоит ли обращаться за помощью к психологам. Честно говоря, он не очень-то им доверял, предпочитая иметь дело со специалистами, имеющими медицинское, а не психологическое образование. Но следовало что-то предпринять. Проблема стремительно разрасталась. Виктор Алексеевич с женой жили в ежедневном страхе: что и где их сын украдет на этот раз.
Ох, как трудно было психотерапевту Соколову обратиться к неизвестному ему психологу и спросить: "Вы не знаете, почему мой сын ворует?"
Лично он на такой вопрос ответил бы клиенту так: "А вы сами-то, что думаете по этому поводу?" И ждал бы, пока клиент не начнет рассказывать о своих переживаниях по этому вопросу. Фу, как же не хотелось доктору Соколову подвергаться этой процедуре! И он решил защититься своим авторитетом.
Он позвонил в психологическую консультацию.
– С вами говорит кандидат медицинских наук, психотерапевт, Соколов Виктор Алексеевич.
– Очень приятно, Виктор Алексеевич. Слушаю вас, ответила я без особых эмоций.
– Скажите, пожалуйста, вы консультируете детей и их родителей по вопросам детского воровства?
– Консультируем по вопросам нарушений поведения, – мягко поправила я психотерапевта.
– Так вы можете проконсультировать мальчика девяти лет? – сильно волнуясь, спросил доктор, – А то я, понимаете ли, взрослый психотерапевт. Боже, зачем я оправдываюсь! – еще сильнее занервничал доктор.
– Это ваш собственный сын? – спросила я и поняла, что мой вопрос прозвучал для доктора неожиданно.
– Да, – сумел четко ответить психотерапевт.
– Конечно, приезжайте, это бывает с детьми. Разберемся, – ответила я приветливо, но Виктору Алексеевичу показалось, что я говорю совершенно равнодушно.
Неожиданно доктор Соколов испытал некоторое облегчение. Он вышел из своего учреждения на улицу, посмотрел на небо и, повторив про себя: "Это бывает с детьми", отправился домой.
Виктор Алексеевич Соколов не знал своего отца. Его случай был как раз из тех, что отец у него теоретически, конечно, был, но его никто никогда не видел и ничего мальчику о нем не рассказывал. Мама была заботливой и ласковой, так что Виктору Алексеевичу было совестно ее расспрашивать и тем более в чем-то ее упрекать.
Когда Витя был в первом классе, мама вышла замуж, и в доме появился отчим. Маму все поздравляли, потому что отчим был человек положительный. Он был молодой, но уже прилично зарабатывал. Непьющий, спокойный, приветливый. Правда, он был иногородний, и у него не было московской прописки и своей жилплощади. Мама прописала отчима к себе, и они стали жить втроем в двенадцатиметровой комнате. Вите пришлось потесниться, но зато у него появился отец. Опять же появился теоретически, потому что фамилия у него осталась мамина, отчество было от деда, а приветливый отчим остался для мальчика совершенно чужим человеком. Витя чувствовал себя лишним в своей маленькой семье. А еще он кожей чувствовал, что отчим его не любит, а только терпит.
После школы Виктор поступил в медицинский институт и добился места в общежитии. Дома он перестал появляться.
Виктор Алексеевич учился, много работал, купил себе однокомнатную квартиру и защитил кандидатскую диссертацию. Жизнь как-то устроилась.
В тридцать лет он познакомился с интересной женщиной, своей ровесницей, и влюбился. Ирина была в разводе, воспитывала семилетнего сына. Очень быстро молодые люди решили жить вместе, в трехкомнатной Ирининой квартире, а однокомнатную квартиру Виктора сдавать. Через год, когда Ирина сообщила о своей беременности, они поженились.
Виктор Алексеевич прочитал множество психоаналитической и психотерапевтической литературы о переживаниях супругов, связанных с разводами, и о том, как рекомендуется строить отношения в семье с неродными по крови детьми. Он знал, что его пасынок продолжает встречаться со своим родным отцом, и всячески это приветствовал. Он старался быть самым демократичным отчимом в мире, все понимающим, снисходительным и терпеливым. Он понимал, что рождение в семье второго ребенка – событие, к которому надо серьезно готовиться. Виктор Алексеевич страстно желал иметь своего собственного, родного ребенка, желательно мальчика! Но он понимал, что пасынок может ревновать и переживать, поэтому его надо готовить к появлению "братика" специально! Он вел с Максимом задушевные беседы, объяснял, как прекрасно будет Максиму, когда у него появиться "родной человечек", о котором он будет заботиться как старший брат! Как он будет всему учить малыша! И, конечно, как малыш будет обожать старшего брата и во всем ему подражать! Ведь Максим будет старше малыша почти на девять лет! Он будет для него авторитетом!
Ну что же плохого во всей этой идиллии!? Забыл только, забыл известный психотерапевт поинтересоваться: а чего хочет сам Максим? О чем он мечтает перед сном? И насколько привлекает его перспектива воспитывать младшего брата? Точнее, СВОДНОГО БРАТА.
Виктор Алексеевич был буквально на седьмом небе от счастья, когда узнал, что у него родился сын. Он был уверен, что будет ему хорошим отцом. Жена еще была в родильном доме. Виктор Алексеевич поехал по магазинам и накупил малышу одежды и игрушек. Когда Виктор Алексеевич вернулся, Максим был дома. Он с любопытством стал рассматривать покупки, а Виктор Алексеевич с упоением рассказывал ему, как замечательно все они заживут вместе с малышом. Максим молча его слушал.
– Мы будем жить очень счастливо! – заверил он Максима. Тот серьезно и внимательно посмотрел на отчима.