* * *
Над входом в каморку служанок висел массивный католический крест, который Бриджит привезла с собой из Ирландии. Иконограф не пожалел алой краски для Христовых ран.
Уинфилд присел на постель Дианы и снял шляпу. Она резко подтянула ноги под простынёй.
– Рано ты пришёл, Уин. Я ещё не умираю. Я поклялась себе, что не испущу дух в этом трактире. Неужели старик сказал тебе, что я на последнем издыхании?
– Доктор Грант не знает, что я здесь. Меня нашла Бриджит.
Диана хмыкнула и повернулась лицом к стене.
– Конопатая дура… Стоило мне прилечь за плитой, вздремнуть, как она помчалась трезвонить на весь город, что ведьма при смерти! Радовалась, небось.
Уинфилд прервал её.
– Не знаю, как тебя, но меня эта война утомила. Сколько она ещё будет тянуться?
– Ты хочешь дружить? Тебе друзей не хватает?
– Друзей предостаточно. Дело не в этом.
– А в чём? Ты наигрался в королевство? Или шлюхи, которые толкутся вдоль пристани, не в состоянии удовлетворить твой аппетит? Конечно, тебе хочется, чтобы всё было, как прежде. Но так не будет. Не хочу тебя огорчать, но я уже не та двенадцатилетняя идиотка, которая потакала всем твоим причудам.
– Я и не хочу, чтобы всё было, как раньше. На этот раз всё будет законно. Кончай дуться и выходи за меня замуж.
– Что мне это даст?
– Если ты не хочешь говорить о любви и прочих глупостях, поговорим о деньгах, которые у меня с некоторых пор завелись.
– Bрёшь. Нет у тебя никаких денег.
– Не вру. Они есть.
– Откуда?
– Не столь важно. Главное, что есть. Я бы хотел, чтобы они достались тебе. Если я не вернусь из Крыма, по крайней мере, у тебя будет какая-то свобода. Как ты ею распорядишься – это уже твоё дело. Сколько лет тебе ни отведено, ты проживёшь их так, как тебе заблагорассудится. Это самое малое, что я могу для тебя сделать после всех… неудобств, которые причинил тебе. Последнее слово за тобой. Вопреки твоим больным домыслам, мои намерения не менялись.
Диана была заинтригована. Интерес её был лишь частично меркантильным. Ей больше всего хотелось узнать, каким образом Уинфилд нажил деньги, если, конечно, они у него действительно были. Явно не честным путём. Его комедийные выступления вызывали море восторга, но не приносили существенной прибыли. Она с трудом верила, что им руководили раскаяние и желание помириться. Скорее всего, он хотел втянуть её в очередную махинацию. Ему нужна была союзница. Видно, он понял, что от твердолобых дружков было мало толку. По той или иной причине ему понадобилось вернуть её благосклонность, как вытягивают случайно выброшенную рубашку из кучи старья.
– Хорошо, – сказала Диана. – Я не против этой затеи. Но я сама решу, когда и где мы обвенчаемся. Если ты думаешь, что я побегу за тобой к алтарю по первому зову, ошибаешься. Ничего не случится, если ты ещё подождёшь.
– Как ты захочешь, – ответил Уинфилд. В тот момент он готов был согласиться на что угодно. – Как скажешь, так и будет.
– Вот и славно. А сейчас мне чертовски хочется жрать.
– Я принесу тебе ужин.
– Нет уж, я сама спущусь. Если я пробуду в этой конуре ещё секунду, то вовсе рехнусь. Не хочу обнадёживать этих приезжих тварей.
Она нетерпеливо скинула на пол покрывала, точно они её душили и, всё ещё слегка пошатываясь от слабости, поднялась с постели. Уинфилд протянул ей руку, будучи почти уверенным, что Диана её оттолкнёт, но, как ни удивительно, она за неё ухватилась.
– Я готова загрызть живого быка, – продолжала она, – и выпить целое ведро того гадкого пойла, которое Бриджит варит из картофельной кожуры. А после ужина пойдём на танцы. Хочу музыку, громкую, быструю музыку. И пива покрепче!
– Прекрасно. Пойдём в гости к Кипу. У него очередная вечеринка на палубе.
Какое-то время они стояли молча, положив руки друг другу на плечи, чувствуя, что целоваться ещё слишком рано.
– Какой болван оставил входную дверь открытой? – раздался голос Тома. – Сколько раз я должен говорить, что её надо держать на замке? Ведь с улицы кто угодно может к нам пробраться.
– Ругайте меня! – отозвался Уинфилд со второго этажа. – Это я забыл закрыть дверь.
Он взял Диану за руку и вывел её из комнаты. Когда Том увидел, что его подопечные стоят, прильнув друг к другу, его настроение окончательно испортилось.
– Вот они, мои любимые англичане, – поприветствовал он их с кислой улыбкой. – Что тебя сюда привело, Уин? Я тебя не ждал до пятницы. У меня странное предчувствие, что ты мне собираешься сообщить весьма неприятную новость: у меня под крышей будет ещё один бастард.
– Если и будут бастарды, только не от нас. Мы всё-таки решили обвенчаться.
Том перебросил полотенце через плечо и постучал по полу носком ботинка.
– Вы друг друга стоите. Есть такое выражение на латыни: Abyssus abyssum vocat. Грязь липнет к грязи, в грубом переводе. Чёрт с вами, венчайтесь! Положите конец этой комедии. И подумать: сколько драгоценного опиума я на вас потратил.
* * *
Когда помолвленные исчезли из виду, Том поманил Бриджит. Она подошла к нему, но на этот раз с высоко поднятой головой. Вопреки обычаю, установленному между хозяином и служанкой, она осмелилась заговорить первой.
– Я выставляю себя на суд. Это я нашла Уина и привела его сюда. Я вас намеренно ослушалась и теперь готова понести наказание.
Том посмотрел на неё, точно не понимал, о чём она говорит.
– Думаешь, я могу позволить себе роскошь менять служанок? Думаешь, мне интересны ваши кухонные интриги? Завтра утром ты пойдёшь на рынок и купишь большую корзинку и несколько полотенец.
– Зачем, доктор Грант?
– Когда у Ингрид родится ребёнок, надо же будет его куда-то приткнуть. Ты думаешь, я позволю Ингрид заворачивать его в парадную скатерть?
– Ну что вы! Мы не посягаем на скатерть.
– Ты вроде женщина? Значит, должна знать, что ребёнку нужно. Я не хочу, чтобы в последнюю минуты Ингрид приползала ко мне с нытьём, что у неё нет того и этого. Проследи, чтобы она не тревожила меня. Вот тебе деньги.
И он дал ей кожаный мешок с монетами. Бриджит смотрела на него и никак не могла решиться взять его.
– Да бери же! – рявкнул Том.
– Вы очень щедры, – пролепетала ирландка, проворно запихав мешок в карман.
– Молчи! Я не хочу, чтобы ходили слухи о моей щедрости. Ещё не хватало, чтобы ко мне потянулись со всего Саутворка клянчить деньги. Иди и купи что нужно. Но учти, это моя первая и последняя подачка. Я не хочу, чтобы у Ингрид входило в привычку лазить мне в карман. У неё хватает поклонников. Пускай они её и кормят.
6
Шхуна светилась издалека. Мачты были увешаны гирляндами крошечных фонариков из цветного стекла, которые Кип привёз из Голландии. Надо же было как-то оживить туманный вечер.
Когда Уинфилд и Диана поднялись на палубу, празднество было в самом разгаре. Скрипач Мартин Коннолли привёл с собой сыновей. Старший играл на флейте, а младший – на гитаре. Гости ничего не имели против ирландской музыки, а музыканты ничего не имели против английской публики.
Тоби и Ян явились в сопровождении двух девиц, которые, судя по одежде, привыкли зарабатывать на жизнь честным трудом. Их блузки были пропитаны машинным маслом, просочившимся сквозь фартуки. Пыль, впитавшаяся в кожу, придавала их полудетским лицам сероватый оттенок.
– Ну, ты посмотри на это безобразие, – процедил Ян мрачно, кивнув в сторону Уинфилда. – Дурачина всё-таки помирился со своей ведьмой.
– Терпи, дружище, – ответил Тоби. – Что ещё остаётся делать?
Ян покачал головой.
– Не могу смотреть, как он себя заживо хоронит. А мы так долго пытались выбить эту дурь у него из головы. Упрямый, неблагодарный болван, прилипший к своей покойнице-невесте. Да посмотри на неё! Глазищи стеклянные. Она сама одной ногой в могиле стоит и его туда же затянет.
– Да уймись, наконец! – перебил его Тоби. – Думаешь, мне приятно на это смотреть? Иди лучше поздоровайся с хозяином шхуны.
Кип сидел на перевёрнутой пивной бочке. Увидев Уинфилда и Диану, он поспешно вскочил на ноги и пробился к ним через толпу.
– Вы успели как раз вовремя. Наш друг-француз собирается спеть песню, которую сочинил для англичан. Ходят слухи, что он у себя на родине прославился стихами.
Жиль вышел на середину палубы, поднял стакан и запел:
From the depth of opium dens
To the mirth of carnival tents,
'Tis England, 'tis England, my friends!Uncork whiskey bottles,
Light your cigars,
Let the sparks mingle
With the evening stars.
To the Greenland dock
Ships sail from afar…So gather, merry merchants,
And toilers of the sea.
Remember all your legends
And give them all to me.
I shall make you immortal
Before the century ends.
'Tis England, 'tis England my friends.
Голос Жиля был на удивление чист. Он не успел огрубеть от ветра и табачного дыма. Это был голос прирождённого оратора, а не простого моряка. Акцент звучал заметнее, когда он пел. Никто, кроме Кипа, не понял слов песни. Тем не менее, все зааплодировали. Когда француз берётся прославлять Англию, одно это достойно хвалы.
Посреди выступления Диана выскользнула из объятий жениха и уединилась на корме. Уинфилд отпустил её, не задавая вопросов. Он зарёкся безоговорочно терпеть её странности в этот период хрупкого перемирия. Поддерживая разговор с товарищами, он украдкой следил за ней.
Завершив своё представление и получив свою долю рукоплесканий, Жиль присоединился к девушке, которая стояла, ухватившись за перила борта, откинув голову назад и подставив лицо ветру.
– Моя дочь погибла таким образом, – сказал он. – Упала за борт и утонула. Десять лет прошло. Мне бы не хотелось, чтобы доктор Грант страдал так, как я.
– Уверяю вас, старый медведь был бы только рад от меня избавиться. Но я ему такой радости не доставлю. Я буду жить долго и бесполезно, всем назло.
* * *
Около полуночи начался дождь. К тому времени почти все гости разошлись, а оставшиеся перебрались в кают-компанию. Тоби и Ян держали своих безымянных спутниц на коленях. Уинфилд сел на полу, у ног Дианы, обратившись к ней лицом. Он взял гитару у младшего сына Мартина Коннолли и сыграл несколько песен, которые почти никому, кроме Дианы, не были известны. Это была интимная серенада при случайных свидетелях.
It’s only a blizzard, only a storm.
Who should care that I am forlorn?
Miles away in the cold ocean waves
My false mates will soon find their graves.In the midst of a sea or on a barren coast
Past is not real – it is but a ghost.
Memory is but a song of a crow,
Splattered around like blood in the snow.
Вдруг, всем на удивление, Дианa встала и пропела:
Oh, blizzard, be my guide!
Wind, carry me to the other side!
Devil, take me for a ride!
Don’t weep, don’t hide,
My love, for no mortal eyes
Can see this side of paradise!
Уинфилд чуть не выронил гитару. Его руки застыли, мелодия прервалась на мгновение. Девчонка никогда не пела на людях, только на чердаке, под вой ветра и звон стаканов с настойкой. Последний куплет они пропели вместе.
When the wind blows colder over the land,
I’m the crow on your shoulder, the knife in your hand.
Mankind is bitter, madness is sweet.
Let's go get plastered, start a riot in the street!
Гости не стали аплодировать в конце песни. Все молчали, точно ожидая продолжения.
– Это ничего особенного, – сказал Уинфилд наконец, вернув гитару сыну Мартина. – Отголосок детства. Когда сидишь на холодном чердаке и нечего делать, мало ли что может взбрести в голову? У меня возникла блестящая идея! Но мне нужны добровольцы.
Его друзья испуганно переглянулись. Они уже пересытились блестящими идеями Уинфилда.
– Твои затеи отправят нас на тот свет, – сказал Тоби.
Уинфилд укоризненно покачал головой.
– Почему ты сразу думаешь плохо. На этот раз моя затея совершенно безобидная. Любой из нас может научиться петь сносно. Талант нельзя удерживать в стенах кают-компании. Было бы неплохо устроить представление на публику. У меня уже есть пьеса, которую я писал по ночам. Теперь вот мечтаю её поставить.
То, что Уинфилд занимался такой ерундой по ночам, никого не удивило. Это было в его духе – отметать потребности тела во имя мечты.
– Конечно, я один не справлюсь, – продолжал он. – Мне нужна ваша помощь. Столовая в "Золотом якоре" достаточно просторная. Там можно соорудить небольшую сцену. Эту задачу я возьму на себя, так что не волнуйтесь о занозах и царапинах на своих лилейных ручках. От вас требуется выучить несколько строчек диалога и несколько песен. Можно на вас рассчитывать?
Кип тут же поднял руку.
– Я с тобой! Чудная затея. В Бермондси достаточно церквушек, тюрем, рабочих домов, приютов, мастерских и прочих полезных заведений. Нам не хватает дворца культуры. Так что я обеими руками за театр. Можешь использовать палубу моей шхуны для репетиций.
Но Тоби и Ян всё ещё сомневались.
– А какая нам от этого будет выгода? – спросил Тоби. – Я знаю, ты скажешь, что один визг толпы – уже награда. Может, такому, как ты, этого достаточно, чтобы выжить. Нам же желательно ещё и кушать, хотя бы изредка. Мы с Яном давно живём на водянистом бульоне и сухарях. Вот если ты нам пообещаешь, что актёрская жизнь даст нам возможность питаться бифштексом три раза в неделю, мы к тебе с радостью примкнём.
– Господа, не я придумал выражение "голодный актёр", – попытался оправдаться Уинфилд. – Бифштекс обещать не могу. Обещаю поделить доход поровну. Сколько каждому из нас перепадёт – трудно предсказать. Но, отметая денежный вопрос в сторону, я надеялся, что вы мне поможете во имя дружбы.
Тоби и Ян обречённо посмотрели друг на друга. Уинфилд поднял вопрос дружбы. Как они могли бороться с такими доводами?
– Ну, раз уж ты так это преподнёс, – неохотно начал Тоби, – тогда конечно. Только во имя нашей бессмертной дружбы мы согласны позориться перед толпой.
Уинфилд тут же оживился и выпрямился.
– Не опозоритесь. Это я вам обещаю. Я вас за неделю так вымуштрую, что публика будет думать, что вы долгие годы проучились в театральном училище. Кто угодно может стать актёром, разве что за исключением доктора Гранта. Вот про него я могу сказать с уверенностью, что он совсем не годится для сцены. У остальных из вас есть надежда. Я вас всех сделаю звёздами против вашей воли.
Так был создан "Баррикадный театр". Уинфилд выбрал именно это название, потому что он где-то слышал, что Виктор Гюго работает над новым романом, в котором будут баррикады. Вполне подходящее название для театра, в котором все актёры из рабочего класса.
* * *
Кип настоял на том, чтобы гости заночевали у него. Тоби и Ян остались в кают-компании с фабричными девчонками, которые были до того пьяны и измождены, что весьма смутно представляли, в чьей компании они оказались и что с ними происходит. Кип решил, что девушкам будет безопаснее у него на шхуне, в обществе двух не слишком церемонных грузчиков, чем на улицах Ротергайта.
Что касается помолвленных, Кип проводил их в отдельную каюту, где для них была приготовлена раскладная койка. Это было неописуемой роскошью – спать на матрасе, который не был пропитан плесенью и из которого не торчали ржавые пружины. На низеньком столе рядом с кроватью стояли лампа и графин с водой.
Диана застыла перед масляным полотном на стене. Сюжет был достаточно заурядным – шхуна посреди моря во время шторма.
– Работа голландского художника, – пояснил Уинфилд. – Картина досталась Кипу в подарок. Это не просто морской пейзаж. Это мистическая вакханалия. Голландская легенда гласит, что если внимательно прислушиваться к вою ветра во время шторма, можно расслышать голоса погибших моряков. Они свистят, поют, ругаются. Они даже не подозревают о том, что умерли. Для них гулянка продолжается. Все, кто погибают в море, присоединяются к ним. Я рассказал эту историю бедному мистеру Лангсдейлу, чтобы как-то его утешить.
Диана повернулась к нему.
– Весёлые у тебя друзья.
– Они и твои друзья. Мы все на одной стороне. Мы – одна шайка, одна театральная труппа.
Сквозь тонкую перегородку, разделявшую каюты, слышался тихий смех фабричных девчонок. Тоби и Ян сполна воспользовались гостеприимством хозяина шхуны, который предоставил уютный оазис для разврата.
– А как же капитан? – спросила Диана. – На корабле четверо мужчин и только три женщины. Ему не обидно?
– Не волнуйся за Кипа. Он может заполучить любую женщину в Саутворке. Если он один, то только по собственной прихоти. Когда нам с тобой ещё выпадет возможность выспаться на свежих простынях?
Диана промолчала, точно пропустив намёк мимо ушей. Её молчание обнадёжило Уинфилда. По крайней мере, она не сопротивлялась. Его пальцы начали торопливо расстёгивать её изношенную блузку. Раздеть Диану было нетрудно, потому что половина пуговиц и так была оторвана. Её бесформенные лохмотья держались на булавках.
Шхуна слегка покачивалась на воде. Шум за стенкой прекратился. В кают-компании все спали.
Кип продолжал бродить по палубе, посвистывая под дождём.
Часть шестая
ВНАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО
1
Уинфилд назвал своё творение "Топор Кромвеля". Это была двадцатиминутная мистическая интерлюдия в республиканском духе. Достаточно представить смесь Гюго, Андерсена, братьев Гримм и легенд Артурова цикла. Всё это ровным счётом не имело никакого отношения к Англии XVII века, но Уинфилда это не слишком тревожило.
Разумеется, главную роль он приберёг для себя, так как не мог доверить её никому другому. Он и саму пьесу написал только ради возможности побыть в шкуре лорда-протектора.
Он сам построил сцену. Поскольку в "Золотом якоре" было мало свободного места, ему пришлось довольствоваться тем, что Том выделил для представления. Уинфилд отгородил половину таверны занавесом. Этот крошечный уголок стал священным миром, в который вход был запрещён всем, кроме актёров. Так как по сюжету действие пьесы происходило в лесу, Уинфилд принёс несколько деревянных стволов и укрепил их наподобие колонн.
В зале помещалось около шестидесяти зрителей. Уинфилд взял все стулья из "Золотого якоря" и попросил ещё дюжину у хозяина соседней таверны. Он не имел понятия, сколько людей явится на представление, и попросил товарищей пригласить всех своих знакомых. Тоби и Ян нарисовали несколько картонных плакатов и развесили их на дверях гостиниц и кабаков.
И вот настал день премьеры. Уинфилд попросил Тома как хозяина таверны произнести вступительную речь перед представлением. К его удивлению, Том согласился.