- Про то, чем и как Григорий Потемкин в люди вышел, слышал. Он пойдет далеко. У Потемкина есть догадка, есть ум. А с умом и догадкой можно дело делать…
- Вы желаете, ваше сиятельство, чтобы я продолжал свой рассказ?
- О чем? О "Петербургском действе"? Нет, голубчик, не надо, не трудись… довольно и того, что мне сказал… Я устал и пойду отдохнуть… Ты побудешь у нас или уедешь?
- Если позволите…
- Оставайся пить чай… я ведь природный русак, люблю русские обычаи, поэтому пойду всхрапнуть после обеда часок-другой, а там и за чай примемся… Подожди меня у княжны Натальи… Надеюсь, с ней тебе не будет скучно? Я сам сдам тебя ей с рук на руки, - проговорив эти слова, князь ударил в ладоши.
Этим князь имел обыкновение звать камердинера, который постоянно должен был дежурить у дверей кабинета.
- Что приказать изволите, ваше сиятельство? - низко кланяясь, спросил вошедший в княжеский кабинет камердинер; это был высокий, худой, чисто выбритый старик с седою головой, в шитой золотом ливрее. Звали камердинера Григорий Наумович, он был душою и телом предан своему господину, которому служил не один десяток лет.
- Попроси ко мне княжну Наталью Платоновну.
- Слушаю, ваше сиятельство, - старик камердинер исчез.
Скоро в кабинет отца вошла или скорее впорхнула княжна Наталья.
Это была семнадцатилетняя красавица в полном смысле слова: стройная, высокая, с глубокими большими глазами; пушистые черные брови резко выделялись на матово-бледном лице княжны; вся фигура ее представляла какую-то античную красоту.
- Вы звали меня, папа? - спросила тихо у отца Княжна, бросая украдкой взгляд на молодого и красивого гвардейца.
- Да, да… Наташа, препоручаю тебе нашего гостя, развлекай его и занимай… Постарайся, чтобы он не скучал… А я пойду соснуть.
- Постараюсь, папа, - слегка улыбаясь, ответила отцу княжна и, обращаясь к офицеру Серебрякову, добавила:
- Пойдемте, Сергей Дмитриевич, на мою половину.
- Наташа, смотри же, занимай гостя, ведь он питерец… не поднял бы нас с тобою на смех…
- Ваше сиятельство, что вы изволите говорить? - с легким упреком воскликнул Сергей Серебряков.
- Шучу, шучу… Ведь ты мне, господин офицер, не чужой… С твоим отцом мы большими приятелями считались… и хороший был человек твой отец, пошли Бог ему царство небесное, правдивый, честный… теперь таких людей днем с огнем не отыщешь… другое время, другие нравы, другие люди.
IV
Князь Платон Алексеевич Полянский жил давно уже в Москве в своем огромном, что твой дворец, доме на Знаменке; к его дому примыкал тенистый сад с парком.
Широко и привольно жили в Москве старые родовитые бояре, имея одних дворовых по нескольку сот, из этих дворовых были у них музыканты, актеры, певчие и балет.
А какие балы и пирушки устраивали эти бары: заграничные дорогие вина лились рекой, а какие яства подавали… Любили поесть и попить баре давно прошедшего времени.
Князь Платон Алексеевич жил как-то особняком: ни балов, ни пирушек он не устраивал; сам почти никуда не выезжал и к себе никого не принимал. Называли его - кто "спесивым", а кто "скупердяем-гордецом".
Князь Полянский, ведя замкнутую жизнь, давно уже был не у дел.
Он занимал видное положение при дворе в царствование Анны Ивановны и умел ладить с немцами, хотя в душе и ненавидел их.
Когда на престол вступила державная дочь Великого Петра Елизавета Петровна, князь Платон Алексеевич удержался и при новой государыне, но только ненадолго. Он не сошелся с Разумовским.
Старый, родовитый князь считал его себе неровней, и чуть не в глаза упрекал Разумовского его происхождением, смеялся над ним, называя его "голосистым певчим".
Также князь Полянский не поладил с другими приближенными особами государыни; благодаря этому князь Платон Алексеевич попал в немилость, ему нечего было больше делать при дворе.
Князю Полянскому не преминули дать понять, что он тут лишний.
И вот волей-неволей пришлось ему покинуть не только двор, но даже и Петербург. Князь продал в Питере свой дом и переселился в Москву, благо у него был родовой "угол", как называл старый князь свой роскошный дом на Знаменке.
Нрав у князя Полянского был прямой, говорить правду-матку он не боялся; не любил кривить душою, не умел льстить, благодаря этому он не ужился при дворе.
К Москве, к московскому обычаю ему привыкать было нечего, Москву он любил; здесь князь считал себя дома.
- И сколько ни жил я в Питере, все думал, что в гостях нахожусь, право… Москва мне родной город; здесь у меня свой угол… а Питер мне не по нраву пришелся, да и я не по нраву Питеру, - так часто со смехом говорил князь Платон Алексеевич своим приятелям, которых и в Москве у него было не много.
Недолюбливали князя Полянского и в Москве; слишком спесив и надменен казался князь. Еще не любили его за то, что он замкнуто жил, не любил вести хлеб-соль.
Дворовых у князя Полянского было множество и делать им было нечего. Лакеев, поваров и горничных девок, а также кучеров считали десятками, и все они слонялись без дела из угла в угол.
Неплохо жилось дворовым; да и вообще князь Платон Алексеевич не притеснял крестьян, которых у него была не одна тысяча. Управляющим и приказчикам своим он воли не давал и доверия большого не оказывал. Живя в Москве, он, князь, исключительно посвятил себя хозяйству и с управляющих и приказчиков требовал во всем аккуратного отчета, и горе тому, у кого отчет был неверен: в каждой копейке подай отчет.
Князь Полянский хоть и не был скуп, но все же знал счет деньгам и на ветер их не бросал, как делали другие.
"Кто не убережет рубля, тот не стоит и копейки", - эти слова, сказанные Великим Петром, князь Платон Алексеевич хорошо запомнил и любил их повторять.
Кроме дочери Наташи у князя Полянского жила его родная сестра девица-вековушка, княжна Ирина Алексеевна, она была моложе брата только на пять лет.
Ирина Алексеевна хоть и считалась старой девой, но не была ворчунья, а умна, добра, снисходительна, не любила сплетен, пересудов и без ума любила свою хорошенькую племянницу Наташу.
Да и нельзя было не любить такую девушку, с незлобливым, чистым сердцем.
Княжна Наташа со всеми была добра, ласкова и снисходительна, особенно добра была она с дворовыми, а также с другими людьми, ниже ее поставленными.
Дворовые просто чуть не боготворили княжну, называли ее не иначе, как "святой".
На князя Платона Алексеевича временами находили вспышки гнева, тогда от его гнева страдал и правый, и виноватый - всем доставалось… В эту пору к князю никто не приступайся, всех он гнал от себя; только одна княжна Наташа умела своею лаской благотворно действовать на отца, умела его успокоить… До того князь Полянский гневный, грозно кричавший на весь дом, вдруг утихал и успокаивался… Нежные ласки дочери так на него действовали…
А как любил, как лелеял князь Платон Алексеевич свою дочь! Он, кажется, и жил только для нее одной.
Тем же платила и княжна-Красавица своему отцу.
V
Княжна Наташа провела Сергея Дмитриевича Серебрякова на свою половину, которая состояла из нескольких роскошно отделанных и не менее роскошно обставленных комнат.
С Наташей жила ее тетка, княжна Ирина Алексеевна, бывшая фрейлина императрицы Анны Ивановны.
- Ну, Сергей Дмитриевич, хоть папа и велел мне вас занимать, но я, право, не умею и не знаю, боюсь, вам со мною будет скучно, - с милой улыбкой проговорила Наташа.
- Что вы говорите, княжна, с вами разве может быть скучно?
- Но я ведь совсем не умею занимать…
- И не надо, княжна.
- Так вы меня занимайте, рассказывайте что-нибудь… Гость будет занимать хозяйку, - княжна весело засмеялась.
- Княжна, мне с вами надо поговорить, - после некоторого молчания тихо промолвил гвардеец Серебряков.
- Что же, говорите, рада вас слушать…
- Я еду в армию, на Дунай.
- Как! Вы едете? - меняясь в лице, быстро переспросила Наташа у молодого гвардейца.
- Да, я получил назначение… и приехал к вам в Москву больше затем, чтобы с вами проститься.
- Разве необходимо вам ехать? Ведь война прекращена.
- Но все же, княжна, мне ехать необходимо… Того требует мой долг… Наши войска еще находятся на Дунае.
- Если необходимо, поезжайте, - тихо проговорила княжна, печально опуская свою чудную головку.
- Княжна, мне не хотелось бы уехать от вас так, чужим, посторонним… Вы, вы, княжна, понимаете, что я говорю.
- Нет, Сергей Дмитриевич, к сожалению, не понимаю!..
- Видите ли, княжна… я… я, право не знаю, как сказать?.. Я… я опасаюсь…
- Чего вы опасаетесь? - поднимая на офицера Серебрякова свои красивые лучистые глаза, спросила у него Наташа.
- Опасаюсь отказа, княжна…
- Вы хотите у меня что-то просить?
- Да, княжна, хочу…
- Что же?
- Взаимности…
- Какой, я не понимаю…
- Я… я вас люблю, княжна, люблю сердечно, горячо, - тихо, с волнением проговорил Серебряков.
- Вот что… Я… я не знала…
- О княжна, я был безмерно счастлив, если бы мог или бы смел рассчитывать хоть на малейшую взаимность…
Наташа задумчиво молчала.
- Вы молчите, княжна, вы не хотите удостоить меня ответом?
- Мой ответ, Сергей Дмитриевич, вам готов… Не стану скрывать, я тоже люблю вас, - твердым голосом и нисколько не смущаясь, проговорила Наташа.
- Возможно ли, княжна, вы… вы меня любите? - не сказал, а воскликнул молодой офицер голосом, полным счастья.
- Да, люблю…
- О, какое счастье! Какое блаженство!..
- Постойте радоваться, Сергей Дмитрич, мы любим друг друга - это правда, но о свадьбе нашей теперь не может быть и речи… папа никогда не согласиться назвать вас своим зятем.
- Почему же? Я… я хоть и не богат, но имею положение…
- Этого недостаточно.
- Что же еще нужно, княжна? - меняясь в лице, упавшим голосом спросил бедняга Серебряков.
- Разве вам незнакомы предрассудки моего отца?.. Чтобы быть моим мужем, надо быть титулованным… Графом, князем или иметь старинный барский род…
- Вот что… я… я не знал.
- Как это ни печально, но я должна была вам сказать, предупредить вас.
- Княжна Наталья Платоновна, я безмерно счастлив тем, что вы меня любите. Я молод, буду служить, поеду на Дунай, отличусь там… Благодаря мужеству и храбрости, которые у меня есть, я заставлю о себе говорить, получу награду и тогда… и тогда, наверное, князь Платон Алексеевич не пойдет против нашего счастья, - уже голосом совершенно спокойным проговорил Серебряков.
- Я буду вас ждать… Даю слово, что с другим под венец я не пойду, в том вот вам моя рука-порука, - проговорив эти слова, княжна-красавица протянула счастливому Серебрякову свою маленькую, как бы изваянную из мрамора, ручку, которую он стал страстно целовать. Влюбленные не заметили, как вошла старая княжна Ирина Алексеевна.
- Что это значит? - строго спросила она, увидя офицера, с таким жаром целовавшего руку у ее племянницы.
- Ах, тетя, милая, рекомендую: это мой жених, - счастливым голосом ответила ей Наташа, показывая на Серебрякова.
- Сергей Дмитрич твой жених? Что ты говоришь, Натали?
- Да, да, тетя, он мой жених… я дала ему слово…
- Возможно ли?… И мой брат, князь Платон Алексеевич, дал на то свое согласие?
- Нет, тетя… С папой мы еще про то ничего не говорили.
- Натали, что с тобой? Я тебя не узнаю… Как же ты решилась на такое дело без согласия отца? Я просто ушам своим не верю!.. Всему вы виной, милостивый государь… Это ваше влияние! - строго проговорила Ирина Алексеевна, обращаясь к Серебрякову.
- Тетя, выслушай меня…
- Нечего мне слушать, я пойду к брату и все ему расскажу…
- Тетя, да выслушай же меня, - со слезами проговорила Наташа.
- Ну, хорошо… Я готова тебя выслушать. Только, Наташа, успокойся, пожалуйста. Ты знаешь, я не могу видеть твоих слез.
Теперь в голосе старой княжны слышался не гнев, а просьба.
Она так любила свою хорошенькую племянницу, что ни в чем не могла ей отказать. Когда княжна Наташа была еще маленькой, стоит ей бывало только заплакать, как все ее желания, капризы моментально исполнялись теткой.
- Тетя, милая, я не стану от вас скрывать, Сергей Дмитриевич объяснился со мною. Мы, тетя, любим друг друга, и дали слово принадлежать друг другу. Просить папу о нашей свадьбе теперь нечего, он ни за что не согласится, мы решили выждать время. Мой милый жених едет на Дунай, он храбрый, отважный и скоро дослужится до большого чина, тогда он приедет к нам, прославленный своим геройством и верной службой, и тогда…
- Наташа, ты и твой жених, какие еще вы дети, право!.. Мечтатели… На вас нельзя сердиться. Милые, вы далеко загадываете. Мечтайте, мечтайте и будьте счастливы, - снисходительно проговорила княжна Ирина Алексеевна.
- Я твердо уверена, тетя, что наши мечты сбудутся и Сергей Дмитриевич приедет полковником.
- Вот как, даже уверена… Это мило… Но ты забыла, милая крошка, что твой папа никогда не согласится на этот неравный брак. Вы не обижайтесь, пожалуйста, молодой человек, на мои слова.
- Тетя, и вы! - с упреком воскликнула княжна Наташа, слова тетки ее обидели.
- Да, да, Наташа, я говорю правду. Если бы даже и осуществились ваши мечты, то я и тогда назову этот брак неравным.
- Что вы говорите?
- Что чувствую, мой друг. Хотите сердитесь на меня, хотите нет, ваша воля.
- Тетя, по крайней мере вы ничего не скажете папе?..
- Ни рассказчицей, а тем более сплетницей я никогда не была, - сухо проговорив эти слова, княжна Ирина Алексеевна села к столу на кресло, вынула из ридикюля свое вязанье и принялась за работу.
Она решила не оставлять одних влюбленных.
Старая княжна мешала беседе Наташе и ее возлюбленному.
Скоро княжеский камердинер, старик Григорий Наумович, показался в дверях и почтительно проговорил, обращаясь к княжнам и Сергею Дмитриевичу.
- Его сиятельство, князь Платон Алексеевич, изволил встать и просят вас чай кушать.
VI
Князь Платон Алексеевич Полянский служил раньше в военной службе, отличался храбростью и скоро дослужился до больших чинов. Начал он свою службу еще при Петре Великом; участвовал во многих походах. Государь-труженик любил и ценил верную службу князя Полянского и жаловал его чинами, орденами и вотчинами.
В начале своей службы князь Платон Алексеевич подружился с одним небогатым офицером - дворянином Дмитрием Ивановичем Серебряковым.
Дружба между ними была самая тесная, чуть не родственная.
На службе князю Полянскому, как говорится, "повезло", он уж был полковником, а приятель его Дмитрий Серебряков находился в то время только в офицерских чинах и очутился в подчиненных у князя Полянского, своего приятеля.
Сделавшись начальником, князь не переменил своего отношения к Серебрякову; во фронте он был его начальник, подчас даже требовательный, а в частной жизни опять становился искренним его приятелем.
Князь Полянский, дослужившись до полного генеральского чина, стал заботиться о своем приятеле, представлял его к чинам; с помощью князя Дмитрий Серебряков произведен был в полковники; ему дали полк, но недолго Серебрякову пришлось служить в этом чине; он как-то зимой, на смотру сильно простудился и, прохворав недели две, скончался, оставив жену и десятилетнего сына Сергея на волю Божию и на милость царскую.
По смерти Серебрякова князь не оставлял своим вниманием и его семью; выхлопотал вдове Серебряковой солидное пособие, а маленького Сережу, сына своего приятеля, определил в корпус.
Вдова Серебрякова уехала в свою подмосковную усадьбу и стала хозяйствовать.
Несмотря на свои молодые годы, замуж она не пошла вторично, а занялась воспитанием сына.
Сергей Серебряков, окончив с успехом образование, выпущен из корпуса подпрапорщиком и, прослужив некоторое время в полку, был произведен в офицеры и, благодаря своей молодцеватости и росту, скоро был переведен в Петербург в гвардию.
Взяв продолжительный отпуск, Сергей Серебряков поспешил к своей матери порадовать ее.
Но недолго бедной вдове пришлось пожить с любимым сыном: как-то осенью, заготовляя на зиму разные овощи и соленья, оступилась с лестницы и упала в погреб, получила сотрясение мозга, отчего и умерла, не приходя в сознание.
Только что произведенный гвардейский офицер Серебряков остался теперь на белом свете одиноким; оплакав непритворными слезами свою мать и сдав управление усадьбой старику приказчику, своему бывшему крепостному, Сергей Дмитриевич уехал в Москву - в то время его полк находился в Москве.
Молодой офицер стал часто бывать в доме князя Полянского, почитая князя чуть не благодетелем, каким он был его умершему отцу, а также и себе.
В то время княжне Наташе было только лет четырнадцать, но и тогда она блистала своей красотой.
Князь Платон Алексеевич радушно принимал сына своего умершего приятеля, смотрел на него не как на чужого, а как на близкого человека.
Началась война с турками, и гвардейский полк, где служил Серебряков, выступил из Москвы на юг, к нашей границе, но в войне с турками не участвовал.
По прошествии трех лет Дмитрий Серебряков, проездом в Петербург, прожил в Москве недели две-три…
Всякий день бывал он в доме князя Полянского; самого Платона Алексеевича в то время в Москве не было, он поехал ревизовать свои многочисленные вотчины и усадьбы.
Серебрякова принимали в доме князя как близкого человека, почти как родственника.
Княжне Наталье Платоновне было тогда семнадцать лет.
Редкая красота княжны совсем очаровала молодого офицера; он влюбился в нее со всею страстью молодого сердца…
Но мог ли он, бедный, почти безродный офицер, рассчитывать на взаимность красавицы аристократки, и притом с огромным приданым.
Серебряков волей-неволей таил свою любовь в сердце.
Быть в княжеском доме, любоваться красотою княжны Натальи Платоновны - стало насущной потребностью, его блаженством.
Княжна обходилась с Серебряковым более чем ласково, по-родственному.
Несмотря на то, что не было старого князя дома, Серебрякова принимали всякий раз, как он приходил: его оставляли "запросто" обедать; старая княжна Ирина Алексеевна и княжна Наташа совершали с ним прогулки, катались за город.
Время летело как вихрь; и пришла пора Сергею Дмитриевичу ехать в Петербург; срок его краткого отпуска давно уже окончился.
Молодому гвардейцу пришлось проститься с дорогим ему княжеским домом и с княжной Натальей Платоновной. Не легко было ему это сделать.
Долг, служба призывали его в Петербург.
Серебряков уехал.
Более года прожил он в Петербурге, подыскивая случай хоть ненадолго побывать в Москве.
"Хоть бы одним глазком пришлось мне еще взглянуть на княжну, одним бы словцом с ней перемолвиться", - таково было желание влюбленного Серебрякова.
Случай быть в Москве скоро ему представился.
У Дмитрия Серебрякова умер старик дядя, родной брат его отцу, можайский помещик, и оставил ему порядочную усадьбу.
Имея такой предлог, Серебряков взял отпуск и, заняв на дорогу денег у банкира Сутерланда, поспешил в Москву; не столько тянуло его туда наследство, сколько хотелось ему увидеть княжну Наташу.