Пришлось опять обуться во всё ледяное. Пришёл, доложил о прибытии. За столом сидели Вольский, начальник особого отдела Токарев и комиссар полка Крупник. Особист почему-то с первой встречи возненавидел его.
- Ну-ка, разувайся! – грубо приказал Токарев.
- Зачем?
- Поступила информация, что ты умышленно нанёс себе увечья.
- Для чего?
- Воевать надоело…
Майор дёрнулся что-то сказать, но сдержался. Он молча снял подбитый кожей валенок.
- Покажи ногу, вторую. – Токарев внимательно осмотрел голые ступни. – Ничего…
- Я же говорил, что он не "самострел". – Обрадовался Вольский и налил полную кружку: – Давай комбат выпьем!
Когда офицеры выпили разбавленного спирта, "особист" мрачно сказал Калмыкову:
- Украинцев ставь впереди огневых точек… Рядом, по возможности, сибиряков и позади дзота - комсомольца или коммуниста!
- А смысл?
- Чтобы не сбежал к немцам украинец, тот, у которого семья в оккупации. То же относится и к тем из местных, у кого семья осталась "на той стороне".
- У меня не сбегают!
- А как же Ведерников.
Комбат слегка изменился в лице. Этот штрафник давно сидел у него в печёнках. Николай Герасимюк, начсанвзвода, доложил ему, что один солдат пьёт по целому стакану соляного раствора и стоит на часах в окопе без движения, отчего у него опухают ноги.
- Кто "опухнет", того под трибунал за дезертирство! - Герасимюк, это зло пресёк, предупреждая в ротах.
Калмыков вспомнил подробности о Ведерникове и быстро ответил:
- Этот "сачок" шёл на всё, чтобы избежать передовой. Он начал опиваться солью, но был разоблачён.
- А ты куда смотрел?
- Вёл разъяснительную работу, а этот сектант-евангелист из местных жителей решил дезертировать.
- Верни его как хочешь.
Майор мрачно кивнул головой и вышел.
- Где я его искать буду? – мучился он.
Оказалось ему, уже помог счастливый случай. В мглистую ночь, находясь в первых дзотах на посту, Ведерников ушёл в сторону противника. Здесь "нейтралка" шла зигзагом и как бы натыкалась на проволочные заграждения соседа справа. Дезертир сбился со своего направления и, подойдя к заграждениям соседа, крикнул:
- Сталин - капут!.. Плен! Плен!
Красноармейцы сразу не сообразили: сумасшедший "фриц" или кто ещё?
- Может, обезумел и вместо Гитлер кричит Сталин? – гадали они.
Когда дезертира завели в блиндаж комбата Филатова, то тут же и разоблачили. Потом привели Ведерникова в батальон. Вскоре был вынесен приговор трибунала: " За дезертирство расстрелять!"
В лог, где был когда-то КП батальона, созвали всех местных, по нескольку красноармейцев из рот, чтобы никому не было повадно. Командовал чекист Токарев.
- Готовься! – крикнул он бодрым голосом.
Вывели Ведерникова, десять стрелков после прочтения приговора собрались дать залп.
- Я не могу держать оружие в руках… вы понимаете, мне нельзя! – Скороговоркой умолял он палачей. - Бог вас накажет!
- Нам твой бог не указ! – засмеялся Калмыков.
Ведерников успел перекреститься, но вдруг начался артиллерийский обстрел. Все рванули бегом в лог, а приговорённый упал на месте. Калмыков под обстрелом хотел вернулся к Ведерникову.
- Может, притворяется и собрался снова смыться. – Беспокоился комбат.
Хорошо, что вовремя заметил, как вокруг головы смертника расплывалось кровавое пятно. Артобстрел прекратился, врач констатировал смерть.
- Осколок снаряда вошёл в мозг…
- Не помог Ведерникову его боженька! – с облегчением сказал майор и пошёл успокаивать нервничавших азиатов.
Через неделю миномётной миной ему оторвало обе ноги и густо изрешетило осколками верхнюю часть туловища.
Глава 5
После заключительного боя у полустанка Капище рядового Сергея Косикова вывезли ночью на крестьянской подводе, а затем переложили в фанерный кузов грузовика, где были устроены двойные дощатые нары для перевозки раненых.
- Считай парень, повезло крепко! – сказал измазанный кровью санитар.
- С чего бы?
- Утром в настоящем госпитале будешь, а то некоторые помирают, сутками ожидая отправки…
Вместо матрасов на досках лежала солома и кровавые тряпки. Машина оказалась сильно перегруженной: раненых было много.
- Дождь что ли идёт?
Сергей лежал на нижних нарах и, приходя в себя от толчков на ухабах, ощущал какой-то странный дождь, капавший на него сверху. При разгрузке в госпитале санитары ахнули:
- Ты же весь в крови!
- Это кровь не моя…
Соседа сверху, с оторванной по локоть рукой, плохо перевязали, и он умер от потери крови. В госпитале Косиков быстро поправился и от царапины на руке и от дизентерии, которую, очевидно, подхватил, напившись из воронки. По мере выздоровления он всё больше мрачнел.
- Что делать? – мучился он над неразрешимой проблемой. - Опять попаду в пехоту, тогда точно погибну!
Спасение пришло с той стороны, откуда он никак не ожидал. Рядом с госпиталем стояла какая-то тыловая часть. Командир роты однажды подозвал рядового Косикова и строго приказал:
- Возьми трёх солдат и оборудуй сортир для офицерской столовой!
Солдаты оказались узбеками и ни бельмеса не понимали по-русски. Руководить ими было сущее наказание. Главное, они не понимали цели строительства.
- Я показываю, вы делаете! – прикрикнул на них Сергей.
Всё же часа через три чудо архитектуры было готово. Солдаты вырыли яму, положили настил с тремя отверстиями и оплели частокол еловыми ветвями для изоляции кабинета задумчивости. После чего он смог наглядно показать азиатам, что они сооружали.
- Теперь поняли, басурмане?
Узбеки радостно закивали. В благодарность за службу начальник столовой выдал им большой чан с объедками, оставшимися от офицерского завтрака. Узбеки сожрали их с восторгом, несмотря на окурки, изредка попадавшиеся в перловой каше.
- Никогда такой вкусной каши не ел начальник… - признался самый щуплый из них.
Когда офицер принимал у Сергея работу, то внимательно посмотрев на него и спросил:
- Ты родом с Дона?
- Так точно товарищ лейтенант!
- То-то я слышу наш выговор…
Командир посодействовал, и Сергея не направили на передовую. В августе 1943 года Косиков прибыл к новому месту службы на Ладожском озере, в роту охраны. Жили они в землянках, и их задачей было охранять Дорогу Жизни.
- Летом у нас "лафа", - ввели новичка в курс дела ветераны, а зимой "вешалка".
- До неё дожить надо…
Впрочем, до зимы Сергей не дотянул. Промозглой осенью он тяжело заболел. Начался обширный фурункулёз, распухла нога, и он не мог даже встать с нар.
- Поедешь в Ленинград! – обрадовал его санинструктор.
- Для чего?
- Там умеют лечить такие болезни, а у нас всё больше ранения…
Утром с разбитого бомбами причала нескольких раненых благополучно погрузили на палубу старенького корабля, переделанного в канонерскую лодку. Переход через Ладогу получился спокойным: небо затянуло облаками.
- Большая волна, шторм. – Скупо сказал капитан.
- У моряков всё наоборот…
Из-за плохой погоды немецкие самолёты не прилетали, но и раненые изрядно промёрзли на ветру. Сергей грелся, прижавшись к трубе на верхней палубе.
- Может мои нарывы пройдут… - сказал он вслух.
- Держи карман шире!
Со станции Ладожское озеро их повезли в товарных вагонах на Финляндский вокзал. Ночь они провели в вагоне, буквально лёжа друг на друге. И это было хорошо, так как на дворе стоял крепкий морозец.
- Согреться можно только прижавшись к соседу. – Весело сказал статный красавец моряк.
- Тебе бы лишь прижиматься…
В ленинградском госпитале возле Смольного он пролежал больше месяца. Женщины приносили им цветы. Приходили стайки ленинградских пионеров, представители от рабочих различных предприятий и даже от интеллигенции.
- Я бы с удовольствием пролежал бы здесь до конца войны…
Хотя и в госпитале смерть настигала своих должников. Умер на соседней койке политрук-блокадник от сердечного приступа. Ночами, особенно от палаты "животиков", доносились стоны и истошные крики…
- От голода люди истощены и ослаблены! – будто извиняясь, сетовали врачи.
- Блокада…
После выздоровления Сергея отправили в 864-й стрелковый полк 189-й стрелковой дивизии, которая в начале войны была сформирована из добровольцев Октябрьского района города. Так он стал бойцом восьмой роты третьего батальона.
- Опять пехота! – огорчился он.
Дивизия обороняла Пулковские высоты, участок от Киевского шоссе до Витебской железной дороги вдоль южных склонов этих высот. С них очень хорошо просматривалась вся местность перед южными окраинами Ленинграда. Поэтому в планах фашистского командования захват этих высот занимал одно из ведущих мест.
- Не одно, так другое! – матюгнулся Косиков, поняв что снова вляпался в передрягу.
Пополнения шли сюда как в Капище, непрерывным потоком. Большинство оставалось лежать тут навсегда и только немногим удавалось вырваться ранеными.
- Добро пожаловать в "аппендицит"! – мрачно сказал ротный старшина.
- А почему "аппендицит"?
- Такое анатомическое название он получил потому, что участок немецкой обороны вдавался в территорию, находящуюся в наших руках.
- А захватить нельзя?
- Неоднократно мы врывались туда, но каждый раз нас выбивали.
Полоска земли на стыке Пулковской высоты с насыпью Витебской железной дороги, вдавилась в оборону советских войск подковообразным выступом. Оттуда немцы просматривали всю оборону противника...
- Лучших наших ребят отнял "аппендицит", вся война сосредоточилась на этом проклятом выступе…
- По-другому нужно попробовать!
- Как только не пытались, - махнул рукой седой старшина. - Штрафники иногда скрытно, бесшумно, под покровом темноты подбирались как можно ближе к объекту атаки и без всякого шума, без артподготовки, без криков "ура" врывались в расположение противника и, орудуя, главным образом, кинжалом, ножом и прикладом, захватывали "аппендицит" и закреплялись на нём. Но ненадолго…
Дальше он поведал что, как только начинало рассветать, немцы разворачивали орудийные стволы Александровской и Пушкинской группировок артиллерии, частично стволы крупных калибров с Урицкого направления и мощным длительным артналётом всё находящееся на "аппендиците" смешивали с землёй. После такой артподготовки немцы занимали этот весьма важный для них участок, без боя. Через несколько дней операция повторялась в том же духе.
- Чёрт ти шо, а не война! – недоумевали выжившие солдаты.
- Ерунда на постном масле…
Траншейные стратеги не одобряли такую тактику:
- Только людей изводят, – говорили между собой служивые.
- Когда нас жалели?
- Разве можно всё время бить в лоб, в одну точку?.. Нужно ударить широким фронтом и рассредоточить внимание и огневые средства противника, – рассуждали бойцы.
- И продвинуться как можно дальше, чтобы окончательно "срезать аппендицит".
… По ночам регулярно подходили новые советские части. Косиков видел, что в чахлом леске расположились присланные на подмогу танки. Мимо тащили пушки для стрельбы прямой наводкой. В долинке устанавливали серию ящиков с "Иванами" - громадными головастыми ракетами, которые летят прямо из ящиков и поражают большие площади.
- Взрыв их круглой головы, весящей сто килограммов, делает воронку метров десять в диаметре. – Глубокомысленно пояснил старшина.
- Ничего себе!
- А ты думал…
По всем признакам наступление вот-вот должно было начаться. Для непосредственного штурма "аппендицита" предназначался штрафной батальон.
- Им, как "провинившимся", досталась самая трудная задача - они пойдут первыми и своими телами пробьют путь для следующей за ними дивизии.
- Ясно.
На этот раз в батальоне были не профессиональные уголовники, дезертиры или самострелы, а разжалованные, проворовавшиеся интенданты, хозяйственники и прочая тыловая сволочь. Они получили по десять-пятнадцать лет тюрьмы, заменённой штрафным батальоном.
- Как же надо было бессовестно воровать, чтобы попасться?
Это были дядьки лет по тридцать-сорок, а иногда и старше. С холёными, жирными мордами, двойными подбородками и толстыми животами. Они щеголяли модными, сшитыми на заказ шинелями и красивыми фуражками. Только вместо сапог на них были обычные грубые солдатские ботинки с обмотками.
- Картина, на которую стоит посмотреть!
- Зато теперича побудут "баянистами"…
- Почему "баянистами"?
- ШБ в шутку расшифровывается как "школа баянистов".
***
Был день, а всё равно, что ночь, - валил густой и нудный снегопад. Куда ни посмотришь - кругом снег: падает, падает, падает без конца.
- Хорошую землянку ты раздобыл, - сказал Косикову командир роты Соловьёв, - будешь моим ординарцем.
- Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! – лихо ответил Сергей, а сам подумал, что так его шансы выжить повышаются.
- А то артиллеристы недавно решили погреться в землянке… Но - огорчение. Как только затопили печку, снег на крыше стал таять, потекло, и вскоре в крыше появились большие дырки.
- Как так?
- Оказалось, землянка наполовину из снега и спасает только от ветра - топить её нельзя.
- Зато "лапотная" пехота нашла себе землянку-дворец…
Соловьёв довольно засмеялся и похлопал по добротному столу вокруг которого они сидели. Немцы как всегда утром открыли сильный пулемётный и артиллерийский огонь. Но снаряды и мины чаще рвались сзади. Немцы не могли стрелять уверенно из своих больших орудий и миномётов, так как окопы их пехотинцев находились в нескольких десятках метров. Этот огонь мог зацепить своих.
- Скорее бы принесли похлёбку, пожрать бы, а потом хоть пусть и убьют, - послышался голос в темноте из угла землянки.
В голове Сергея часто боролись два чувства - голод и жажда жизни. И в моменты сильного обстрела действительно думалось:
- Успеть бы хоть разок поесть. Да успеть бы ещё что-то сделать, не попусту в мир покоя уйти.
Немного спустя около землянки послышался голос политрука Цыганкова:
- Комроты здесь? - спросил он у часового.
- Туточки.
- Ну как, живы ещё? - приветствовал он бодрым голосом, протискиваясь в землянку.
- Мы живы, а вокруг нас вон, сколько неживых, - ответил ему пожилой солдат.
- Да, много тут осталось. Темно, насилу вас нашёл. Патронов довольно? – скороговоркой спросил Цыганков.
- Хватит, - ответил Соловьёв и снял сапог.
- Скоро вползём в ров, - твёрдо сказал политрук.
- Если не выдохнемся, - ответил кто-то из солдат.
- Надо "аппендицит" занять, - решительно повторил Цыганков.
- Хоть бы с другой стороны посмотреть на него, проклятого, - зло проговорил кто-то.
- Из нас уже кто-нибудь посмотрит, - добавил другой боец.
- Ну, желаю всем посмотреть, - попрощался гость и ушёл.
… Ближе к вечере Сергей впервые увидел, как штрафники штурмуют "аппендицит". Когда уже начинало смеркаться, у железнодорожного моста, нависающего над шоссейной дорогой в Пулково, сконцентрировались подразделения штурмовиков. Они забегали к ним в землянки перекурить, попить водички или чего-нибудь покрепче, спросить знакомых, земляков.
- Если прорвёмся, вы нас поддержите сразу, чтоб дойти до основных траншей "фрицев"…
Уже в темноте они вытянулись гуськом у подножья насыпи по направлению к "аппендициту". Так как операция по занятию этого злополучного участка повторялась несколько раз, то абсолютно все знали, вплоть до любого солдата, все перипетии, связанные с этой операцией, знали любые тактические приёмы.
- Под немецким танком сидит пулемётчик, - равнодушно сказал рядовой Дайнеко, когда штрафники убрались на исходную, - остальные немцы на ночь прячутся в блиндажи.
- Только один?
- Не переживай, наших положит много…
Действительно, только штрафники молча рванули к позициям противника, зычно заработал пулемёт. Первую линию наступающих он срезал словно косой.
- Нужно отходить! - крикнул командир штрафбата. – Завтра подавим дот в танке.
- Точно, – поддержал коллегу Соловьёв, – а потом ударим вместе и дойдём до основных траншей немцев.
- Дай-то Бог! – кивнул капитан и побежал собирать оставшихся в живых.
Тут появился молодой представитель Особого отдела в звании лейтенанта и, разъярённый, потребовал, чтобы немедленно помогли тяжелораненым, находящимся метрах в десяти-двадцати от огневых позиций. Он был законно возмущён, увидев раненых, беспомощно лежащих на морозе.
- Застрелю! - прошептал лейтенант и дотронулся до кобуры.
- Спокойнее, лейтенант! Вы тут первый раз, у вас слабые нервы, - медленно сказал ротный, глядя ему в глаза.
Рядом стояли командир взвода Филов и часовой с винтовкой. Филов молча взял у часового винтовку, послал затвором патрон в ствол и приготовился предупредить движение лейтенанта. На лице у командира взвода не было ни малейшего колебания. Ясно было, что он не позволил бы застрелить своего комроты.
- Мы немедленно должны были занять "аппендицит", чтобы гибель наших солдат не была напрасной… Это наша первейшая обязанность. Вы не знаете приказа, что во время боя главнейшая задача состоит в том, чтобы выполнить боевое задание, выиграть бой, а не заниматься помощью раненым, - добавил злой Соловьёв. - Нам и самим нелегко видеть умирающих и тяжелораненых.
- А чего тогда не заняли?
- Мы упустили момент и ты лейтенант тоже в том виноват…
Рассерженный представитель Особого отдела удалился, но обещал вернуться. Соловьёв посмотрел на его спину и отвернулся.
- Пойдём хорошенько рассмотрим вкопанный танк-дзот.
- Зачем? – спросил испуганный Филов.
- Чтобы дать чёткие координаты артиллеристам.
Стемнело совершенно. Они, пригнувшись, прошли метров двадцать пять.
- Пусто, - грустно сказал лейтенант, - одни мёртвые…
- Точно.
Немецкие трупы валялись в гимнастёрках, а ниже пояса голые - свои успели раздеть и ушли.
- Есть давнишние, уже замёрзшие, а эти вот свежие ещё. Есть и наши - давнишние и свежие… Но под снегом, глубоко, и тех и других гораздо больше.
- Ров-то рыли противотанковый, - отметил лейтенант, - а он стал не так уж глубок…
- Наполнили солдатиками...
Видимость становилась лучше. Начали ползти. Где-то близко должен быть грозный танк-дзот.
- Пройдём по рву чуть правее, - прошептал Соловьёв и двинулся первым.
- Как будто он, - легко согласился Филов.
Действительно, в конце показались очертания танка. Из-под него немцы могли вести пулемётный огонь вдоль обоих рвов, так как стоял в месте их пересечения.
- Пошли назад, всё ясно.
- Подтащим пушку ближе, и сможет достать подлюку.
Когда они вернулись, им сказали, что прибыли миномётчики с 82-миллиметровым миномётом.
- Это уже хорошо.