Он понимал, что сейчас не время для боя. Во-первых, Рей был почти что не вооружен, с луком, висящим у седла, и доспеха никакого - а стрелы врагов уже смотрели на него. Во-вторых, он не мог рисковать. Важнее всего было доехать живым до Руперта и привести помощь. Тут-то Рейнард и совершил свою главную ошибку - он не смог остановиться на одном выборе и попробовал сразу все.
Первым делом он попробовал с ними договориться. Может, это и принесло бы успех; ему уже отчасти удалось воззвать к христианскому милосердию в ночных татях, а именно - они поняли, что взять с него в самом деле нечего. Кроме разве что коня. Конечно, конишка не ахти, но все же не так обидно подниматься на промысел среди ночи ради хоть плохонькой, а добычи! Продолжи Рей уговоры и дальше, может, все обошлось бы; но рыцарское сердце его наконец не выдержало роли просителя, а кроме того, он испугался. И решил рвануться напролом. Будь под ним мой Ор, это опять-таки могло бы удаться: он хороший боевой конь, покалечил бы человек трех копытами и вынес бы хозяина из-под стрел. А бедная кобылка Люси даже в галоп с места выслалась неубедительно. Одного разбойника Рей все-таки сбил с ног - тот попытался перехватить лошадь под уздцы, и она проволокла его по дорожной пыли; но проку-то?.. На ногах осталось четверо, и все они на тот момент потеряли остатки жалости к бедному путнику. Короче говоря, после этого Рей проснулся в "келье святого Мартина" солнечным днем, весь в дырках от стрел, и узнал от обходительного лохматого Робина, что провалялся без сознания что-то суток трое.
Сначала он пришел в ярость. То есть из того, во что он пришел, получилась бы ярость, чувствуй он себя хоть немного получше. Но, рассудив здраво, он понял, что с ним поступили не так уж плохо; странно было бы ждать большего от разбойников! Робин обошелся с ним недурно, устроил в собственном домике, приставил старикашку по прозвищу Лысый залечить ему раны, а когда Рей пришел в себя, не насмехался над ним, но с интересом выслушал его сбивчивый рассказ. Даже, как ни удивительно, принес извинения за своих жадных и бестолковых людей. "Вообще-то я стараюсь не трогать вассалов Сердца и Башни, разве что из крайней нужды, - объяснил он, несказанно удивив моего брата. - А вот люди северных баронов от меня добра никогда не увидят". Рей все порывался куда-то ехать; Робин сообщил ему, что к людям сэра Бодуина из феода Сердца всегда относился сносно, и даже готов его отпустить куда угодно под честное слово, что он не выдаст никому места разбойничьего стана.
- Я даже не представляю, кто он такой, - говорил мне брат, изумленно двигая широкими бровями. - Одно про него понятно, Эрик: он - человек чести. Да, да, не смейся! Про честь он много чего понимает!
Я и не смеялся. Я скорее задумчиво грыз губы… Мы сидели в каменной "келье", у старого холодного очага, и угощались - ни много, ни мало - Робиновым красным вином. Я к тому времени уже помылся в ручье и Робиновой же острой бритвой сбрил противную бороденку, пользуясь отличным полированным зеркалом! Представляете разбойничье логово, где есть круглое большое зеркало в рамке из серебряных змей? Наверняка раньше оно принадлежало какой-нибудь купеческой дочке, но после столь хорошего приема ни о чем допытываться не хотелось. Я обрел свой прежний облик, хотя и выглядел хилым и больным; старичок Лысый принес мне по приказу Робина ("мастера Робина", конечно же) чашку травяного отвара от кашля. Что я мог подумать о разбойничьем атамане, который лично мне не сделал ничего, кроме хорошего? Вот я ничего и не думал. Только молча слушал Рея и задумчиво кусал губу.
Брат рассказал мне, что когда прошел первый пыл, у него наступило время уныния. Помощи в срок он не привел, все провалил, что было у него прошено - и самое плохое, Рей даже не знал, жив я или нет. А узнавать, понимаете ли, боялся.
Робин послал двух своих людей к замку Башни, разведать, не появлялся ли я там. Разбойники подстерегли смиренный обоз, тащившийся от сэра Руперта в монастырскую деревню, слегка пограбили вилланов и через три дня вернулись с вестями, что никаких сэров Эриков либо гонцов от него в Башне, вроде бы, не появлялось. Однако вилланы - люди глупые, могли и напутать, поэтому Рей, собравшись с силами, забрал у Робина своего конька и потащился в сторону дома - за лучшими вестями. И кого же он встретил по дороге, как не трех собственных егерей со всеми пожитками; и оные (егеря, а не пожитки, конечно) не просто вышли на прогулку, но собрались в леса, пробиваться по-своему без нового сеньора!
Наверное, Рею было страшно неловко, а заодно и очень лестно. Потому что эти трое бухнулись перед ним в пыль на колени с криками "господин вернулся!", и выразили великую надежду, что он защитит их от уже имеющихся в лесу разбойников, а также оставит при себе и всячески их приветит. От них-то Рейнард и узнал новости - я убит в поединке, сэр Овейн казнен на следующий же день, а "этот черный дьявол" Этельред разъезжает по деревне направо и налево и вешает кого ни попадя за что попало. Вот и Люка повесил - показалось ему, подлюке, что тот "чего-то замышляет". Люк, он же вообще думать не умел, куда ему замышлять, возмутился мой брат. А то, подтвердили егеря, дружно кивая горестными головами; Люк тупой был как пень, хотя и племянник одному из них, а другому - лучший друг… И всего-то бедняга ляпнул глупость на слуху Этельредовых людей: мол, что лорд Эрик, несчастный, без покаяния померший, не упокоился и звал его мертвым голосом из окна бывшей своей комнаты. Разве ж за такое вешают? За такое проспаться дают…
Так и не поехал Рейнард домой. Самое странное, что не поехал он и в замок Башни. А тако же и к королевскому двору, жаловаться на колдовство и прочий беспредел. А поехал он, как ни странно, обратно в чащу, к давно уже не святой келье и разбойничьему стану. Ориентировался в лесу он всегда отлично, и даже не забыл погукать совою, чтобы не получить в спину стрелу. Робин принял его без расспросов, приветил и приведенных им новых людей и оставил у себя на службе - себя он называл лордом Опасного Леса, а Рея провозгласил, усмехаясь и щуря темные глаза, своим оруженосцем.
На этом месте рассказа я не стерпел и так и подскочил на месте, едва не пробив головой плетеный потолок.
- Почему, дурак? - вопил я, изо всех небогатых сил тряся брата за плечи. - Как ты мог? Сын барона Бодуина - разбойничий оруженосец! Ты должен был отправляться к королю! Или к Руперту! Или куда угодно! Почему ты этого не сделал, позорище?
Позорище молчало, глядя потемневшим взглядом в холодный очаг. Потом Рей криво улыбнулся, перевел дыхание, как перед поединком, и выдавил:
- Я… Трудно объяснить. Мне… да, было стыдно. И еще… тщетно все казалось, ни для кого. А для себя я делать ничего не хотел, потому что… мне было стыдно.
- Стыдно? - возопил я еще громче, почти превращаясь в настоящего Эрика, барона Сердца. - А разбойничать не стыдно? Ты ведь наверняка уже грабил кого-нибудь, так? Отвечай!
Брат пасмурно кивнул, все глядя в сторону. Мария смотрела так, будто решала, не остудить ли меня ведром холодной водички. При этом не забывала и с непонятным торжеством сверкать глазами на Рейнарда.
- Уа-ау! - взвыл я, как ошпаренный. - Брат! Как ты мог! Чего ты стыдился-то, скажи мне на милость?
- Понимаешь, я все провалил, - тихо, через силу объяснил он, выглядя не здоровее моего. - Куда бы я ни приехал… Мне пришлось бы… Объяснять это. Оправдываться, каяться. А так меня как будто и не было. А был кто-то еще, совсем другой… свободный. Я не хотел думать, понимаешь. И потом… Мне больше некуда было вернуться с честью.
Была у Рейнарда и еще одна причина оставаться в лесу и махнуть на все рукой: у него появились люди. Из деревни бежали целыми семьями, и каждый из беглецов при виде своего живого сеньора издавал такие восторженные ахи и охи, что тот не мог не приосаниться. Ко дню нашей встречи у Рея было уже восемь своих людей - три егеря, скотопас, чью жену обидели Этельредовы солдаты, эта самая жена, их сын-подросток - уже знакомый мне конопатый Рори, и два брата-батрака, подрабатывавшие в кузнице. Вот что значит - заниматься хозяйством, не без зависти подумал я о брате: из этих людей я знал в лицо только егерей, что жили в нашем доме, а Рей при встрече сразу вспоминал их по именам - они с сэром Овейном, царствие ему небесное, много времени проводили в деревне. Не трогались с места люди, имевшие крепкое хозяйство, но те были не прочь помочь бывшим соседям и сообщить им по секрету, где и когда можно встретить слуг нового хозяина.
- Так что этой северной сволочи у нас в поместье немножко поубавилось, - кровожадно сказал Рей, и Мария посмотрела на него с отвращением.
- Очень рыцарский подвиг. Каких-то несчастных вилланов убивать…
- Да я их, в общем-то, и не убивал, - смущенно начал отпираться брат. - Это все мои люди… Кгм… то есть наши с тобой. В общем, из деревни. Они очень не любят Этельредовых…
- Угадай, почему, - снова хмыкнула Мария. - И угадай, каков был бы твой долг, будь ты порядочным человеком…
- Раз я непорядочный, тогда отвяжись от меня! - взвился наконец Рей. Я смотрел на них, вытаращив глаза: что-то не походило их общение на нежную дружбу жениха и невесты! Последний раз, когда я видел их вдвоем, они только и могли вздыхать и обмениваться влюбленными взорами. А теперь…
- Вот еще! - Мария вполне разбойничьим жестом хватила себя руками по бедрам. - Позволить тебе окончательно опуститься, да еще и переложить всю вину на меня? Ишь чего захотел! Ты не желаешь помнить, что кроме прихотей у тебя есть еще и о-бя-за-тель-ства!
- Отлично! - Рей так и впечатал кулак в каменную стену. - Все, высказалась? Тогда иди, постирай еще какие-нибудь тряпки! Это ведь тебе нравится, так? Самое занятие для леди! Это оно тебя здесь держит, я - не держу!
Мария вспыхнула, выхватила из очага пустой холодный котелок и с силой опустила его на голову своему возлюбленному. Я так и разинул рот.
- Каждый волен распоряжаться собой! - выпалила Мария, подскакивая к дверям. - Хочу - и живу здесь, и пусть тебе будет стыдно!
- Вот и распоряжайся! А я - я тоже собой распоряжусь, как хочу!
Но эти слова он выкрикнул уже в спину Марии. Она выскочила наружу, за нею гневно хлопнула кобылья шкура, закрывавшая вход. Рей мрачно потирал шишку на макушке.
- О-бя-за-тель-ства, - выговорил он потерянно. - Слышал когда-нибудь подобную чушь? Ж-женщины, они все-таки зря. Видишь, братик? Тут и захочешь - не уйдешь никуда… Потому что я ненавижу, когда мне ставят условия!
Я не выдержал - и хмыкнул. Рей бросил на меня сердитый взгляд.
- Что ты нашел смешного? Тут у него на глазах меня чуть не прикончили…
- И часто у вас так? - спросил я осторожно. Лицо брата млечно светилось в сумерках.
- Так - это котлами? В первый раз. Пару недель назад она мне съездила по физиономии мокрой рубашкой. Которую стирала, видишь ли. Мария, она ведь… совсем не умеет стирать. Теперь-то уже ничего, привыкла, а сначала…
В голосе его послышалась крайне неожиданная нотка - любовь и восхищение, если только я не полный дурак.
- Как это вообще случилось? - высказал я наконец давно наболевший вопрос. - То есть, откуда Мария-то здесь взялась? И почему она… стирает?
- Должен же кто-то стирать, одежда ведь пачкается, - пожал плечами Рей с явственной неловкостью. - Здесь, в лесу, такая уж жизнь - все всё делают сами, баронесса ты или кто. Мария же не умеет охотиться - вот и помогает, чем может. Женщин здесь мало, всего три, они со стиркой не справляются…
- Да подожди про стирку! Взялась-то она откуда?
- Ох, взялась так уж взялась, - Рейнард беспомощно посмотрел на меня в темноте. - Пойду ее приведу, пусть сама расскажет. Хоть бы ты ее убедил домой поехать, а, Эрик? Плохо ей тут… Не место здесь для леди.
Как и для тебя, братик, хотел было я сказать ему вслед (Рей пошел, бурча под нос, искать свою невесту) - но удержала меня одна мысль. Я вдруг подумал, что кто бы ни был этот Робин ("А я - бастард!"), ему здесь тоже не место.
Мария недолго капризничала и вернулась, чтобы рассказать мне свою историю. Робин не торопился явиться спать; снаружи что-то происходило, к вечеру в стан возвращались люди - слышались голоса, какие-то новые звуки, даже конское ржание. Но мы не казали носу на улицу, и нас тоже никто не тревожил.
Я заметил, как изменилась Мария, и понял, почему Рей так решительно гонит ее прочь, в поместье. Она и так-то никогда не была пышной, а тут еще сильнее похудела, прямо как Уна в годы жизни с цыганами, и выглядела измотанной и нездоровой. Удивляться нечему: молодой баронессе не пошла на пользу жизнь в лесу среди разбойников! Однако она держалась отлично, стойко улыбалась и яростно ругалась с Рейнардом, отказываясь куда угодно возвращаться без него. И по-своему она была совершенно права! Мои чувства к ней скоро оказались теми же, что у Рейнарда: смешанные ярость и восхищение.
Первое, что я спросил у нее, своей почти что названной сестры - это почему она приезжала меня искать в компании сэра Райнера? Не то что бы это теперь казалось важным, просто давно меня занимало. Мария удивленно приподняла брови.
- Я? С сэром Райнером? Н-нет, ты что-то напутал… Я вовсе не ездила в замок Башни. Вести о том, что ты умер, я узнала уже здесь… от Рея.
- Тогда начни сначала, - смущенно попросил мой брат, ласково беря ее за руку - и она не протестовала. Такой странной парочки я еще никогда не видел! Но пока Мария рассказывала, я не мог перестать думать о совсем другой девушке. Баронесса Башни, сказал старый Гаспар… С сэром Райнером… Неужели Алиса? Неужели она приезжала меня искать? Внутри у меня шевельнулось что-то теплое, хотя я и не смел позволить ему разрастись. Наверное, надежда на… жизнь.
А с Марией вот как все оказалось. Дело в том, что как раз на святого Роберта, через три дня после моего поединка, у них с Реем была назначена встреча. Они так договаривались всякий раз, расставаясь, и Рейнард ни разу не опоздал ни на одно такое свидание. Может, только потому он и согласился ехать за помощью и оставить меня - ведь гонец с дурными вестями до сэра Руперта не доскакал… Кто же знал, что Рей тоже не доскачет. А Мария ждала, и конечно же, ужасно волновалась - но ничего не говорила отцу, иначе он мог бы подумать, что Рей с нею дурно обращается. Он и так, признаться, был не в восторге от идеи отдать дочку за младшего сына, который в случае чего останется ни с чем! Я в качестве жениха ему куда больше нравился… В общем, Мария сидела и ждала, утешая себя тем, что ее дорогой жених просто все перепутал и вот-вот объявится с извинениями. Но терпения ее хватило только на три дня. А на четвертый на рассвете она потихоньку написала сестре записочку, взяла коня - и поскакала, куда бы вы думали? - к нам в гости, желая оплакать мертвого Рея или же хорошенько рассориться с Реем живым. Ведь до свадьбы им оставалось не дольше, чем до Пятидесятницы - то есть меньше двух месяцев, а за два месяца до свадьбы женихи так не поступают с невестами… без особо важных причин.
Мария - не Рей, она не умела ездить верхом ночи напролет. Да и вообще верхом она ездила не лучше всех на свете, так что к вечеру вконец вымоталась. Ей никогда не приходилось ночевать в лесу, и она очень боялась; но разум сказал ей, что отец наверняка пошлет ее искать, и Мария сошла с дороги и углубилась в чащу. Ей показалось - несильно. Там она расседлала коня, улеглась под дерево головой на седло и уснула - так быстро, что даже не успела начать бояться темноты и одиночества. Коня она отпустила попастись - тот был довольно смирный и по доброй воле никуда не ушел бы от хозяйки.
- Тебя нашли разбойники? - понимающе закивал я, желая сократить ее историю и скорее докопаться до сути. Но Мария вдруг засмеялась.
- Ну, не совсем… Это я их нашла. Долго выслеживала.
…Под утро она проснулась от заполошного ржания собственного коня и в ужасе вскочила. Девушка сразу поняла - коня нашли отцовские егеря, а теперь ищут и ее саму. Ух, она и разозлилась! Какое они все имеют право от нее не отставать - от нее, совершеннолетней и почти замужней старшей баронессы? Мария топнула ногой, пригладила волосы, чтобы вызывать у наглых мужланов больше почтения, и принялась ждать. Но ржание коня, напротив, все удалялось. Хорошо понимая, что безлошадной она доберется до Замка Сердца от силы через неделю, Мария бросилась вслед за похитителями, намереваясь задать им жару. Конь славно помогал ей - он вовсю замедлял движение ведших его, упираясь и лягаясь со всей мочи. Он хоть и был смирный конь - как пристало скакуну для девицы - однако же сохранил толику родовой гордости и не желал, чтобы к нему прикасались руки грязных разбойников. А это были именно грязные разбойники: Кабан, Сокол и Одноухий. ("Ах, если бы это был я! - сетовал Рейнард. - Я бы тут же отвез ее обратно… На это самом коне, которого сразу узнал бы…") Но Рейнарду тогда никаких дел еще не доверяли. Он только что, два дня назад, вернулся в компании своих людей к Робину и попросился, так сказать, к нему на службу. Убежденный в моей смерти, кстати говоря… Надо же, сколько времени ко мне относились как к мертвецу! Странно, что я в самом деле не умер от горечи и любви своих близких. По меньшей мере одну службу за упокой для меня заказывали - лично сэр Райнер позаботился. Хотя лучше бы за здравие… Как раз здравия мне больше всего тогда не хватало.
Но речь не обо мне - о Марии. Ей, легкой и тоненькой, долго удавалось красться по следам коня, оставаясь незамеченной. Дело тут в ее талантах следопыта - или в отсутствии таковых у Кабана и Одноухого - или же в том, что упиравшийся конь производил много шума - но она, перебегая от куста к кусту, умудрилась добраться почти до самой стоянки разбойников.
- Это другой лагерь был, поменьше и поближе к дороге, - пояснила Мария. - Без землянок, без конюшни - так, место отдохновения. Их тут по лесу знаешь, сколько… Больше, чем у наших с тобой отцов охотничьих домиков!
Она уже высматривала из кустов, в испуганном любопытстве, навес и кострище, и лихорадочно думала, не сбежать ли ей куда подальше, ведь это ж не иначе как разбойничий стан - как сзади раздался учтивый голос:
- Простите, что потревожил вас, леди… Но я решил, что лучше бы нам друг другу представиться. Как я понимаю, это ведь ваш конь? Хорошее животное, насколько я успел разглядеть…
Угадайте, кто это был? Конечно же, лохматый Робин. И, конечно же, как и я, Мария сразу подумала, что он над ней издевается.
Но она храбрая, наша Мария. Ее предки, как и наши, хаживали в крестовый поход. И свой герб, кстати - башню на синем поле - вывезли тоже оттуда: это символ верности соверену. Она (не башня, а Мария, конечно) прижалась спиной к дереву, выставила вперед кулачки и сообщила своим самым суровым голосом, что она - не кто-нибудь, а баронесса Белой Башни, и если с ней обойдутся дурно, ее отец всех найдет и перевешает.
Но Робин не устрашился и не разозлился. Он в своей куртуазной манере скрестил руки на груди и рассмеялся.
- Во-первых, леди, ваш достойный батюшка давно бы рад и без стоящей причины перевешать моих людей, но пока из схваток с вашими егерями победителями выходили все-таки мы, - сообщил он, отсмеявшись и отвешивая легкий поклон. - А во-вторых, упаси меня Господь дурно обойтись с женщиной - будь она баронесса или простая свинарка. Я только хотел предложить вам помощь и дружеское участие, потому что, как видно, вы в них нуждаетесь.