- С чего это вы взяли? - возмутилась Мария. Еще бы ей не возмутиться! Человек, укравший ее коня, теперь предлагает ей дружеское участие! Может, даже хочет, чтобы она на коленях выпрашивала обратно свою собственность?
- Во-первых, вы заблудились, а я знаю этот лес несравненно лучше вашего, - спокойно объяснил наглец. При этих его словах девушка поняла, что и в самом деле не знает, далеко ли отсюда до дороги и в какую сторону. И это не прибавило ей уверенности в себе! - А во-вторых, без крайней нужды молодая благородная дама не станет разъезжать по этому Лесу одна. Он, знаете ли, Опасный. Вас в детстве не учили, что даме нельзя ездить без сопровождения?
- А вас в детстве не учили, что воровать чужих коней - нехорошо? - не выдержала Мария. Очень уж ей сделалось обидно. День был солнечный, а ситуация - безнадежная.
Разбойник на эти слова только плечами пожал - и у Марии отлегло от сердца. Она уж думала, что его разозлила, и он сейчас растеряет остатки учтивости! Но Робина - я убедился на собственном опыте - почти невозможно было вывести из себя. Может, потому он и "дослужился" до атамана?
- Христианская мораль мне не вовсе чужда, - признался он. - Но имейте снисхождение к моему роду занятий! Я ведь разбойник. А с такой профессией можно умереть от голода, если не попускать себе некоторых мелочей. Вы знаете, это как с убийством: вообще-то убивать нельзя, но на войне - немножко можно. Особенно если стараться вести себя наилучшим образом даже в таком положении; например, не добивать раненого - в битве и не грабить дам и священников - на большой дороге. Поэтому коня я вам, конечно же, верну с извинениями за простую натуру моих людей. Если бы вы сообщили им, что это ваш конь, а не прятались - вы бы получили его обратно без долгих споров. Впрочем, может быть, так и лучше. Иначе мы с вами бы не познакомились.
- Я и не желаю с вами знакомиться, - отрезала Мария, едва не плача. - Раз вы такой благородный, отдавайте мне коня. Сейчас же.
- Сначала ответьте, куда вы на нем собираетесь поскакать. Я не собираюсь потворствовать неразумным поступкам. Мои люди могут сопроводить вас до самого замка вашего отца…
- Да не ваше это дело, куда я еду! - вскричала Мария почти что жалобно. - Отдайте коня, все равно ничего хуже вас я в этом лесу не встречу!
- Ошибаетесь, леди, - покачал головой Робин. - Времена изменились, теперь в Опасном Лесу есть опасности и кроме нас. Вы получите коня только в обмен на откровенность. Куда едет леди баронесса Башни втайне от собственного отца? Уж наверное не в церковь - иначе ей следовало бы свернуть еще две мили назад. Или вовсе не заезжать в лес.
Марию тошнило от его проницательности. Но делать-то было нечего!
- Предположим, я направляюсь в гости, в Замок Сердца, - осторожно сказала она. - Теперь довольны? Отдавайте коня!
- Не так быстро, леди, - Робин придержал ее за руку, отчего она отдернулась, как от змеи. - Может быть, после нашего разговора вы передумаете и поедете все-таки домой. Второй вопрос: к кому вы едете в гости?
- Не ваше дело! - снова вспыхнула Мария, но снова смирилась от безвыходности. - Ну хорошо. К сыновьям покойного барона, сэрам Эрику и Рейнарду. Принимаете ответ?
- Тогда, к сожалению, вам нечего делать в поместье Сердца, - подходя еще чуть-чуть ближе, сокрушенно сказал атаман. - По моим сведениям, сэр Эрик либо мертв, либо пропал без вести, и сэра Рейнарда тоже нет в замке. Земля захвачена неким сэром Роландом из Замка Орла. Слышали о таком?
- Лжете, - выдохнула Мария, ее и без того не маленькие глаза стали как две плошки. - Не может быть…
(Только потом, смущенно объяснила она мне, я поняла, зачем он так близко подобрался. Боялся, что я в обморок упаду. Не знал, что дамы Белой Башни - крепкие, им нюхательная соль не нужна…)
- Благодарите Бога, что мы помешали вам туда доехать, - посоветовал Робин. - Там сейчас куда опасней, чем в нашем, так сказать, разбойничьем логове. И доказать, что я не лгу, довольно просто. Эй, Сокол! - присвистнул он в сторону. - Где сейчас мой оруженосец? Все еще спит после вчерашнего? Не подумайте дурного, леди, он просто вчера был занят со своими людьми. Значит, это, он здесь дрыхнет или в келье? Езжай вперед и растолкай, пускай выбирается навстречу. Скажи - к нему невеста приехала. Не каждый день невесты приезжают…
- А потом она просто отказалась уезжать, - сокрушенно сообщил Рей. - По-моему, глупость страшная. Белобашенное каменное упрямство… Сарацинская настырность…
- Называй как хочешь, - фыркнула Мария. - Уеду только вместе с тобой. Мы помолвлены, если ты не забыл, а значит - в ответе друг за друга! Троицын день, между прочим, подходит. Можем пожениться, можем и помолвку расторгнуть.
- А твой отец? - осторожно спросил я. - Он ведь, наверное…
- Конечно, волнуется, - Мария повесила голову. Похоже, ее это все-таки задевало. - Но я… Я сделала, что смогла! Послала ему весточку. С одним отцовским человеком, которого на дороге пограбили. Робин его тем и утешил, что за письмо от дочери барон его наградит куда больше, чем мы… то есть они его - обчистили. Я там написала своей рукой, что со мною все в порядке, и искать меня не нужно… Пока не объявлюсь сама.
- Думаешь, хоть одного родителя утешит такое сообщение? Особенно - сэра Руперта?
Мария, видно, так не думала. Она вместо ответа всадила твердый кулачок в бок моему бедному брату.
- А что ты мне говоришь? Вот ему скажи! Это из-за него мы тут… Бог весть чем занимаемся!
- На самом деле твой приезд, братик… Это все меняет, - медленно выговорил Рей, не обращая на Мариины побои никакого внимания. И я хочу… в общем… Ну…
- Чего?
- Покаяться, - трудно выговорил он, не глядя мне в лицо. - Это же получается, ты там сидел в плену. У этого колдуна. И ждал, что я приеду… По обещанию. Хоть какой-то помощи ждал. А я…
- Да ладно, это я виноват, - я обнял брата за плечи, радуясь, что не видно, как я реву. Надо же было так поломаться за последнее время - слезы совсем близко и выливаются наружу от любого пустяка! - Я проиграл поединок. Из-за этого все и покатилось под гору… Может, правда следовало отказаться. Или позволить тебе драться вместо себя…
- Нет, я виноват, - упрямо (Рей уперся рогом) продолжал он. - Я поверил, что ты умер. Даже не видя тебя мертвым… Отказался на что-то надеяться. В общем, свалял большого труса.
Я вспомнил, какое у него было лицо, белое в ночной темноте, когда он все держался за мое стремя и снизу вверх говорил, что вернется.
- А я - никудышный рыцарь. Самый никудышный на свете! Проиграл Божий Суд, ты подумай… Притом, что был прав… Тоже мне, рыцарь Мердок…
- А я, а я… Позволил тебе биться! А должен был сам…
- А я думал, ты меня бросил. И еще - я впал в уныние…
- А я тебя оставил во время поединка! Если бы я был там, видел бы сам, что ты не умер…
- И тебя убили бы вместе со мной, как Овейна! Нет уж, это я виноват…
- Довольно, что ли, самобичеванья, - перебил нас от порога новый голос - громкий и слегка насмешливый. Мы как по команде подпрыгнули, глядя туда. Это вернулся Робин - черный силуэт на фоне темно-синего проема двери; узнать его можно было по длинной спутанной гриве волос. Интересно, давно ли он там стоит и слушает, подумал я невольно - ведь мы так увлеклись друг другом, что не заметили бы целой неприятельской армии.
- Мастер Робин? (все-таки приросло само собой почтительное обращение, заметил я уже пост-фактум.)
- Всегда к вашим услугам. И вот что я вам скажу, леди и сэры, - он длинными шагами пересек комнатку и поставил одну ногу на край холодного очага. Робин был изрядно выше меня и чуть-чуть - повыше моего брата. Я подумал, что он, наверное, очень сильный. - Хватит говорить о том, кто и чего не сделал. Что вам сейчас нужно - это хороший военный совет.
И тут Мария сделала то, чего от нее никто не ожидал. Мы с Реем приоткрыли рты от изумления, когда она вспрыгнула на ноги и поцеловала разбойника Робина в небритую щеку.
Глава 10. Роланд
- Ладно, решено, - он заправил за уши длиннющие лохматые пряди и улыбнулся. Я никогда еще не видел у него такого выражения - вместо обычной приветливо-скептической ухмылочки. То, что лежало в уголках его рта и в глазах… Наверное, это и есть надежда. Но странная, злая какая-то. - Вместе и поедем.
- То есть как? - мой брат укусил грязноватый ноготь - стало быть, заволновался. Мы сидели на третьем за последние три дня военном совете за столом в большом шалаше, в лагере Робина - не том, что с кельей, а новом, незнакомом мне. Этот стан располагался южнее прежних, где лиственный лес богато разбавляли сосны. Сейчас мы находились ближе к Замку Башни, чем к нашему. Вечерело, слегка болел живот от недожаренного мяса. И Робин, атаман разбойников, только что сообщил нам, что едет с нами к королевскому двору.
- Да вот так, - он чуть прищурился, как будто оскорбившись на удивление Рейнарда. - Могут у меня быть дела при дворе, как вы думаете? Хотя я и бастард.
- Ни в коем случае не хотим вас обидеть, - горячо заверила Мария. Она, дочь барона, тоже принимала участие в наших советах - с нами наравне; и ее мысли, признаюсь, порой бывали более дельными, чем мои или Реевские. - Ну подумаешь, бастард… Я читала, что королевская династия однажды прервалась, и что бы мы тогда делали без бастарда государя Альберта Первого? Он, между прочим, стал королем Отоном Великим и загнал северных варваров далеко за горы, вот так! Дело совсем не в том, в законном ли вы родились браке, Робин. Просто… ведь вы же…
- Разбойник, - в лоб высказался Рейнард, простая душа. - Думаете, король вас примет так просто… среди своих рыцарей?
Лицо Робина на миг свела тоскливая судорога. Кого-то он мне опять очень напомнил. Но это так быстро кончилось, что я не успел понять - кого именно.
- С этим я как-нибудь разберусь. Помнится, король обещал за разбойников Опасного Леса награду? Получу ли я свои золотые, если выдам ему самого их атамана?
Я открыл было рот, чтобы спросить - но тут Мария так пнула меня под столом, что речь осталась не родившейся. Я вместо того прочистил горло и сказал:
- М… Гм… Значит, поедем вчетвером. Когда, по-вашему, надобно выезжать?
За две недели жизни с разбойниками я окреп и почти совсем выздоровел. Лысый старичок усердно поил меня травяными отварами, работы мне не поручали никакой - самое трудное, что мне встречалось, это переезды с одного места на другое. Я отъедался за двоих, и теперь при купании смотрел на свои торчащие ребра уже без прежнего ужаса - их слегка прикрыла новая плоть. В остальное время я лежал - обычно в шалаше или землянке, принадлежавшей атаману, или сидел в холодке и думал о своем, глядя на качающиеся зеленые ветви. Такие красивые… Так давно я не видел зеленых ветвей… Даже не так давно - всего месяц какой-то; но за этот месяц я успел понять, какие же они прекрасные, деревья. Я теперь замечал много такого, на что раньше не удосуживался посмотреть как следует. Например, что у платанов молодые листья - толстые и лоснящиеся, а старые - тоньше, и все в прожилках, как рука старика. Или что у молодых елочек на концах ветвей появляются и почти что на глазах растут крохотные зеленые шишки. А еще я видел совсем вблизи соловья - и в первый раз рассмотрел, какие у него бурые короткие перышки, и как на горле у него двигается маленький кадычок, когда он выводит особо сложную руладу. Должно быть, Господь подарил мне эти две недели тишины, чтобы я научился смотреть. Чтобы я все очень хорошо запомнил.
Голова еще кружилась, когда я резко вставал с места, но ходить я уже мог подолгу, не останавливаясь отдохнуть. Руки у меня загорели, и толстые шрамы выделялись яркими полосками. Часто компанию мне составляла Мария - когда не была занята стиркой или готовкой. А я вовсе не работал, чего к концу первой седмицы начал даже слегка стесняться. По ночам рядом со мною спал мой брат. Робин любезно делил свое ложе с нами обоими, а Мария спала отдельно, с женщинами; и я иногда просыпался от ровного дыхания Рейнарда и лежал в душной темноте, в разбойничьей землянке, слушая, как дышит мой живой брат. Так я узнал еще одно счастье - видеть живыми своих близких. Хочешь - даже потрогай рукой, вот он лежит, теплый такой, малость грязный. Всхрапывает во сне. Живой, просто поверить невозможно, до чего это хорошо!
Странно: во дни, когда я был бароном, я все время страдал от чего-нибудь - от неразделенной любви, ревности, недостатка денег или славы - и, конечно же, всегда от зависти. А теперь, все потеряв, я вдруг получил взамен внутреннюю тишину. Покой. Да, счастье.
Я не смел надеяться или расспрашивать, но и сам видел, что вокруг все меняется. За те дни, как я жил среди разбойников - правильнее будет назвать их людьми Робина - не ограбили ровным счетом ни-ко-го. Атаман по-прежнему раздавал поручения, каждое утро занимал всех работой и рассылал в разные стороны; но ни разу, насколько я видел, никто не возвращался с добычей. Исключая зверюшек из силков и дичь, добытую на охоте. Один раз я слышал, как разговаривали меж собой двое разбойников - Роб, по прозвищу Бычий Хвост, и еще один, здоровенный, которого я не знал по имени. Оба они были не из наших с Рейнардом виллан - из прежней еще, Робиновой шайки.
Я лежал в шалаше и дремал, а они меня не разглядели сквозь ветки и думали, что говорят наедине. Собственно, они роптали - и этим самым ропотом меня разбудили. И были они не слишком-то добры, так что я счел за лучшее не высовывать носа и притвориться, что меня тут нету. Шалаш пустой, пустее не бывает. И вы бы поступили так же, сэры, если бы услышали у себя над самым ухом:
- Чтоб он сдох, этот несчастный рыцаришка! С тех пор, как он появился, мастер Робин совсем того… Он и раньше-то был, это… не слишком хваткий. Хоть и храбрый.
- Не то слово, Хвост, не то слово! Уже луна сменилась, а у нас в карманах пусто, как у черта в заднице! Так и на Троицу не с чем будет в кабак завалиться! Зачем, спрашивается, мы вчера упустили тот обоз с горшками? Ясно же, к ярмарке потащились, небось все свои гроши в платки завязали… А он говорит - белобашенный, мол, обоз, не трогать, это вам не северяне.
- Да ясно, парень, что блажь это все. Но я против Робина не попру, мне жить нравится. Помнишь старину Седа? Не хочешь на его место? А? Вот так-то…
- Может, исправится мастер-то? Подурит - и плюнет, - с надеждой предположил здоровила. - Это все из-за хиляка того, против его братца-то я ничего не имею. Братец - парень свой, хоть и из благородных. А вот тощий в одиночку мастеру мозги намутил. Прихлопнуть бы его, и все стало бы по-прежнему… А то, я боюсь, мастер чего-то задумал. Думает он, понимаешь, много, все с рыцарьём своим сидит, с нами уже и пива не тянет…
Ну, и все в таком духе - часа на полтора. За это время я успел от изумления перейти к гордости - может, я наставил Робина на путь истинный? - и снова к разочарованию: дело тут было, кажется, не во мне. А просто, по выражению преданного парнюги, "мастер чего-то задумал". И насколько это чего-то являлось безопасным для нас с Реем - я не знал. Хотя почему-то не мог не доверять Робину. Даже понятно, почему!
Он ведь почти что спас мне жизнь. И приютил моего брата и его невесту. И собирался помочь нам попасть к королям на Троицу. И, кроме того, оказался удивительно приятным собеседником! Я бы сказал, что у Робина врожденная способность к диалектике; с ним было приятно побеседовать и поспорить обо всем на свете, от рыцарских романов - которых он немало читал! - до турнирных правил для конных и пеших сходок или до геральдики. Он истолковал мне мой собственный герб так, как я сам бы не смог! Пояснил, что такой знак - языки пламени из верхней части фигуры - фламбойянт, горящий - может быть применен к любому геральдическому символу, не только к сердцу; и всякий раз это означает особый пыл в чем-либо. Например, вот клинок фламбойянт - неистовство в битве. И что первый раз такой герб - сердце - появился в артуровских легендах, его сам сэр Персеваль носил. Только на одну тему Робин ни разу не говорил - он ничего не объяснял о себе. А я и не спрашивал - боялся, что мне не ответят.
Приближался день св. Фердинанда, назначенный для нашего отбытия в Город. Раньше времени ехать мы не собирались - Робин желал прибыть именно в праздник Троицы (и я догадывался, почему - в праздничный день больше шансов получить прощение за покаяние). Я еще не был готов к такой долгой дороге. А Рейнард… Мой лучший в мире брат, не без слабостей, как и любой человек на свете, немного тянул время. Потому что в Город мы направлялись не блеснуть на турнире, к примеру, а жаловаться королю и королеве на захват наших земель с помощью колдовства, и просить у них милостивой помощи. А в этом почета мало.
Я сначала даже протестовал, не желая упоминать о колдовстве. В конце концов, Этельред победил меня в честном поединке. Я даже не был уверен, что король или герцог согласится помочь мне в отвоевании феода. Божий Суд есть Божий суд, вот если бы я не соглашался - дело другое. Но Рей и Мария хором напомнили мне о жестоком обмане, о том, как меня выдавали за мертвого, и о шрамах на моих руках… И о том, что за пение мы с братом слышали со смотровой башенки. Я стремительно согласился с ними, подумав о Роланде. Если колдуна не обвинить и не уничтожить королевскими силами, мой несчастный друг так и останется под его властью!
…Роланд. Чем ближе к делу, тем больше я о нем думал. Он, правда, как будто отстранился, из человека превратился в образ - но я любил его, в самом деле любил, и каждый вечер молился перед сном, чтобы Роланда удалось спасти. Чтобы он, пожалуйста, хотя бы дожил в лапах Этельреда до дня, как с колдуном будет покончено. А что король, да вместе с архиепископом, покончат с ним одним ударом, я не сомневался. Ведь колдунов отец Этельстан был куда сильнее, и тот продержался не больше пары месяцев!
Про этого Этельстана мне, кстати, подробно рассказал Рейнард. Его тоже поразила мысль, что черный Этельред - сын злодея, убитого еще до нашего рождения. Брат стонал и хлопал себя по лбу - как всегда, когда видел, что раньше упустил нечто важное. Я рассказал ему и о письме отца, и о том, как оно спасло меня от отчаяния, и Рей в очередной раз принялся каяться. И снова нас за этим увлекательным занятием застал Робин и погнал собираться - завтра с рассветом мы выезжали в путь.
Робин меня глубоко поразил. Когда под птичий утренний крик мы с братом выползли из шалаша, зевая и потирая глаза, бастард-разбойник уже ждал нас при полном параде. У него, оказывается, имелся недурной доспех! Должно быть, снял с рыцаря, подумал я невольно. Правда, кирасы он не надел в дорогу, ограничившись шлемом, латными наручами и поножами поверх кожанки; но те недурно сверкали, начищенные и смазанные - даже мой доспех не выглядел таким славным, когда над ним корпел сэр Овейн! Коня своего, здоровенного гнедого, Робин тоже почистил и даже подстриг ему хвост и гриву. Седло у него было рыцарское, седельные сумы - из самой лучшей кожи. Длинные лохматые волосы он помыл, расчесал и завязал на затылке в хвост кожаным шнурком. Если на кого-то он и стал похож, так на рыцаря, причем не из мелких, вроде нас с Рейнардом! И еще на кого-то он стал похож. Только опять я не понял, на кого именно.