Овейн летом следующего года ездил в город по торговым делам и привез вести - Роланд тоже оставил Университет. Его отец, барон Хогарт, скончался, и Этельред увез моего друга домой. Больше всего меня поразило, что Роланд ко мне не заехал. Ведь ему было по пути! Должно быть, они остановились в монастыре. Я только надеялся, что им не повредили разбойники. Ходили слухи, что те вконец распоясались; я сам ни разу не имел шанса в этом убедиться, но сэр Руперт однажды попал в засаду и с трудом отбился, потеряв одного человека. Это как раз когда он ко мне ехал, помогать вершить суд. Сэр Руперт был ужасно зол, проклинал разбойников, грозился собрать ополчение и прочесать лес вдоль и поперек. Но Опасный Лес разве прочешешь! Вдоль дороги еще куда ни шло, а в чаще там шею сломишь. Сэр Руперт перед отъездом мне строго-настрого завещал ни за что в одиночку через лес не ездить. А то я мог бы - к Алисе наведаться… Он, ее отец, благосклонно смотрел на нашу дружбу - я понимал, что он не прочь с нами породниться; тогда дело стояло только за Алисиным согласием. Коему ничуть не поспособствовало бы, разорви меня на кусочки разбойники.
Так вот, эта история началась… Я в тот день особенно скучал по Роланду. Не видеть лучшего друга целый год - это нелегко! И ни одной весточки, хотя бы просто пары слов, что он жив-здоров и на меня не в обиде. Ведь он ко мне не заехал… И там еще этот Этельред, который меня терпеть не может… Отчего бы это так быстро умер Роландов отец? Я его видел, барона Орла, всего пару месяцев назад, и он казался здоровым и полным сил. Мой-то отец долго болел, прежде чем скончаться, уже с полгода как кашлял кровью. А барон Хогарт… Самые дикие идеи рождались у меня в голове. Уж не уморил ли его колдун и язычник Этельред? Всякий раз, как мы с оным встречались за четыре года, он не любил меня все больше. Не потому ли умер барон Хогарт, чтобы черный кастелян мог забрать моего друга в замок, подальше ото всех, и там владеть им в одиночестве? И зачем ему Роланд? И почему мой отец запрещал пускать Этельреда на порог?
Такие мрачные размышления вряд ли помогают хорошо сражаться. Поэтому наша с братом тренировка на заднем дворе обратилась для меня в крайне утомительное занятие. Рейнард быстро загонял меня, наставил синяков сквозь плохонькую кольчугу, и я держался только на чистом упрямстве - не подобает рыцарю быть битым рукой младшего брата! Солнце пекло не по-апрельски, плиты заднего дворика раскалились, глаза мне заливал пот.
- Ну что, довольно? - проговорил брат, задыхаясь, и оперся на меч. Голос у него из-под шлема звучал как из бочки. Он тоже выдохся - хотя, конечно, не так, как я. - Вижу, ты уже готов. Кончаем или еще сходка?
Спасение неожиданно явилось в лице сэра Овейна, который выбежал из-за угла дома, весь красный и смятенный, и бросился к нам, крича еще издалека.
Понимаете? Это я про сэра Овейна. Который никогда не бегал и не повышал голоса. Именно этот рыцарь с пышными усами выбежал, крича во весь голос.
Я так поразился, что даже забыл про брата и тренировку. Я начал сдирать с головы шлем, чтобы лучше слышать нашего кастеляна, но забыл снять железные перчатки и не смог подцепить ремешок. Сам сэр Овейн, добежав до нас наконец, освободил меня от шлема, и руки его дрожали.
- Войско, сэры, - сказал он хриплым голосом. - Идет прямо на нас. Двести человек или около того. Уже огибает соседний холм.
Я так и стоял с открытым ртом. Обращение "сэры" меня добило. Я знал риторику, поэтику и слегка - богословие, но понятия не имел, что делают с приближающимся войском в двести человек. Меня никто никогда не завоевывал. Двадцать один год - это много, да, но не в мирные времена.
Рей тем временем уже подбежал к нам, со шлемом в руках. Волосы его, темные от пота, облепили лоб, на щеках виднелись грязные потеки.
- Закрыть ворота, - распорядился брат. - Быстро послать гонца к сэру Руперту. Второго гонца - к войску, с вопросом, что им нужно.
- Уже сделано, сэр, - отозвался Овейн. - К Руперту поскакал Петер Косой, навстречу войску - Иов.
Рей кивнул, потирая виски. Потом спросил отрывисто:
- Сколько у нас человек?
Я здесь, похоже, был совсем лишний, хоть и владелец феода.
- С нами - пятнадцать, сэр. Считая конюха - старика, четырех женщин и мальчишку. Иова я посчитал. Петера - нет.
- Если они уже у холма, деревенских призвать не успеем, - Рей вгрызся в грязноватый ноготь, как всегда в минуты горьких раздумий. - Черт возьми! Так, пока не поздно, посылай мальчишку в монастырь. Если что-то серьезное, пусть пришлют священника, тот пригрозит им отлучением.
- Да, сэр, - и Овейн так же быстро умчался к людским строениям, а мы с братом остались стоять, как дураки. С тренировочным тупыми мечами в руках. Я за все это время не проронил еще ни слова.
- Пойдем глянем, - бросил Рей и тоже побежал - как был, пропотевший, в дырявой кольчуге. Я, конечно же, за ним. Мы вбежали в дом, бегом через прохладный рыцарский зал, на второй этаж, со второго - по винтовой лестнице, и в смотровую башню.
Она довольно высокая, тем более что дом наш стоит на холме. Здесь в военные времена караульный сидел ночь напролет, а потом разве что я на вакациях звездное небо изучал, чтобы астрономию не забыть. Мы взлетели по лесенке, отдуваясь и грохоча железом; старые перила так и стонали под нашими руками. И оттуда, обтекая потом и часто дыша, сверху вниз на фоне зеленого и синего мы увидели их.
Железная змея вытягивалась, кольцом огибая соседний холм. Кольчуги солдат ярко блестели на солнце - так же ярко, как синий металл реки вдалеке. Я никогда не видел столько солдат сразу! Первое, что я подумал - это как же им тяжко идти скорым маршем по такой жаре. Там были не только пешие, над сплошной железной массой возвышалось несколько всадников, сзади лошади тащили повозки с добром. Брат справа от меня тихо присвистнул. Я смотрел вниз слезящимися глазами, чувствуя себя очень глупым и беспомощным. Пока не увидел вдруг…
Было безветренно, а тут с реки налетел легкий ветерок. Он развернул белое полотнище, висевшее над войском, как высунутый от жары язык. Как будто язык решил нас подразнить! Знамя развернулось и заполоскалось на ветру, и я увидел герб на нем - летящего черного орла.
Я захохотал! Ух, как я засмеялся! Сердце мое стало легким-легким, руки и ноги - тоже, и я обнял своего брата, смеясь и смеясь. Рей слегка отстранился, думая, что я спятил. Тогда я объяснил ему, указывая вниз, чтобы брат тоже увидел.
- Это же Роланд! Видишь орла? Это Роланд с северных холмов! Мой лучший друг. Он все-таки пришел.
- И что ж ты думаешь, - Рей усмехнулся как-то одной стороной лица, - твой Роланд в гости к нам приехал с таким войском? Потому что давно не виделись?
Я медленно разжал объятия. Выражение лица брата вызывало у меня желание его ударить. Причем не по-дружески ткнуть в бок - а залепить ему хорошую пощечину.
- А что иное я должен думать о своем друге?
- Эрик, но рассуди здраво… - начал он холодным, чужим голосом. Если я когда-нибудь ненавидел своего брата, так это тогда. Я развернулся и бросился вниз, не желая его видеть. Я желал видеть одного Роланда. И только ускорил шаги, когда Рей загрохотал по ступенькам за мною вслед.
Сэр Овейн вовсю хлопотал у ворот. Там уже заперли все возможные засовы, спасибо сэру Руперту, что ворота успели укрепить. Слуги таскали лестницы, какие-то ведра, плакала женщина - мать мальчишки, которого Рей приказал отправить в монастырь. Привалясь к воротам, перед Овейном стоял Иов - тот самый молодой егерь, что ездил спрашивать у войска, чего им надобно. Он был бледный, лепетал и терся о бревна спиной, ерзая туда-обратно; кастелян перед ним вовсю мочалил ладонью усы, что являлось признаком сильнейшего гнева.
- Не мог я, сэр, это ж верная смерть! - отпирался егерь. - Ей-богу, едва меня завидели… Три стрелы, не меньше, вот вам крест! Еле ноги унес!
- Кто приказал стрелять?
- Ры… рыцарь… Он рукой махнул…
- Как он выглядел?
- Дак не знаю, сэр, он в шлеме был…
- Ты хочешь сказать, что даже не узнал, кто на нас идет?..
Из усов сэра Овейна вылетали щетинки. Я оттеснил кастеляна от бедняги егеря, у которого на лице смятение сменилось беспросветным ужасом.
- Сэр… Сэр Эрик, лорд…
Чтобы они в другое время ко мне так почтительно обращались! Я придал своему лицу то, что мне казалось выражением снисходительной уверенности, и сказал:
- Овейн, отстаньте от него. Это едет Роланд Черного Орла, мой друг. Все в порядке.
Овейна всего перекосило.
- То есть как это - в порядке? - и слова его проиллюстрировал своим взглядом бедный егерь.
- Да вот так. Никто на нас не нападает. Это мой друг Роланд едет в гости. Отмените все приготовления.
- Эрик, - медленно выговорил Овейн, (а где же сэр? Лорд и все прочее? Ну, вот, порадовали - и будет…) - Эрик, ты с ума сошел? В гости с войском не ходят. Я в своей жизни видел осады, Эрик. Если они не идут осаждать нас, то я глуп, как пучок редиски, и готов съесть свои сапоги. В Иова приказали стрелять. Это тебе не ясный ответ?
- Должно быть, они его с чем-то перепутали, - невозмутимо отозвался я, начиная всерьез злиться. За кого они меня принимают, за мальчишку? Как они смеют предполагать такое о моем лучшем друге? Роланд - идущий с войском отнимать мое поместье? Это же просто смешно! Все равно что Рей, замысливший меня отравить!
(И то у Рея были бы хоть какие-то причины, подумал я невольно - и самого от себя затошнило. Брат бы тогда стал владельцем феода и мог бы завести семью без страха остаться неимущим после моей женитьбы. А Роланду зачем мое жалкое поместье? У него свои земли втрое богаче!)
Овейн еще пытался что-то возражать, но я не слушал. Я бросил ему в руки свой шлем и тренировочный меч, которые все еще таскал с собою, и обернулся к Иову.
- Давай коня.
- Эрик, ты не собираешься туда ехать, верно? - спросил сэр Овейн страшным голосом. Угадайте, что я ответил? Правильно, ничего. Только снова заорал на Иова.
- Я кому сказал? Давай коня! На котором сам ездил!
- Эрик, - швыряя на землю мое тренировочное барахло, Овейн схватил меня за руку. - Ты этого не будешь делать, бестолковый мальчик. Твой отец…
С меня было довольно! Нет, в самом деле, какого…
- Молчать, вассал! - крикнул я самым противным голосом на свете, вырывая у Овейна свое запястье. Слава Господу, что я его не ударил. Я ведь мог. Мог.
- Коня!
Бедняга Иов оказался между двух огней. Взгляд его бегал между нами с кастеляном и никак не мог остановиться от смятения. Но, похоже, я все-таки был страшнее. Потому что егерь оторвал спину от ворот и подвел мне коня - того, на котором только что выезжал сам навстречу войску. Я едва попал ногой в стремя от ярости. Овейн молча следил за мной, бледный до синевы, но в красных пятнах. Он не попытался схватить коня под уздцы - и это было очень хорошо.
- Открывай!
Кастелян издал низкий горловой звук, прелюдию к моему имени. Иов, должно быть, читал его мысли, потому что не тронул засовов на створах ворот, но отпер узкую калитку сбоку - как раз довольно, чтобы проехать одному всаднику. Я зарычал бы на него за это, но меня что-то душило изнутри. К тому же я услышал позади "звяк-звяк" и понял, что это бежит одоспешенный Рейнард.
Я ударил коня пятками по боками с места выслал его в галоп. Первые секунды я слышал, как Рей позади зовет меня по имени, но не обернулся. Послушная крестьянская скотинка, не привыкшая к таким требованиям, затрюхала странным, тряским аллюром, для которого я даже названия не знаю. Мне стало легче, когда ветер коснулся лица, сдувая капли пота и откидывая волосы. Я увидел рыцаря в первых рядах войска, в белой котте, на красивом черном коне - он крутился в седле, делая знаки солдатам. Несколько вскинувшихся было луков опустилось. И они мне будут говорить!.. Сердце мое залило солнце. Я ехал к Роланду. К Роланду!..
- Роланд! - вскрикнул я, давая шпоры коню, и тот полетел вниз по склону, как птица. Рыцарь остановился - он был уже почти у подножия - и ждал, откинув забрало. На нем был хороший латный доспех (разбойники, вспомнил я, вдоль тракта! Вот зачем такое большое войско - разбойники!), и на миг мне стало стыдно, что я скачу другу навстречу на бог весть какой лошаденке, в старенькой тренировочной кольчуге с прорехой на боку. Но ничего, он поймет. Он обрадуется мне и такому, а потом я переоденусь в красные одежды, его подарок, и приму друга как подобает. Вот только где нам разместить это войско? Разве что в деревне. Конечно, в деревне!
Я подъехал совсем близко, и белый рыцарь тронулся мне навстречу, слегка оторвавшись от остальных. Конь мой замедлил шаг и остановился. Он тоже остановился и спешился, и я спрыгнул с седла, улыбаясь и делая шаг навстречу, чтобы обнять его. Тогда он поднял обе руки и снял свой шлем. У меня в сердце как будто что-то умерло. Потому что это был не Роланд. Это был Этельред.
Он смотрел на меня черными, черными глазами и не улыбался. Я стоял, слегка приоткрыв рот. Наверху, у меня за спиной, на стенах, что-то кричали, но я не слышал.
Наконец я понял, что надо спросить, и выговорил:
- Где Роланд?
Именно так - даже не "зачем вы пришли".
Этельред первый раз в жизни заговорил со мной. Рот его был как черная щель, из которой выпали слова:
- Это не твое дело.
Я просто задохнулся. Стоял и смотрел на него, не в силах поверить. Потом развернулся - единственный шанс был в скорости - и побежал… Не к крепости, не к своему коню. Прямо к войску, которое привел Этельред.
Я расталкивал солдат локтями, и они, как ни странно, давали мне пройти, ошалев от такой наглости - а может, просто не смея без приказа тронуть дворянина. Я бежал и звал Роланда по имени, зная, что он здесь, но не зная, что сделал с ним этот… злой колдун…
Он сам выехал мне навстречу - второй всадник, на белом коне, в черной котте (траур по отцу), без шлема. Он был без доспеха. У него были такие белые волосы, и белое лицо… У моего Роланда… как будто он долго болел - тени под глазами, и рука, державшая поводья, была совсем тонкая, тоньше, чем я помнил. И совершенно больной, отсутствующий взгляд. Как будто он плохо видел. Или не сразу узнал меня. Но это был он.
- Роланд, - выдохнул я, хватаясь рукой за луку его седла. Я хотел взять его за руку, но сразу не достал - конь был высокий. Гора свалилась у меня с плеч: он был здесь, и он был жив, значит, все не так уж плохо.
- Эрик, - отозвался он чуть слышно - и отвел глаза. Это было так ужасно! Он не смотрел мне в глаза. В самом деле.
- Роланд, что происходит? Ты что, в самом деле приехал меня…
Я не смог выговорить ни "завоевывать", ничего в это роде, лишь скривил губы, готовый рассмеяться, как только будет нужно. И рот мой так и остался крив, когда Роланд так же тихо, не глядя мне в глаза, отозвался - и ветер чуть шевелил его блестящие белые пряди.
- Да, Эрик. После того, что ты сделал… Ведь я считал тебя другом…
- Я? Сделал?! - вскричал я во весь голос, чуть не упав от потрясения. Я сделал что-то Роланду? Когда? Что это за бред? Глаза мои так вытаращились, что я боялся - они вывалятся из орбит и повиснут на ниточках.
И тут на плечо мне легла тяжелая рука.
Роланд смотрел вперед и вдаль, но не на меня, не на меня.
- Этельред знает, - выговорил он, как тяжело больной. Я бешено обернулся к Этельреду, стряхивая его мерзкую руку со своего плеча.
- Что?! Это он?! Что он тебе про меня наговорил? Это все ложь! Роланд, ты что, ему веришь…
- Не смей с ним разговаривать, предатель, - сказал голос Этельреда - слова из черной щели рта. Если бывает в самом деле ледяной голос, то это был он. Презрение и ненависть. Такие сильные, что даже ощутимые телесно.
Я даже не ответил ему - смотрел только на Роланда. Что бы ни сделал с ним грязный колдун, это можно было исправить. Роланд верил мне. Я знал, что он всегда поверит мне! Если только мне дадут время, надо только поговорить… Как ни странно, то, что Роланд против меня, ужасало куда больше, чем мысль об осаде.
- Роланд, - торопился я, цепляясь за поводья, стараясь дотянуться до его руки. - Я не знаю, что случилось, клянусь, не знаю. Меня оболгали. Кто сказал тебе дурно обо мне? Он, Этельред? Подожди, ты не знаешь всего! Мой отец написал о нем…
"У меня есть причины считать его дурным человеком". Ох, отец! Как же ты был прав!
Этельред не дал мне договорить. Проклятый колдун рванул меня за плечо, отрывая от моего друга. Я увидел глаза Роланда, туманные, больные, умоляющие.
- Этельред, ведь ты знаешь…
- Да, мой лорд.
И тут Этельред сделал это. Он ударил меня по лицу.
Я был так поражен, что никак ему не ответил. Такого со мной никогда еще не случалось, и я даже не сразу понял, что произошло. Мне всегда казалось, что пощечина - это скорее ритуальное оскорбление; а тут в голове как будто колокол ударил, и во рту появился вкус крови - щека изнутри разбилась о зубы. Я вытаращился на Этельреда сквозь рассеивающуюся темноту. Он стоял спокойный, как и раньше, сощурив черные глаза. На щеках его было две вертикальные складки. Солдаты молча смотрели, приоткрыв рты.
- Может, ты не понял, но это вызов, - сказал он спокойно, щурясь и не двигаясь. - Если ты не трус, будешь драться за свою землю.
Меня трясло, как от жара. Я даже забыл, что вокруг очень много людей, и все они - враги. Будь у меня перчатка, я швырнул бы ее в лицо Этельреду. Ненависть - страшная штука. Она как маленькая смерть.
Но перчатки у меня не было. Надо мною на коне сидел Роланд, мой лучший друг, заколдованный этой сволочью, и не смотрел на меня. Он как будто спал наяву. Рука его, державшая повода, дрожала. Я знал - это любовь ко мне рвалась изнутри разрушить колдовство, но не могла. Я боялся, что Роланд сейчас умрет или сойдет с ума.
- Завтра на рассвете, - сказал я так твердо, как только мог. - У подножия холма. Оружие - мечи.
- Если ты проиграешь, я не трону твоих людей, - безразлично отозвался Этельред. - Те, кто захочет, могут остаться у меня на службе.
- Я тебя убью, - сказал я. Этельред не ответил. Но я и так знал, что убью его.
Я прошел, не тронутый никем, сквозь передние ряды солдат. Видно, это были наскоро обученные крестьяне из Роландовских деревень: они были похожи на наших вилланов и так же почтительно шарахались в стороны, когда шел дворянин. Я прошел к своему коню, мирно щипавшему зеленый вереск, и сел в седло. Это получилось у меня только со второго раза, но никто не двинулся помочь, и хорошо. Я чувствовал, как мне глядят в спину, но не оборачивался. Один изо всех взглядов был черный. Во рту было полно крови, но я не хотел сплюнуть у них на виду и сглотнул ее. Мой конь начал взбираться по склону холма, я понимал, что от дрожи едва сижу в седле.
От ворот ко мне сбежал брат и подхватил коня под уздцы. Я спешился, шатаясь, как пьяный. Рей неожиданно обнял меня и сказал: "Слава Богу!" Я наконец сплюнул красным и ничего ему не ответил, пока не оказался за стенами. Тогда взгляд в спину перестал чувствоваться, и я смог говорить.