Не то у Пеликана, который имел глупость так же "платонически" и "рыцарски" влюбиться в Светлану, однокурсницу Володи, к удивлению последнего, не только не осчастливленную вниманием общего любимца, но даже и отвергающую его.
27
Было светло, но солнце еще не всходило.
Слабая заря на востоке, над парком столетних лип, вывесила бледно-розовые знамена на небе.
В прохладном, прозрачном воздухе было разлито неизъяснимо щемящее, ангельское ощущение, нечто такое, что бодрило, омывало и возвышало душу. Аромат воздуха, казалось, можно было пробовать на вкус, осязать и наслаждаться, испытывая благодарность и блаженство.
- Какая прелесть - раннее утро. - Володя широко открытыми глазами осматривался вокруг.
В песке за сараем они накопали отвратительно жирных червей, причем, копал и размещал их в коробке из-под монпансье Пеликан, а Володя делал вид, что равнодушно взирает на шевелящийся клубок розоватых страшилищ. Он гнал от себя мысль, как он будет брать голыми пальцами и насаживать на крючок эту холодную, налитую, беззащитную гадину.
Они пошли, неся в руках удочки. Никого не было видно, одни они - и молочноголубое бездонное небо, природа, тишина. Затем ожили галки, синицы, воробьи, грачи. Показалось солнце. Их путь пролегал мимо деревянной полусгнившей изгороди, за которой виднелись могильные холмики, окруженные деревьями и кустарником.
В тишине глухого сельского кладбища щелкали соловьи, так отчетливо и сердечно.
- Все кончится скоро. Все пройдет… И Земли не останется следа, - сказал Володя. - А от нас и подавно… Небо прекрасное. Деревья, птицы, собаки. Но жизнь тяжелая штука. Тяжелая, потому что из-за неизбежного конца она бесцельная. Как подумаю, сколько там покоится на кладбищах - за две-три тысячи лет сколько их… нас ушло туда. Человечество, в основном-то, лежит на кладбищах. Одухотворенная грязь, вот что такое человек. После смерти куча вонючей гнили. Иногда хочется покончить с собой.
- Ну, значит, не покончишь, - сказал Пеликан.
- Почему?
- Потому что сказал об этом.
- Для меня непереносима мысль, что мы, люди, как те две собаки, играющие на снегу, лижущие друг друга, так преданно, с любовью улыбающиеся друг другу, а завтра они уже не встретятся, не узнают, и пока живы, каждый раз заново надо искать и возводить новое здание отношений с новыми людьми. Друзья, любимые - все это на короткий миг, случайно, зыбко. Трагичность человека в случайности и непостоянстве, главное, в конечности земной судьбы… - Он вдруг увидел, что незаметно когда остался в одиночестве, без Пеликана, исчезнувшего так внезапно, точно сквозь землю провалился.
Они за разговором перешагнули через пролом в изгороди и, ступив на кладбищенскую территорию, прошли несколько могил с деревянными крестами и фамилиями и цифрами на них.
Володя огляделся, но нигде не было видно приятеля. Не улетел он в самом деле, не воспарил на небо.
- Пеликан!.. Пелик!.. Где ты, черт тебя дери!..
Молчание. Ни звука. Беспокойство овладело им. Он подумал, смешно, ничего не могло произойти сверхъестественного и никакой неприятности. Светло, все на виду: ни треска, ни шума падения он не слышал. И все-таки, против воли, зрение его напряглось, убыстрилось дыхание, зажало онемением затылок и ноги.
- Пелик!.. Пелик!.. - Еще не было паники, но в голосе явились надрывные нотки; он бросился между могил, ожидая увидеть что-то непредсказуемо страшное. - Пеликан!.. Пелика-а-ан!.. - Внезапно приятель обнаружился перед ним, преспокойно лежащий вытянувшись на спине во весь рост на могильном холмике. - Ты что здесь? Что ты делаешь? - произнес Володя чуть не дрожащими губами, стараясь не обнаружить свой испуг и то, как запыхался. - Пелик, зачем ты улегся?..
Не поднимаясь с могилы, заросшей травой, Пеликан сказал спокойно, медленно:
- Я лежу и думаю, о чем думает там мертвец подо мной.
Володя облегченно вздохнул - глубоко внутри его существа затихал слабый отголосок потрясения.
- Одних китайцев шестьсот пятьдесят миллионов. Больше полмиллиарда. Нас двести миллионов. У каждого человека есть свои особые настроения, мнения и желания. У двух миллиардов населения Земного Шара бесчисленное множество совпадений и различий. И связей. И все это создал Бог? Что такое Бог? Где Он, в чем Он?
- А ты представь себе эту березку изнутри, из ее березовой души, - сказал Пеликан, поднимаясь на ноги и кладя руку на белоснежный тонкий ствол дерева. - Может она ее внутренним миром понять твой - Цесаркин - мир? Как ты видишь ее цвет, форму. Воспринимаешь шероховатость и нежность березового тела - под твоей ладонью. Слышит ли она, осознает ли наш разговор? И ощущает ли она белизну и протяженность того облака, плывущего по голубому небу? Но она существует - и мы существуем: мы с тобой это знаем. И Бог так же точно вполне возможно - я не утверждаю - может существовать, и мы для Него существуем, хотя мы не умеем, не способны, не доросли, не заслужили - не знаю - осознать Его.
- Пеликан… - Володя развел руками. - Что значит шахматные мозги, и любовь к варенью, и два года высшего образования. Я преклоняюсь перед тобой. Ты - гений.
- Да брось ты. - Пеликан усмехнулся своей пеликановской сдержанной усмешкой.
- А что касается не доросли, не заслужили - очень скоро дорастем, - сказал Володя. - Если Он есть, мы Его скоро увидим, или почувствуем, когда уйдем насовсем туда…
- Не знаю, - сказал Пеликан. Они вышли с кладбища и пошли полем. - Правда, Цес, странно? Карьерствовать и пускаться во всякое подличанье, имея над собой тьму вечных неразрешимых загадок?.. Суетиться… Погляди, чего правители нагородили: врут одно, а делают совсем другое. Свободы печати нет, как и не было. Рабочего человека гнут в бараний рог… Выборы - это курам на смех!..
- Больше всего боюсь, - сказал Володя, - если уедем на Север, я из института уволюсь и меня загребут в армию.
- Да, армия. Ну, это по всему миру уродство. Правители ради своей выгоды нас заставляют сражаться… Собрать бы их всех на огромном стадионе… и пусть убивают друг друга. А мы зрители. Но в жизни все наоборот, - с усмешкой закончил Пеликан.
28
К двум часам дня майское солнце жарило и палило нестерпимо.
Володя сидел над удочкой, и Пеликану никак не удавалось оторвать его от бесполезного гляденья на поплавок и увести от пруда.
У них маковой росинки не было весь день. В ведерке плавало полтора десятка мелких рыбешек, среди них выделялся один крупный карась. Карася поймал Володя - сразу же как только закинул крючок. Рыбалкой он занимался в первый раз в жизни, и сколько он потом ни менял место уженья, сколько ни плевал на своего червяка и ни приглядывался к манере Пеликана, переходя по периметру пруда вплоть до противоположного берега, - не выловил ни одной малявки. Несколько раз поначалу клюнуло у него, но он не подсек, ждал, когда рыбешка потянет ощутимо, как это сделал толстый и глупый карась, - а позже за пять (!) часов не случилось ни одной поклевки. Пеликан по соседству вытягивал одну рыбку за другой, правда, никакого сравнения с Володиным карасем.
При этом сам Володя вошел в тихое и упорное помешательство гляденья на неподвижный поплавок, терпеливого ожидания и надежды, и воображения проплывающих в глубине карасей, не уступающих по размерам пойманному. Голодное оцепенение, жара, запекшийся рот не могли отвратить его от его занятия.
- Ну, пошли, пошли, Цес. Хватит, - говорил Пеликан, начиная раздражаться.
- Погоди еще десять минут…
- Никто не ловит после двенадцати. Ты что, Цес? Только рано утром.
- А вечером?
- Да, вечером.
- Ну, еще три-четыре часа - и будет вечер.
- Ты с ума сошел! - заорал Пеликан в полный голос. - Я ухожу, а ты как хочешь. Ты, погляди, целиком обуглился. Мы здесь на открытом месте, как в крематории.
- Дай пять минут.
- Но пять минут - и всё! Да?
- Хорошо. Тихо, а то спугнешь.
Пеликан рассмеялся.
- Чудак, вся рыба давно спит. Ушла на дно и не шевелится.
- Тихо ты…
- Кто бы мог ожидать от тебя такой усидчивости? Цесарка - флегматик.
- А Пеликан легкокрылый болтун: расскажу Модесту - не поверит.
- Модест и не должен, не имеет права ничему верить, он член партии.
- Если бы не ты, - сказал Володя, и голос у него был восторженный и усталый, - я мог просидеть сколько угодно времени. До завтра. До завтрашнего вечера. Такой азарт… Но… Пелик, спасибо, - если б не ты, я бы вообще не попал сюда.
Вернулись в общежитие, возле женского корпуса им встретилась Инна, невзрачная дурочка, подруга Светы. Это была та самая Инна, с которой Володя ехал в электричке в начале весны, когда он спас немца Райнхарда от контролера.
- Из этой рыбы можно приготовить добрую пищу, - сказал Пеликан, обращаясь к Инне.
Она с вниманием повернулась к нему, но потом что-то вспомнила и хотела прошмыгнуть мимо.
- Постой, - сказал Володя. - Где Светка?
- Не знаю.
В этот момент на лестнице со второго этажа показалась Светлана вместе с третьей их сожительницей - полногрудой и упитанной еврейкой Кларой.
Света сделала движение улизнуть.
Но Клара, увидев Володю, пошла им навстречу:
- Дайте сюда, мы сейчас все приготовим, - произнесла она с самым добродушным видом; очевидно, ей не были даны инструкции и, в отличие от Инны, ей нечего было вспоминать.
Пеликан, превратившийся за одно мгновение в угрюмое изваяние, оттаял, благодарно улыбнувшись Кларе и кинув неловкий и заискивающий взгляд в направлении Светы. А та, улыбаясь отрешенно, словно только что заметила молодых людей, спустилась по ступенькам лестницы и поздоровалась, с видимым неприятием прищуривая глаза и вздергивая кверху подбородок.
Пеликан обомлел и потерял дар речи. Володя, посвященный в его переживания, дивился раскручивающейся, будто на экране кино, несуразице.
С одной и с другой, и с любой стороны все происходящее было полнейшей нелепицей. Эта Света, эта коротконогая хитрая носатая, по его разумению третьесортная, девица - по всем внешним и внутренним качествам явно стояла на иерархической лестнице человеческой значимости где-то гораздо ниже уровня Пеликана. Она появлялась неизменно на танцах и всюду на людях вместе с Инной, словно бы состегнулась с ней, всегда они были рядом, так что на ее фоне Света вроде бы сразу выпрыгивала наверх. Как ни заурядна была Света, срабатывал эффект контраста, потому что Инна с ее веснущатым и рыхлым лицом казалась - и днем и при электрическом освещении - сущей уродиной. И что действительно нельзя было не заметить у Светы - кожа лица у нее была необыкновенно нежная, бархатная с непередаваемо здоровым, по-детски розовым оттенком.
Но, на вкус Володи, черты лица и весь ее облик были таковы, что никакой "цвет лица" или любые отдельные детали не могли быть сами по себе сколько-нибудь привлекательными: главную роль играло все в целом впечатление. Но для Пеликана, видимо, этот "цвет лица" затмил все остальное и явился той самой ленточкой, в которую влюбляется дошкольник, в полной уверенности, что влюбился в девочку-принцессу.
Находил ли он в ней ум? Благородство, грацию, изящество? Девичью прелесть? Понимание? Он на самом деле как зеленый юнец уже несколько недель вновь и вновь пытался неуклюже сблизиться с ней, подходил на танцах, иногда она соглашалась протанцевать с ним, иногда - отказывала, никогда не допуская вечерние прогулки вдвоем, что было в порядке вещей у студентов и студенток, намеревающихся сохранить дружеские отношения. Она избегала его. Играла? Или просто не хотела знать? Он уходил на другой конец зала, выходил за колонны, в коридор; курил; страдал молча. Никому и в голову не приходило, что такое может случиться с Пеликаном. Только два человека знали. Александра догадалась почти сразу же, почувствовала, да и никакие увертки не могли обмануть ее, когда Пеликан отступил от регулярных встреч, оборвал их. Володе он сам рассказывал обо всем, изливал душу.
29
Пеликан и Володя, Света, Клара и Инна шли в торец здания, на кухню.
Клара передвигалась несколько впереди, неся всю необходимую утварь и продукты. Ведерко с рыбой нес Володя; ничего не соображая в готовке, как надо поступить с рыбешкой, сколько и чего добавить, - он шел следом за Кларой, шутил весело и снисходительно, разукрашивая предстоящую процедуру и испытывая к Кларе вполне приязненное чувство, в ответ на ее веселый смех и интерес к его шуткам.
Рядом, на полшага отстав, была Инна, и тоже смеялась, когда слышала смех Володи и Клары. А рядом с ней, также отстав на полшага от нее - иначе не позволяли габариты коридора, - шли Пеликан и Света, которая делала вид, что ловит каждое слово Володи.
- Слишком много народа на одну кастрюлю. Оставим их… Света, давай пока они готовят почитаем стихи… А? - Засунув руки в карманы брюк, Пеликан смотрел себе под ноги: лоб был нахмурен, каждое слово будто с усилием выдавливалось через плотно сжатые губы. - Света…
- Я не хочу, - протяжно, словно в задумчивости, произнесла она.
- Не любишь стихи?
- Люблю. Сейчас не хочу, - Света легко махнула рукой.
- А если я… свои стихи… тебе почитаю.
- Потом…
- Пелик, она стесняется, - сказал Володя, - стесняется сказать, что она не любит стихи; любит прозу.
Он пропустил их вперед, чтобы они лучше его слышали, униженное поведение Пеликана вызвало гнев, направленный на Свету. Все было противоестественно - как если бы Земля завертелась вокруг Луны. Жуткая фигура, подумал он, глядя на Свету сзади.
- Светлана, а что такое проза, - спросил он, - ты кумекаешь? Или еще не доросла до этого открытия, сделанного мольеровским придурком?
- Цес… Цес… Сбавь тон. Ты слишком, - вмешался Пеликан, - напористо… Светлана, остаемся с ними?
- Боря, поступай как хочешь. Я-то при чем?
- И впрямь, - не выдержал Володя, - при чем тут Светка? Впрямь, - неожиданно придрался он к своему слову, разряжая вспыхнувшее было недовольство. - Впрямь - наискось и вкось - сикось-накось - все идет наперекос… Вот вам стихи.
- Бессмыслица, - сказала Света.
- Не скажи, - сказал Володя.
Пеликан молчал.
Впереди них из двери кухни вышла Александра, неся в руке чайник с кипятком. Она прошла мимо, Володя поздоровался, у нее, показалось, увлажненно блеснули непроницаемо темные стекла очков.
Сделалось нестерпимо стыдно. Но Пеликан сам вправе был выбирать - хорошо или бездарно - и он вправе был рассчитывать на искреннюю поддержку друга.
Володя в прошлом пробовал высказать откровенное мнение; Пеликан ничего не хотел слышать неуважительного о своем предмете.
Уху варили весело, в хорошем настроении. Может быть, поэтому она получилась такая вкусная и так порадовала компанию. Даже Света, отбросив фальшивую сдержанность, радостно смеялась, что-то резала, чистила, лезла ложкой в кастрюлю. Шеф-поваром была Клара, добавившая в уху картофель и морковь и лук и специи - намного больше продуктов, чем собственно количество наловленной рыбы. Запах от кастрюли поднимался восхитительный. Случайные люди на кухне принюхивались не без зависти, шутили как-то неуверенно, по-видимому, не прочь были бы присоединиться. У Пеликана и Володи слюнки текли и мутилось в голове от голода.
Кастрюлю с готовой ухой торжественно несла Клара, никому не доверяя, поднялась по лестнице на второй этаж. Инна побежала вперед, открыла дверь комнаты.
Уселись за стол. Чистая комната, чистые тарелки. Оказался у хозяек хлеб - белый и черный. Разлили уху по тарелкам. Нарезали хлеб. Стали есть, обжигаясь, дуя на ложку. Девочки успевали смеяться и разговаривать. Мужчинам досталась еще добавка.
- Она притворяется холодной, - сказал Пеликан с довольным видом, когда он и Володя покинули женское общежитие.
Оба они слегка опьянели от сытости.
- Ну, что ты, Пелик? Холодная? Да я язык и всю глотку обжег!..
- Она прелесть, - сказал Пеликан.
- Ты, конечно, имеешь в виду уху.
- Ты отлично понимаешь, паразит, кого я имею в виду.
- Ну, если кого, то это ясное дело - Клару.
Пеликан посмеялся снисходительно.
- Мы каких-то несколько жидких рыбешек принесли. А получили царский обед. А? Цес. Они сколько провизии всобачили!.. Подругу, Цес, надо выбирать после того, как поешь ею приготовленную пищу.
- Ты выбираешь Клару?
- Шутки в сторону!.. Как ты думаешь, почему она избегает меня? Совсем я ей безразличен? Или стесняется по-девчоночьи?.. Позабыл по старости, как и почему происходит у детишек.
- Пелик, ты знаешь что? Притворись, что ты заболел.
- Как так?
- Сиди в комнате, а мы всем скажем, что ты болен. Тяжело болен.
- Чем?
- Не важно… Дня два не показывайся ей. Вот тогда узнаешь, безразличен ты ей или нет. Если хоть чуть-чуть чего-то питает к тебе, обязательно придет к нам, в мужской корпус придет. Ни на что не посмотрит.
- Хм… Ты так думаешь?
- А как же иначе? У Бальзака такие вещи досконально расписаны. В какую бы игру женщина ни играла, если ее любимый человек в опасности, - она забывает о своей игре и подчиняется своей тревоге за его жизнь. А потом возьми лодку и поезжай с нею на середину пруда, там и объяснись.
- Перевернут, черти. Мне лично плевать. Но умеет ли Света плавать. Как бы не случилось беды.
- Не узнаю Пеликана. Ты с этой… Светой - в осторожную бабу превратился!
30
С наступлением экзаменационной сессии большинство обитателей общежития лежали или сидели с конспектами и учебниками в тени деревьев на берегу Голицынского пруда.
Некоторые красавцы, стоя под лучами солнца, методично поворачивались и подставляли поочередно части тела, обретая равномерный, изысканно бронзовый загар.
Лодочный сезон был в разгаре. Конечно, брать с собой в плавание книжку или тетради считалось небезопасным.
Людей в купальных костюмах, как правило, оставляли в покое. Но стоило появиться в лодке мужчине в брюках или девушке в платье - с обоих берегов, с проплывающих лодок кидались, словно хищные акулы, пловцы, вцеплялись в борта лодки-жертвы, и не помогали никакие мольбы, их просто не слышали. Традиция не щадила никого, будь то председатель студсовета или вспыльчивый и опасный Джон, или какое бы то ни было беспомощное существо с косичками.
- Ты их видел? - К Володе подошел Пеликан в идеально белых, наглаженных брюках. - Катаются, голубчики. Со мной она не соизволила…
Володя, прижав рукой страницу учебника, лежащего на земле, другой рукой сделал козырек над глазами и посмотрел снизу вверх на приятеля:
- Пелик! ты просто ослепителен!.. Ну, ты даешь! Откуда у тебя брюки? Не вздумай садиться в лодку. - Он, загнув страницу, захлопнул и бросил книжку на траву.
- Вон посмотри, - сказал Пеликан, стоя над ним.
- Да вижу. Ну, и черт с ней! Наплюнь.
- Нет, не черт с ней… Ты ни черта не понимаешь, - с понурым видом произнес Пеликан.
- Понимаю, Пелик… Не обращай внимания, - Володя произнес небрежно, чтобы не обнаружить своего сочувствия, - мало ли кто с кем катается в одной лодке. Вылезет Леондрев - сядут другие. Или твоя Света пересядет. К тому же, гляди, мудак Леондрев в рубашке, а она в платье. Потерпи, их сейчас перевернут.
- Не хочу, чтобы их перевернули!.. Давно замечаю его с нею.
- Э, Пелик, тебе мерещится. Чтобы Светка и Леондрев?..
- Да. Часто.