Люди собирались нехотя, лица у них были хмурые, встали на площади кучно, плечо к плечу. Олег убрал своих воинов на крепостные стены и в башни, перед народом появился вдвоем с Богумиром, безоружный.
Богумир к этому времени неспеша обдумал сложившееся положение и решил быть покладистым и уступчивым. Он не знал, как будут дальше развиваться события, но прекрасно понимал, что любая искра недовольства может породить непредсказуемый взрыв злобы с обеих сторон и что вооруженных до зубов норманнов горожанам не одолеть. Надо пока быть терпеливым и выжидать, а не кидаться сломя голову в водоворот событий.
Когда все собрались, Богумир выступил вперед и сказал громко, властно:
- Ладожане! Вы знаете, что сегодня ночью случилось. Рядом со мной стоит предводитель ватаги норманнов, назвал он себя конунгом Олегом. Так вот намерен этот Олег со своим войском взять Ладогу и прилегающие земли под свою охрану. И невысокую плату требует, всего по шкурке соболя и по шкурке лисицы с человека в год. Как вы на это смотрите, господа ладожане?
В ответ - молчание.
- Ну что же вы, господа ладожане? - снова вопрошал Богумир.
- А ты-то как сам? - прозвучал одинокий голос.
- Я-то? - Богумир переступил с ноги на ногу, ответил: - Да сходная цена, по-моему. Под силу каждой семье. К тому же освободимся от несения караульной службы на стенах, больше времени будет для охоты и занятий на полях…
- А Новгород как? - снова спросили из толпы. - Там ведь тоже словене живут…
- Мы сами по себе, Новгород сам по себе. Пусть сами и решают.
- Негоже как-то. Одно мы с ними племя - словене…
- Да вот так случилось, - Богумир нахмурил брови. - Одним пока решать придется.
Вновь тягостная тишина. Наконец звонкий выкрик:
- А где норманны жить собираются?
- Да! Совсем забыл… Значит, так. Переговорил я с конунгом Олегом. Просит он, чтобы мы построили для них избы одной слободой. Там они и поселятся. А пока нам придется потесниться.
- А чего он стоит нахохлившись? Сказал бы чего-нибудь…
- Хоть голос услышим!
- Сейчас попрошу, - сказал Богумир и повернулся к Олегу: - Народ хочет тебя услышать!
Олег решил быть кратким. Потому что знал: кто сомневается в себе, тот много и пространно говорит, а он хотел показать ладожанам, что уверен в принятых решениях и дальнейших действиях. Шагнул вперед, произнес громко и решительно:
- Ладожане! Я принес вам мир и спокойствие. Чтобы вы спокойно трудились. А воля ваша и обычаи останутся неприкосновенными!
И отошел на прежнее место.
После некоторого молчания послышались голоса:
- Ишь ты, по-нашему калякает…
- Прокаркал кое-как…
- Слова коверкает, а разобрать можно…
- Вот что, мужики, - проговорил Богумир, боясь дальнейшего накала страстей. - Давайте голосовать, что согласны платить норманнам по шкурке соболя и лисицы с человека за несение охраны. Кто согласен, поднимайте руки!
Нехотя, но большинство дали разрешение. Богумир тотчас поспешил распустить народное собрание. Затем повернулся к Олегу, сказал:
- Все хорошо, конунг.
Тот молча кивнул. Но он был разочарован. Ему представлялось, что спокойный и миролюбивый славянский народ, каким ему представили его на родине, должен был быть более сговорчивым, а здесь он встретил строптивость и злобу, непримиримость и ожесточение. "Ничего, - подумал он про себя, - поживем рядом, увидят, что мы им не хотим зла, и привыкнут, смирятся. Главное, не наделать ошибок, не стравить викингов и славян". Олег не знал, что в этом вопросе они с Богумиром думали одинаково.
Он очень устал за этот день и мечтал завалиться в пуховую постель. Но Велегост, встретив у порога, нарушил его задумку.
- Для тебя истоплена баня, князь, - сказал он. - Топили березовыми дровами, пар будет отменный!
- Устал я, не до бани, - еле проговорил Олег. - Как-нибудь в другой раз.
- О! С устатку попариться - и все как рукой снимет! Девушки веничками и мочалочками пройдутся, как будто заново родишься!
- Девушки? - изумился Олег. - При чем тут девушки?
- Как при чем? - в свою очередь удивился Велегост. - У нас так заведено. В бане вместе моются и женщины, и мужчины, ничего зазорного в этом мы не видим. Так исстари повелось.
Олег представил, что его голого намыливают и хлещут вениками девушки, и ему стало так неловко и стыдно, что он простонал:
- Но я не могу…
- Еще чего! Помыть гостя с дороги - это обязанность гостеприимного хозяина! Да меня вся округа осудит, если я тебя положу в постель немытого! Нет уж, князь, пожалуйста, не позорь меня перед честным народом!
Пришлось подчиниться. Он забрал приготовленное на его кровати чистое белье и направился в огород, где, как ему объяснили, находилась баня. Это была небольшая избушка с маленьким подслеповатым оконцем. Олег вошел в прохладный, пахнущий сыростью и березовыми вениками предбанник, разделся и нырнул в низкую дверь. Его обдало горячим воздухом, по телу потекли струйки пота. В полутемноте разглядел низкую печь с наваленными на ней камнями и вмазанным котлом с водой, из которого легонько струился парок. Рядом с печью стаяла деревянная бочка с холодной водой, висели три ковша; вдоль стены на уровне груди была пристроена длинная широкая полка, на которой лежал свежий березовый веник, а на подоконнике были приготовлены мыло и мочалка.
"Все на месте, - облегченно подумал Олег. - Сейчас закрою дверь на крючок и вымоюсь без посторонней помощи".
Он пошарил по двери, крючка не было. И в этот момент дверь отворилась и в проеме показались две совершенно голые девушки; Олег испуганно шмыгнул на полку и лег на живот, отвернув лицо к стенке.
Девушки, перебрасываясь короткими фразами, со смехом начали действовать. Олег слышал, как они кинули на каменку пару ковшей холодной воды, она сильно зашипела, и его тело охватила жгучая пелена раскаленного воздуха, стало трудно дышать. Тогда девушки взяли в руки веники и стали легонько трясти ими над ним, нагоняя жару, а затем стали хлестать изо всей силы. Блаженство охватило все существо Олега, он чувствовал, как тело его расслабляется, словно освобождается от тяжкого груза.
Как следует напарив, девушки стали намыливать его. Их умелые руки вместе с мочалкой проникали во все закоулки тела; он только блаженно потягивался, переворачиваясь с бока на бок. Украдкой поглядывая на девушек, он видел их лоснящиеся от влаги небольшие задорные груди, узкие подбородки и пухлые губки, мелькающие руки и свисавшие длинные волосы, которые порой щекотали его бок.
Наконец они окатили его теплой водой и со смехом выбежали из бани. Расслабленный и усталый, он почувствовал во всем теле такую легкость и такое счастье, будто и не было у него трудного морского перехода, напряженного дня в Ладоге. Все заботы и хлопоты отодвинулись куда-то вдаль, перестали тревожить и волновать.
Беспричинно улыбаясь, он вошел в терем купца. Велегост тотчас захлопотал, забегал перед ним, усадил за стол с кушаньями. Он что-то говорил, чего-то спрашивал, Олег отвечал ему, но мысли его были уже в постели. Покончив с едой, он добрел до кровати, упал в мягкую пуховую перину и тотчас уснул мертвецким сном.
II
На Руси любой мужик был одновременно и земледельцем и плотником, жизнь среди лесов и частые пожары понуждали к этому. Поэтому возведение Норманнского городка шло довольно быстро. Викингам строились длинные избы, для Олега сооружался терем.
Он старался постоянно находиться среди народа, держался просто и доступно, быстро осваивал славянский язык. Никаких стычек между горожанами и пришельцами не было. Правда, и проявлений любви к своим воинам Олег не заметил; ходили рядом и вроде бы не замечали друг друга. Но и этому он был рад, после вече ему грезились худшие времена.
Как-то сел на коня и в сопровождении десятка викингов поехал осматривать окрестности Ладоги. Выехал на пашню. Несколько пахарей неспеша шли за сохами, погоняя лошадок. Олег сошел с коня и подошел к одному из них. Поздоровался:
- Доброго дня. Боги в помощь.
Селянин, в годах, степенный, неторопливый, остановил лошадь, перекинул вожжи через нее, неспеша повернулся к князю, ответил не очень дружелюбно:
- Спасибо на добром слове.
На князя глядели внимательные голубые глаза, сурово, но без вражды, толстые натруженные пальцы нетерпеливо перебирали вожжи, мужику явно не хотелось вступать в разговор, и он всем видом показывал, что ему дорог каждый час и он не хочет отрываться от работы. Напротив, Олегу очень хотелось поговорить с этим самостоятельным и основательным мужиком. И он задал первый подвернувшийся вопрос, чтобы завязать беседу:
- Хороша ли земля?
- Земля как земля. Пойменная. Каждый год удобряется разливами реки. Польешь ее, матушку, потом и она возблагодарит сторицей.
- А на том берегу, я вижу, финская деревенька?
- Да, там живет чудь.
- Название странное - чудь.
- Да и вправду чудной народ. Терпеливый, спокойный, смирный.
- Как с ними уживаетесь?
- А чего нам делить? Земли - вон ее сколько! До самого Студеного моря! Не только нам, но нашим детям и внукам пахать ее не перепахать. И нам, и чуди хватает.
- Не ссоритесь?
- В согласии живем. Молодежь хороводы водит, влюбляются, семьи совместные заводят… Это наши племенные вожди да старейшины ссорятся. Все власть делят. Навоеваться не могут.
- Не любишь, значит, власть?
- А за что ее любить? Когда она хранит наш мирный труд, оно, конечно, хорошо. А когда затевает смуту, то сродни разбойникам, грабителям становится…
- Ты прав, мужик, - нахмурился Олег и, не попрощавшись, пошел прочь. Он чуть ли не впервые подумал о том, что до этого только и делал, что грабил и убивал таких вот, как этот пахарь, тружеников, что ничего не создал, а только разрушал, видя в этом смысл своей жизни. Будет ли поворотом в его жизни прибытие в Градарику?..
Как не хотелось идти к Богумиру, но дела заставили: надо было решить некоторые вопросы снабжения отряда продовольствием. Посадник принял его сдержанно, обращался вежливо, но будто с пустым местом, и это раздражало Олега: пора бы уж гнев сменить на милость, викинги на деле доказали, что пришли не с грабительскими целями, а жить мирно, бок о бок с ладожанами.
Во время разговора в горницу вошла Ивица. Она, приставив пальчик к пухлым губкам, медленно, словно в глубоком раздумье, прошлась вдоль окон, на некоторое время остановилась перед одним из них, стала глядеть на улицу. Олег искоса следил за ней. Ему вдруг захотелось, чтобы она обратила на него свое внимание, кинула хоть мимолетный взгляд. Его поражали ее тонкий гибкий стан и копна густых волос - такое неожиданное сочетание, и вновь он поразился верности своего первого определения ее внешности: девушка в форме змеи.
Ивица постояла у окна и плавно, словно скользя, двинулась к выходу и скрылась за дверью, так и не удостоив его внимания, и это почему-то его задело. Привыкший ко всеобщему вниманию, он болезненно переносил малейшее проявление равнодушия к своей княжеской персоне.
Завершив разговор с Богумиром, Олег удалился и занялся текущими делами и вроде бы забыл о посещении терема посадника. Однако вскоре с удивлением заметил, что все чаще его мысли возвращаются к внучке посадника.
Сначала посмеялся про себя: ишь какая блажь нашла, надо выбросить ее из головы и все образуется. Но - не получалось. Он с каким-то наслаждением перебирал в памяти картину первой встречи с Ивицей, как она, полусонная, с копной волос на маленькой головке, тонкая и гибкая, появилась в горнице, как смотрела на него тягучим и зазывным взглядом… "Что за черт, влюбился, что ли?" - недоуменно спрашивал он себя.
Олег всегда считал, что у него холодный, рассудочный ум, за что викинги и выдвинули его в предводители. И теперь он стал раскладывать все по полочкам. Она славянка, чужая по крови. Но это ерунда, Олаф вон влюбился в испанку. Однако получить в жены такую необузданную и капризную девицу, значит, заранее распроститься со спокойной семейной жизнью. "Ишь ты, - тотчас заметил он про себя, - ты уже о браке с Ивицей заговорил! Видно, крепко она тебя захватила!..". Но другой голос помимо его воли уже нашептывал: "Ну и что, что ветреная и несерьезная, с возрастом пройдет. Девушки быстро взрослеют и, выйдя замуж, начинают самоотверженно вить семейное гнездышко, становятся верными женами и заботливыми хозяйками. Чем Ивица хуже других?.."
Иногда ему казалось, что он по-прежнему любит Халльгерд, начинал с нежностью вспоминать о ней, их встречи, как они сидели на берегу фиорда и любовались чудными закатами… Но как-то незаметно ее образ тускнел и появлялось яркое, соблазнительное лицо Ивицы, ее тонкое упругое тело, и он начинал думать о том, как бы встретиться с ней. На улице он ее ни разу не видел, может, просто не сталкивались, а скорей всего не отпускал дед, опасаясь норманнов.
Так он рассуждал и спорил сам с собой, а сидевший в нем бес прикидывал, под каким предлогом пойдет он в терем посадника. Этот бес подсказал, что следует до конца обговорить вопрос о завершении строительства Норманнского городка. И хотя особых разногласий не было, Олег махнул на все рукой и заявился к Богумиру. Хозяин, немало удивленный, принял его в своей горенке. Разговор получился скомканным. Посадник явно хотел избавиться от нежданного посетителя, а Олег нервничал, говорил невпопад, часто поглядывал на дверь.
Наконец явилась Ивица, смиренно поцеловала деда в щеку и, скрестив руки на груди, остановилась возле окна, тихая и покорная. Взгляд ее, который в первый раз показался Олегу диким и взбалмошным, был глубок и проникновенен. Она была само воплощение женской добродетели и участия.
Приход Ивицы подстегнул Олега, и он с необычайным для него жаром вдруг заговорил о красоте здешних мест, какие полноводные реки и озера, какие необозримые леса, просторные луга… Во время своей речи он мельком взглянул на Ивицу и едва не сбился с мысли: лицо ее оставалось бесстрастным, но в глазах плясали искорки неудержимого смеха!
Олег быстро прервал свое повествование, встал и попрощался.
После его ухода Богумир долго сидел неподвижно, потом спросил сам себя:
- А зачем он приходил?
Ивица тихо рассмеялась. Она-то сразу поняла, что приходил он не по делу, а только ради нее! Еще в первую встречу она обратила внимание на его замкнутость и суровость, и ей неожиданно захотелось поиграть с ним, проверить, так ли он неприступен и непобедим перед женским обаянием. У нее не было никакого опыта обольщения, действовала она по наитию, которое дано каждой женщине от природы. Ей это нравилось, ее это забавляло, о последствиях она даже не задумывалась.
Олег явился в терем Богумира и на следующий день. Ивица так же неслышно вошла в горницу деда, взяла вязанье, села в кресло и сделала вид, что вся погрузилась в работу. Олег развернулся на стуле таким образом, чтобы краешком глаза держать ее в поле зрения, и завел разговор с посадником. Ему доставляло неизъяснимое наслаждение видеть ее, ощущать ее присутствие, сердце его томилось и изнывало.
Разговор снова шел о пустяках. С трудом подбирая слова, Олег говорил, о строительстве Норманнского городка, что не все плотники старательно работают и нужен глаз и глаз. Богумир почтительно слушал гостя, но отсутствующий взгляд его говорил красноречиво о том, что он тяготится беседой и ему хотелось побыстрее ее завершить.
Ивица с деловитым видом продолжала заниматься вязанием и на Олега даже ни разу не взглянула.
Пришлось попрощаться.
Когда вышел на площадь, вдруг стало досадно, больно за обиду, которую никто не наносил, но которая все-таки была, жгла его изнутри, сдавливала сердце. "Клянусь, - проговорил он про себя, - никогда, ни в коем случае не заявляться в этот терем ни под каким видом, ни под каким предлогом. Никогда, никогда, никогда!" И, повторяя эти слова как заклинание, он чувствовал, что изменит этой клятве, если Ивица только одним пальчиком его к себе поманит, и он хотел, чтобы она его поманила, и он ничего не мог с собой поделать.
Олег отправил послов к племенным вождям меря, весь и чуди, а также в Новгород с предложением платить ему дань, иначе грозился начать против них военные действия. Подумывал снарядить своих людей и к кривичам, но тут в дело вмешался Велегост. Купец в последнее время стал добровольным советником и помощником Олега.
- Кривичи, - сказал он, - огромное и мощное племя. Его земли обширны и богаты, они раскинулись от Немана до Волги. Я не ведаю более сильного народа, чем вятичи. А уж поверь мне, я, как купец, объехал все окрестные страны, знаю, что говорю.
- Тогда, что же ты предлагаешь?
- С ними надо дружить. Чтобы они были твоими союзниками и помогли утвердиться в здешних местах.
- Ну, дружить я, допустим, смогу. Но вот как сделать их князя своим соратником?
- Вот над этим надо хорошенько подумать, - ответил Велегост.
Первым Олегу ответил Новгород. Послы его были перебиты, а тела сброшены в Волхов. Об этом рассказал единственный норманн, отпущенный новгородцами:
- Собралось народное вече, долго кричали и спорили. Больше всех говорил их посадник Вадим. Такой здоровенный мужик, с засученными рукавами и трубным голосом. Он, как я думаю, и убедил всех новгородцев отказаться платить дань, а в знак непреклонной воли своей утопить норманнов в реке. Чтобы никто из новгородцев не думал об отступлении или каком-то сговоре с тобой, конунг.
Квадратное лицо Олега было невозмутимо, только жесткие губы крепко сжаты. Наконец он поднял тяжелые веки, взглянул на воина в изодранной одежде, окровавленного, в синяках и ссадинах, произнес зло и ненавистно:
- Ну, они мне за это дорого заплатят…
Несколько облегчило душу появление на другой день князя чуди во главе небольшого вооруженного отряда. Был он среднего роста, круглолицый, полнощекий и курносый. Он медленно слез с лошади, неспеша подошел к Олегу, стал говорить растягивая слова:
- Приветствую тебя, конунг норманнский. Меня зовут Вергис, что на языке моего народа означает волк.
- Добро пожаловать в мои владения, князь племени чуди Вергис, - ответил Олег. - Мой дом - твой дом. Пусть и воины чувствуют себя свободно, вы находитесь среди друзей.
Олег распорядился накормить и напоить дружинников Вергиса, а самого повел в свой терем, еще недостроенный, но вполне пригодный, чтобы принять гостя. Здесь за столом они и присели с ним за свежевыструганный стол. В проемы еще не были вставлены окна и двери, держался крепкий сосновый запах, который приятно бодрил и поднимал настроение.
Они выпили по кружке медовухи, закусили телятиной и дичью. Вергис, пережевывая очередной кусок, сказал:
- Давно не едал такого вкусного мяса. Спасибо за щедрое угощение!
Олег понимал, что гость говорит такие слова из вежливости, и скромно отвечал:
- Не взыщи, гость дорогой, чем богаты, тем и рады.
- Мы ехали и гадали, как нас встретит новый властелин. Опасались, что он может оказаться не столь добрым и приветливым, как бы хотелось. Но ожидания наши, слава богам, не оправдались. Я рад, что вижу перед собой радушного и благожелательного хозяина, гостеприимного и хлебосольного человека.
- Выпьем, Вергис, за мир между нашим и вашим племенем и чтобы наша дружба крепла день ото дня!
- Выпьем, конунг Олег! - охотно поддержал вождь.
Они выпили, закусили.