Сие желание, бесспорно, устроило всех, как монарха, так и придворных. Зал опустел, лишь слышались шипение на плите и потрескивание дров в камине. Людовик, обреченно обхватив голову руками, опустился на мягкий пуф, всем своим видом демонстрируя нерешительность и отчаяние. Неизвестно сколько бы он так просидел, если бы не услышал знакомый голос шута:
– Бедный, бедный мой маленький Бурбон.
– А тебе чего нужно?!
Раздраженно произнес он и лишь после этих слов поднял голову. Его лицо исказила горечь, покрасневшие глаза злобно сверлили л,Анжели.
– Пошел прочь дурак! Иди вместе со всеми!
– Ты драматизируешь, Луи. В сущности, ты выгнал лишь одного человека представляющего интерес для Короны. Но помни – я могу быть вторым. Ну, полезным Короне я себя, разумеется, не назову, но… в одном могу быть уверен, моё имя будет стоять вторым, в том коротком списке людей, чьё изгнание не пойдет тебе на пользу.
– Как ты смеешь перечить мне?! Одно моё слово и от тебя не останется даже богомерзкого языка!
– Меня нельзя уничтожить, ведь я человек лишь в прошлом. Вернее просто жалкая тень, оставшаяся от него. Разве можно казнить тень?
Шут беззвучно засмеялся.
– Ты угрожаешь мне расправой, глупый Луи? Ах, если бы ты знал, какую услугу ты мне окажешь! Мне надоела эта глупая жизнь, надоело твое никчемное королевство, надоел развратный Двор, надоели сырые темные залы Лувра, где я зябну в одиночестве промозглыми нескончаемыми зимними вечерами. И ты, ты грозишься отнять у меня все это?! Ты самонадеянный глупец Луи! Но у тебя, мой "проникновенный" повелитель, есть всё же невероятный талант – расправляться с самыми верными и преданными людьми. Браво, браво могущественный месье Бурбон! Пожалуй не верить твоим угрозам всё меньше оснований.
– Берегись! Берегись шут, ты надоел мне со своими пустыми разговорами! Недаром мой отец не любил "дураков".
– Не любить шутов и дураков это разные вещи, друг мой. И всё же ты намекаешь на господина Шико, шута последнего Валуа? Глупец, славный Генрих, будучи великим правителем, просто напросто сожалел, что у него нет подобного "дурака", который значительно умнее и преданнее многих друзей. Недаром после смерти Генриха Третьего, он принял ко двору и обласкал господина д’Англере. Более того, твой отец сделал из шута своего верного приспешника и офицера, простив ему даже убийство принца де Марсийака в ночь Святого Варфоломея. Помнишь? А ты, ты, не ценишь преданности. А ещё забываешь о главном – вспомни, что твой отец строил сильное государство и укреплял армию, а ты…?
На короля явно успокаивающе действовала безжалостная критика л'Анжели умевшего задеть самые потаенные струны монаршей души. Людовик уже больше с удивлением, чем со злобой слушал "дурака", безнаказанность которого заставляла задуматься над истинным содержанием этого человека.
– …нет, конечно же, приятно наблюдать, как ты, нелепый Луи, порхаешь золотым мотыльком среди этого змеиного кубла. Только, глядя на всё это, мне приходит на ум вот, что: вероятно, стоило бы на знаменах твоих полков вышить шелковой нитью персики, вишни и сливы, возможно тогда бы, ты больше внимания уделял войскам, а не этим горам фруктов. И начал бы, наконец, заниматься делом, к чему и призывал тебя господин кардинал! За что, собственно, и был изгнан.
– Но он невыносим, его ненавидят при Дворе, он высокомерен и несговорчив!
Шут покачал головой.
– Ты наверняка догадываешься, сын мой, что с таким блестящим умом и несгибаемой волей Ришелье обречен на одиночество. У него не может быть друзей. Серость и глупость придворной своры может себе позволить испытывать лишь зависть к этому выдающемуся человеку. Тебе же, как правителю следует быть проницательным. Сделай его своим союзником.
Людовик, задумчиво пощипывая бородку, не сводил глаз с замысловатого узора, пестрящих золотым орнаментом шпалер.
– Ты должен понимать, что сотня твоих советников, не может сравниться с господином кардиналом, который лучше любого из них…нет, пожалуй, лучше всех вместе взятых. Лишь он способен отстоять твои интересы и преумножить твои права. Стань его другом Луи.
– Но как?
– Вели подать чернильные принадлежности.
– Быть может позвать секретаря?
– Нет, напишешь лично, своей рукой.
Отрезал шут повелительным тоном. Людовик минуту поразмыслив, подошел к бюро.
– Я бы с превеликим удовольствием колесовал тебя, негодяя. Но не могу не признать, что всё, о чём ты здесь наговорил, не лишено смысла. Хоть это и весьма прискорбно. Весьма… подай перо, прохиндей.
1 Пьер Сегье – канцлер Франции лишь с 1635 года.
2 самый высокий мужской голос.
3 Шико – профессиональное прозвище. Переводится как "пенёк, обломок зуба". Настоящее имя – Жан-Антуан д’Англере (d’Aangleraye), родился в Гаскони в 1540 году.
4 Граф Франсуа III де Ларошфуко, принц де Марсийак 1521– 1572 – видный протестантский военачальник времен Религиозных войн во Франции, убит в Варфоломеевскую ночь. Знаменитый французский писатель и философ-моралист, Франсуа VI Ларошфуко, приходится ему правнуком.
ГЛАВА 11 (40) "Псовая башня замка Шинон"
ФРАНЦИЯ. ПРОВИНЦИЯ ТУРЕНЬ. ГОРОД ШИНОН.
В городе Шинон, великолепие и богатая история которого приводят в изумление, величественно возвышаясь над рекой Вьенной, стоит старинный замок, построенный на месте бывших римских укреплений. Основное здание замка было построено на горном отроге графом Блуа, Тибо Мошенником, ещё в 954 году. Тогда то и начались хитросплетения трагедий и триумфов в старом добром Шиноне. Именно здесь в 1429 году произошла легендарная встреча наследного принца Карла, изгнанного из Парижа бургундцами, с Жанной д’Арк. Эта, насколько древняя настолько дивная история гласит, о том, как Жанна узнала будущего короля, затерявшегося в людской толпе, подошла к нему и произнесла: "Добрый принц, меня зовут Жанна-девственница. Король Небесный послал меня к Вам, чтобы сообщить, что вы будете повенчаны на трон в городе Реймсе, и вы будете наместником Небесного Короля, который правит Францией". Воодушевлённый словами Жанны, Карл решил вновь восстать против своих врагов, и в итоге был коронован под именем Карла VII. После этих событий Шинон стал королевской резиденцией.
В замке также находилась тюрьма, в которой в 1308 году были заключены многие тамплиеры, когда орден попал в немилость.
История замка связана и с именем Людовика XII; здесь в Шиноне он принимал легата Папы Александра VI, Чезаре Борджиа, который вручил ему извещение об аннулировании его брака с Жанной де Валуа. Таким образом, Людовик XII получил право жениться на Анне Бретонской, вдове Карла VIII, присоединив Бретань к своим владениям.
Но все эти события, овеянные дымкой времён, а значит сомнений, остались в далеком прошлом и поросли непроницаемым мхом забвения. Сегодня же, в это солнечное утро, ознаменовавшее начало еще одного летнего денька 1625 года, в верхнем зале Псовой башни замка Шинон, за громоздким дубовым столом сидел человек. Мужчине, на вид, не было и пятидесяти. Ровный пробор разделял две пряди светло-русых волос, обрамлявших длинное бледное лицо, ниспадая на дорогое сукно, расшитое серебром, темно-синего камзола. Высокий лоб, маленькие серые глубоко посаженные глаза, тонкий с горбинкой нос, всё выдавало в дворянине человека с признаками повышенной самооценки и довольно высоких умственных способностей, не лишенного коварства.
Сутулая фигура – неподвижно застывшая в полумраке комнаты, будто зависла над поверхностью стола, где громоздились чернильный прибор; массивный подсвечник на пять свечей; пресс-папье; и карта нескольких провинций долины Луары, к которой и было приковано пристальное внимание мужчины. Действительно, интендант провинции Турень – Арман Батист де Леглуа, барона де Монси, в это прекрасное утро, был крайне удручен и чем-то серьезно озадачен. Подперев голову рукой, он пребывал в глубоком раздумье, выводя гусиным пером, на плане, какие-то пометки, очевидно понятные одному ему. Но вдруг, размышления господина де Монси нарушил громкий нетерпеливй стук в дверь. Отчего барон вздрогнул, резко подняв голову, оторвавшись от размышлений, ложившихся в виде записей и замысловатых значков на разноцветную карту.
– Ну, кто там еще?
Раздраженно произнес он. В дверном проеме появилась голова секретаря.
– Чего тебе, Лебрен?
Секретарь, бесшумно ступив на лионский ковер, угодливо произнес:
– Монсеньор, простите, но дело не терпит отлагательств… Прюдо нашли.
Интендант, учащенно заморгав глазами, больше возмущенно, чем удивленно, проревел:
– Что значит нашли?! Он, что мешок с овсом или заблудившийся баран?!
Растерявшийся Лебрен запинаясь, заблеял:
– Нет, монсеньор, но…, видите ли…он…
– В чем дело Лебрен?! Вы, что онемели?!
Напуганный нарастающим гневом хозяина секретарь, зачастил:
– Его, на дороге, нашли крестьяне. Он был привязан к седлу лошади, к тому же совершенно нагой.
– На какой дороге?! Кто нагой?! Вы, с ума сошли?!
– Ваша Милость, я затрудняюсь, позвольте его привести, я думаю…он сам, всё…
На лице Монси проступила озабоченность, он начал понимать, о чем идет речь. В этот миг лакеи, просочившиеся в комнату за секретарем, освободили окна от штор, и в помещение хлынул яркий солнечный свет. Интендант сморщился.
– Ну, хорошо, ведите. Только оденьте его во, что-нибудь! Что за день сегодня такой! Совсем скоро Лебрен и Прюдо предстали перед гневным взором интенданта. Прюдо был бледен и выглядел крайне испуганным. Его бил озноб, губы дрожали, а трясущаяся рука блуждала по лицу, вытирая то глаза, то нос. Одежда, наспех напяленная на сборщика налогов, была велика, явно с "чужого плеча": белая холщевая рубаха, манжеты которой закрывали кисти и необъятные широкие кружевные кюлоты, которые он вынужден был придерживать рукой. Внимательно осмотрев бедолагу, Монси удивленно протянул:
– Мда-а-а, и, что сие означает, милейший Прюдо?
Прожурчал барон, не отрывая глаз от нижней кружевной части наряда несчастного.
– Монсеньор, я… я чудом остался жив…
Он не в состоянии сдерживать слез разрыдался.
– …они напали внезапно, всех перебили, мы сражались, их было очень много, деньги похитили, меня связали…они надсмехались над Его Высокопреосвященством и Вашей Светлостью…
Измученный Прюдо завопил, всхлипывая и икая, не в состоянии более говорить.
– Ну, ну, Прюдо успокойтесь.
Интендант сморщился, явно не желая более слышать эти вопли, раздраженно промолвил:
– Лебрен, уберите его! Напоите вином, уложите спать, не знаю…делайте, что хотите, только уберите!
Оставшись один, Монси глубоко вздохнул, взглядом обвел комнату, и, обратившись к самому себе, задумчиво прошептал:
– А ведь это может быть весьма серьезно, господин интендант. Весьма…
ГЛАВА 12 (41) "Е.В."
ФРАНЦИЯ. ГОРОД МЕЛЕН.
Как только первые солнечные лучи разбавили мглу предрассветного облачного неба, у хижины Лавальра, появился всадник. Гулкий стук копыт, пегово рысака, окутанного дымкой утренней прохлады, стих, когда из низких ворот полуразвалившейся конюшни, ему навстречу, выехали де Левальер в сопровождении верного Урбена. Шевалье недружелюбно оглядел барона и невнятно проворчал:
– Мы к вашим услугам, месье.
Д’Эстерне покосился на слугу.
– Я полагал…
– Нет, сударь, без Урбена никуда, он старый солдат, привыкший к походной жизни, прошел со мной огонь и воду, отличный стрелок, уверяю, с ним не будет хлопот.
Барон кивнул.
****
Три всадника, довольно скоро, добрались до Труамбера. Проезжая по подъемному мосту, переброшенному над замковым рвом, барон, как будто невзначай, обратился к Лавальеру.
– Лейтенант, не сочтите за праздное любопытство, скажите, отчего ваш перстень украшает вензель с литерами "С" и "N"? Ведь если это монограмма, то не хватает литеры "L" – Лавальер?
В ответ на улыбку д’Эстерне, уста шевалье искривила изуверская гримаса.
– Я, месье, не умею, как это принято у вас, изысканных молодых аристократов, красиво улыбаться и почтенно приседать. Поэтому отвечу прямо! Не ваше дело! И не лезьте ко мне с дурацкими вопросами! Предупреждаю вас!
Барон улыбнулся так, будто услышал наиприятнейший ответ, в полной мере утоливший его любознательность. Не произнеся более ни слова, они въехали в ворота замка. Поводья у дворян приняли слуги. Лейтенант, узнав в одном из них старого знакомого, спешившись, похлопал молодца по плечу.
– Что ж братец Тужо, рад тебя видеть вновь.
Лакей улыбнулся, как то странно взглянув на д’Эстерне.
Наверху, в большом зале, возле накрытого, праздничнее обычного стола, их ожидала графиня де Бризе. Мужчины поприветствовали её поклонами. Де Лавальер приблизившись к девушке, чуть слышно промолвил:
– Ваше Сиятельство, разрешите принести соболезнования…
Шарлотта потупила взор.
– Благодарю вас лейтенант. Только вчера отец был погребен в родовом склепе.
Они уселись за стол. Беседа не ладилась. Шарлотта и д’Эстерне робко переглядывались, как будто испытывая смущение, встретившись глазами. Повисло неловкое молчание. Наконец графиня, улыбнувшись, произнесла:
– Я безмерно счастлива, видеть вас вновь, господин де Лавальер. Вы всё тот же великодушный рыцарь, без страха и упрека, если откликнулись на мою просьбу.
Лейтенант угрюмо кивнул.
– Всегда к вашим услугам, мадемуазель.
Она взглянула на барона, как будто хотела, что-то сказать и ему, но присутствие лейтенанта заставило переменить решение.
Окончив трапезу, гости разошлись по своим комнатам, приготовленным во флигеле.
Оставив отобедавшего на кухне Урбена в передней, где для него была приготовлена кушетка, Лавальер вошел в свою комнату. Он вытащил из кожаной, дорожной сумки два больших кавалерийских пистолета и, удостоверившись в их готовности, спрятал под подушку. Снятые шпоры исчезли под кроватью. Растворив окно, шевалье вдохнул полной грудью, жмурясь от солнечных лучей. Вошел слуга.
– Он только, что покинул свою комнату.
Лейтенант, глядя в окно, потуже затянул ремень.
– Вы полагаете это тот, кого вы ждете?
– С того времени как я покинул Труамбер, здесь не появлялся более подозрительный человек. К тому же Тужо писал, что он следовал в Бланди-ле-Тур. Отчего он переменил своё решение?
Урбен заурчал как кот, заиграв бровями.
– М-м-м, быть может женщина? Глядя на графиню вполне возможно допустить…
– Женщина, в глазах у которой запылала искорка, самый подходящий повод, обернуть всё в свою пользу. Запомните, женщина это и оправдание и причина случившемуся, но не для меня.
– Но ведь именно из-за неё произошла ссора с виконтом де Шиллу!
– Ну и что это доказывает? Чем ссора не повод, что бы остаться в Труамбер?
– Неужели он готов подвергнуть себя такой опасности? !
– Риск и цель всегда находятся по соседству, но лежат на разных чашах весов. Решение принимается в зависимости от того, что из них перевесит.
– Значит, цель господина барона перевесила?
– Если это то, о чем я думаю,…то риск более чем оправдан.
В дверь постучали. Рука лейтенанта потянулась к эфесу. В проёме появилась голова Тужо, он, не проронив ни звука, кивнул. Дворянин достал из всё той же дорожной сумки кинжал, спрятав его в голенище ботфорта, отправился за слугой.
Покатые плечи лакея, облаченные в зеленую ливрею, едва различимые во мраке узких коридоров, являлись путеводным маяком для шевалье. Стараясь ступать бесшумно, они подошли к двери комнаты падре Локрэ.
– Он здесь, у святого отца.
Прошептал коротышка слуга. Затем распахнув соседнюю дверь, указал пальцем во тьму.
– Подымитесь по лестнице, там небольшое зарешеченное оконце, вы всё услышите.
Лейтенант, выставив вперед обе руки, беспомощно шаря в темноте, нащупывая подошвами поверхность пола, поднялся по лестнице из четырех ступеней. Справа он едва распознал очертания зарешеченного оконца, откуда доносился весьма отчетливый голос барона. Лавальер припал к решетке. В это время за стеной, отделявшей шевалье от соседней комнаты, капеллан, вжавшись в кресло, выслушивал обвинения д’Эстерне.
– …когда же в Мелён я разыскал дом лекаря Жофилье, меня ожидал сюрприз, догадываетесь какой?
Широко раскрытые глаза Локрэ впились в гостя, ужас и ненависть переполняли его душу. Барон улыбнулся.
– Аптекарь умер. Но не просто умер. Он был отравлен.
Их взгляды натолкнулись один на другой, и казалось, вспыхнула молния. Гость, не сводя глаз с капеллана, подошел к старинному буфету. От скрипа отворившейся дверцы священник вздрогнул. В руках барона появилась бутылка вина, которую он откупорил, и поднес к носу, вдохнув аромат виноградной лозы, выдержанный по старинному рецапту.
– О-о-о, восхитительный букет! Знакомый запах миндаля. Бьюсь об заклад, это Командария, весьма редкое вино. Не так ли?
Д’Эстерне наполнил рубиновым нектаром пузатый фужер.
– Не желаете отведать?
Локрэ с ужасом покосился на сосуд с вином.
– Ну, что же вы, не смущайтесь, угощайтесь.
Священник опустил глаза. Барон бросился к нему, схватив подавленного капеллана за горло, тем самым заставив смотреть глаза в глаза. Локрэ захрипел от удушия.
– Вы Локрэ, негодяй! Негодяй, вор и убийца! На ваших руках кровь графа де Бризе и несчастного Жофилье! Вы отравили их! У меня есть все доказательства тому! Я прихватил из Мелёна бутылку с остатками вина – отравленной Командарии! Больше того, я нашел, и, разумеется, перепрятал, золото, которое вы похитили из замка, и ночью, вместе с де Шиллу, зарыли на берегу! Как видите все доказательства налицо. Вы у меня в руках, и я уничтожу вас!
Капеллан, схватившись руками за спинку кресла, отпрянул от дворянина, как будто увидел, перед собой Аваддона. Он, казалось, обезумев, шевеля губами, блуждал зрачками по темной комнате. Затем упав на колени, обхватил ноги шевалье, взмолился:
– Прошу не губите! Не губите! Рабом вашим буду, сделаю всё, чего пожелаете, только не губите! Моя жизнь отныне принадлежит лишь вам!
Кривая усмешка пробежала по устам барона. Он свысока, очевидно, не сомневаясь в подобном исходе, уставился в бледную окружность тонзуры, валявшегося у него в ногах священника.
– Хорошо, я не побрезгую вашим обществом. Но запомните, один неверный шаг и вам конец. Ваша жизнь, как вы изволили выразиться, принадлежит мне!
Локрэ, обливаясь слезами, целовал ботфорты великодушного благодетеля.
– Ну, хватит!
Прервал причитания дворянин.
– Мне нужна ваша помощь, взгляните вот сюда.
Барон достал из кармана небольшой, потертый футляр, из змеиной кожи. Извлек из него потрепанный пергамент и развернул на столе, придвинув оловянный шандал. Капеллан, всхлипывая, вытирая рукавом рясы слезы, склонился над столом, разглядывая желтоватый лоскут кожи.
– Видите? Это план крепости Труамбер.