К десяти часам вечера Семенов уже знал, кто из казаков будет делегирован на эту совдеповскую толкучку, и каждого из них поименно пригласил завтра к себе на обед. Следом каждому из них было сообщено, якобы от имени Совдепа - занимался этим младший урядник Бурдуковский, - что заседание Совета депутатов переносится на послезавтра, на утро. Семенову очень важно было отделить казаков от Совдепа...
На следующий дань Семенов заказал большой обед в кавказской шашлычной, расположенной неподалеку, отправил туда казаков, а сам вместе с верным Бурдуковским поспешил в атаманский дом, где шло заседание. Председательствовал на нем человек, воспоминания о котором вызвали у Семенова изжогу, - Пумпянский.
Войдя в зал, Семенов весело потер руки:
- Ба-ба-ба, сколько знакомых лиц! - И рявкнул так, что на окнах колыхнулись занавески: - Вы арестованы! Бее до единого!
Зал замер - многие знали, что шутки с Семеновым плохи, мужик он крутой: и шашкой рубануть может, и из револьвера пульнуть прямо в физиономию... Из фронтовиков. А фронтовики - они все "нервенные".
- Командира конвойной сотни - ко мне! Пусть принимает арестованных! - повернувшись к Бурдуковскому, прорявкал Семенов прежним громовым голосом, затем перевел острый секущий взгляд на председателя и укоризненно покачал головой: - Ай-ай-ай, господин Пупянский...
- Не господин, а гражданин, и не Пупянский, а Пумпянский, - мрачно поправил тот.
- Все равно. Вы знаете, господин Пупянский, казаки возмущены вашими действиями против меня и не прислали на заседание ни одного своего делегата. Вам это о чем-нибудь говорит?
Пумпянский обеспокоенно закрутил головой.
- Вы - интриган! - с пафосом воскликнул Семенов и угрожающе ткнул в Пумпянского пальцем.
- Да я... - вскинулся он в председательском кресле.
- Сидеть! - рявкнул Семенов. - Объясняться будете потом, когда приговор станут приводить в исполнение! - Повернулся к людям, сидящим в зале: - Если кто-нибудь вздумает покинуть свое место без моего разрешения, казаки, стоящие у входа, будут стрелять без предупреждения. Ясно?
Пумпянский снова вскинулся в своем кресле.
- Сидеть! - вторично рявкнул на него Семенов. Прошел к столу председателя, положил кулаки на сукно рядом со стеклянным графином - непременным атрибутом всех говорливых заседаний - и глянул Пумпянскому в глаза: - Ну и что вы хотите со мной сделать? Рассказывайте!
У Пумпянского дрожали губы, он прикладывал к ним ладонь, пытаясь унять дрожь, но это не помогало. Пумпянский не ответил - он не мог говорить.
Значит так, мое условие такое. - Семенов повернулся к залу. - Арестовывать вас я пока повременю. Сейчас - немедленно расходитесь по домам. Через два дня соберемся на заседание снова. При моем участии... - Он рассмеялся. - На нем мы и решим, что со мною делать. Понятно?
Из зала, сразу из нескольких мест, донеслось робкое: "Понятно".
-А теперь по домам - разойдись! - скомандовал Семенов.
Подобные штуки Григорий Михайлович Семенов потом проделывал не раз - он оказался великим мастером по этой части. И почти всегда - за редким исключением - выигрывал схватки.
Пока собравшиеся, опасливо косясь на крутого есаула, покидали атаманский дом, Семенов подозвал к себе Бурдуковского и приказал ему:
- Срочно собирай вещи! Через два часа мы должны покинуть Читу.
Бурдуковскнй помчался выполнять приказание, а Семенов, поигрывая плеткой, пошел в шашлычную к казакам: уж коли пригласил их на обед, то надо угостить станичников так, чтобы обед этот остался у них в памяти до конца дней...
Напоил Семенов земляков знатно, половина из них не могла держаться на ногах, ползала по шашлычной на четвереньках - всех напоил и накормил, сам же прыгнул в пролетку, подогнанную Бурдуковскнм, и понесся на станцию - надо было успеть к маньчжурскому экспрессу.
Вместе с Семеновым и Бурдуковским Читу покинул и Замкин - совдеповец боялся, что его раскроют и тогда ему не поздоровится.
Вышел Семенов из поезда в Даурии - на небольшой, неожиданно оказавшейся шумной станции. Здесь была власть казаков и никакими солдатскими комитетами да советами не пахло. Хотя Совдеп все-таки имелся, но он влачил жалкое существование.
На следующий день в Даурии появился войсковой старшина барон Уигерн. За ним - хорунжий Мадиевский, подхорунжий Швалов и другие. Семеновцы стали собираться в кулак. Есаул не замедлил выступить перед ним с речью.
- Все, игры кончились, - сказал он. - Мы вступаем на путь вооруженной борьбы с большевиками. Они нас предали - заключили с немцами договор, которой унижает нас. Брест-Литовским называется... Как комиссар Временного правительства я отказываюсь подчиняться этой власти. У меня все!
Собравшиеся поддержали Семенова, ни один не выступил против. А младший урядник Бурдуковский, покраснев - горячая кровь у него была размешена холодом, - вскочил с места и взметнул над головой кулаки:
- Все на борьбу с большевиками!
В Даурии нашелся свой Замкин. По фамилии Березовский. Член Совдепа не только местного, но и Совдепа Читинского. Кроме того, в Даурии он занимал довольно приметную должность коменданта станции. Семенов пригласил его к себе на чай с баранками и кедровой настойкой и после десяти минут сидения за столом понял, что гость - "человек никудышный, крайне вздорный и бестолковый, но с повышенным самомнением...". Это болезненное самолюбие в свое время сослужило Березовскому плохую службу - он попал под суд, угодил в дисциплинарный батальон; после революции, изобразив из себя рьяного борца с царизмом, благополучно избавился от всех ярлыков и дисциплинарных "хвостов"...
- Я предлагаю вам перейти ко мне на службу, - сказал ему Семенов после второй стопки великолепного горького напитка, пахнущего сухими орехами и давленой тонкокожей скорлупой, глянул на Березовского в упор. У того, бедного, на лбу выступил мелкий блесткий пот.
Березовский молчал. Только кадык у него на шее дернулся вверх, потом шлепнулся вниз. Семенов, услышав влажный звук, понимающе улыбнулся.
- Как военный комиссар Временного правительства я через несколько дней произведу вас в прапорщики, - произнес Семенов торжественно, - иначе что же такое получается: вы занимаете такую приметную должность, командуете людьми, а на погонах у вас не то чтобы звездочек - даже лычек нет... Непорядок.
По неожиданно повлажневшим и потеплевшим глазам Бeрезовского Семенов видел - тот клюет.
- Чем я могу вас отблагодарить? - сглотнув слюну, спросил гость хриплым шепотом.
- Чита вам доверяет?
- Вполне.
- Будете передавать в Читу, в Совдеп только ту информацию, которой буду снабжать вас я. Все остальное - задерживать и класть мне на стол. Больше ничего не надо.
"Пользуясь полным довернем Читинского Совдепа, он своей тенденциозной информацией спутал все расчеты Читы, - написал впоследствии Семенов об этом человеке, - и удержал ее от активных действий против меня в такой момент, когда мою деятельность можно было легко пресечь без всяких усилий".
Ставку Семенов решил сделать на генерал-лейтенанта Дмитрия Леонидовича Хорвата - управляющего КВЖД. Денег у Хорвата было много, а вот собственных боеспособных частей - ни одной. Хотя времена наступали смутные и железную дорогу надо было защищать. Поэтому Семенов собрался поехать к Хорвату с предложением сформировать отдельную казачью бригаду. Для совместных нужд, как говорится.
Для начала Семенов отправил к нему поручика Жевченко с письмами, и тот вскоре по железнодорожной связи сообщил неутешительное:
- Генерал Хорват не собирается бороться с большевиками. Собственные воинские части ему не нужны.
- Как же он в таком разе собирается защищать железную дорогу?
- Хорват ведет переговоры с китайскими властями. Предлагает нм ввести свои войска в полосу отчуждения КВЖД.
Это было неприятное известие.
В это время Иркутский Совдеп, согласовав вопрос со Смольным, назначил нового управляющего железной дорогой - большевика Аркуса, Он обитал в одном из поселков КВЖД, постоянно менял квартиры и собирался ехать в Иркутск за инструкциями и соответственно - за мандатом. Семенов, узнав об этом, усмехнулся, расправил усы и подкрутил на них колечки.
Попытка смены власти на КВЖД не удалась, как потом отметил Семенов, "исключительно благодаря моему своевременному вмешательству, которое повлекло за собой окончательный мой разрыв с советской властью".
Когда поезд, на котором Аркус следовал в Иркутск, остановился на станции Даурия, в вагон, где располагался новый управляющий КВЖД, ворвалась группа казаков и выволокла новоиспеченного "генерала" на перрон. Семенов не собирался его долго держать в кутузке - ну, неделю-две, не больше: ему важно было сбить с него начальственную спесь, а если Аркус заявит, что в Иркутск не поедет - и вообще отпустить его, и сделать это незамедлительно, посадить на поезд, уходящий в глубину Китая, и помахать вслед белым платочком.
Любой нормальный человек на месте Аркуса поспешил бы принять эти условия и бегом бы устремился в поезд, уходящий на восток, но только не Аркус. Он повел себя иначе. Презрительно смерил Семенова с головы до ног и проговорил сквозь зубы, сплевывая слова, будто подсолнуховую скорлупу:
- Я вас не знаю и знать не хочу.
- Ить ты! - Семенов усмехнулся и вновь подкрутил пальцами колечки на усах.
- Вы пойдете под суд, и вместе с вами - те лица, которые незаконно произвели мой арест.
- Ить ты! - вторично усмехнулся Семенов. - Произвели! Незаконно! - Повернулся к казакам, которые привели Аркуса. - Ну-ка, станичники, перетряхните вещички этого господина. Вдруг найдется что-нибудь интересное.
Интересное нашлось. Из багажа Аркуса были извлечены бумаги, одна - по поводу Семенова, другая - Хорвата, согласованные с китайскими властями, где черным по белому было написано: есаула Семенова Г.М. следует немедленно арестовать, генерал-лейтенанта Хорвата Д.Л. с должности сместить.
Семенов повертел бумаги в руках, весело оскалил зубы и подошел к Аркусу:
- Арестовать меня, значит, вздумали?
Аркус презрительно сжал глаза в щелки, разом становясь похожим на китайца, мотнул головой. Жест был непонятным: то ли он подтверждал возможность ареста Семенова, то опровергал его, а через мгновение есаул обнаружил, что в него летит плевок.
Еле-еле Семенов от этого плевка увернулся и не замедлил ответить - в нем мигом вскипела злость, и есаул коротко, без замаха, очень умело ударил Аркуса кулаком в лицо.
- Хватит разбираться с этим сукиным сыном! - просипел он неожиданно сдавленным голосом, позвал своего верного урядника: - Бурдуковский!
Бурдуковский подскочил к есаулу, козырнул лихо:
- Ваше высокоблагородие!
- Что у нас с военно-полевым судом? Он существует?
Этого Бурдуковский знать, естественно, не мог; не отрывая ладони от папахи, он виновато приподнял одно плечо:
- По-моему, нет.
- Отрядить трех человек в военно-полевой суд, - приказал Семенов. - Немедленно!
Этот суд из двух солдат и одного офицера собрался на станции Даурия через десять минут. Заседание проходило в кабинете Березовского. Было оно недолгим: суд на одном дыхании, едва войдя в кабинет коменданта станции, вынес вердикт: смертная казнь. Приговор был окончательным, обжалованию не подлежал и в исполнение должен был приведен немедленно.
Аркус, не ожидавший такого поворота, побледнел, лицо его сделалось потным, он знакомо мотнул головой - не верил, что его могут расстрелять.
- Напрасно, голубчик, не веришь. - Семенов усмехнулся и приказал верному Бурдуковскому: - Решение военно-полевого суда - к немедленному исполнению!
Двое казаков подхватили Аркуса под локотки и поволокли за станционный сарай. Аркус пробовал что-то кричать, но мороз, ветер, густой дым, валивший из станционной трубы - там только что в печь засыпали полцентнера угля, - заталкивали слова ему обратно в глотку. И Аркус, поняв, что все кончено, что он проиграл свою партию окончательно, заплакал.
Через несколько минут за сараем грохнули два выстрела, один за другим. Несостоявшегося управляющего КВЖД не стало.
Семенову было понятно: промедление смерти подобно, к Хорвату надо ехать сегодня же. Но помешали спешные дела, и выехал есаул лишь на следующий день, через сутки, в девять часов утра восемнадцатого декабря 1917 года, вместе с урядниками Бурдуковеким и Батуриным прибыл на станцию Маньчжурия.
Жизнь тут была много веселее, чем на станции Даурия, - здесь имелось несколько трактиров и лавка колониальных товаров. Из российских на полках лежали спички, произведенные еще до Великой войны на станции Седанка, что под Владивостоком, - видно, закуплены были спички в количестве сверхизбыточном, раз их до сих пор не сумели распродать, поскольку ныне фабрика в Седанке, ставшая японской, спички не выпускала; были еще и бабьи ленты, которыми можно и одежду украшать, и волосы подвязывать, все остальное - иностранное: слабенькое японское пойло саке, которое - тьфу! - надо употреблять горячим, твердые американские галеты, напоминающие прессованную фанеру, такие они были невкусные, австралийская ветчина в железных банках, похожих на традиционные чайные коробки, украшенные ярким рисунком, и жесткая, как железо, вяленая страусятина.
Есаул, увидев страусятину, лишь изумленно покачал головой:
- Ну и ну! - Спросил у лавочника: - Сам-то пробовал?
- Пробовал, - неохотно ответил тот и испуганно покосился на дверь, словно оттуда должен был выползти злой Змей Горыныч, - мясо и мясо, не отличается от коровьего, только зубы надо иметь хорошие.
- Зубы всегда надо иметь хорошие. А чего сидишь такой невеселый? Заболел, что ли? Или плохо позавтракал? А?
Лавочник неопределенно махнул рукой:
- Вот именно, "а", господин генерал.
- Да не генерал я. - Семенов поморщился.
- Все равно - большой человек. А быть невеселым есть отчего, извините великодушно. Сегодня обещают прийти посланцы из Совдепа. Слышали о таком?
- Слышал. И видел. И в Чите, и в Иркутске, Даже близко соприкасался.
- Вот и мы с хозяином соприкоснулись.
- И что же?
- Лавку нашу сегодня собираются экс... экс... тьфу! - отплюнулся лавочник, выдернул из-под весов клочок бумажки, на котором было записано трудное слово, и прочитал по слогам: - Экс-про-при-и-ро-вать, Без стакана водки не выговоришь. Неприличное слово.
- Действительно, неприличное, - согласился Семенов и, купив страусиного мяса и галет, вместе со спутниками двинулся в паспортный пункт.
Под ногами остро, будто стеклянное крошево, скрипел снег. На ветках деревьев сидели голодные, по-собачьи нахохлившиеся вороны. А вот собак не было видно. Семенов удивился этому.
- Здесь, в зоне отчуждения, полно корейцев, - пояснил Бурдуковский. - Для них собачатина - все равно что для нас парная телятина, такое же желанное блюдо. Делают они из собачатины мясо "хе" и наедаются так, что потом на ноги подняться не могут.
- Эге! - продолжал удивляться есаул. - А я-то думаю: где собаки?
В паспортном пункте сидело два офицера.
Увидев есаула - человека, старшего по званию, - хмурый военный чиновник представился:
- Куликов!
Его коллега, молодой, румяный, с двумя серебряными значками на гимнастерке - один был университетский, второй - об окончании школы прапорщиков - также не замедлил представиться:
- Прапорщик Кюнст!
Семенов положил на стол военного чиновника свой паспорт, рядом - бумаги Бурдуковского и Батурина, взял стул и, повернув его спинкой вперед, сел, как на коня.
- Направляемся к господину Хорвату, - пояснил он, глянул в окно, неожиданно заметил там китайского солдата и поинтересовался: - Расскажите-ка, господин хороший, что тут у вас происходит? Китайцы почему-то разгуливают в зоне отчуждения, как у себя дома.
На лице военного чиновника появилась грустная улыбка, он сбил с левого погона какую-то соринку и также глянул в окно.
- Вчера сюда пришла китайская пехотная бригада. При полной выкладке. Будут разоружать наших.
- Как разоружать? - Семенов привстал на стуле, будто в стременах. - Какое право имеют эти тыквенные головы разоружать наших солдат?
- Господин есаул, революционные преобразования докатились из России и сюда, на КВЖД. Никому ни до чего нет дела. Власть бездействует, железнодорожная рота и ополченческая дружина, составляющие гарнизон города, полностью деморализованы, на всех заборах, как воробьи, сидят и горланят агитаторы, в городе - грабежи, убийства, ночью за порог дома выйти нельзя... А-a! - Лицо военного чиновника исказилось, он отвернулся в сторону, расстроенный. - В общем, китайцы решили взять власть в свои руки, разоружить гарнизон и навести в городе порядок.
- Китайцы... Чтобы они разоружали русских?! - негодующе воскликнул Семенов. - Этого еще не хватало! - Словно о чем-то вспомнив, он достал из кармана кителя мандат, полученный им в Петрограде, положил на стол перед военным чиновником.
Тот медленно зашевелил губами:
- Воен-ный комис-сар Дальне-го Востока. - Краска прилила к его лицу, и Куликов поспешно вскочил с места.
- Сядьте! - сказал ему Семенов. - Пригласите-ка лучше ко мне сюда, в здание станции, начальника китайского гарнизона, командира бригады, начальника дипломатического бюро Цицикарской провинции с драгоманом, городского голову и начальника милиции.
Военный чиновник лихо щелкнул каблуками, перевел взгляд на прапорщика:
- Кюнст, выполняйте приказание!
Кюнст вскочил с обрадованным видом, как и его начальник, щелкнул каблуками и, сдернув со старой рогатой вешалки шинель, исчез.
- М-да, и вас, оказывается, тоже разложили большевики, - удрученно протянул Семенов, пригладил ладонью усы.