Увидев его впервые на балу, великая княгиня почувствовала сожаление. Где он был раньше, этот ангел-черт?! Ее мгновенно потянуло к Орлову, но устроить свидание никак не получалось. Даже старания Брюс не увенчались успехом. Орлов делал вид, что не понимает, о чем идет речь. А потом взял и, словно в насмешку, поселился в доме напротив апартаментов великой княгини.
Екатерина окончательно потеряла покой, украдкой наблюдая за тем, что творится в окнах на той стороне. Иногда она становилась случайной свидетельницей шальных объятий, иногда видела, как Орлов бегает по комнатам за обнаженными женщинами. А минувшей ночью…
Она до сих пор вспоминала тот случай со смущением и смутным желанием. Проснулась посреди белой ночи, словно кто-то настойчиво позвал, оторвав от сладких снов.
Босая, подошла к окну, одернув тяжелую штору, и…
Замерла, встретившись взглядом. Орлов стоял у раскрытого окна, сцепив руки на затылке и подставив прекрасное лицо светлому небу. Белая ночь скользила по его гладкому мускулистому телу. Казалось, он не только не стеснялся собственной наготы, но и, напротив, очень ею гордился. Словно в подтверждение мелькнувшей догадки, Орлов с хрустом потянулся, продемонстрировав еще раз свои бесспорные достоинства (свидетельствующие о неприкрытом желании) нечаянной свидетельнице, и с откровенной ухмылкой закрыл окно. Мол, насмотрелась и будет. За просмотр платят: либо деньгами, либо любовью.
Екатерина, задыхаясь, упала на постель, вновь и вновь вспоминая взволновавшую ее картину. Как же красив этот ангел-черт! Такого сложно приручить, с таким ни минуты не будешь спокойна, но зато, как обнимет, так сразу все печали позабудешь, отдашься жаркой страсти, а потом… потом, гори оно все синим пламенем. Екатерина снова бросилась к окну, впуская в комнату аромат теплой ночи. Голова кружилась от желания, тело горело, охваченное любовной лихорадкой. Показалось, или напротив действительно дрогнула штора?! С кем он там сейчас? С Куракиной?
- Никуда не денешься, - прошептала она. - Все равно будешь мой. Иначе не я буду.
И вот, пожалуйста, небо услышало непристойную молитву: наутро пожаловал Шувалов, испрашивая дружеского совета. После ухода инквизитора она бросилась в спальню - умываться, одеваться, охорашиваться. Девки, как заведенные, бегали вокруг, не понимая, отчего обычно такая спокойная и невозмутимая, она кричит и требует поторапливаться. Светлое платье, волосы, уложенные в простую прическу, немного румян и помады. В ложбинку между грудями упала капелька духов - любимый аромат летних цветов. Все, она готова к долгожданной встрече.
Однако Орлов не торопился, испытывая нетерпение великой княгини. Прошло часа два, как ей доложили - прибыл, паршивец. Со специальным донесением от графа Шувалова.
Екатерина нервно оправила на себе платье, не понимая, почему она так волнуется. Вроде не девочка, чтобы так переживать из-за мужчины, и все же сердце отбивало свой набат, норовя вот-вот выскочить из груди.
Вошел, усмехнулся взглядом, мгновенно оценив и лихорадочное возбуждение, и ее девственно белый наряд, и длинные пальцы, нетерпеливо постукивающие по лаковой столешнице. Она боялась нарушить молчание, он - насмешливо тянул паузу. Первой не выдержала Екатерина:
- Вас прислал Шувалов?
В ответ белозубая улыбка:
- Он.
- И?
Еще одна улыбка.
Екатерина нервно облизнула губы.
- И ничего. Я жду распоряжений, ваше высочество.
- Любых? - голос Екатерины, обычно звучный и бархатный, вдруг оказался с досадной прорехой. Нервы пополам с желанием еще не так могут подвести.
Орлов сделал вид, что не заметил пробившейся дрожи, его явно забавлял этот глупый разговор.
- Разумеется, любых. Приказывайте. Я весь в нетерпении.
Собака, какая! Он в нетерпении! Екатерина вновь вглядывалась в его красивое лицо: огромные карие глаза, весело блестевшие под длинными пушистыми ресницами, безупречной формы лоб, гладкий, белый, словно дорогой мрамор. Упрямый нос с хищными ноздрями, пухлый рот - противоестественное сочетание нежности и мужественности. Как ей хотелось дотронуться до этих влажных теплых губ, пахнувших табаком и другими женщинами. Как хотелось попробовать на ощупь смоляные кудри: так ли они мягки, как кажутся?! Как давно она хотела почувствовать на себе тяжесть его совершенного тела и поддаться яростному натиску…
- Вам нравится жить в Петербурге?
Более глупого вопроса нельзя было придумать. Разве что только, спроси она о погоде.
- Пожалуй, да, чем нет, - ответил Орлов и без разрешения уселся в кресле. - Здесь больше наслаждений и больше возможностей.
- А вы любите наслаждения?
- А кто ж их не любит? - удивился он. - Даже собака не против, когда ей почесывают пузо и дают кость с остатками мяса. Что уж о людях говорить?
- И какие наслаждения вам по нраву?
- Власть. Женщины. Деньги.
В первую минуту Екатерина онемела от подобной наглости, однако потом не выдержала и рассмеялась:
- Вы всегда так откровенны?
- Нет. Но с вами - да.
- Тогда ответьте мне еще на один вопрос… Только откровенно.
- Спрашивайте, - он наклонился к ней, напоминая хищного голодного зверя. Екатерину пронзила теплая судорога внизу живота.
- При дворе стало известно о вашей победе над княгиней Куракиной. Она рассказывает удивительные вещи о ваших м-м… способностях. Говорят, что лучше всего вам удается в постели… Что вам лучше всего удается в постели? - выпалила она и отчаянно покраснела.
Орлов уверенно подошел к ней, не смущаясь, коснулся груди в вырезе платья.
- Спальня где?
Екатерина растерялась:
- Там.
- Пошли. Не люблю слов, предпочитаю дело.
Она безвольной куклой поплелась следом, чувствуя, как изменяет смелость. Этого не может быть, не может, не может… Или?
В спальне он первым делом крепко закрыл дверь. Резко обернулся и уже по-свойски, как и подобает хозяину, прижал к себе, давая ощутить свое желание. Оттолкнул.
Хрясть! Платье не выдержало сильных рук и разошлось на груди двумя белыми смятыми половинками.
Хрясть! Молча и с удовольствием рвал на ней одежду, потом толкнул на постель.
- Значит, ваше высочество, хочет узнать, что лучше всего мне удается в постели? Что ж, я готов удовлетворить ваше любопытство.
Ах-ах! Сначала она даже не поняла, что именно он собирается сделать, затем смутилась, дернувшись и закрывая потайное местечко обеими ладонями. Словно невинная барышня. Он нежно и ласково отвел бессильные руки:
- Не бойся. Тебе будет очень хорошо, обещаю.
И от этой клятвы она сникла, расслабилась, чувствуя, как его губы начали исследовать самые укромные местечки ее тела. О! Такого с ней еще не было. Тело благодарно выгибалось ему навстречу, ловя каждое прикосновение, горело от страсти. Внизу стало совсем горячо, женщина закричала…
…А затем накатила еще одна - самая сильная - волна желания, накрыв ее всю от головы до пяток, и, содрогнувшись от сладкого спазма, пронзившего влажное лоно, Екатерина вдруг обмякла и затихла.
Орлов довольно похлопал ее по оголенному животу.
- Таких горячих баб у меня еще не было. Ночью еще приду. Жди.
И вышел, хлопнув дверью.
Екатерина взглянула на себя в зеркало: красная, растрепанная, удивленная и счастливая. Вспомнив необычные ласки Григория, она на мгновение смутилась, но тут же отогнала стыдливые мысли. Чего стыдиться? Любви? Своих желаний?
Напряжение последних дней отступало. Глаза слипались, великая княгиня скинула на пол разорванное платье и, завернувшись в одеяло, провалилась в спокойный и крепкий сон. До вечера еще так далеко, а ей нужно набраться новых сил.
ГЛАВА 12.
Григорий не обманул, пришел в полночь и остался до самого утра. Заласканная, зацелованная Екатерина впервые за долгое время спокойно заснула в теплых мужских объятиях.
Но привычка рано вставать все-таки взяла свое, несмотря на приятную усталость и короткий сон. Приподнявшись на локте, она осторожно обводила пальцем ангельские черты, еще не веря, что этот своенравный Геркулес теперь принадлежит ей одной. Но принадлежит ли?
- Любуешься? - хрипло спросил Орлов, открыв глаза.
- Любуюсь, Гриша, - со всей серьезностью ответила Екатерина. - А еще думаю, сколько нам с тобой счастья отпущено?
- Чего тут думать, - он грубовато, но ласково поцеловал ее прямо в опухшие губы. - Сколько отпущено, столько и возьмем. Мы теперь с тобой крепко повязаны. Как иголка с ниточкой. Куда ты, туда и я. Теперь никуда тебя не отпущу и никому не отдам.
- Стоит ли давать такие обещания, когда впереди целая жизнь?
- Стоит!
- Правду говорят, что у тебя есть четверо братьев? - спросила она вдруг.
- Правду. Папка с мамкой постарались, родили таких молодцов, - засмеялся он. - Иван, Алексей, Федор и Владимир. Все на военной службе. Мы, Катя, четыре полка при Петербурге держим. И крепко держим. Гвардейцы за нас пойдут и в огонь, и в воду. Но я - лучший. Это тебе на всякий случай говорю, не терплю соперников.
- А кто твои родители? - Екатерина постаралась скрыть любопытство, но оно все же прорвалось. Григорий зло насупился.
- Гнушаешься?
- Что ты, Гриша, просто интересно, - поспешила его успокоить великая княгиня.
- Происхождение у меня скромное. Для вас, императоров, - нехотя проговорил Орлов. - Но нам, гвардейцам, есть, чем гордиться. Дед мой, Иван Орлов, рядовой лучник был замешан в бунте стрельцов. Но вышел сухим их воды. Так было дело. Приговорили, значит, деда моего к смертной казни. Царь приказал. И, может быть, на том наш род бы и прервался, если бы не милость государя. Взошел он, понимаешь, на эшафот и, улыбнувшись, оттолкнул ногой окровавленную голову, послав ударом в народ. Голов там много валялось в тот день. Народ закричал, испугался. А царь ну, как хохотать. За это его царь, Петр Алексееич, и помиловал. Люблю, говорит, смелых да бесшабашных. После этого дед остепенился, верно служил царю и дослужился до офицерского чина. Сын его, Григорий Иванович, и мой отец стал губернатором Новгорода. В пятьдесят три года женился на благородной девице Зиновьевой. То мамка моя. Родила она бате девять сыночков, девки у них почему-то не получались. Выжили только пятеро. Мы, Катя, как пальцы одной руки - куда один, туда и все. Каждый за другого готов жизнью поручиться. Родная кровь…
- Гри Гри, - ласково прошептала она, пробуя придуманное имя на вкус.
- Пусть так, - пожал он плечами. - Не возражаю.
- А шрамы откуда? - спросила она, коснувшись отметин на теле.
- Смешная, право… - Орлов перехватил ее руку. - Откуда им появиться, как не с войны. Про битву у Цорндорфа слыхала? Там наших много полегло, а уж калек сколько пришло. А я, счастливчик, царапинами отделался. - Он вгляделся в ее сосредоточенное лицо. - Или опять приревновала? Такие коготки, как у тебя, тоже способны оставлять шрамы.
- Они на многое способны, Гриша. Я - лучшая. Это тебе на всякий случай говорю, не терплю соперниц.
- Понятно, - как-то буднично и по-военному сказал Орлов. - Куракиной даем отставку. То-то Шувалов порадуется. Жаль, конечно, не успел распробовать. Перестань царапаться! Я же пошутил!
- А я не шучу, Гриша! Никаких соперниц!
- Никаких! Ох, до чего же ты баба сладкая!
И более в тот день они не говорили.
О новом увлечении великой княгини при дворе узнали сразу. Княгиня Куракина кусала локти от досады, Шувалов не скрывал радости, утешая свою прекрасную Елену, а Орлов с чувством, толком и расстановкой компрометировал Екатерину. И добро бы только открыто посещал ее спальню, так нет, этого оказалось мало: то и дело парочку заставали в откровенных позах. На балах Екатерина танцевала только с Орловым, принимая его поцелуи как должное. Двор недоумевал: после скромного и умного Салтыкова, после утонченного и оригинального Понятовского, наконец, после деликатного и дипломатичного Панина, столь открытая связь с Орловым казалась мезальянсом. Неужели великую княгиню прельстила внешность Орлова? Этим вопросом так или иначе задавались все, за исключением Петра Федоровича и Елизаветы. Первого дела супруги совершенно не интересовали, вторая - балансировала на грани жизни и смерти, с трудом ориентируясь в реальности.
Екатерина не обращала внимания на сплетни: она была счастлива.
- И что ты в нем нашла, Екатерина Алексеевна, - спросила ее как-то княгиня Дашкова. - Он же грубый, необразованный, вечно пьяный. Даже когда трезв, все равно кажется пьяным.
- Я его люблю, - призналась Екатерина.
- За что? - удивилась Дашкова. - Неужели это животное можно любить?
- А разве любить нужно за что-то? - парировала Екатерина. - К тому же животных любят больше и сильнее, чем людей. Ну, хорошо. Я его люблю за красоту и смелость. За невероятную веру в себя. Люблю за его громадный рост и молодецкую удаль. Люблю за поцелуи, за то, что я больше ни одной ночи не провожу одна. Люблю за отвагу и безумные выходки. Люблю за грубость и ласку. А еще…
- А еще ты его любишь за те четыре гвардейских полка, которые он и его братья крепко держат в своих железных руках, - подытожила проницательная Дашкова. - С ними будет намного удобнее и проще взойти на трон.
Екатерина не стала отпираться.
- Ты обвиняешь меня в корысти? По глазам вижу, что это так. Ну и пусть! Твое право винить меня. Как и мое - бороться за престол. Я четырнадцать лет ждала, и теперь не имею права на ошибку. Тут не до сантиментов, Катенька. Как только императрица испустит последний дух, начнется война. Война на выживание. Ты думаешь, что я думаю только о своей судьбе? Ошибаешься. От меня зависит, будет ли мой сын жить, и признают ли его законным наследником. От меня зависит судьба друзей, твоя, кстати, тоже. Или же думаешь, что твоя рябая сестричка пожалеет тебя? Наконец, и это, может быть, самое главное, от меня зависит судьба России. Это моя страна, моя вера и моя судьба. И если для того, чтобы получить корону, мне придется переспать с целым гвардейским полком, я это сделаю. И еще благодарить буду! Понятно? В свое время Елизавета Петровна укрылась за Салтыковой, отправив ту в казармы. Я укрываться не буду: если надо, сама пойду!
- Прости, - повинилась Дашкова. - Я ведь за тебя переживаю. Твое имя у всех на слуху, его вместе с Орловым то так, то этак склоняют. В казармах только о вашей связи и говорят.
- И хорошо, - глаза Екатерины потемнели от гнева и незаслуженной обиды. - Хорошо, что говорят. Чем больше, тем лучше. Лучше положиться на преданность младших офицеров, исконно русских людей, чем добиваться симпатий высшего командования, зависящего от придворных интриг! К тому же Орловы готовы служить мне верой и правдой. Все они ведут среди офицеров и солдат пропаганду в мою пользу.
- Особенно Алексей, - улыбнулась Дашкова. - Кажется, ты умудрилась сразить сердце не только старшего, но и младшего брата. Он больше других проявляет нетерпение и горит желанием свергнуть врагов прекрасной княгини. Только не нужно краснеть. Пусть он и не так прекрасен, как его старший брат… Не зря Алексея называют резаным. Шрам действительно ужасен - от рта до уха.
- Ну и что, - Екатерина встала на сторону своего любимца. - Шрамы украшают мужчин. Алексей способен ударом кулака свалить быка, к тому же он очень умен и честолюбив. А ты знаешь, как я ценю в людях эти качества. Единственный недостаток Алексея - вспыльчивость, но со временем это, наверняка, пройдет. В любом случае, братья Орловы - мой счастливый шанс. И я очень надеюсь, что он сыграет. А то, что в казармах знают о наших отношениях с Гришей, я только приветствую. Там он - и царь, и бог. Знаешь, я даже просила Гри Гри отвести меня туда.
- И что он?
- Согласился, - с непонятной гордостью сказала Екатерина.
Дашкова только укоризненно покачала головой, осознавая, что ее упрямая подруга все равно поступит по-своему.
Так оно и вышло. Через два дня Орлов приказал Екатерине надеть мужской костюм и убрать волосы в косы. По дороге в казармы он ее инструктировал:
- Веди себя спокойно и с достоинством. На сальные шутки либо отвечай точно так же, либо не отвечай вовсе. Главное - не показывай страха. Они, как псы, моментально это чувствуют. Не успеешь оглянуться - мигом разорвут.
Страха Екатерина не испытывала, напротив, весь день пребывала в какой-то эйфории, словно готовилась вступить в новый, неизведанный, но очень притягательный мир.
Поначалу гвардейцы воспринимали ее настороженно. Десятки пар глаз нагло ощупывали фигуру, вглядывались в спокойное и немного надменное лицо. Однако грубых шуток, как боялась, Екатерина так и не последовало. Сказывалось присутствие командира. С четырех сторон великую княгиню окружали братья Орловы, готовые, если что, отразить любой натиск. Но этого не потребовалось. Справившись с первым волнением, Екатерина сделала шаг вперед, улыбнулась:
- Я всегда мечтала увидеть лучших гвардейцев России. Сегодня моя мечта исполнилось. Пока вы есть, Россия останется великой и непобедимой державой.
Ее слова встретили ликованием.
- И я все сделаю, чтобы к гвардейцам и впредь относились с должным уважением и почетом. - И снова троекратное ура. Отношение Петра к данному вопросу ни для кого не было секретом. Солдат он воспринимал не иначе, как пушечное мясо. На этом фоне теплые и простые слова оказались выигрышными. К Екатерине приблизился усатый гвардеец:
- Экая ты ладная, матушка, просто лебедушка. Если бы не Гриша…
- Охолони, Петрович! - осадил его разом насупившийся Орлов. - Глазами смотри, а руками не трогай. Моя!
В казарме раздались добродушные, одобряющие смешки.
- Молодец, Гриша! - не унимался Петрович. - Какую бабу себе оторвал! Выпей с нами, Екатерина Алексеевна, не погнушайся.
Ей протянули кружку с горячим пуншем. Пряный запах обжигающего вина разгорячил и без того запылавшие щеки. Не потому ли мать Сергея так любила бывать в казармах? А хорош Петрович, весьма хорош, несмотря на возраст. Если бы не Орлов… Но куда она без него теперь? Екатерина сделала добрый глоток обжигающего напитка. Вкус корицы, терпких трав и надежды.
- Сроду такого не пробовала, еще налей! - подставила опустевшую кружку.
- Не опьяней, Катя, - шепнул на ухо Орлов. - Солдатский пунш коварен, пьется легко, пьянит сильней, чем водка.
Она коротко кивнула, дав знак, что поняла и приняла предостережение. Но кружку взяла и, немного отхлебнув, передала ее Григорию. Орлов выпил залпом.
- Ну, спасибо, орлы! Не подвели! - сказал Григорий, обнимая Ектаерину за плечи, - Уважили командира!
Солдатские смотрины закончились успешно. В тот день Екатерина почувствовала, что одержала еще одну победу, может быть, на данном этапе самую важную. Орлов также остался доволен. Он не только закрепил свои отношения с великой княгиней, но и заручился поддержкой и одобрением со стороны подчиненных. Судьба Стеньки Разина ему более не грозила.