Морская сила(Гангутское сражение) - Фирсов Иван Иванович 32 стр.

Загрохотал барабан на флагманской галере, бара­банная дробь разнеслась по всем скампавеям. Вскакивали дремавшие солдаты, жевали наскоро сухари с солониной, разбирали весла, пробивали шомполами мушкеты.

- Не позабыть бы ему про Эреншильда, - сказал Петр Апраксину. Он все время стоял рядом с генерал- адмиралом, пока тот наставлял Лефорта.

Прежде чем пересесть на скампавею, Апраксин повторил Лефорту:

- Накажи капитан-командору Эреншильда жи­вым не выпускать.

Одна за другой выстраивались в кильватер галеры и скампавеи. На головной галере бухнула пушка. Бле­стя на солнце, дружно поднялись из воды сотни пар весел.

- И ра-а-а-а-з! - гаркнули слитно боцмана.

Первый гребок самый трудный, - замерли на воде суда, нужно сдвинуть с места, дать им ход.

- Идва-а-а-а!

Суда медленно двинулись вперед.

Спустя полчаса отряд Лефорта обогнул передо­вые корабли эскадры Ватранга. Шведскому адмира­лу так и не удалось спокойно выкурить трубку после завтрака…

Залпы пушек нисколько не отпугнули русских мо­ряков. Собственно, и пугаться было некого и нечего. Эскадра Ватранга не успела помешать отряду Лефор­та без потерь достигнуть Гангута.

"Тот час вслед за ними явилась вторая флотилия галер в 15 штук, которая держалась еще дальше в мо­ре, и, несмотря на то, я и другие корабли стреляли по ним. Они все-таки прошли мимо нас. Мы же задержи­вались из-за штиля и находились в том, более невы­годном положении", - с унылым настроением отме­тил в своем журнале Ватранг.

…Убедившись, что все идет как задумано, Апрак­син и Петр спешили к Твермине. На рейде их ожидала флотилия галер и скампавеи. На их борту десять тысяч войска.

- Одно сумлеваюсь, Петр Лексеич, - высказал­ся в пути Апраксин, - навряд Змаевич поспеет азардировать до ночи. Понеже люди на веслах поустали. Без силенок в опаске к неприятелю подступиться.

На рейде Твермине весь день прошел в тревожном ожидании. Пушечная стрельба, доносившаяся от Гангута, возвещала о разгорающемся сражении. Но кто кого одолел, оставалось до сих пор неизвест­ным. Напряжение разрядилось с прибытием вече­ром скампавеи под синим флагом генерал-адмирала. Не теряя времени, генерал-адмирал собрал военный совет.

- Нынче Бог в помочь, сызнова штиль на море определяется. Неча вам лапу сосать. Ватранг отошел в море, освободил шхеры. Там проход нами промеряй с прошлой осени. К тому же швед пальцы растопы­рил, нам сподручнее их лопать по одному.

В этот раз Апраксин излагал свои мысли в доводы с легкой душой. Прорыв Змаевича и Лефорта свиде­тельствовал о некотором замешательстве у шведов.

- Потому сей же час бить поход. Выступаем к Гангуту. В авангардии быть генералу Вейду, в арь­ергарде генералу Михаиле Голицыну, мой флаг в кордебаталии.

Слушая Апраксина, генералы недоумевали: "Где наш государь станет обретаться?"

Словно угадывая их мысли, Апраксин повернулся к сидевшему рядом Петру. Еще по пути к Твермине царь хотел идти вместе с галерной флотилией, но ге­нерал-адмирал наотрез отказался, думая про себя: "Видимо, Прутское дело ему не впрок".

- Неча тебе, Петр Лексеич, в пекло соваться. О державе твои заботы. Контр-адмиралу Петру Ми­хайлову быть поначалу в Твермине. Гонец от Змаевича повестил, что шведы блокированы у переволоки. Там тебе и разобраться по делу в ожидании нашего ус­пеха.

Совет закончился, а генерал-адмирал вдруг вспомнил:

- Ты, Петр Лексеич, попомни: на Аландах шаут-бенахт Таубе шастает. Надобно и его остерегаться.

- Добро, а то я, грешным делом, позабыл, - при­знался Петр. - Вышлю непременно дозоры от Змаевича.

Зря тревожился Апраксин. Еще накануне сраже­ния Таубе получил приказ Ватранга направиться к Гангуту, но исполнять его не спешил. Когда же он приблизился к Гангуту, то его обуял страх. Вслед за услышанной канонадой он впервые лицом к лицу столкнулся с русскими. "…Подойдя на расстояние полумили от Гангута, я сначала услышал стрельбу, а затем увидел, как русский флот огибает Гангут. Вследствие этого я принужден был повернуть немед­ленно назад, чтобы не быть взятым, что могло про­изойти при дальнейшем моем движении и сближении с неприятелем".

С наступлением темноты флотилия галер прибли­зилась к шхерам. Ночью отправляться к шхерам бы­ло рискованно. "И в 27-й день поутру генерал-адми­рал граф Апраксин со всем при нем бывшим флотомс полуночи пошел и того же утра приближался к не­приятелю. Указ дал пробиваться сквозь оного, не ог­ребая кругом, что с помощию Божею и учинено…В 4-м часу пополуночи пошли все скампавеи одна задругой; в авангарде шел г. генерал Вейде, за ним сле­довал г. генерал-адмирал, потом в арьергарде генерал князь Голицын. И когда неприятель наши скампа­веи усмотрел, тот час с адмиральского - шведско­го - корабля учинен сигнал из двух пушек… Дальние их корабли,распустя свои паруса, трудились, чтобыприблизиться, но за наступающею тишиною не мог­ли скоро прибыть… Три корабля их буксировались к нашим скампавеям шлюпками и ботами зело ско­ро и, приближаясь надмеру, стреляли из пушек жес­токо… Могли счесть 250 выстрелов. Однако ж… на­ши скампавеи прошли счастливо и так безвредно, что только одна скампавея села на камень… Не­сколько людей с оной шлюпками сняли, а досталь-ных неприятель взял, понеже их один линейный ко­рабль к оной скампавее приблизился. К тому же 2 не­приятельских бота и несколько шлюпок атаковали, так что отстоять скампавею с достальными людь­ми было не мочно… Прочие все, как суда, так и люди, без вреда прошли, только у одного капитана ногу от­били. О половине 10-го часу, когда, прошед непри­ятельский флот, вошли в шхеры, получили ведо­мость, что капитан-командор Змаевич с первыми скампавеями атаковал неприятельскую эскадру и не далее мили обретается… Генерал-адмирал рас­судил за благо и трудился, чтоб со всеми скампавея­ми идти и случиться с ними… Прибыли о полудни и увидели неприятельский атакованный фрегат, стоящий на якоре, и при нем по обе стороны в линию по одному шхерботу и по три галеры".

Так запечатлели скрижали российские продолже­ние начавшегося сражения.

А что же противная сторона? Каким образом пред­ставились эти же события взору шведского флагма­на? "…27-го числа, вторник. Мертвый штиль и ту­ман. Мы опять увидели большое количество галер,числом 60, под берегом; они старались со всеми сила­ми пройти со стороны берега мимо наших кораблейк Гангуту. Некоторые из наших кораблей, которыенаходились поближе, с помощью буксировки пусти­лись им вдогонку, причем я оказал им возможное со­действие, предоставив им столько шлюпок, сколькопри всей спешности можно было достать, для како­вой цели был дан особый сигнал. Но так как опять господствовал мертвый штиль, а малый ветер, ко­торый дул, был с севера, то, к нашему величайшему огорчению, и эта масса галер прошла мимо нас, не­смотря на то, что наши корабли довольно близко по­дошли к ним и обстреливали их из пушек. Лишь одна галера была простреляна нами и попалась нам в до­бычу. На ней оказались один майор, капитан, два прапорщика, один комиссар, один казначей и один пастор, а равно мешок с деньгами и 479 нижних чи­нов. Тот час после того было созвано общее совеща­ние для обсуждения вопроса - как ныне следует по­ступать с флотом".

Итак, адмирал Ватранг добыл первый трофей в противостоянии с русскими. Но относительный ус­пех и добытый мешок с деньгами, видимо, не распола­гали шведских моряков подвергать себя риску. По­этому они "единогласно признали необходимым оста­вить Гангут и отправиться на защиту шведских шхер, ввиду чего всем офицерам держаться наготове". Не ограничившись этим, старший флагман распоря­дился командиру корабля "Верден":

- Изготовьте корабль для следования в Сток­гольм. Вам предстоит отправиться с моими письмами его королевскому Величеству, ее королевскому высо­честву и королевскому сенату.

Следовало Ватрангу каким-то образом известить высоких лиц о неприятном событии. Эскадра флота его величества не выполнила приказ, и русские гале­ры прорвались-таки в Ботнику. Теперь их вряд ли из­гонишь из шхер и они получат свободу действий про­тив побережья королевства.

Ватранг со своими флагманами и капитанами за­ботились о своей участи и как-то на время позабыли о своем собрате по ту сторону полуострова.

В эти самые часы шаутбенахт Эреншильд давал последние наставления своим капитанам:

- Нас мало, но мы вдвое превосходим русских пушками. В этом наше спасение. Отступать нам неку­да. Надеюсь, что вы внушите свои храбрым матросам необходимость сражаться до конца. Мы должны ис­полнить свой долг перед королем и отечеством.

Шаутбенахт подозвал капитанов к столу, на кото­ром была разложена карта:

- Наша позиция неприступна. Фланги упирают­ся в скалы, - Эреншильд кивнул капитану Сунду, - "Элефант" стоит в центре. Два десятка орудий пере­крывают огнем подходы с флангов. Галиоты распола­гаются справа и слева от фрегата впритык к шхерам.

Место шхерботов во второй линии сектора обстрела, каждому судну здесь помечено. - В голосе флагмана не звучало ноток сомнения. - Главный козырь рус­ских - абордаж. Тысяча наших бойцов и сотня с лишком пушек опрокинут неприятеля. Пороха и ядер у нас в достатке. Покажем русским нашу выуч­ку. Надеюсь, адмирал Ватранг нас выручит. Да помо­жет нам Господь.

В полдень 27 июля на галеру генерал-адмирала первыми прибыли контр-адмирал Петр Михайлов и капитан-командор Змаевич.

- Поутру пытался азардировать шведов, - доло­жил Змаевич, - одначе пальба картечью сильна. С одной пушкой на носу скампавеи подступиться нет силы.

Апраксин перевел дыхание. Только что он со своей флотилией прорвался сквозь неприятельский огонь и обошел Гангут. Генералы Голицын и Вейде доложи­ли ему о потерях.

- Садись, капитан-командор, совет будем чи­нить, как шведа одолеть. У нас уже созрел план атаки. - Апраксин начал излагать свою мысль. Понеже твои скампавеи, капитан-командор, в ночь передох­нули, тебе и быть в авангардии нашей атаки. Пола­гаю, што без абордажа шведа не одолеть, - адмирал кивнул на карту. - Посему авангардия под рукой контр-адмирала Петра Михайлова, справа скампавеи генерала Вейде и капитан-командора Змаевича, слева генерал Ягужинский с бригадиром Волковым и капи­таном Дамиани, по центру бригадир Лефорт и капи­тан Дежимон,

Апраксин, отдуваясь, взглянул на Петра. После бессонной .ночи ломило в костях, шумело в голове, но генерал-адмирал виду не подавал.

- Полагаю, генерал-адмирал, не след ли попы­тать Эреншильда на сдачу склонить без кровопроли­тия?

- И то дело, - без раздумий согласился Апрак­син.

- К тому способен Ягужинский, - предложил царь.

- Посему быть. - Апраксин встал. - Ежели от шведа отказ поступит, почнем азардировать без про­медления. Сигнал мой - синий флаг и пушка. У Гангута пасется с эскадрой Ватранг. Ветерок задует, он враз здесь объявится. Поспешать надобно.

Парламентер Ягужинский вернулся к Апраксину ни с чем:

- Эреншильд отверг сдачу. Шведы, мол, ни перед кем еще флаг не спускали.

"В два часа пополудни генерал-адмирал дал сиг­нал авангардии поднятием синего флага и единым вы­стрелом из пушки".

Начался последний, решающий бой Гангутского сражения, который сразу принял ожесточенный ха­рактер.

Первая и вторая атаки скампавеи пришлись по центру линии кораблей шведов. Там изрыгал огнен­ное пламя "Элефант", наступающих встретила сплошная стена картечи. С флангов атакующих косил перекрестный огонь из пушек и мушкетов, который открыли шхерботы и галеры.

Глядя, как опять вынужденно отходят скампавеи, Петр молниеносно сообразил: "Шведы бьются отча­янно, им отступать некуда, в лоб их вряд ли возь­мешь. Эреншильд выстроился полукружием, колош­матит наверняка со всех сторон. А слабина у него на флангах". Петр крикнул адъютантов, черкнул на бу­мажках по два слова.

- Борзо в шлюпки. Ты, - ткнул первому поручи­ку, - к Змаевичу, а ты к Лефорту. Передать: азарди-ровать шверботы и бомбарды шведов. Змаевичу спра­ва, Лефорту слева. Починать по сигналу красного флага с двойной пушкой. Стоять насмерть.

Через минуту они понеслись к скампавеям, кото­рые готовились к очередной атаке. Едва шлюпки с по­сланцами повернули назад, на фалах галеры шаутбе-нахта взвился красный флаг, одна за другой рявкну­ли две пушки. Командир авангарда начинал повтор­ный штурм.

На этот раз стремительным натиском скампавеи вклинились в строй шведов и сцепились на абордаж. Стоило морской пехоте взобраться на борт шведов и схватиться в рукопашной, как те начали мало-пома­лу отступать, устилая палубу трупами. В азарте руко­пашной бились штыками и багинетами, тесаками и палашами, шпагами и прикладами мушкетов.

Шведские канониры продолжали палить из пу­шек. Русских солдат рвало на куски здесь же жерла­ми орудий не картечью, а "пороховым духом". Хрус­тели черепа и кости, текла на палубу кровь. Швед­ская и русская, человеческая. Война есть война. Ря­дом с каждым убитым русским пластались два-три поверженных шведа. К исходу третьего часа сеча на­чала затихать. На шведских галерах и шхерботах один за другим нехотя ползли вниз по флагштоку си­ние, с желтым перекрестием флаги.

Дольше всех сопротивлялся флагманский фрегат "Элефант". На пять саженей возвышался он над скампавеями, и немало русских солдат и матросов по­легло, пока удалось взобраться на палубу флагмана.

Одним из первых, размахивая палашом, вспрыг­нул на палубу полковник Бакеев:

- Круши, братцы, шведа! - гремел его голос. - Попомним Карлу Полтаву.

На верхней палубе фрегата в одиночестве со шпа­гой в руках сражался Эреншильд. "В ту самую мину­ту, как Эреншилъд, готовясь отразить сей новый на­пор, хотел схватить одного из своих подчиненных, который думал бежать на шлюпке, он вдруг упал за борт, пораженный картечью в левую руку и ногу. Смятение быстро сообщилось по всему отряду шве­дов, русские бросились и овладели судами. По взятии прама нашли шведского адмирала до половины в воде, истекшего кровью, но по счастью, запутавшегося но­гой в веревку, не допустившую его утонуть. Замерт­во привезен был Эреншилъд на галеру Вейде, где госу­дарь сам употребил все усилия возвратить жизнь храброму своему пленнику. Первый предмет, пред­ставившийся взору адмирала, был государь со слеза­ми на глазах, расточающий о нем нежнейшие попече­ния, и первое движение государя в радости было рас­целовать окровавленное чело героя".

Победой завершилось сражение.

"Что взято от неприятеля, людей и судов и ар­тиллерии, також сколько побито и ранено присем - реестр: фрегат "Элефант", на котором былшаутбенахт; галеры "Эрн", "Трана", "Грипен","Лаксен", "Геден", "Валъфиш"; шхерботы "Флюндран", "Мартпан", "Симпан", пушек 116. Всего было офицеров морских и сухопутных, также унтер-офи­церов рядовых и неслужащих - 941. Из того числаживых 580, а достальные 361 побиты. Наших натом бою побито и ранено: всего сухопутных штаб-и обер-офицеров, також унтер-офицеров сухопутных и морских и рядовых солдат и матросов убито - 124, ранено - 342.

Того же числа, кой час оная баталия окончилась, без всякого медления, г. генерал-адмирал учинил сиг­нал идти со всеми судами к Гангуту, дабы непри­ятель не мог в том месте флотом своим заступить…Ночевали близ Гангута, где наш был караул, кудаи завоеванные суда все приведены… Послан указ ка­питан-командору Сиверсу, чтобы со всеми оставши­мися судами в Твермине и с людьми и с провиантом шел к кирке Экенес и прамы и шняву с собой взял, да­бы неприятель флотом своим не отрезал".

Понапрасну опасался генерал-адмирал своего шведского собрата Ватранга. Поздним вечером, при свете фонаря, заканчивал он печальное послание королю о происшедших событиях.

Вручив письмо капитану "Вердена", Ватранг, сде­лав другие распоряжения, не мог заснуть и принялся излагать невеселые события минувшего дня. "На 4-йсклянке "собачьей вахты" "Верден" снялся. Но я от­правил лейтенанта Эльгенгольма с письмом к рус­скому генерал-адмиралу Апраксину с просьбой сооб­щить мне о судьбе нашего блокшифа и галер, и если таковые перешли во владение царя, то я просил об об­мене шаутбенахта Эреншилъда и капитана Сунда на взятых ныне с галеры "Конфай" в плен русских".

Не принес облегчения Ватрангу и следующий день.

"Среда, 28-го числа. Полный штиль. Из Кимотона шверботе прибыл лейтенант, чтобы справиться

о положении вещей здесь, у нас, причем он не имел нималейших сведений о том, что случилось с галерами;вчерашнюю стрельбу они тоже слышали, но из этого ничего определенного не могли заключить. Я его не­медленно опять отправил обратно с письмом к ша-утбенахту Таубе с изложением положения вещей и моим мнением о том, что шаутбенахту при этих обстоятельствах следовало бы предпринять. Утром вернулся посланный мною лейтенант, однако без от-, вета на мое письмо или сообщения, что они приняли русские письма и отправленные для шаутбенахта вещи… Лейтенант донес, что шаутбенахт жив и ра­нен в левую руку, а равно, что блокшиф и галеры вче­ра после тяжелого боя были взяты неприятелем и что он их видел у русских. О других же офицерах он не мог получить никаких сведений, а равно, как выше упомянуто, русские также не хотели принять по­сланные для шаутбенахта и капитана Сунда вещи. Но изъявили согласие по получении ими верных сведе­ний об убитых и пленных сообщить мне таковые. Эти сведения затем и были сообщены, из коих выяс­нилось, что четыре обер-офицера были убиты…"

Удрученные Ватранг и Лилье на следующий день покинули Гангут. А где же некогда заносчивый и са­монадеянный четвертый шаутбенахт, Таубе? Едва за­слышав о случившемся в Рилакс-фиорде, не дожида­ясь распоряжения старшего флагмана, он попросту сбежал от Аландских островов, уведомив об этом Ват-ранга: "Должен всепокорнейше высказать, что для предупреждения обычной коварности нашего врагаи его быстрого движения вперед было бы, целесообраз­но обосновать свои позиции на шведской сторонеблиз Фурузунда… Предполагаю, что вы, по всей веро­ятности, не будете иметь ничего против, если я припервом благоприятном ветре уйду отсюда, тем бо­лее, что жители всей этой местности уже бежали".

Печаль и уныние царили в стане поверженного не­приятеля. Чем-то напоминало это состояние шведов в дни минувшие, после позорного поражения под Полтавой. Те же хвалебность и неколебимая уверен­ность в своем превосходстве над русскими моряками в начале кампании. Полная растерянность и необъяс­нимый страх после первого же сражения.