- Пока - да! Позже вы все узнаете!
- Однако, вы или другие ожидают адмирала Страдфорда?
- Я просила вас, Зора, не спрашивать больше, от вас я требую на этот раз уважить мою просьбу, - гордо перебила его Сара. - Я знаю, - продолжала она, - что вам и только вам я обязана дать объяснение. Не дождавшись, пока я сама открою вам все, вы коснулись этого вопроса. Не знаю, почему мне так трудно именно вам говорить об этом. Пока вы знаете довольно, позже, повторяю, вы узнаете все!
- Не считайте меня недостойным вашего доверия, Сара! Я спрашиваю не из пустого любопытства, этого неудержимо требует мое сердце.
- Мне отрадно слышать эти речи, - задыхаясь, прошептала леди Страдфорд.
Была ли это комедия? Или в ней заговорила глубоко прочувствованная правда? Казалось, она была сильно взволнована. Зора схватил ее руку, она была холодна, влажна и дрожала.
По-видимому, он коснулся глубокой тайны, скрывавшей прошлое этой женщины.
- Простите меня, Сара, - кротко и нежно сказал он, заключая в свои объятия дрожащую леди, как будто желая утешить и защитить ее. - Часто смертельно оскорбляют другого из-за обманчивой внешности, необдуманно произнося ему приговор или веря разным нелепым слухам. Я не буду больше беспокоить вас своими расспросами. Вы сами, не ожидая моего вопроса, должны открыть мне все, когда придет время.
- Благодарю вас, Зора, за это обещание и за доверие. Поверьте мне, вы не будете обмануты. Если я только увижу, что не стою больше вашего внимания, что я слишком низко пала, чтобы заслуживать ваше участие, тогда… но довольно, - перебила она, внезапно оправляясь от своей минутной слабости и быстро вскакивая с места. - Прочь все эти мысли и воспоминания! - решительно воскликнула она. - Прочь все беспокойства и сомнения! Вы у меня, Зора, и я рада, что снова вижу вас. Вы сдержали свое слово. Если бы даже я еще хотела сомневаться в серьезности и искренности вашего чувства, то ваше присутствие здесь - лучшее доказательство этого. Как должна я благодарить вас за то, что вы первый в жизни оказали мне такое благодеяние?
- Как первый, Сара?
- Да, первый. Вы хотите намекнуть мне на моих обожателей, как вы тогда назвали их, чем могут быть они для меня, Зора? Или вы думаете, что я не проникаю в их замыслы и льстивые речи? Подобного благодеяния они не могут оказать мне, друг мой! По мы добрались до серьезных вещей, от которых отделаться не так-то легко, разве только силой отогнав их, как мрачные привидения, как порхающих летучих мышей, беспокоящих нас. Будем говорить о другом, Зора.
Тут мрачная серьезность внезапно исчезла с лица прекрасной леди, и она снова стала дамой высшего света, умеющей мило и остроумно шутить, прежней веселой и любезной собеседницей.
Поздно ночью ушел от нее Зора и то скрепя сердце. Он должен был сознаться, что Сара была удивительным существом, что под дипломатической улыбкой ее, кажущимся ледяным спокойствием и строгой обдуманностью скрывалось нечто такое, чего не подозревал в ней никто: тайная скорбь, снедавшая ее сердце, которой она не смела коснуться.
Что скрывалось в ее тревожном прошлом? Каковы были ее отношения с ее многочисленными обожателями высшего света? Не имел ли Зора полное основание быть осторожным? В душе его происходила борьба… но любовь одержала верх! И если бы любовь к этой прекрасной, живущей двойной жизнью леди вела его к гибели, он все равно не мог бы поступить иначе. Сара приворожила его. Какая-то волшебная сила влекла его к ней. К тому же она была не только прекрасной, умной, богато одаренной натурой, но и опытной, сведущей дипломаткой. Незаметно для Зоры в минуту опасности она помогала ему своими советами и знакомствами, благодаря ей его скоро стали любить и уважать в высших кругах лондонского общества как тонкого и ловкого дипломата.
Прошло несколько месяцев.
Однажды, вернувшись из гостей, Зора узнал от своего лакея, что в его отсутствие спрашивал его какой-то незнакомый господин.
Зора спросил его имя, по слуга не мог удовлетворить его любопытство, незнакомец не захотел назвать себя и сказал, что придет на следующий день.
С нетерпением ждал Зора таинственного гостя и на следующий день остался дома, чтобы опять не прозевать незнакомца.
В назначенный час слуга вошел в комнату и доложил о приходе гостя.
Зора приказал ввести его.
Через минуту дверь отворилась, и на пороге показался таинственный незнакомец.
Трудно описать удивление Зоры. В одно мгновение оно уступило место шумной радости.
- Сади-паша! Мой старый, верный друг! - воскликнул он и с открытыми объятиями поспешил ему навстречу. - Ты здесь, в Лондоне?
Это был действительно Сади в европейском костюме. Его стройная фигура, твердая, уверенная поступь, изящные манеры - все обличало в нем придворного, но его искренность и радушие выдавали в нем прежнего Сади.
- Да, друг мой Зора, тебя действительно посетил Сади, который инкогнито здесь, в Лондоне! - отвечал он, усаживаясь в кресло.
- Вот так приятный сюрприз! - вскричал Зора. - Какое неожиданное свидание!
И оба старых приятеля сообщили друг другу обо всем, что было пережито ими за последнее время. Зора рассказал, как он через Вену и Кельн удачно добрался до Лондона и как тогдашний его поединок с изменником Магометом остался без всяких последствий. Об этом Сади уже знал. Затем он описал свои первые опыты на дипломатическом поприще и очень удивился тому, что Сади знал все посланные им в Стамбул рапорты и письма.
- Ты должен узнать причину этого, - улыбаясь, сказал Сади, - в последнее время я находился в свите Махмуда-паши и пользовался его доверием, так что все важные депеши проходили через мои руки.
- Говорят, великий визирь внезапно захворал?
- Да, от яда, неизвестно каким способом ему поднесенного. С трудом спасли ему жизнь, и он давным-давно уже уехал из Стамбула!
- А кто его преемник? - спросил Зора.
- Пока еще не назначен, только после моего возвращения отсюда все решится!
- Уж не сбывается ли мое предчувствие? - вскричал Зора, вопросительно посмотрев на своего друга. - Не твоей ли особе предназначается эта честь?
- Нет, Зора, не думаю. По этому поводу султан не высказал еще ничего определенного. Тебе хочется знать, что привело меня сюда, я это вижу. И так как в моем тайном поручении ты должен помогать мне и делом, и советом, то я намерен, прежде всего, посвятить тебя в эту тайну!
- Итак, ты здесь инкогнито?
- Как приезжий путешествующий паша, а не как чрезвычайный посол султана! Ты знаешь, что вассальные государства поднимаются на борьбу и это может иметь такие последствия, о которых теперь никто и не догадывается. При дворе узнали, что недавно французским посланником отправлена в Англию первому министру депеша, в которой сообщается решение Франции относительно Турции. Поэтому очень важно достать эту бумагу или, по крайней мере, копию с нее. Это и есть цель мой поездки. Я хочу попытаться узнать от министров содержание этого документа.
- Я боюсь, как бы тебе не пришлось довольствоваться одними обещаниями, друг мой.
- Как это и случилось со мной в Париже! Мне невозможно было что-либо сделать, я узнал только, что бумага была помечена номером семьсот тринадцать.
- Семьсот тринадцать! - вскричал с улыбкой Зора. - Какое несчастливое совпадение! Подумай только, ведь семь и тринадцать - самые несчастливые цифры.
- Но, может быть, для нас они будут счастливыми?
- Ты ничего не узнаешь от министров, Сади, это государственная тайна. Но если ты не откажешься от помощи, которую предлагает тебе твой друг Зора, то он приложит все усилия, чтобы помочь тебе достичь цели.
- Какие же средства есть у тебя для этого?
- Я могу сделать все тайными путями и средствами.
- Мне больше нравится действовать открыто и прямо!
- Я это знаю, но теперь это может только навредить, Сади. Не заботься об интригах, которые неизбежно связаны с дипломатией, я беру на себя достать бумагу под номером семьсот тринадцать или копию с нее.
- Копию было бы лучше.
- Как долго думаешь ты оставаться в Лондоне?
- Пока не исполню данного мне поручения. И мне надо спешить, долг призывает меня в Стамбул.
- Дело с этой бумагой обещает быть интересным и притом в таком роде, как я люблю. Кроме того, у меня здесь есть союзница, которая будет нам полезна. Ты, может быть, хочешь остаться неизвестным?
- Да, я хотел бы прожить здесь как можно тише и незаметнее.
- Хорошо, друг мой. Мы примемся за дело и попытаемся достать тебе копию. А ты пока оставайся у меня, мы поговорим о прошлом и о том, что нам еще предстоит.
Дружеская беседа Зоры и Сади продолжалась далеко за полночь.
VIII. Крест и полумесяц
Отряд обоих вождей повстанцев, ведущий с собой старого заклинателя змей, проходил ночью через редкий лес, чтобы ранним утром напасть на стоящие за лесом турецкие войска. Только несколько миль разделяло врагов.
Этот отряд был просто пестрая, плохо вооруженная толпа, но во многих местах образовывались уже правильно организованные отряды, и восстание все больше и больше усиливалось.
Народ, терпевший до сих пор иго турок, поднимался и готов был скорее умереть, чем переносить и дальше угнетение.
Несмотря на бесчисленные обещания улучшить участь христиан и дать им одинаковые права с мусульманами, турецкое правительство и не думало делать что-либо для гяуров: несчастные терпели угнетение большее, чем когда-либо.
Больше, чем когда-либо, мусульмане давали почувствовать христианам свое превосходство над ними.
Неудивительно поэтому, что восстание все больше и больше разгоралось, и одно за другим поднимались угнетенные племена, доведенные до отчаяния притеснениями.
С гор и с равнин - отовсюду собирались люди в отряды мятежников, каждый знал жестокость и зверство турок, каждый знал, что угрожает ему, если победа будет на стороне войск султана…
Тихо приближался отряд повстанцев к турецкому лагерю.
Тогда старый заклинатель, которого вели связанного двое мятежников, потребовал, чтобы его привели к предводителю отряда.
Один из предводителей тотчас подошел к старику.
- Ты считаешь меня шпионом, - сказал тихим голосом Абунеца. - Я не сержусь на тебя за это, хотя я уже доказал тебе, что шпионом был не я, а Алабасса.
- Ты - турок!
- Но все-таки я не хочу вашей гибели. Я не хочу кровопролития, - отвечал старик. - Разве может быть шпионом тот, кто советует вам вернуться, кто предупреждает вас, что ваши силы слишком слабы и что вы идете на гибель. Вы ведете меня с собой, что же, я готов следовать за вами, пока вы не убедитесь, что я был прав, предостерегая вас.
- Когда мы это увидим, ты будешь освобожден.
- Будет уже поздно, когда вы это увидите, - сказал заклинатель. - Вернитесь, пока еще есть время.
- Вернуться было бы трусостью! Нет, никогда! - отвечал предводитель мятежников. - Если мы победим, ты погиб, так как это докажет, что ты хотел спасти своих. Если мы будем разбиты, ты будешь свободен. Я так решил, и мое слово неизменно.
- Ты хочешь, чтобы было так - хорошо! Я сделал все, возможное, чтобы отвратить кровопролитие…
Повстанцы продолжали молча продвигаться вперед, и наконец шедшие впереди отряда разведчики донесли, что на опушке леса находится лагерь турок, окруженный цепью часовых.
Тотчас же было решено немедленно напасть на турок. Старый заклинатель змей был привязан к дереву, чтобы не мог сбежать и сообщить туркам численность и намерения повстанцев.
При первом свете зари мятежники двинулись вперед.
Вдруг в лагере турок зазвучали трубы, и все пришло в движение. Повстанцы бросились вперед, чтобы не дать врагам времени построиться, но было уже поздно, и ядра полетели навстречу нападавшим.
Хотя при бледном и неверном свете зари трудно было оценить силы противника, однако предводители повстанцев поняли, что силы турок были гораздо значительнее, чем они предполагали. Старый заклинатель змей был прав!
Но было уже поздно отступать, и повстанцы бросились вперед.
Турки подпустили их почти к самому лагерю и встретили убийственным огнем.
В то же время отряд кавалерии ударил с фланга на нападавших, которые, таким образом, очутились меж двух огней.
Повстанцы дрались с изумительным мужеством, хотя ядра вырывали у них целые ряды и перевес сил турок был слишком велик.
Но казалось, что на этот раз мужество заменяло недостаток численности.
Несмотря на страшные потери, повстанцы неудержимо продвигались вперед, проникли наконец в лагерь, и тут закипела отчаянная битва не на жизнь, а на смерть. Однако неравенство сил было все-таки велико, и после двухчасового боя повстанцы вынуждены были отступить к лесу, чтобы там под защитой деревьев продолжать битву.
Такой маневр был очень благоприятен для повстанцев. Только таким образом могли они спастись от полного истребления, которое было бы неизбежно, если бы туркам удалось отрезать их от леса. Турки поняли это, но было уже поздно.
В лесу повстанцам нечего было опасаться нападений турецкой кавалерии, а пехота не была для них страшна.
Битва продолжалась, и гром выстрелов далеко разносился по лесу. Турки прилагали все усилия, чтобы проникнуть в чащу, но повстанцы мужественно отбивали все их нападения, и каждый шаг вперед стоил туркам потоков крови.
Час проходил за часом, а бойцы полумесяца все еще не могли продвинуться вперед, и офицеры видели, что ряды их отрядов редеют от губительного огня противника.
Сам паша убедился, наконец, в безуспешности борьбы и отозвал свои войска.
Ужасный план созрел в его голове, план, в случае удачи которого повстанцы были бы истреблены или отброшены с громадными потерями.
Паша приказал кавалерии и пехоте окружить опушку леса со всех сторон, а артиллерии стрелять в ту часть леса, где скрывались повстанцы.
Земля задрожала от выстрелов, ядра посыпались на лес, дробя деревья и убивая повстанцев, искавших под ними защиты!
Началась ужасная бойня. Повстанцы, избегнувшие счастливо ядер и падающих деревьев, падали под пулями турок, окружавших опушку леса, а спасшиеся от пуль гибли под саблями кавалеристов.
Один из предводителей повстанцев был убит, но другому удалось собрать в глубине леса остатки своего отряда. Мало-помалу подтянулись все уцелевшие, и к вечеру на поляне среди леса собралась только треть отряда, остальные были или убиты, или тяжело ранены.
Несмотря на этот ужасный урон, повстанцы не пали духом и единодушно требовали от предводителя, чтобы он вел их снова против турок.
Они хотели во что бы то ни стало пробиться сквозь ряды врагов, чтобы соединиться с другими отрядами своих товарищей.
Предводитель не противился их желанию и с наступлением ночи повел их опять к лагерю турок.
Дружно бросились повстанцы на врагов, не ожидавших нападения, и ворвались в лагерь.
Кровавый бой закипел между бойцами креста и полумесяца.
Кто мог устоять против этого отчаянного мужества? Кто мог выдержать этот бешеный натиск?
Турки смешались и дрогнули.
Ничтожный отряд повстанцев проложил себе дорогу сквозь их ряды. Паша приказал кавалерии остановить наступление врага, но было слишком поздно. Повстанцы успели пробиться сквозь ряды турок, хотя и ценой огромных потерь.
Кавалерия пыталась было преследовать уходивших на соединение со своими повстанцев, но несколько залпов заставили ее отказаться от этого намерения.
Несколько повстанцев поспешили на то место, где они оставили заклинателя змей, чтобы излить на него свой гнев, хотя его слова и оправдались, - но этому несправедливому намерению не суждено было исполниться. У подножия дерева лежали только веревки, которыми был связан старик, а самого старика не было.
Нашли ли его турки и освободили или ему удалось самому отвязаться, никто не мог этого сказать. Как бы то ни было, но заклинатель змей исчез.
IX. Реция и принц
Однажды вечером, вскоре после захода солнца, Черный гном проскользнула в развалины Кадри.
Повсюду царствовала глубокая тишина, нарушавшаяся только треском бесчисленных кузнечиков.
До сих пор Сирре не удалось еще узнать что-либо о судьбе Реции. Она перестала уже надеяться, что Реции удалось избежать преследований Мансура и Лаццаро, и снова ею овладела мысль, что несчастная находится в Чертогах Смерти.
Но, несмотря на знание всех самых потаенных углов этого ужасного места, все поиски Сирры были тщетны.
Это только усилило решимость Сирры защитить во что бы то ни стало несчастную. Она хотела своей любовью загладить все зло, которое принесла Реции ненависть Кадиджи.
Старая гадалка и не подозревала, что ее дочь нашла себе убежище так близко от нее, поэтому Сирра вышла из дома незамеченная матерью.
Добравшись до развалин, Черный гном стала внимательно осматривать их, как бы надеясь найти след Реции.
В ту же минуту она заметила, что к развалинам подходит Лаццаро вместе с каким-то человеком, с которым он горячо о чем-то разговаривал. Спрятавшись за развалившейся стеной, Сирра стала наблюдать за подходившими и узнала в спутнике грека ходжу Неджиба, того самого, который в доме софта был в числе ее стражей и которого она в последнее время часто видела у матери.
По оживленности их разговора Сирра догадалась, что дело идет о чем-то важном. Поэтому она решила следить за ними и, проникнув в середину развалин, добраться до комнаты совета и подслушать у ее дверей. Для Черного гнома, проворной и легкой, это было просто. Проскользнув, как змея, через расщелину в стене, она добралась до комнаты совета почти одновременно с греком и ходжой Неджибом.
В комнате совета уже находился Мансур-эфенди.
С того времени, как он перестал быть Шейхом-уль-Исламом, его честолюбие еще более возросло.
Ничто не останавливало его в стремлении к власти. Все средства казались ему хорошими для достижения своих планов. Он не отступал даже перед кинжалом и ядом, чтобы только избавиться от тех, кто стоял ему поперек дороги.
Сирра окаменела от ужаса, узнав из разговора Мансура с Лаццаро и Неджибом, что его ненависть простирается уже на Сади и что уже найдены убийцы, которые должны лишить его жизни вместе с великим визирем Махмудом-пашой.
- Сади-паша уже несколько дней как уехал, - сказал Лаццаро, - куда и с каким поручением, этого я не мог узнать. Очевидно, тут есть какая-то тайна, к тому же паша уехал так неожиданно, что даже не успел ни разу посетить принцессу.
- Продолжай следить! Он должен скоро вернуться! - приказал Мансур.
- Я принес тебе сведения о гадалке Кадидже из Галаты, могущественный Баба-Мансур, - начал ходжа Неджиб. - До сих пор тебе была неизвестна причина ненависти, которую питала Кадиджа к толкователю Корана Альманзору и всему его семейству. Теперь эта загадка разрешена.
- Говори, ходжа.
- Я следовал твоему приказанию, могущественный п мудрый Баба-Мансур, и в последнее время часто бывал у старой гадалки, - продолжал Неджиб. - Скоро я добился ее полного доверия, только об Альманзоре и ненависти к нему она продолжала упорно молчать. Но сегодня благодаря опиуму она выдала мне последнюю тайну, рассказала мне причину своей ненависти к Альманзору. Жадность побуждала ее к этому!
- Жадность? - спросил Мансур.
- Я давно уже знал, что Кадиджа не без причины ненавидит толкователя Корана и его семейство, - заметил Лаццаро.