* * *
Он застал Крыжицкого дома и тот немедленно принял его.
- Здравствуйте, молодой человек! - заговорил Агапит Абрамович. - Не ожидал я вас так скоро увидеть!
- Почему же не ожидали? - удивился Саша Николаич.
- Так… Я был уверен, что вы пожалуете ко мне, но только попозже.
- И это странно опять!.. Откуда у вас взялась такая уверенность?
- Да ведь жизнь у титулярного советника Беспалова не особенно красна! - сказал, подмигнув, Крыжицкий.
- Откуда вы знаете, где я живу? - снова и еще более, чем прежде, удивился Саша Николаич.
- Я вами интересовался, вот и все! - пояснил Крыжиц кий. - Согласитесь, что у Беспалова и грязненько, и все против приличий идет, и нет ничего, к чему вы привыкли?! Невольно потянет на старое!
- Нет, меня не тянет на старое! - попробовал немного сфальшивить Саша Николаич. - Я просто поразмыслил о тогдашнем нашем разговоре и желал бы теперь поговорить обстоятельно!.. Тогда я слишком погорячился и даже не расспросил вас толком ни о чем…
- Да, тогда вы погорячились, - согласился Агапит Абрамович, - и, по правде говоря, испортили мне все дело!.. Тот разговор, который тогда был у нас, возобновлять уже поздно!
- То есть как это поздно? - упавшим голосом произнес Саша Николаич, ощущая, будто он валится откуда-то с неба.
- К сожалению, да! - подтвердил Крыжицкий.
- Но почему… почему поздно?
- Потому что, видите ли, тогда вы могли со средствами, которые я вам предлагал, продолжать вашу прежнюю жизнь, не меняя ее, и остаться в обществе, в котором вращались до тех пор. Только при этом условии вы могли быть мне полезны. Ну а теперь вы сами сожгли за собой корабли, ваша репутация пострадала и вы мне не годитесь…
- Но позвольте, в чем же пострадала моя репутация? - остановил его Саша Николаич.
- О-о! Я не говорю, что так и есть на самом деле! - сейчас же подхватил Крыжицкий. - Вы упали в глазах людей, которые недостойны за это никакого уважения; но все-таки упали и вам трудно вернуться к ним, уже потому, вероятно, что вы сами не захотите этого.
Вернуться к этим людям Саша Николаич не желал, правда. Но вернуть прежнюю жизнь ему хотелось.
- Так неужели все потеряно? - произнес он, окончательно омрачившись. - Но я думаю, что все-таки с деньгами можно попытаться снова войти в общество?
- Для того, чтобы теперь вам, - заключил Крыжицкий, - войти в него и стать для них прежним человеком, нужны сотни тысяч, если не миллионы.
- Значит, тогда все потеряно! - повторил Саша Николаич.
Глава XIII
- Потеряно, но не все!.. - вдруг заявил Агапит Абрамович, - У вас есть возможность получить эти сотни тысяч, если вы, впрочем, захотите?
- Да, да, я хочу этого! - поспешно подтвердил Саша Николаич, обрадованный тем, что перед ним снова мелькнула исчезнувшая было надежда.
Агапит Абрамович видел, что делалось с молодым человеком, как тот волновался, и был недоволен этим.
- И вы были бы готовы, - прищурившись, спросил он, - теперь ради этого сделать все, что я потребую?
- Нет, не все! - сейчас же возразил Саша Николаич. - Я сделаю только то, что будет не против моей совести.
- Все-таки!.. Ну, хорошо. Я очень рад, что вы стойки в своих убеждениях.
- Я думаю, что иначе вы бы и не вступили со мной в дело?
- Конечно, конечно!.. Но только вот то условие, которое я вам поставлю, не будет противоречить вашей совести. Вы просто напишете мне небольшую расписку и этого будет достаточно. Но расписка должна быть не на сумму…
- А на что же?
- На половину того наследства, которое вам принадлежит и получить которое вы должны.
- Я должен получить наследство?!
- Это уж не ваша печаль!.. И никаких хлопот вам не будет, все будет сделано без вас.
- Но я все же желал бы знать…
- Я вам ничего не могу сказать, кроме того, что говорю! - веско ответил ему Крыжицкий. - Если я вам выдам все подробности дела, то вы перестанете нуждаться во мне, а я этого не хочу. Будьте терпеливы, молодой человек, и ждите.
- А долго ли придется ждать?
- Не знаю: год, а может быть, и меньше. Но, во всяком случае, рассчитывайте в будущем на хорошее состояние, потому что и половина вашего наследства составит довольно крупный куш.
- Но… позвольте!.. Тогда вы должны знать, кто мой отец и моя мать, и хоть это-то скажите мне!
- Все вы узнаете в свое время! Повторяю, вам необходимо терпение!.. Я вполне понимаю, что вам, до некоторой степени, трудно вооружиться им, но это необходимо.
- И больше вы мне ничего не скажете?
- Ничего.
Крыжицкий достал лист бумаги, обмакнул перо в чернила и подал Саше Николаичу.
- Пишите! - сказал он.
Саша Николаич взял перо и написал под диктовку Агапита Абрамовича следующее:
"Сим обязуюсь предоставить в полное пользование половину наследства, принадлежащего мне, Андрею Львовичу Сулиме".
- Кто это - Андрей Львович Сулима? - спросил Саша Николаич.
- Опять расспросы! - пожав плечами, возразил Крыжицкий. - Не все ли вам равно?.. Ведь половина наследства останется при вас, а кому пойдет вторая половина - вам до этого не может быть и дела!.. Ну, подписывайте!
Саша Николаич подписался.
- Вот так! Теперь все в порядке! - одобрил Агапит Абрамович. - Теперь поезжайте домой и ждите… В случае, если будет нужно, я дам вам знать. А если переедете на другую квартиру от Беспалова, то дайте мне знать.
- Я все-таки к вам наведаюсь когда-нибудь! - предложил Саша Николаич.
- Этого делать не нужно! - сказал Крыжицкий. - Я вам дам знать! Ну-с, а теперь до приятного свидания.
Крыжицкий, как только получил расписку, круто изменил тон и выпроводил молодого человека довольно бесцеремонно.
Саша Николаич был как будто доволен своим посещением Крыжицкого, а вместе с тем, чувствовал себя не совсем хорошо, как будто тут было что-то не так.
Однако это чувство у него скоро исчезло, и когда он вернулся домой, то уже не думал ни о чем другом, как о будущем наследстве, и рассчитывал, хватит ли у него денег, чтобы прожить на них целый год.
На год у него денег должно было хватить с лихвой, если, конечно, не позволять себе никаких излишеств, а самое большее через год он снова будет богат и тогда те, кто пренебрег им, пожалеют о том, что так обошлись с ним.
В числе этих пренебрегающих на первом месте стояла Маня.
За обедом Саша Николаич был серьезен и разговаривал только с Беспаловым, отвечая сквозь зубы на его вопросы. Маню он игнорировал.
Ему хотелось, чтобы Маня это заметила и почувствовала, и хоть чем-то дала знать, что интересуется причиной, по которой он сидит у себя.
Но интерес выказал только Орест, который, напрасно прождав выхода Саши, несколько раз показывался в передней возле его двери, сначала так, будто по своему делу, а потом заглянул в комнату к Саше Николаичу и, сделав жалкую гримасу, кисло осведомился:
- А как насчет таксы сегодня?
Саша Николаич сердито посмотрел на него, и, прежде чем он успел ответить, Орест исчез, поняв, что он сунулся не вовремя.
Орест уже успел привыкнуть к ежедневным получениям полтинника и сегодня почувствовал тоску его лишения.
Он находил это несправедливым, потому что, в сущности, ничем не провинился и желал восстановить справедливость, если не целым полтинником, то хотя бы частью его.
И за этой частью он отправился к Мане.
- Принчипесса! - подступил он к ней. - Не будете ли вы благосклонны выслушать мою нижайшую просьбу?
Маня продолжала шить, не обращая на него внимания.
- Не желаете разговаривать?.. Полагаете меня подонками общества?.. Но, принчипесса, в Писании сказано: "Блажен, кто и скоты милует".
Маня не удержалась и фыркнула.
- Что тебе надо? - спросила она.
- Двугривенный или хотя бы четвертак.
- Отстань, у меня нет!
- Принчипесса! Ложь не совместима с вашим достоинством, "Ищите и найдете!" Впрочем, я согласен и на гривенник!
Маня не тронулась с места.
- Принчипесса, вы поймите мои содроганья: я сегодня чувствую удар в руке, то есть такой удар, что желтого в среднюю без промаха - и вдруг из-за какого-то гривенника… должен пропасть на сегодня мой талант!
Кончилось тем, что Маня дала Оресту гривенник, и он отправился в трактир.
Всю эту сцену Саша Николаич слышал из своей комнаты, но и по уходе Ореста не показался в столовой.
Глава XIV
На другой день Саша Николаич продолжал дуться до самого обеда, но тут ему стало скучно.
За обедом случилось так, что Маня передала ему огурцы, а он взглянул на нее и поблагодарил.
Этого было достаточно, чтобы лед растаял и Саша Николаич, чувствовавший себя ободренным надеждой на возможное получение наследства, снова оказался в хорошем настроении.
За столом тотчас же завязался оживленный разговор, в котором даже Виталий принял участие, вставив к слову совершенно серьезное замечание, что уж у его подъезда должен стоять не обер-полицмейстер, а сам главнокомандующий.
Маня обходилась с Сашей Николаичем совершенно непринужденно и просто, как будто решительно ничего не случилось.
Саша Николаич, испытывая немного ощущение школьника, прощенного после наказания, особенно развеселился и засел в столовой, в ожидании той счастливой минуты, когда господин Беспалов пойдет спать и можно будет сплавить Ореста.
По счастливой случайности Беспалов заявил, что сегодня пойдет в баню, и действительно, ушел, взяв с собой узелок с бельем и веник под мышку.
Орест, едва лишь поле очистилось от "родительских элементов", как он называл это, подошел к Саше Николаичу и, не говоря ни слова, по своему обыкновению протянул руку за "таксой".
Саша Николаич поспешно вынул и дал ему полтинник.
Орест, поджав губы и подняв указательный палец, помотал перед своим носом:
- Ни-ни-ни! Нынче полтинник никак не ходит! - произнес он.
- Как это не ходит? - усмехнулся Саша Николаич. - Разве курс поднялся?
Орест протянул руку и заявил:
- А за вчерашнее?
Новый полтинник был ему немедленно вручен.
- Теперь гривенник за бесчестие! - снова пристал Орест.
Наконец, получив и этот гривенник, он взял по монете в руку и, вздохнув, произнес, словно философ, сокрушающийся о тщете всего земного:
- Давление капитала!..
Ввиду необычайности размеров своего "капитала", он вышел не через дверь, как это делал обыкновенно, а открыл окно и ловко вылез через него на улицу.
Виталий был не в счет, и Саша Николаич остался наедине с Маней.
- Вы знаете, - заговорил он с ней, - я вчера был у этого господина и получил приятные вести: я - богатый наследник!
О своем наследстве он не хотел никому говорить до выяснения вполне определенных по этому поводу данных, но не утерпел и все сразу рассказал.
- Так еще ждать, по крайней мере, год! - несколько разочарованно проговорила Маня.
- Год - это пустяки!. - стал возражать Саша Николаич. - Что такое год, когда впереди, можно сказать, полное благополучие! Ну, проживем как-нибудь, зато потом!..
И, ища глазами взгляд Мани, он заглянул ей в лицо.
Это лицо показалось ему особенно красивым, добрым и милым в эту минуту.
- А вот теперь какая вы хорошая! А вчера были злая! - сказал он.
Маня, как бы устав от работы, положила шитье на стол и, обернувшись к нему, спросила:
- Отчего же злая?
- Да как же! Накричали на меня!
Губы улыбались, брови сдвинулись.
- Ну, ну, не буду! - спохватился Саша Николаич и, как-то волей-неволей пригнулся еще ниже, к самой руке Мани, которую та словно забыла на столе, и поцеловал эту руку.
Маня не отдернула ее, и Саша Николаич поцеловал еще раз, смелее.
Но в это время в окно раздался стук. И Маня и Саша Николаич вздрогнули и отстранились друг от друга.
Саша Николаич быстро подошел к окну и отворил его. На улице стоял человек в ливрее.
- От графини Савищевой! - сказал он.
Саша Николаевич вздрогнул и спросил:
- От графини Савищевой? К кому?
- К барышне, что платья шьют.
- Пустите, это ко мне! - отстранила Маня Сашу Николаича от окна.
А на него сразу как туча надвинулись вчерашние сомнения, когда он увидел теперь, что Маня имеет сношения с домом Савищевых.
- Хорошо!.. Скажите графине, что завтра будет готово!.. - проговорила Маня и, отпустив лакея, невозмутимая и спокойная, вернулась к своему месту и села.
- Вы знаете графиню? - с трудом переводя дух спросил Саша Николаич.
- Да, я работаю для нее.
- А сына ее… сына… вы знаете?
- Знаю.
- Нет, это невыносимо! - воскликнул Саша Николаич. - Я так не могу!.. Вы знаете, вчера мне показалось, что я видел, как вы выходили с ним из ресторана.
- Я?!..
- Да, да! Вы!
- Какой вздор! - воскликнула Маня, взяла работу и стала шить.
"Да, это вздор, нелепость! - замелькало у Саши Николаича. - Я с ума сошел! Этого же не может быть!"…
В виски у него застучало, грудь стала тяжело и нервно подниматься, голова закружилась и он, сам не понимая, что делает, приблизился к Мане, опустился на колено, схватил ее руку и залепетал:
- Простите!..
Своей руки у него Маня опять не отдернула…
Глава XV
Опять собрались у Агапита Абрамовича члены общества "Восстановления прав обездоленных" ровно через месяц. Опять они заседали со своими разноцветными кокардами под председательством седовласого старца.
Крыжицкий дал отчет о том, что Николаев написал расписку, и передал ее председателю.
- А относительно графини Савищевой, - продолжал Агапит Абрамович, - тоже все обстоит вполне благополучно. Ее метрическое свидетельство у меня, и на нем, действительно, сделана подчистка и изменен год рождения.
Он достал из железного сундучка документы графини и тоже передал их председателю.
- Вот это - чистая работа! - одобрил тот.
- Теперь только остается оборудовать расторжение брака графини! - сказал Крыжицкий.
- Легко сказать: "Остается только!" - заметил Голубой. - Но, кажется, сделать это будет довольно трудно; по крайней мере, я наводил справки. Неправильности в метрическом свидетельстве, хотя и дают некоторое основание, но положительного ничего не предвещают.
- Я все-таки думаю, - заговорил Синий, - что достаточно иметь хоть какую-нибудь зацепку, а там уж мы сможем сделать!
- Конечно, прицепиться к метрическому свидетельству можно! - согласился Голубой. - Оно все-таки неправильное!
- Ну а в каком положении розыски племянницы графа Савищева, к которой должно перейти состояние графини, если она его лишится? - спросил председатель.
Крыжицкий покачал головой.
- Я был занят метрическим свидетельством! - ответил он.
- А ты, Голубой? - продолжал председатель.
Голубой ответил, что у него не нашлось никаких данных.
То же самое заявили и остальные.
Фиолетового председатель вызвал последним, но и тот покачал головой и сказал:
- Я не нашел.
Председатель обвел присутствующих укоризненным взглядом, в котором чувствовалось все его превосходство над ними.
- Неужели так-таки ничего и не узнали? - проговорил он. - А между тем стоило только приложить некоторое усилие, чтобы добиться благоприятного результата.
- И ты его добился? - воскликнул Фиолетовый, до сих пор мало принимавший участия в разговоре.
- Надо было вести от начала, - продолжал председатель. - Брат покойного графа Савищева женился еще молодым человеком и благодаря этой своей женитьбе запутался в делах. Бок о бок с ним его старший брат, женатый на Дюплон, богател не по дням, а по часам, умея ловко устраиваться по казенным поставкам и подрядам. Запутавшийся в делах граф Савищев видел, что его брат не стесняется в средствах и доставляет своей жене все для удовлетворения ее прихотей, и, понятно, ему тоже захотелось иметь все и так же обставить свою жену. Он делал долги, но вскоре ему перестали верить; он пробовал счастья в картах и стал проигрывать. Наконец, он зарвался и очутился в безвыходном положении. Тут он решился на средство, отчаянное по своему риску, соблазненный возможностью вдруг получить большие деньги. Эти деньги ему предложили из-за границы, с тем, чтобы он выдал план потемкинского похода в Турцию. Он поддался соблазну, но его проделка была вовремя открыта и, хотя ему самому удалось бежать, он был обвинен в государственной измене и заочно лишен чинов и орденов. Его жена, беременная, разрешилась преждевременно от потрясений и умерла в родах. От родившейся у нее дочери единственный ее родственник, дядя ее, граф Савищев, отказался как от дочери брата-изменника, которого он не хотел знать. Со стороны матери у девочки никого не было: ее матушка была молоденькой француженкой, приехавшей в Россию гувернанткой и прельстившей графа Савищева. Девочку отдали в воспитательный дом и оттуда она была взята…
- Весь вопрос кем? - спросил Фиолетовый.
Председатель замолчал и не сразу ответил.
- Да, весь вопрос - кем? - повторил он. - Есть тут отставной титулярный советник Беспалов, а у него живет девушка, которая уверена, что она - его дочь, но сам Беспалов часто знакомит с ней чужих как со своей воспитанницей. Зовут ее Маней, а дочь разжалованного графа Савищева получила при крещении имя Мария.
- Так это она? - спросил Фиолетовый.
Председатель кивнул головой.
Фиолетовый встал со своего места и заходил по комнате.
- Да разве есть доказательства, - заговорил он, - что это законная дочь графа-изменника? С какой стати титулярный советник Беспалов взял ее? Не может быть!.. Тут нужны доказательства!
- Эх, какой ты горячий! - остановил его председатель. - Сегодня с тобой что-то необыкновенное? Обычно ты спокойно относишься к делам.
- Да, это дело меня заинтересовало и я желаю взяться за него! Если у тебя есть какая-нибудь нить, дай мне ее и я разузнаю все самым подробным образом.
- Вот этого-то и не нужно! - усмехнулся председатель. - Иногда лишние подробности, расследованные со слишком большим пылом и любопытством, только затемняют дело, а не помогают ему. Нам вовсе не нужно собирать подробные данные об этой воспитаннице Беспалова, потому что эти подробные данные достоверно приведут к полной противоположности того, что мы желаем получить. Нам не важно, дочь или не дочь разжалованного графа Савищева эта девушка; а нам надо сделать так, чтобы она была его дочерью, и этого будет вполне достаточно.
Фиолетовый сел на место.
- Но если можно найти настоящую дочь? - попробовал возразить он.
- Это лишняя проволочка времени! - сказал председатель.
- Но все-таки, почему ты указываешь именно на нее? Ведь есть же у тебя на это какие-нибудь причины?
- Особенно никаких! - пожав плечами, ответил председатель. - Просто я нахожу ее подходящей! Ее имя и года нам подходят!
- Но каким путем ты напал на нее?
- Очень просто: я следил за Николаевым и нашел воспитанницу Беспалова благодаря тому, что Николаев поселился у него. Вот и все!