Лендрманны, которые были с ним, засмеялись.
Рунг схватил первую попавшуюся треску и сунул ее конунгу под нос, заявив при этом:
- Зря укоряешь меня в этом деле. Советую и тебе поговорить хотя бы с этой треской. Уверяю, толку от нее будет больше, чем от твоих херсиров.
Харальд разгневался от подобной бесцеремонности и вскричал:
- Отчего ты не зовешь меня конунгом, Фергюнсон? Впервые я встречаю такое непочтение…
Рунг ответил совершенно спокойно:
- Проще простого ответить на твой вопрос. Так и быть, расскажу одну историю, и если ты умный человек, то смекнешь, в чем дело.
Этот Рунг вот о чем поведал:
- Один корабль направлялся из Исландии в Тронхейм, и находилось на нем много всякого народа. Разразилась буря, стало темно хоть глаз выколи, и дракон понесло на скалы. И тогда даже плывший на этом корабле ярл Эрик Несносный потерял мужество. В кромешной тьме всех охватило отчаяние. И в то время раздался громовой голос. Голос этот перекрыл даже рев ветра. Не было видно во тьме, кому он принадлежит. Тот же невидимый человек начал распоряжаться, да так, что все тотчас его послушались: заткнули пробоину, сделали из связанных весел руль взамен сломанного и унесенного в море. И повиновались до рассвета, и гадали, как мог среди них оказаться сам бог или конунг, ибо не мог простой смертный, не будучи благородным, так распоряжаться. Когда же пришло утро и корабль оказался в безопасности, увидели, что голос этот принадлежит простому старику из Долины Горячих Озер. Одет был этот старик в самую простую одежду и прежде ничем не отличался от прочих. Нрава до того случая он был самого спокойного и незаметного.
Хальвдан спросил:
- К чему ты мне рассказал об этом?
- К тому. Вождь, подобный Эрику Несносному, забирает в битвах жизни рабов и подданных, карает, и милует, и поливает кровью долины и фьорды своих и чужих земель. Но лишь истинный Конунг правит миром! Хитрость воина осыпется, точно песчаный холм. Но камень, положенный Строителем, останется на века! Эрик был одним из слепцов. Но истинный Конунг - тот простой старик.
- Старый пьяница! - воскликнул Хальвдан. - Попомни мое слово: твоя башка когда–нибудь будет расколота!
- О нет! - возразил тот. - Я ведь предпочитаю разговаривать с рыбой, а не болтаться по фьордам в поисках добычи и славы.
Хальвдан тогда плюнул и поехал прочь.
На пиру, который в тот день закатил Кольбьерн Медноголовый, сидело рядом с Удачливым несколько свободных ярлов из тех, до которых еще не дотянулась рука терпеливого Хальвдана. Были это Хрольн Красноглазый, Орм, Сельмунд и Снуги Лосось. Порядочно подвыпив, они взялись зло вспоминать конунга, кулаки у них так и чесались. Хрольн Красноглазый сказал:
- Если такие, как Олфинсон, будут втыкать нож в спину всякому свободному ярлу, то нам недолго осталось гулять. Конунг нас обложит как медведей. У Харальда советником проклятый Олев - этот не успокоится, пока последнему из нас не свернут шею.
И все соглашались, что в последнее время конунг ведет себя слишком вызывающе, хотя на тинге и был осторожен и взвешивал каждое слово, - но все это оттого, что он отлично знает, что делается в Бьеорк–фьорде и какие там собрались удальцы. Из людей Харальда особенно недобрым словом поминали Фриндмунда Железноногого и называли его самым верным псом своего хозяина. Олаф молча слушал, о чем говорят ярлы. Ярл Сельмунд вступил в разговор и вот что сказал:
- Хальвдан злопамятен и скоро припомнит нам все свои унижения - сегодня он оглядывался на многих из нас, здесь ли мы, точно всех пересчитывал. А больше всего затаил он обиду и злобу на тебя, Олаф, и, верно, придется тебе спать в полглаза даже в своем фьорде под сенью Бьеорк–горы и держать подле немало берсерков.
Ярлы не замечали, что Олаф давно уже не подливает себе, его одного обносят слуги - сами они хорошо выпили, и было о чем разгуляться их языкам. Все тайное, что лежало на душе у каждого, вылезало наружу Наконец Орм высказал то, о чем все, верно, думали:
- Тебе хорошо, Олаф, гора тебя охраняет. Вряд ли у Хальвдана поднимется на нее рука. Разве только те немногие, которые чтят Распятого, могут на это пойти, но конунг не из их числа, хотя Железноногий давно его подстрекает… А как нам быть? Ты отсидишься в фьорде, а наши корабли перетопят, как дырявые горшки. Вот–вот готовы люди Хальвдана вцепиться нам в глотки и объявить вне закона. Этот проклятый Фриндмунд посоветовал нам повернуть свои рули в Исландию, пока не поздно, - вот до какой наглости докатился!
Другие ярлы поддержали Орма и спрашивали:
- Что нам всем делать? Самый главный наш враг явно замыслил недоброе - лишь твои люди могут его удержать.
Олаф миролюбиво ответил:
- Сейчас одно остается - наслаждаться разговором равных. Утро вечера мудренее.
Все таким ответом остались недовольны, но никто из ярлов не мог возразить, к тому же все здорово отяжелели от выпитого, а Медноголовый строго следил за тем, чтобы вдоволь перед каждым было вина и пищи. Когда в ход пошло пиво, стали забываться самые говорливые, а Олаф предпочитал по–прежнему помалкивать. Кончилось все это тем, что ярлов одного за другим стащили со скамей и уложили. Родичи также здорово напились, даже у Хоральва Чистое Горло не осталось сил складывать всякие потешные висы и состязаться в этом с Гендальфом - а уж Хоральв был человек веселый. Визард, когда все захрапели, сказал Олафу:
- А ведь свободные–то правы. Ничего хорошего от Хальвдана мы не дождемся. Стоит уповать лишь на удачу, а больше всего на тень горы Бьеорк, хотя и она не спасет, если дело зайдет слишком далеко.
Удачливый, укладываясь, ответил:
- Не Хальвдан меня сейчас беспокоит и не Железноногий. И уж тем более не паскудник Олев - а тот, кого пока хранит время. Глупцы грешат на дряхлого медведя, способного лишь когти показывать да рычать, но не замечают медвежонка, а он ведь вырастет рано или поздно. Сын Хальвдана Харальд - вот в ком почуял я опасность, а я уж человек опытный и могу предвидеть, ты меня хорошо знаешь. Хальвдан, сдается мне, лишь тень своего сынка.
Визард тогда сказал:
- А я поглядел, как пристально смотрят на сына твоего, Рюрика. Не будешь же ты отрицать, что Олев и Фридмунд весьма проницательны. Прочитал я в их взгляде такую же тревогу. Я чувствую, что не успел Рюрик подрасти, а уже обрел себе он здесь, при дворе Хальвдана, истинных друзей.
Олаф воскликнул:
- А ведь ты прав! Видно, богам потребуется в скором времени много воинов, и Рагнарёк действительно недалек. Земля наша будет поставлять всяких храбрецов весьма щедро. Самым же умным пора плыть в Исландию. Еще я могу поладить с Хальвданом - но не ужиться в одной берлоге двум молодым медведям. Веселые ждут времена Скандию.
Олаф также сказал:
- Не против я, если мой сын сделается конунгом. Если в этом он весьма преуспеет, буду только радоваться. По полету вижу я вороненка, но и Харальд, по всей видимости, цепок и яростен. Так что пора учить Рюрика своему делу и передать ему все искусные приемы.
Визард вот что ответил:
- Детство твоего сына завершилось сегодняшней ночью.
Напоследок Удачливый еще раз удивил тинг. Оставив лошадей на попечение Кольбьерна, как ни в чем не бывало Олаф взошел на корабль ярла Орма и вместе с ним увел к себе в фьорд Хрольна Сельмунда и Снугги Лосося вместе с их викингами, а также еще многих охотников, которые, прознав о намерениях Олафа в скором времени уйти в большой поход, явились на берег в день отплытия. Было столь большое количество желающих вместе с Удачливым покинуть страну, что ярлу пришлось наскоро отбирать сильнейших, - а то было совсем непросто сделать. Весть о том, что Бесхвостая Лиса собирается навестить ирландцев и франков, взбудоражила храбрецов: многие торопились поспеть, и оказалось, только для этого и прибыли на тинг. Набралось больше двух десятков кораблей, и проводить их вышло множество народа - получилось так, что Олаф затмил самого Хальвдана, - бонды только о нем и говорили, и кто его ругал, кто хвалил, но все сходилось во мнении, что Олаф, сын Сигурда, настоящий викинг.
Со смехом обратился Олаф к хозяину корабля, ярлу Орму, который был человеком хоть не очень сообразительным и туговатым, но хорошим воином:
- Не иначе пришлось конунгу запирать своих дружинников в сарае сегодняшней ночью. А не то и без приглашения все до единого ударили бы они нынче веслами на твоих кораблях.
Орм с этим согласился и добавил:
- Одни ленивые остались нынче дома. И правда: забрали мы даже у Кнута Медведя чуть ли не половину его людей - и все покинули его по своей воле, а ведь у него им жилось совсем неплохо. Но вот ему с тобой не сравняться!
Так они немало посмеялись над Кнутом Медведем и другими, чьи викинги перешли к Олафу. Удачливый воскликнул:
- Только жертвенных баранов загоняют в теплое стойло. Те, кто хочет жить, предпочитают пастись под дождем и снегом. К тому же всем известно - та трава сочнее, которая растет на склонах крутых гор под продувными ветрами.
Орм приказал не жалеть вина и провианта. На радость кормчим дул попутный ветер, и море не так сильно волновалось, как обычно в то время, из чего многие заключили, что будет удача, раз сама Ран благоприятствует плаванию, и исполняли свои обязанности с еще большим усердием - корабли летели к Бьеорк–фьорду словно на крыльях. И в тот раз даже Визард, неусыпный страж руля, был доволен. Рюрик стоял все то плавание на носу корабля. За рубахой у него лежали стеклянные бусины. Он уже достаточно легко владел мечом и не мог дождаться весны.
Весной Олаф ушел в поход и не возвращался в Бьеорк–фьорд пять зим. С ним отправились ярлы Орм, Хрольн Красноглазый и Снуги Лосось, а также Торнир Собака, Бранд Мучная Борода и Гисли Лежебока. Был с Удачливым вначале и некий Эльвир, прозванный Детолюбом за то, что запрещал своим викингам бросать на копья младенцев. Этот Детолюб держался обособленно, поговаривали, что с головой у него тоже не все в порядке, как и у Рунга Корабельщика, уж очень своим поведением он не походил на остальных. Впрочем, вскоре Детолюб с двумя кораблями отстал от них - больше они с Олафом не встречались. Олаф же пришел в Ирландию, и начались тяжелые для той страны времена - Удачливый взял там большую добычу. Затем бьеоркский ярл разделил своих людей: сам вместе с Гисли у берегов Шотландии немало потопил кораблей саксов и перебил многих воинов. Ярлы же Орм, Снугги и Хрольн Красноглазый отправились на юг. Они подошли к Италии и не давали проходу купеческим кораблям. Две зимы провели они на Сицилии. Бранд Мучная Борода и Торнир Собака сожгли многие города по Сене и брали выкуп с захваченных знатных людей или отдавали за золото родственникам тела, если кто–нибудь из богатых заложников умирал. В монастырях нашли они немало сокровищ - они умели пытать монахов так, что те открывали им все свои тайники. Бранда Мучную Бороду еще называли Весельчаком, потому что, прежде чем убить кого–нибудь, он заставлял свою жертву плясать и петь. Бранд и Торнир немало обогатились.
Сам Удачливый пошел на Запад. Море в ту пору бушевало. Когда ярл достиг Ирландии, на его корабле при самом подходе к острову появилась большая течь, с которой гребцам было не справиться. Вытащив корабли на берег, люди Олафа взялись за починку. На мысе, который прозвали они Мысом Птичьих Скал, выкопали землянки и провели на нем две зимы и два лета. Недалеко были горячие источники, море кишело рыбой, а на самом мысе шумел птичий базар. Викинги Олафа занимались охотой, ловили и вялили рыбу. За то время, пока они там жили, к мысу прибило двух огромных китов. Жизнь там была так благоприятна, что некоторые из внезаконников пожелали остаться на острове.
Рюрик все то время находился с отцом. Удержать его не было никакой возможности - он показал себя настоящим храбрецом. Во время битвы у берегов Шотландии прыгнул он за борт с топором, подплыл к вражескому кораблю, уже изрядно поврежденному, на котором спасался вождь саксов, и начал пробивать его днище. Многие воины Олафа, увидев бесстрашие сына ярла, бросились за ним и пустили корабль на дно. После этого и принялись саксы рубить свои канаты и уводить оставшиеся корабли - да только немногим это удалось сделать! В другой раз, действуя секирой, убил Рюрик неожиданным приемом вражеского воина, который похвалялся своей силой и насмехался над его юностью. Все викинги пришли к выводу, что сын Олафа родился настоящим воином, а кроме того, сообразительности было ему не занимать. Гендальф никак не мог поспеть за ним, хотя сам славился ловкостью и подвижностью и выглядел юношей. Про скальда поговаривали: остается он таким молодцом оттого, что, подобно Отмонду, знается с нечистью и похаживает к одной бьеоркской ведьме, имя которой Эдгерд. Что же касается Рюрика, то он уже греб наравне с другими гребцами и спал как ни в чем не бывало под любым дождем или снегом. Ноги его сделались привычными к любой качке. Визард его многому научил, в том числе и определять по звездам путь. Надо сказать, что именно тогда сделался Рюрик отменным мореходом: видно, с рождения имел к подобному искусству предрасположенность, о чем многие викинги говорили ярлу. Олаф, слушая их похвальбы, только одно бормотал под нос:
- Не уживутся в берлоге два медведя.
Он в том походе не делал никакого различия между сыном и своими дружинниками. И не раз признавался Визарду, что хочет видеть наследника конунгом. Свои же планы хранил в тайне, и никто не знал, что можно ожидать от Олафа, как он себя поведет и куда прикажет направить корабли. Поговаривали, что вынашивает Бесхвостая Лиса замыслы борьбы с Хальвданом. Многие находили, что стоит ярлу только бросить клич среди норвегов, недовольных конунгом, - а обиженных по фьордам было уже превеликое множество, - и победа будет за ним.
Что касается Рюрика, в Исландии не оказалось у него соперника в умении лазать по скалам и плавать. Всем был бы он хорош, но вот характер делался у него все заносчивее, и на язык он стал просто непереносим. Он уж очень возгордился своими способностями и не прочь был похвастаться перед другими ловкостью и силой. Никто старался с ним не спорить. Нашелся только один викинг, которому высокомерность Рюрика показалась чрезмерной. Звали его Грим. Этот самонадеянный Грим и сам за словом в карман не лез. Он часто спрашивал товарищей, не пора ли им вернуть сопляка на землю, и твердил, что, пока не поздно, нужно это сделать, иначе сынок Олафа в своем самомнении всякую грань перейдет. Те, не желая ссориться с Удачливым, предпочитали помалкивать, но Грим не унимался и насмехался над их трусостью. Он похвалялся перед всеми, что возможный гнев Олафа ему нисколько не страшен. Сам он только и ждал случая, чтобы поддеть мальчишку и поставил на спор, что его обтешет. Ждать, к слову сказать, пришлось недолго. Во время одной рыбалки, когда Рюрик уселся вместе с другими в лодку и принялся грести столь быстро, что остальные были вынуждены под него подстраиваться, Грим внезапно бросил свое весло. Когда его спросили, почему он это сделал, Грим отвечал:
- Куда же мне угнаться за самим Мимиром, сила которого так же внушительна, как и его недюжий ум. С удовольствием сделался бы я сейчас балластом, да вот только боюсь, что кое–кто тут же меня и выбросит за борт. А впрочем, может быть, всем нам оставить весла? Что толку сучить ими туда–сюда, когда ясно дело - из всех нас гребет один только великан!
Насмехаясь, Грим следил за мечом, который Рюрик положил возле себя. Викинг намеревался в случае чего наступить на ножны и не дать мальчишке вытащить меч. Но сын ярла вскочил столь стремительно, что никто даже не успел удивиться или засмеяться словам Грима. Лежало на дне лодки весло. Рюрик схватил это весло и ударил им Грима по голове. Тот и рухнул как подкошенный. С тех пор все споры прекратились. Но еще больше возгордился собой сын ярла после схватки с медведем. Медведь, живший неподалеку в горной пещере, повадился ходить за рыбой, которую в сараях держали люди Олафа. И не раз и не два утром двери сараев оказывались сорваны, а добыча либо исчезала, либо была испорчена. Медведь наедался рыбой до отвала и был весьма хитер. Когда устроили на него засаду и несколько дней его караулили, не совался к сараям, видно, чуя опасность. Многие думали, что больше он не придет. Но стоило только оставить попытки его убить - тут же появился, откатил от дверей огромные камни, сорвал двери и попортил немало рыбы. От озорства лапой пробил он днище одной лодки. В ту ночь разразилась буря, и сопения разбойника никто не слышал. Рюрик, никому ничего не сказав, отправился в горы. На леднике увидал он следы лап, которые и привели его к жилью зверя. К вечеру, взяв лук со стрелами и секиру, настолько острую, что до лезвия ее невозможно было дотронуться, не поранившись, вновь он ушел из лагеря; ветер дул со стороны моря, и сын ярла подкрался к самой пещере. Медведь знай себе ворочался и дышал в ее глубине, но его дыхание Рюрика нисколько не смутило. Мальчишка нарочно не позвал с собой ни Визарда, ни Гендальфа - а все для того, чтобы самому торжествовать победу. Наугад пустил Рюрик несколько стрел в пещеру и ранил хозяина - тот как заревет, как полезет вон! Рюрик, крепко сжав секиру, приготовился. Медведь в ярости вышел на задних лапах, глаз его был поврежден стрелой - тут–то и настал ему конец! Не раздумывая, сын Удачливого выскочил из засады - удар оказался таким сильным, что секира отрубила лапу, которой зверь махал перед собой, вошла в череп и было ее оттуда не вытащить. И тогда, весь в медвежьей крови, Рюрик отправился за подмогой. Люди в лагере повскакали, увидев его всего окровавленного. Сын ярла приказал двум воинам следовать за ним, и те послушались, следом же поспешила толпа. С большим трудом удалось вытащить секиру. Тащили ее на глазах у многих, и Рюрик слышал, как викинги удивлялись его сноровке и силе. После этого его высокомерие перешло все границы.
Когда на шестую весну корабли Олафа вернулись к Бьеорк–горе, до обитателей фьорда уже дошли слухи о том, как закончили свои жизни ярлы Орм и Хрольн Красноглазый. Греки сожгли своим огнем их драконы. Орм, подхватив свои сундуки, бросился в море, и следом за ним бросилось много его людей. Хрольна, всего израненного, греки повесили затем в Миклагарде, перед этим раздробив ему все кости. Остальным, из тех, кого удалось взять им в плен, отрубили головы. Остался в живых только счастливчик Снуги Лосось; его одного отпустили, чтобы он обо всем рассказал, вернувшись к своим. А чтобы неповадно больше было самому ему ходить в южные моря, Снуги отрубили правую руку. С тех пор прозвали этого ярла Левшой. Забегая вперед, нужно сказать, что впоследствии, собрав с собой бойцов, Снуги Левша пришел на трех кораблях в Италию и взял там большую добычу. Сделался он после всего этого самым беспощадным викингом среди прочих, а уж силач был такой, что никто не отваживался сунуться под его единственную руку, - мог он ударом кулака убить человека и в битве был весьма опасен. Он был самый известный однорукий человек в Норвегии.
Что же касается Бранда и Торнира, то они при возвращении рассорились друг с другом из–за добычи и сделались заклятыми врагами. У Скади–фьорда вода бурлила от крови, когда мечами и секирами решили они завершить свою прежнюю дружбу. Многие воины Торнира погибли, сам он утонул в бою. Сын его, Бедмонд, после того как увидел гибель отца, бросился рубить канаты и спасся, уведя свой корабль, - таким образом, все досталось Мучной Бороде.