Сына мы назвали Александром. Вовсе не в честь Александра I, я о нем тогда и думать не думал. Из школьного курса истории, конечно, знал, что был такой царь в России, но в моем отроческом восприятии он ничем не отличался от других царей. Другое дело – Александр Македонский, завоеватель мира! Но даже не в его честь мы с Таней назвали свое совместное произведение. Мне просто всегда нравились имена, начинающиеся на букву "А". Не случайно и моего первенца назвали Алексеем. А дочери я хотел дать имя Александра, но жена настояла на Марии. Так звали ее бабушку. Скрепя сердце я согласился с Таней, но оставил за собой право выбрать имя для будущего сына.
Так и появился в России новый гражданин Александр Михайлович Ланский. В трудный для своей страны момент, когда она объявила на весь мир о своей неспособности платить по долгам.
Несмотря на первоначальный оптимистический отчет об успешных родах главного врача клиники, через день выяснилось, что они прошли не без погрешностей. Во-первых, ребенок получил родовую травму, защемление шейного позвонка, и ему предстоял еще долгий период реабилитации в отделении патологии новорожденных. Во-вторых, состояние его матери тоже оставляло желать лучшего. У Татьяны после родов возникли какие-то осложнения по женской линии, которые тоже нужно было долго лечить. Половина моей семьи продолжала пребывать вне стен родного дома.
Лешка вернулся с турбазы и поселился у меня. И хотя ему от моего дома было дальше ездить в школу, он ни в какую не соглашался ночевать один у бабушки. Мама же не соглашалась доверить уход за внучкой посторонним людям. Думаю, она опасалась и за меня: как бы я в отсутствие жены под впечатлением разразившегося финансового кризиса не съехал с катушек и снова не запил.
Однако к спиртному меня, несмотря на все неприятности, ничуть не тянуло. После дефолта требования о немедленном возврате полученных ранее кредитов со стороны иностранных банков обрушились на наш банк настоящей лавиной. Вернуть эти деньги кредиторам не было никакой технической возможности. Посудите сами, мы занимали деньги за рубежом, когда доллар стоил шесть рублей, затем их конвертировали в российскую валюту и инвестировали в добычу нефти. Но сейчас за доллар уже давали восемнадцать рублей, и он все продолжал расти. Цены на нефть на мировом рынке тоже держались рекордных минимумов за последние пять лет. К тому же на внутреннем рынке нам пришлось столкнуться с кризисом неплатежей. В условиях галопирующей инфляции каждый рыночный субъект не спешил платить по своим долгам, а, получив от своего плательщика любую сумму, стремился как можно быстрее перевести ее в валюту, чтобы на растущем курсе доллара получить дополнительную прибыль. Толпы вкладчиков осаждали все отделения банка с утра до вечера, не теряя надежды вернуть хотя бы какие-то деньги.
Безусловно, продолжать нормальную работу в этих условиях банк просто не мог. Ему бы разобраться с инвесторами и вкладчиками, подчистить собственные хвосты. Поэтому мы собрали все силы, поскребли по всем сусекам, привлекли резервы, какие могли, и смогли очистить от обязательств лишь филиал в Санкт-Петербурге, и на его базе зарегистрировали новый банк. Его президентом стал Антон Журавлев, а я окончательно перешел на работу в нефтяную компанию. Это была единственная структура нашего холдинга, которая со временем при благоприятном стечении обстоятельств могла позволить нам заработать столько средств, чтобы рассчитаться с кредиторами.
– И сколько же мы должны сейчас иностранцам? – спросил меня Неклюдов, когда мы возвращались на бронированном Mercedes-Benz из Белого дома, с совещания, которое проводил новый премьер-министр Примаков.
– Около шести миллиардов долларов, – равнодушным голосом ответил я.
– А во что оцениваются наши активы?
– По текущему биржевому курсу все наши акции стоят меньше миллиарда.
Леонид присвистнул:
– Выходит, мы с тобой, дружище, банкроты.
– Если не добьемся реструктуризации по долгам, то да. Но если наши кредиторы пойдут нам навстречу и дадут отсрочку, то, может быть, мы им когда-то что-то и вернем.
Неклюдов крепко задумался. А потом ударил себя кулаком по лбу:
– А что я скажу своим акционерам?! Ты думаешь, там, – он показал пальцем вверх, – меня поймут, когда я к ним приду пустой, без денег. И скажу: извините меня, уважаемые, но так получилось, дальнейшие взносы отменяются. А ты же знаешь: люди к хорошей жизни быстро привыкают. Боюсь, что им не понравятся такие менеджеры, которые не смогли с умом распорядится активами, отданными им в управление. Придумают какую-нибудь гадость. И поменяют нас на других. Если вообще не того…
Леонид провел ребром ладони по своему горлу.
– Думай, думай, Мишаня. Как нам из этой ситуации выпутаться. И с иностранцами развести, и доморощенных волков голодными не оставить.
Настал мой черед задуматься. В принципе я знал, как с честью выбраться из этой пропасти. Но как прореагирует на мое предложение Леонид? И поймут ли меня его таинственные акционеры?
– Скажи, Леня, а если я сейчас найду выход и спасу холдинг? Да так, что твои акционеры не только не пострадают, а еще серьезно обогатятся. Как ты думаешь, они пойдут мне навстречу, выполнят одно мое условие?
– Я, конечно, не могу за них решать. Но если их финансовые интересы будут соблюдены и, как ты говоришь, дивиденды умножатся, я полагаю, что ты можешь просить многого. А чего ты хочешь, Миша, конкретно?
Я выдержал паузу и твердо сказал:
– Я хочу одного, чтобы они назвали твердую сумму отступных и, получив ее, раз и навсегда оставили меня в покое. И позволили мне самому на свой страх и риск воскрешать холдинг из мертвых. Так им и передай. И пусть скорее определяются. Время уходит.
На следующее утро после ежедневного оперативного совещания Неклюдов не покинул мой кабинет вместе с другими руководителями подразделений, а задержался на минутку.
– Сегодня в 18.00 в ресторане "Савой" возле "Детского мира" тебя будет ожидать один человек. Назовешься метрдотелю, он тебя проводит за нужный столик. Полагаю, ты осознаешь значимость этой встречи?
– В большей степени, чем ты думаешь, – резко ответил я.
– Тогда не опаздывай. Он ждать не любит, – Леонид пожелал мне удачи и вышел из кабинета.
В назначенное время я был в указанном месте. Мне даже не пришлось представляться, ибо администратор зала сам узнал меня.
– Вас уже ждут, Михаил Аркадьевич, – учтиво произнес он и провел меня в отдельный кабинет.
В полумраке за сервированным столиком вполоборота ко мне сидел пожилой мужчина с благородной сединой на висках и выразительным греческим профилем.
Завидев меня, он, как истинный джентльмен, встал и первым протянул мне руку для пожатия, радушно улыбаясь.
– Меня зовут Семен Семенович, – представился мой новый знакомый, но, не дав мне раскрыть рта, перебил: – О вас, Михаил Аркадьевич, мне все известно. Поэтому можете без лишних прелюдий сразу переходить к существу вопроса.
Я сел напротив собеседника и теперь имел возможность хорошо разглядеть его. Правильные черты лица, прямой нос, поджатые губы, высокий лоб, раздвоенный подбородок. Цвет и выражение глаз я рассмотреть не мог, потому что они были прикрыты затемненными стеклами в дорогой оправе.
– Какой суммой свободных средств вы сейчас располагаете? – сразу спросил меня Семен Семенович.
Я понял, что играть с этим человеком в кошки-мышки не имеет смысла, и прямо ответил:
– Около девятисот миллионов долларов.
Он задумчиво покачал головой и произнес:
– По нынешним временам это очень большие деньги. Как же вам удалось втихаря накопить столько? Хотя, впрочем, я догадываюсь, откуда они. Семь лет назад мы потеряли из виду приблизительно такую же сумму. Я вас правильно понял: это те самые деньги?
– Да, – ответил я охрипшим голосом, и мое горло окончательно пересохло то ли от страха, то ли от важности переживаемого момента.
– И теперь вы хотите вернуть нам наши же деньги, но при этом выдвигаете еще какие-то условия.
Я выпил стакан минеральной воды и вымолвил:
– За семь лет я заработал больше, но к этим счетам даже не притрагивался.
– А сейчас вы решили, что настал момент истины и что вы можете диктовать нам свои условия? А вы не переоцениваете свои возможности, Михаил Аркадьевич? Вы же банкрот. Списать вас сейчас куда проще, чем вытащить. А выведать у вас несколько цифр – дело техники. Поищите аргументы более убедительные.
Я понял, что сейчас могу проиграть все, даже жизнь, и выложил свой последний довод.
– У меня есть конкретный план, как не только вернуть утраченные активы холдинга, но даже их приумножить. Причем кратно.
Мой собеседник ближе склонился ко мне:
– Это интересно. Продолжайте.
Я окончательно пришел в себя. Теперь разговор свернул в привычное для меня русло. Я просто убеждал очередного инвестора, как нам совместно заработать деньги. Это был мой конек, и я его оседлал.
– Любая проблема – это замаскированная удача. Надо ее только вовремя разглядеть. Акции всех российских компаний, не только моей, сейчас стоят копейки. Поэтому надо покупать не валюту, а российские акции. Сейчас ни у кого нет денег, а у нас они есть. Я уверен, что мы со временем легко отыграем, что потеряли на девальвации рубля, за счет роста курсовой стоимости акций. В идеале я вообще бы думал половину из женевских денег отдать вам…
Семен Семенович вопросительно посмотрел на меня. Но я, как будто не заметил этого его взгляда, продолжал рассуждать:
– А на вторую купить еще какие-нибудь активы в нефтяной отрасли. Например "Востокнефтегаз". Я свою квоту преференций после президентских выборов уже использовал сполна, но если бы вы подключили свое влияние, я уверен, сделка прошла бы как по маслу. Все равно когда-нибудь цены на нефть вырастут. Вы бы, кстати, посодействовали этому процессу. А сейчас такой прекрасный шанс! Я не хочу его упускать.
– В ваших рассуждениях есть логика, – согласился Семен Семенович. – Но какое же вы хотели поставить условие?
Я набрался смелости и сделал отчаянное предложение:
– После покупки новых активов мы должны легализовать наши отношения. Вы называете мне имена конкретных людей, а я оформляю на них указанные вами пакеты акций объединенной компании. Я хочу создать лучшую корпорацию в стране. С прозрачным бухгалтерским учетом. Чтобы ее акции котировались на ведущих фондовых площадках мира. Привлекательную для любых инвесторов. Поверьте, я знаю, как это сделать на практике. И я сделаю это! Но руки у меня должны быть свободными. Я должен чувствовать себя хозяином бизнеса, а не простым исполнителем.
– И чего же вы хотите от нас?
– Контрольный пакет акций новой большой компании!
Семен Семенович встал из‑за стола и подвел итог нашему разговору:
– Я должен посоветоваться относительно вашего предложения. Вы можете поужинать. Здесь неплохо кормят. А ответ от нас вы скоро получите. Всего доброго. И берегите себя.
– Как же я тебя раньше не раскусил? – сетовал Леонид, поднимая рюмку водки, когда мы с ним обмывали успешное заключение сделки у меня на кухне.
Точнее сказать, по-настоящему обмывал только он, я же пил только свежевыжатый апельсиновый сок.
Он завалился ко мне с двумя бутылками водки, уже изрядно поддатый, в одиннадцатом часу вечера. Таня уже уложила ребятишек спать, мы тоже легли в постель и, засыпая, смотрели одним глазом в заведенный на sleep телевизор.
– Ну и задачку ты им подкинул. Целых три дня совещались, решая, что с тобой делать. Лорд Ротшильд вовремя дал интервью газете Time’s и назвал тебя самым перспективным из молодых российских бизнесменов. Может, это и склонило чашу весов в твою пользу. Но ты – тоже молодец. Здорово держался с Сим Симом. Он тертый калач, а тебя после вашего разговора он зауважал и поверил в твой план. Ну, теперь, брат, держись. Мы им всем нос утрем. Правда ведь, Мишаня? Одно дело пахать на дядю, а другое – на себя!
Я отхлебнул глоток сока и спросил Леонида:
– А тебя они точно включат в состав акционеров?
Неклюдов уставился на меня своими белесыми глазами и пьяным голосом поинтересовался:
– А ты разве со мной не поделишься?
Я был готов к этому вопросу, поэтому ответил сразу:
– Нет, Леня, не поделюсь. В будущем холдинге моими должны быть пятьдесят процентов плюс одна акция. А все остальное – ваше. Делите, как хотите.
Мой заместитель слишком демонстративно засмеялся, хлопнул меня по плечу и заявил:
– Не дрейфь, старина. Куда они без Неклюдова. Коней на переправе не меняют. Да и ты за мной, как за каменной стеной. Ты ведь не забыл, что я тебя от смерти спас. Правда ведь?
Я нахмурился. Леонид махнул еще одну рюмку. И пока он пережевывал кусок колбасы, я задал ему один вопрос, который уже давно собирался задать:
– Признайся, только честно, тогда в 91‑м дядя Ваня сам выбросился из окна или же вы ему все-таки помогли?
Леонид даже поперхнулся от неожиданности и отрицательно затряс головой.
– Я же тебе говорил, что сам он сиганул. Мы его даже остановить пытались. Но какой там! Верткий был старикашка.
– Побожись, что не врешь!
– Вот тебе крест! – и Неклюдов перекрестился.
Он поковырялся вилкой в салатнице, а потом, не глядя мне в лицо, спокойно так, трезвым голосом сказал:
– А за семь лет на миллионы, поди, изрядные проценты натикали? Поделился бы, братишка…
Тут уж я не выдержал и от всей души рассмеялся над такой наивностью:
– Это на номерных-то счетах? Там же отрицательная доходность! Да на них хранят деньги еще фашистские недобитки, наркоторговцы и другие мафиози. Наоборот, они платят швейцарским банкам проценты, а не банки им.
Неклюдов почесал затылок.
– И все равно я тебя не понимаю. Об этих деньгах все уже забыли, их давно уже списали. Зачем тебе нужно было их светить? Чтобы купить "Востокнефтегаз"? Так ты все равно половину акций нового холдинга отдал на сторону? Я бы на твоем месте свалил из этой гребаной страны на все четыре стороны и жил бы, как человек. До меня, честное слово, не доходит: что ты на этом выиграл?
Я пожал плечами и налил себе еще сока.
– В жизни человека наступает период, когда хочется проявить себя, выполнить свое предназначение, для которого ты и был рожден. Хочется самому принимать решения, а не просто оставаться марионеткой в чужих руках.
– Ну-ну, – с сомнением промычал Леонид.
И начались трудовые будни новой жизни. Хотя на весь мир мы объявили, что временно ушли со сцены. Доллар подобрался к отметке в тридцать рублей. Нефть в цене сильно не росла. Я же пустил в оборот последнюю часть наследства дяди Вани и впервые за много лет остался без заначки на черный день.
Аукцион по продаже государственного пакета акции "Востокнефтегаза" мы легко выиграли, но вновь возникли трудности с установлением реального контроля над новыми производственными активами. Прежние управленцы не хотели без боя сдавать свои позиции. Нам тоже терять уже было нечего, поэтому мы с ними особо не церемонились. Не хочешь работать по нашим правилам – уходи. Умные уходили, а дураками занималась служба Леонида Петровича. Не без труда, но от фирм-прилипал мы свою покупку очистили.
Сложнее обстояло дело с акционерами. Большой пакет акций компании был распылен среди населения региона. Миноритарии – ребята послушные, с ними особых хлопот обычно не возникает. Достаточно раздуть в местных газетах и на телевидении хорошую пропагандистскую кампанию, и акционеры сами бегут менять свои старые акции на новые. Но для перевода всех структур моего холдинга на единую акцию возникла одна неожиданная проблема. По имени Дэниэл Харт.
Так звали американского миллиардера, испортившего мне много крови. Калека, с детства прикованный к инвалидной коляске, он занимался тем, что скупал за бесценок небольшие пакеты акций приватизированных предприятий по всему миру, в основном в развивающихся странах. Затем, когда на этот объект находился достойный покупатель, уже приобретший большую часть акций, американский инвалид начинал ломать ему всю игру по выстраиванию вертикально интегрированного холдинга. На собрании акционеров он непременно блокировал принятие любого решения. И новому собственнику приходилось волей-неволей вступать с Хартом в переговоры, чтобы выкупить его пакет акций. Он же заламывал за них умопомрачительную цену.
– Двести миллионов долларов – за десять процентов акций "Востокнефтегаза"! Он просто сошел с ума! – не поверил я своим ушам, когда услышал запрошенную им цену. – Мы за столько у российского правительства купили семьдесят процентов компании. Биржевая цена его акциям – всего двадцать миллионов! Заплатите их ему. И пусть он будет счастлив! Он и так нагреет руки на этих бумагах!
Антон Журавлев смотрел на меня хлопая глазами и мямлил:
– Шеф, но Харт согласен продать свои акции только за двести миллионов долларов. Его не интересует биржевая цена. Он знает, что нам эти бумаги нужны как воздух. Пока мы не переведем наш холдинг на единую акцию, американские банки не дадут нам ни цента кредитов.
– Но это же чистейшее вымогательство с его стороны! – закричал я.
– В этом и заключается смысл его бизнеса, – ответил мне Журавлев.
Неклюдов послушал нашу перебранку и внес свое радикальное предложение:
– Господа, а не проще ли этого нахала просто прищучить? Когда доводы разума в диалогах с доморощенными отморозками бессильны, вы же обращаетесь ко мне. Так вы говорите, где он плавает на своей яхте?
– В Карибском море. Со мной он встречался в Кингстоне, на Ямайке, – ответил Журавлев.
– Вот и чудно. Значит, это рядом с Кубой. Один звонок нашим кубинским друзьям, и дело на двести миллионов устроится всего за каких-то двести тысяч долларов.
Я задумался. Если бы у меня были сейчас эти несчастные двести миллионов, я бы заплатил этому инвалиду-вымогателю, но у меня таких денег не было, и мне негде их было взять.
– Разве что припугнуть слегка? – вслух размышлял я. – От его имени действует крупный бостонский банк. У него хорошие связи в Конгрессе США. Его устранение нам ничего не даст, наоборот, может только осложнить переговоры. Нужно сделать так, чтобы Харт сам согласился на наши условия.
– Попробуем, шеф, – сказал Неклюдов и вышел из моего кабинета.
Через неделю Boston Glob сообщила, что на яхте американского миллиардера Дэниэла Харта в порту Джорджтауна на Большом Каймане произошел пожар. Два члена команды погибли. Самого мистера Харта чудом спасли русские туристы, швартовавшиеся на своей яхте рядом на пирсе.
Еще через неделю господин Харт продал нашей компании свои акции "Востокнефтегаза" за пятьдесят миллионов долларов.
Штаб-квартира моей новой "дочки" располагалась в Томске. Правило этикета требовало моего обязательного появления там для личного знакомства с руководителями области. Хоть я и вырос сам в провинции, но к провинциалам отношусь с большой осторожностью. В молодости они вообще мне представлялись людьми второго сорта, неудачниками, так и не сумевшими перебраться в столицу. И многие из областных и городских начальников, которые затем встречались на моем пути, не смогли опровергнуть эту мою юношескую гипотезу.