Но в Томске все сразу получилось иначе. Губернатор, несмотря на показное добродушие, оказался человеком твердым и волевым. Он имел свой личный кодекс правил, которым неизменно следовал в жизни и которые Система не смогла из него выбить. Я сразу понял, что купить его нельзя. Такие люди не продаются. Их можно сделать только вынужденными союзниками под давлением обстоятельств непреодолимой силы. Томский губернатор, как мог, служил своей области, но он вынужден был подчиняться российским законам и указам президента.
При первой же нашей встрече мы разругались с ним вдрызг. Он предъявил мне претензии, что из‑за введения в холдинге трансфертных цен на нефть бюджет его области стал меньше получать налогов и что, хотя он по образованию не нефтяник, такого термина, как "скважинная жидкость", в нефтедобыче никогда не встречал.
Я улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой, на какую был способен, и ответил:
– Господин губернатор, внутри своего холдинга мы устанавливаем такие цены на свою продукцию, какие считаем нужными. И из скважин на томских месторождениях, к вашему сведению, нефть добывается со значительным содержанием воды, а за воду я платить ничего не намерен.
Как он возмутился при этих моих словах, стал кричать, что он пожалуется на меня президенту, что я веду бизнес нецивилизованными методами, что с таким отношением к нуждам области мы с ним явно не сработаемся.
Я подождал, пока губернатор остынет. А потом спокойно сказал ему:
– Я заплатил за эту компанию Российской Федерации пятьсот миллионов долларов. Это почти пятнадцать миллиардов рублей. И пока я не верну обратно вложенные в нее деньги, о какой-либо благотворительности в вашей области говорить преждевременно. А если вы будете мешать моей работе, то, поверьте, мне тоже есть кому пожаловаться на вас. В крайнем случае, если мы не достигнем компромисса, на Томске свет клином не сошелся. Нефть можно добывать и в Красноярском крае, а ваша область тогда останется вообще без налогов.
Правы все-таки мудрые китайцы: кризис на самом деле – не только угроза, но и шанс. Сейчас, по прошествии семи лет, я оглядываюсь назад и понимаю, что если бы не было того августовского дефолта по ГКО, рыночная экономика в России вряд ли состоялась бы.
Это была настоящая очистительная буря, показавшая, кто в нашем бизнесе чего стоит. Очень многие разорились, но нашли в себе силы снова начать все сначала. И сейчас они владеют процветающими предприятиями. Кто был слабее, те уехали из страны. Но я не думаю, что они от этого стали счастливее. Выжили сильнейшие. Или те, кто вовремя приспособился к переменам? Но для российской экономики и девальвация рубля, и реструктуризация долгов пошли только на пользу. Если раньше деньги можно было делать из воздуха, например на ГКО, то теперь надо было работать. Если хочешь хорошо зарабатывать, иди в реальный сектор, производи реальный товар, оказывай востребованные на рынке услуги. Богатей вместе со страной, но не отдельно от нее. Халявы больше не будет.
Это была самая удачная сделка в моей жизни. Я каким-то шестым чувством тогда, в сентябре 1998‑го, почувствовал, что настал момент сделать выбор: с Россией я или нет. Я его сделал. Поставил все на Россию. И даже сейчас, сидя в тюрьме, я об этом не жалею. Я все сделал правильно.
Работы оказалось море. Антон Журавлев, оставшись на хозяйстве в тонущем банке, только и успевал отбиваться от назойливых кредиторов. Леонид Неклюдов налаживал работу службы безопасности в новых подразделениях холдинга и едва успевал вовремя раскрывать заговоры конкурентов. Я же сосредоточился на оптимизации бизнеса. Благо цены на нефть наконец-то начали расти, но до полного возврата всех долгов, особенно иностранцам, было еще очень далеко. "Трансфертные цены", "скважинная жидкость", что поставил мне в вину томский губернатор, были лишь частью реализации моего плана по созданию высокорентабельного бизнеса.
Да, подразделения холдинга продавали нефть друг другу практически по себестоимости, конечная же ее реализация на экспорт осуществлялась через офшорные компании, зарегистрированные на Кипре или в Гибралтаре. Работали мы и через отечественные офшоры: Калмыкию, Горный Алтай, различные закрытые территориальные образования, имеющие налоговые льготы. Сейчас мне это ставят в вину как уклонение от уплаты налогов. Но тогда, после кризиса, все крупные компании работали именно таким образом! А иначе мы никогда бы не расплатились с долгами.
На рубеже тысячелетий в канун самого Нового года Борис Николаевич Ельцин вновь удивил страну. Он сам, по собственной воле сложил с себя полномочия президента и ушел в отставку. На политическом горизонте неожиданно возникла фигура преемника. Я попросил Леонида навести справки о будущем президенте страны.
– Сим Сим заверил, что все в порядке. Курс останется неизменным. Это наш человек, – не без гордости за своих коллег доложил Неклюдов.
Уже в первой половине 2001 года мы вернули все свои долги, а вскоре прикупили еще и Дальневосточную нефтяную компанию. Теперь моя нефтяная империя простиралась от Волги до Японского моря. По разведанным запасам нефти мы вышли на второе место в стране, а по добыче – на первое. Я стал пристально присматриваться к Западно-Сибирской нефтяной компании. И уже подписал с ее главным владельцем договор о слиянии двух наших монстров. За получение контроля над объединенной компанией нам предстояло выплатить ее хозяевам три миллиарда долларов. Но для меня это уже были не такие большие деньги. Ведь за 2002 год я одних только дивидендов по своим акциям получил почти столько же. После чего Forbes и поставил меня на первую строчку в списке самых богатых людей России.
Париж встречал победителей непогодой. С раннего утра небо затянулось свинцово-серыми тучами, накрапывал мелкий дождь. Клейкие молодые листочки на деревьях ежились под порывами переменчивого мартовского ветра.
В рабочих предместьях, в кварталах бедноты, несмотря на поздний час, улицы были пустынны, окна домов закрыты. Не было привычной городской суеты, снующих туда-сюда пешеходов, гремящих экипажей, горластых торговок на обочинах. Казалось, город вымер. И только цокот подкованных копыт по камням мостовой свидетельствовал о наличии жизни.
Александр въезжал в столицу побежденного неприятеля на белом коне впереди колонны союзных войск. Рядом с ним горделиво держались в седлах союзники – генерал Шварценберг и прусский король. Даже старый друг Фридрих-Вильгельм, чувствуя историческую важность происходящего, держался в седле на редкость уверенно.
Но где же парижане? Неужели они уготовили мне такую же встречу, как москвичи Наполеону? – эта мысль сверлила ум царя и омрачала окончательное торжество.
Но слава Богу! По мере приближения победителей к центру, город стал оживать. На тротуарах их встречали женщины и дети. Вначале с опаской, но потом, увидев, что захватчики улыбаются им, горожане тоже отвечали улыбками. А они не такие и ужасные, эти русские варвары. Вон какой у них красивый и статный царь. И как он обаятельно улыбается. Такой человек не может быть злым и жестоким.
На площади Мадлен колону уже осадила ликующая толпа.
– Слава Александру! Да здравствует русский царь! Слава освободителю! – скандировали парижане.
Одна экзальтированная молодая особа в порыве чувств даже бросилась к лошади ошалевшего казака. Тот, похоже, был парень не промах, наклонился, подхватил завизжавшую от неожиданности парижанку и посадил ее на лошадь впереди себя. Толпа взревела от восторга. А юная грация теперь радостно восседала в объятиях бородача и приветливо махала платочком своим сгоравшим от зависти подругам.
Счастливый царь находился на верху блаженства. Сбылась его самая сокровенная мечта. Он победил самого Наполеона. Освободил всю Европу. И сейчас покоренный им Париж встречал его ликованием. Александр Павлович приветливо помахивал рукой в белой перчатке восторженным парижанам, незаметно отирая слезы с глаз. Он плакал от счастья и радости.
Часть третья
От царства
Остановиться можно при подъеме, но не при падении.
Наполеон
Глава 7. Он должен покаяться!
На православную Пасху торжественная служба проводилась на площади Согласия. Там, где почти четверть века назад казнили Людовика XVI и его жену Марию-Антуанетту.
Царь стоял в первом ряду во главе своего разномастного воинства, крестился и молился. Что он говорил себе в этот миг? Скорее всего, следующее:
– Вот я и привел по непостижимой воле Провидения моих православных воинов, чтобы обратить к Господу наши общие молитвы на том самом месте, где король пал жертвой народной ярости! Наша духовная победа полностью осуществилась!
Из‑за боязни заговора царь вначале остановился в особняке наполеоновского министра иностранных дел Талейрана. Но затем, когда Наполеон в Фонтенбло подписал свое отречение от престола и за себя, и за своих родственников, Александр понял, что опасаться ему французов незачем, и переселился в Елисейский дворец.
Российский самодержец очень быстро освоился в Париже. Мог вечером запросто один выйти из дворца и прогуляться по Елисейским полям или Марсову полю. Улицы столицы мира в эти дни кишели иноземцами. Вот добродушные казаки в косматых меховых папахах катают у себя на плечах светящихся от радости парижских сорванцов. Вот молоденькие, еще безусые русские офицеры в туго затянутых ремнях, чтобы грудь выпирала колесом, мило флиртуют с беззаботными парижанками. Но особенным успехом у французов и француженок пользовались российские инородцы. Настоящие толпы сопровождали черкесских и калмыцких воинов. Они словно явились в сердце цивилизованной Европы из глубины веков, словно сошли со средневековой гравюры, потому не было отбоя от желающих увидеть такую диковину воочию.
Царь ходил с неизменной тихой улыбкой на устах в этой толчее нового Вавилона, стоял на набережной Сены, вдыхал аромат парижской весны и свежего кофе, исходящий из многочисленных кофеен, и наслаждался.
Ему редко удавалось побыть одному. Его сразу узнавали, и вокруг него собиралась толпа.
– Почему вы столько медлили? Почему раньше не пришли в Париж, где вас так ждали? – спросила одна дама.
Царь застенчиво улыбнулся и ответил:
– Меня задержало великое мужество французов, мадам.
Побежденные рукоплескали великодушию победителя.
Когда он проходил по Вандомской площади, то, прикрыв глаза от заходящего солнца, посмотрел вверх на возвышающуюся статую Наполеона и произнес фразу, которая затем с быстротой молнии облетела весь Париж:
– Если бы меня поставили так высоко, у меня бы закружилась голова.
В Муниципальном собрании депутаты поставили вопрос о переименовании Аустерлицкого моста, чтобы не травмировать самолюбие русского царя, напоминая ему о былом поражении. На что Александр вновь очень удачно ответил:
– Зачем? Достаточно того, что я и моя армия прошли по этому мосту.
Не мудрено, что вскоре все в Париже были влюблены в обворожительного, деликатного, набожного и великодушного русского царя.
Однако два вопроса требовали незамедлительного решения: будущее политическое устройство Франции и дальнейшая судьба Наполеона.
– Казнить его, и дело с концом, – предложил австрийский министр иностранных дел князь Меттерних. – Отродье революции, как и его предшественники, должен закончить свое существование на дьявольском порождении революции – гильотине.
Прусский король молча пожал плечами. В отличие от Александра, он не мог простить все причиненные ему Наполеоном оскорбления и тоже считал, что лучше смыть их кровью.
Хитрый Талейран тоже не ответил ни да, ни нет:
– С точки зрения кардинального решения проблемы казнь бывшего узурпатора представлялась бы, может быть, обоснованной, но вы не забывайте, господа, что влияние Наполеона на умы французов по-прежнему велико. Как бы его насильственное умерщвление не привело к новому социальному взрыву, к новой революции. Великодушие царя Александра приносит гораздо больше пользы в усмирении революции, чем любые карательные меры.
При этих словах все собравшиеся устремили свои взоры на русского царя.
– Ваше Величество, король, и вы, господа министры, – обратился Александр к представителям держав-победительниц. – Я согласен, что за свои преступления перед Богом и народами Европы Наполеон заслужил самого сурового наказания. Но если мы сейчас возьмем на себя грех его смертоубийства, то мы, господа, признаем тем самым, что ничем не отличаемся от бунтовщиков и захватчиков. Мы принесли во Францию мир. Давайте же не будем еще проливать кровь.
Участники совещания встретили предложение русского царя в молчании. Но Александр еще не закончил свою речь.
– Наполеон – личность неординарная. Это смутьян, но великий смутьян. Таких в истории можно пересчитать по пальцам. Он не раз выигрывал у наших стран сражения. Да, он унижал нас своими победами, но он с благородством победителя не опускался до физического уничтожения правящих династий.
– А убийство герцога Энгиенского? Вы о нем забыли, государь? – напомнил Меттерних.
– Нет, князь. Я об этом прекрасно помню. Но его отношения с Бурбонами – это внутреннее дело французов. Ни вашего императора Франца, ни вас, Фридрих-Вильгельм, Наполеон же не расстрелял, когда завоевал ваши страны. Своими победами этот человек заслужил право быть императором, поэтому мы должны относиться к нему, как к равному, господа. Мы не вправе судить его. Только Бог может быть ему судьей. Виновник гибели миллионов людей должен сам покаяться в своих грехах перед Создателем. Давайте предоставим ему такую возможность.
– Значит, ссылка, – резюмировал мысль Александра понятливый Талейран. – Из нынешней ситуации это был бы наиболее подходящий выход. Только давайте сошлем его куда-нибудь подальше от Европы. Например, на Азорские острова. Я буду лучше спать, зная, что чудовище далеко и не нагрянет завтра в Париж снова.
Российский император подошел к висевшей на стене карте мира и, близоруко щурясь в лорнет, пытался отыскать, где же находятся эти острова. Наконец он их обнаружил и воскликнул:
– Но это же такая глушь! Середина Атлантического океана! Я бы выбрал место для ссылки поближе. Вот, остров Эльба, например.
Александр Павлович ткнул пальцем в Средиземное море между Италией и Францией. Словно собирался посетить изгнанника и заранее беспокоился об удобстве этой встречи.
– Как раз недалеко от его родной Корсики. И пейзаж, и климат знакомы с детства. Ничто не будет ему мешать задуматься о своей грешной душе. Нет, господа, этот вариант мне нравится больше, чем Богом забытые Азорские острова. Давайте отдадим ему остров Эльбу, положим ежегодную двухмиллионную пенсию, даже разрешим ему иметь собственную гвардию из 50 человек. Не бойтесь, с такой армией он Париж снова не завоюет! Решено, Наполеона отправляем на Эльбу. Вызовите ко мне князя Шувалова. Я хочу, чтобы он немедленно отправился в Фонтенбло и лично проводил низложенного императора на этот остров.
Никто из собравшихся не рискнул перечить русскому царю. Это была его победа, и он правил бал.
Талейран открыл было рот, чтобы возразить, но вовремя опомнился и приберег свои контраргументы для более важного момента.
– Что же касается будущего устройства Франции, то я оставляю право решить этот вопрос самим французам. Я принес им мир и хочу только одного – чтобы он надолго сохранился в Европе, – заявил щедрый Александр.
Но союзники были настроены менее великодушно.
– Я полагаю целесообразным установить регентство Марии-Луизы, – предложил Меттерних, рассчитывая через жену Наполеона и дочь Франца I упрочить австрийское влияние во Франции.
– А может быть, отдадим корону шведскому монарху Бернадоту? Он в сражениях завоевал это право, – высказал свое мнение прусский король.
– Да пусть будет хоть республика. Ведь не зря французы пролили столько крови! Из наполеоновских уроков должны же они сделать для себя выводы и научиться, наконец, распоряжаться своей свободой! – промолвил Александр.
И тут доселе молчавший Талейран понял, что пробил его час, и заговорил:
– На обломках революции не построишь прочного порядка. И как бы вы, государи, и вы, господин министр, не относились плохо к Бурбонам, без возвращения этой династии на французский трон порядка в стране не будет.
– Но ведь брат короля Людовик-Станислав-Ксавье Французский – это жалкое ничтожество! Он всю войну просидел на содержании у милосердных монархов вдали от театра сражений. И сейчас отдать ему корону? Ни за что! – воспротивился Александр.
"Хромой дьявол", как называл Талейрана Наполеон, умел выждать паузу. Когда российский император умолк, хитрый французский дипломат обратился уже лично к нему:
– Ваше Величество, он нужен стране только как вывеска, как дань вековой традиции. После всех наших передряг, народ Франции уже не потерпит над собой никакого самодурства. По примеру Англии мы учредим конституционную монархию. Мы сохраним завоевания революции и в то же время не пойдем против воли Господа. Ведь короли и цари – это помазанники его на земле.
Ничтожество на троне вполне устраивало Талейрана. Он столько уже натерпелся от яркой личности, что хотел немного передохнуть. А скорее – сам править при безвольном и непопулярном монархе.
– Ну, если только так, – смутился польщенный лестью российский самодержец. – Если только сенат проголосует за возвращение короля, я смирюсь с выбором французского народа.
– Спасибо, Ваше Величество. Я знал, что найду понимание в вашем сердце, – с поклоном поблагодарил царя Талейран и тихо добавил: – Сенат проголосует, как будет угодно Вашему Величеству.
Людовик XVIII, провозглашенный новым французским королем, недолго проявлял учтивость к правителям держав-победительниц, милостью которых он был возведен на престол. Он впереди всех входил в комнаты, устраивался на самом почетном месте, чаще всего в мягком кресле, а прусскому королю, австрийскому императору и русскому царю указывал на твердые стулья. На званых обедах он требовал от слуг, чтобы вначале обслужили его, а уж потом гостей. В своей загородной резиденции в Компьене Людовик отвел царю жалкую комнату, сам же поселился один в трех великолепных покоях. Обиженный Александр не остался на ночлег, а сразу после обеда откланялся и вернулся в Париж.