- Инспектор хочет знать, как вы сюда попали и что с вами случилось. Вам сделали что-то плохое?
Веки Холта вновь начали смыкаться. Но вдруг его глаза распахнулись, становясь все шире и шире. Рот тоже открылся. На его лице, схожем с черепом, появилось выражение панического страха. Он старался заговорить, но не мог. Наконец у него получилось:
- Жук! - Он замолк. Потом вновь приложил все усилия: - Жук!
- О чем это он? - спросил инспектор.
- Кажется, я понимаю, - сказал Сидней и обратился к человеку на койке: - Да, я вас слышу: жук. Этот жук что-то вам сделал?
- Схватил за горло!
- Поэтому у вас на шее отметины?
- Жук меня убил.
Его веки сомкнулись. Холт впал в беспамятство. Инспектор был озадачен - и не скрывал этого:
- Про какого жука он говорит?
- Полагаю, мне - и моим товарищам - все и так ясно. Мы объясним позже. А сейчас нам необходимо вытянуть из него все, что можно… пока время не вышло.
- Да, - подтвердил доктор, не отпуская запястье больного, - время еще есть. Немного, счет идет на секунды.
Сидней попытался привести Холта в чувство:
- Мистер Холт, вы всю вторую половину дня провели с мисс Линдон. Это так?
Атертону удалось пробудить что-то в сознании несчастного. Его губы задрожали, мучительно выговаривая:
- Да… весь день… и вечер… Господи, помоги мне!
- Надеюсь, Бог тебе поможет, бедный мой товарищ; тебе, как никому другому, нужна Его помощь. На мисс Линдон сейчас твоя старая одежда, ведь так?
- Да… старая одежда. Боже!
- Где теперь мисс Линдон?
До этого Холт отвечал с закрытыми глазами. Теперь они широко раскрылись, и в них вернулся прежний ужас. Сам он пришел в крайнее возбуждение - и приподнялся на кровати. Трясущиеся губы начали выговаривать слова, будто мучительно выдавливая звук за звуком:
- Жук хочет убить мисс Линдон.
Кажется, он содрогнулся до глубин своего существа. Его всего заколотило. Он упал обратно на подушку - и это был плохой признак. Врач молча осмотрел его, мы тоже притихли.
- На сей раз он ушел безвозвратно, его не вернет никакое волшебство.
Я вдруг ощутил, что кто-то сжимает мне руку; это Лессинхэм, возможно, не осознавая, как сильно давит, схватил меня за предплечье. Его рот подергивался. Он дрожал. Я окликнул медика:
- Доктор, не осталось ли у вас глотка бренди для моего друга?
Лессинхэм проглотил остатки "шиллингового пойла". Кажется, это спасло нас от истерики.
Инспектор заговорил с хозяйкой заведения:
- Итак, миссис Хендерсон, давайте, объясните нам, что все это означает. Кто он такой, как сюда попал, кто с ним был, что вам вообще известно? Если вам есть что сказать, выкладывайте, однако будьте осторожны: я обязан вас предупредить, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Глава 45. Все, что знала миссис Хендерсон
Миссис Хендерсон засунула руки под передник и растянула губы в улыбке.
- Мистер Филипс, странно мне слышать, что вы так вот со мной разговариваете. Можно подумать, что я натворила что-то такое, чего делать не надобно, раз эти речи от вас исходят. А о том, что стряслось, расскажу все-все с преогромнейшей охотой. Не нуждаюсь я в осторожности, и призывать меня к ней не стоило, потому как всегда держусь настороже, сами, поди, уже поняли.
- Да… так я и понял. Больше вам сказать нечего?
- Ох уж, мистер Филипс, подловить кого вы мастак, к бабке не ходи. Конечно, есть у меня что поведать, разве не к тому веду?
- Тогда выкладывайте.
- Будете давить на меня, только с толку собьете; ляпну что-нибудь не то, скажете, я вру, однако Господь-то видит, женщины правдивей меня в Лаймхаусе не сыскать.
У инспектора с языка было готово сорваться ругательство, но ему удалось сдержаться. Миссис Хендерсон закатила глаза, будто искала вдохновение на грязном потолке.
- Дай бог памяти, случилось все меньше часа назад, или час с четвертью прошло, или час и двадцать минут…
- Наша дотошность до секунд не доходит.
- Слышу, стучат в переднюю дверь, иду открывать, там араб с громадным тюком на голове, чуть его самого не больше, а с ним два типа. Этот араб мне говорит, акцент у него еще такой чудной, как у всех арабов, мол, комнату мне на ночь, одну комнату. Иностранцев-то я не особо жалую, никогда их не любила, особенно этих арабов, от которых меня прям с души воротит; ну, я ему на это намекаю. А араб-то, кажись, меня не понимает и все твердит по-прежнему, мол, комнату на ночь, комнату. И сует мне две полукроны в руку. А я завсегда себе говорила, что деньги есть деньги и деньги одного ничем не хуже денег другого. Ну, спорить я не стала - не возьму я, кто другой возьмет - и провела их в номер. Потом вернулась вниз, и где-то через полчаса наверху загалдели…
- Что это был за шум?
- Орали и визжали - аж, Господи спаси, кровь в жилах сворачивалась - таких пронзительных криков я в жизнь не слыхивала. Бывают у нас беспокойные гости, у кого ж их нету, но такое у меня впервой. Подождала я с минуту, а они все орут и орут, да так, что того и гляди кто-нибудь на них жаловаться придет, ну, я наверх и поднялась, стучу в дверь, но, кажись, колотить в нее я могла веки вечные.
- Шум не прекращался?
- Не прекращался! Еще как не прекращался! Благослови вас Господь! Крик за криком, думала, крыша упадет.
- Вы больше ничего не слышали? Например, звуков борьбы или ударов?
- Ничего такого, кроме тех воплей.
- Кричал один человек?
- Один. Я уже сказала, вопль за воплем, а когда ухо к двери приложишь, кажется, что кто-то другой будто себе под нос жужжит, и оно не просто так: с такими-то криками сразу и не подумаешь, что какое-то там гудение за ними услыхать возможно. Я в дверь колочу-колочу, уж было посчитала, что она от моих ударов рухнет, и тут араб мне изнутри говорит: "Уходи! За комнату заплачено! Прочь!" Ну и дела, думаю. Я ему отвечаю: "За комнату хоть уплачено, хоть не уплачено, но за такой хай вы мне не платили!" И еще ему говорю: "Только попробуйте пошуметь, разом отсюда вылетите! Не успокоитесь, я мигом кого-нибудь кликну, мало не покажется!"
- Они успокоились?
- Вроде того, только все равно слыхать было, как кто-то там гудит и еще кто-то будто отдышаться не может.
- Что произошло потом?
- Я вижу, вроде как все стихло, потому спустилась к себе. Через четверть часа, ну, или минут через двадцать, вышла я на крыльцо языком почесать. И миссис Бейкер, что в доме 24 через дорогу живет, подходит ко мне и говорит: "Что-то твой араб у тебя особо не задержался". Я на нее гляжу. "Это ты о чем?" - спрашиваю, а сама недоумеваю. "Видала я, как он к тебе пришел, - отвечает, - а теперь, несколько минут назад, гляжу, он опять идет, и тюк свой огромный на голове волочит, самого аж шатает!" "Ну и ну, - говорю, - вот это новости, я и не знала, что он ушел, надо же, не увидала…" - в этом я не соврала. Итак, поднимаюсь я наверх опять; дверь, конечно, нараспашку, а комната вроде пустая, я внутрь прошла и вижу, что бедолага этот за койкой лежит.
Тут не выдержал врач:
- Было б у вас что в голове, за мной бы сразу послали, и бедняга мог бы сейчас в живых остаться.
- Мне откуда было знать, доктор Глоссоп? Я же того не поняла. Думала, его убили, и мне этого хватило. Ну, я вниз кинулась, Густуса Барли, что стенку подпирал, схватила и говорю: "Густус Барли, беги в участок что есть мочи и скажи, что тут человека убили… что у нас был араб и парня укокошил". Это все, что я знаю, и больше ничего рассказать не могу, мистер Филипс, даже если приметесь меня час за часом допрашивать.
- Вы думаете, что кричал вот этот человек? - инспектор указал на кровать.
- По правде сказать, мистер Филипс, сама не знаю, что тут думать. Если б меня кто спросил, то я б ответила, что кричала женщина. Уж женские вопли я отличу, когда услышу; чего-чего, а уж их я за жизнь наслушалась, видит Бог. Потому скажу, что так кричать могла только женщина и только если ее довели до крайности. Однако женщины при нем не имелось. Был этот, убитый, да еще один… а про того могу заметить, что одежи на нем и на два пенса не набралось бы. А еще, мистер Филипс, заявляю, что больше под свою крышу арабов не пущу - этот был последним, и неважно, сколько они заплатят, попомните мое слово.
Миссис Хендерсон вновь возвела очи к потолку, как будто только что дала религиозный обет, после чего весьма торжественно покачала головой.
Глава 46. Неожиданная остановка
Когда мы покидали дом, констебль протянул инспектору записку. Тот прочитал ее и передал мне. Она была из местного участка.
"Получено сообщение, что араба с большим тюком на голове заметили поблизости от вокзала Сент-Панкрас. Его сопровождал молодой человек, похожий на бродягу. Последний выглядел нездоровым. Предполагается, что они ждали поезд, вероятно, на север. Следует ли задержать их?"
Я сделал в конце приписку:
"Возьмите их под стражу. Если они успели уехать на поезде, подготовьте экстренный для погони".
Через минуту мы опять были в кэбе. Я попытался убедить Лессинхэма и Атертона позволить мне продолжить преследование одному - тщетно. За Атертона я не беспокоился, но боялся за Лессинхэма. И не столько из-за ежеминутного ожидания срыва, сколько из-за того, что его вид, манеры и поведение, столь красноречиво свидетельствовавшие о крайнем психическом истощении и возбуждении, начинали действовать мне на нервы. Я предвидел надвигающуюся катастрофу. Мы стали свидетелями того, как один раз в этой трагедии пал занавес. Сомнений не оставалось, дальше будет хуже - гораздо хуже. Стоило отказаться от оптимистических надежд: нет, существо, которое мы преследуем, не вернет нам жертву целой и невредимой, - после всего виденного и слышанного нами рассчитывать на это не приходилось. Я мог с уверенностью заявить, что если надо будет действовать быстро и без колебаний, Лессинхэм скорее помешает нам, чем поможет.
Но нам была дорога каждая секунда, и раз Лессинхэм упорствовал, настаивая, что продолжит погоню вместе с нами, стоило попытаться свести ущерб от его присутствия к минимуму.
Перед нами чернел высокий свод Сент-Панкраса. Временами вспыхивали огни, отчего темнота становилась еще ощутимее. Вокзал пустовал. Поначалу я подумал, что внутри ни души и нас вызвали напрасно; придется, размышлял я, вернуться в участок с пустыми руками и продолжать расследование оттуда. Но как только мы, разрывая ночь и тишину гулкими шагами, свернули к кассам, открылась дверь. Из комнаты полился свет и раздался голос:
- Кто там?
- Моя фамилия Чэмпнелл. Вы получили сообщение от полиции Лаймхауса?
- Идите сюда.
Мы прошли в довольно уютный кабинет одного из железнодорожных инспекторов, крупного мужчины со светлой бородой. Он, будто в чем-то сомневаясь, окинул меня внимательным взглядом. Однако он мгновенно узнал Лессинхэма и снял перед ним фуражку.
- Кажется, вы мистер Лессинхэм?
- Это так. У вас для меня новости?
Я догадался, что инспектора поразила бледность его лица и дрожь в голосе.
- Мне приказали передать определенные сведения некоему мистеру Августу Чэмпнеллу.
- Я мистер Чэмпнелл. Что вам велели передать?
- Сведения об арабе, которого вы разыскиваете. Иностранец, одетый как араб, с большим тюком на голове взял три билета на полуночный экспресс в Халл.
- Он был один?
- Говорят, его сопровождал молодой человек очень подозрительной внешности. К кассам подходил один араб, однако ранее их заметили вместе. Араб сел в поезд первым, а через минуту-другую вслед за ним в купе вошел тот юноша. Они были в первом вагоне.
- Почему их не задержали?
- У нас не было ни полномочий, ни причин так поступить: ваше сообщение мы получили совсем недавно и не знали, что они разыскиваются.
- Вы сказали, что они купили билеты до Халла. Поезд проходит через сам город?
- Нет, он даже идет не туда. Частично он состоит из вагонов Манчестерского и Ливерпульского экспрессов, остальные вагоны отправятся в Карлайл. Поезд расцепят в Дерби. Вашему арабу придется сойти либо на станции в Шеффилде, либо в Кадворте и оттуда поехать в Халл утренним поездом. Там у них местная линия.
Я бросил взгляд на часы.
- Говорите, поезд отправился в полночь. Сейчас почти двадцать пять минут первого. Где он в данный момент?
- Приближается к Сент-Олбанс, будет на станции в двенадцать тридцать пять.
- Мы успеем послать в Сент-Олбанс телеграмму?
- Вряд ли. В любом случае, им с трудом хватит людей, чтобы встретить и проводить экспресс. Они будут заняты обычными обязанностями. Полицию вызвать не успеют.
- Вы можете послать туда телеграмму и просто узнать, находятся ли араб со спутником в поезде?
- Это сделать можно, безусловно. Если хотите, я пошлю ее прямо сейчас.
- Где следующая остановка?
- В Лутоне в двенадцать пятьдесят одну. Но там та же ситуация, что и в Сент-Олбанс. Понимаете, телеграмма дойдет, у них будет минут двадцать, но я не думаю, что в Лутоне ночью на ногах много служащих. В этих городишках на станциях, дай Бог, экспресс встречает один полицейский, а зачастую и того нет. А если полицейского нет на месте, пока его в столь поздний час вызовут и он доберется до вокзала, пройдет, вероятно, немало времени. Вот что я бы вам посоветовал…
- Что?
- В Бедфорде поезд будет в час двадцать девять - отправьте телеграмму туда. Там обычно народу много, к тому же полицию вызвать они наверняка успеют.
- Отлично. Я просил приготовить экстренный поезд. У вас все готово?
- Паровоз в ангаре, под парами, для отправки нам надо десять минут. Вот что я скажу: до прибытия экспресса в Бедфорд у вас остается пятьдесят минут. Бедфорд в пятидесяти милях отсюда. Если повезет, то прибудете туда одновременно с экспрессом… Мне приказать машинисту приготовиться?
- Немедленно.
Он принялся давать телефонные указания работникам ангара, а я тем временем поспешно написал пару телеграмм. Закончив говорить, инспектор повернулся ко мне:
- Они выезжают с запасной ветки: будут готовы меньше чем через десять минут. Я прослежу, чтобы пути были свободны. Где ваши телеграммы?
- Вот одна, в Бедфорд.
Я написал следующее:
"Арестуйте араба в поезде, прибывающем в час двадцать девять. Пассажир отбыл из Сент-Панкраса в переднем вагоне в купе третьего класса. С ним большой тюк, который следует задержать. У него два билета в Халл. Также задержите его спутника, одетого как бродяга. Это девушка в состоянии гипнотического транса, которую араб переодел и похитил. Пусть ее осмотрит врач. Доставьте ее в гостиницу. Все расходы будут возмещены, когда в экстренном поезде прибудет нижеподписавшийся. Так как араб может оказать сопротивление, приготовьте достаточные полицейские силы.
Август Чэмпнелл".
- Вот вторая. Наверное, слишком поздно отсылать ее в Сент-Олбанс, однако отправьте и туда, и в Лутон:
"Едут ли в поезде, отбывшем из Сент-Панкраса в полночь, араб с попутчиком? Если едут, не разрешайте им покидать вагон, пока поезд не прибудет в Бедфорд, где их уже ожидает полиция".
Инспектор быстро просмотрел обе телеграммы.
- Полагаю, все получится, как вы пишете. Пройдемте со мной: я и телеграммы сразу отошлю, и проверю, готов ли ваш поезд.
Поезд готов не был; не был он готов и спустя отведенные десять минут. Кажется, что-то случилось с приватным вагоном Наконец нам достался обычный старомодный вагон первого класса. Однако, несмотря на задержку, время не было потеряно даром. Когда паровоз со своим единственным вагоном подходил к платформе, нам принесли какой-то конверт:
- Телеграмма из Сент-Олбанс.
Я вскрыл конверт. Все было кратко и по делу:
"Араб со спутником остались в поезде при отбытии. Телеграфирую в Лутон".
- Это хорошо. Теперь, если не случится ничего совершенно непредвиденного, мы их перехватим.
Ох уж это непредвиденное!
Я прошел вперед с инспектором и проводником нашего поезда, чтобы еще раз переговорить с машинистом. Инспектор уже объяснил ему, что делать:
- Я приказал машинисту не жалеть угля и доставить вас в Бедфорд не позднее, чем спустя пять минут после прибытия экспресса. Он считает, что вы успеете.
Машинист высунулся из кабины, привычно вытирая руки замасленной тряпкой. Это был крепкий усатый коротышка с поседевшими волосами; как все машинисты, держался он уверенно, с полунасмешливой серьезностью.
- Все должно получиться. Многое против нас, но ночь светлая, ветра нет. Единственное, что может нас задержать - стрелки где переведут или товарняки попадутся. Конечно, если дорогу нам перекроют, то ничего не поделаешь, но инспектор обещал пути для нас очистить.
- Да, - подтвердил инспектор, - все будет в порядке. Я уже разослал телеграммы.
Тут вмешался Атертон:
- Машинист, если доставишь нас в Бедфорд до прибытия экспресса, будешь делить пятифунтовую банкноту со своим товарищем.
Машинист улыбнулся.
- Доставим вас вовремя, сэр, даже если через стрелки ехать придется. Нечасто нам пять фунтов за доставку в Бедфорд предлагают, мы уж постараемся их заработать.
Сзади нам помахал кочегар.
- Это точно, сэр! - крикнул он. - Но придется и вам потрястись за эти пять фунтов.
Не успели мы отъехать от вокзала, как сомнения в том, что Атертон, по меткому замечанию кочегара, "потрясется", начали исчезать. Поездка в единственном вагоне, непосредственно прицепленном к паровозу, который несется на всех парах, кардинально отличается от путешествия на обычном поезде, едущем с привычной для экспресса скоростью. У меня уже был подобный опыт, но ощущений в ту ночь мне хватило с лихвой. Новичку - или даже искушенному, но нервному путешественнику - было бы простительно думать, что поезд того и гляди сойдет с рельс. С трудом верилось, что у вагона имелись рессоры: его шатало и мотало, подкидывало и подбрасывало. Дорога оказалась отнюдь не гладкой. При всем желании разговаривать было невозможно - а вот за это лично я был благодарен. Помимо того, что мы с огромным трудом удерживались на местах: каждую секунду нас с них сталкивало и раскачивало туда-сюда, вверх и вниз, вперед и назад, отчего приходилось держаться настороже, - шум стоял оглушительный. Казалось, что за нами гонится легион вопящих, ревущих, буйствующих демонов.
- Господи! - прокричал Атертон. - Они и правда решили заработать ту пятерку. Надеюсь, я выживу и смогу им заплатить!
Он был всего-навсего на другом конце купе, но хотя я видел по его искаженному лицу, что он кричит во весь голос - а голосом-то он не обделен, - я расслышал всего лишь несколько слов. Мне пришлось самому додумывать смысл.