Им потребовалось полтора часа, чтобы добраться до Вудгейт-Пилла, хотя прилив уже начался и первые лучи солнца пробивались сквозь свинцовое небо. Пенквайт, расположенный на холме, со своими наглухо закрытыми ставнями походил на крепость, сооруженную столь высоко для того, чтобы держать под наблюдением бухту.
Уставшие Линнет и Дебора перестали грести, позволяя течению нести лодку к топкому берегу. Над заброшенным домом вился дымок: по-видимому, Амиот развел костер и сушил свою одежду, промокшую во время вчерашней грозы.
Наконец лодка слегка коснулась носом берега, и Линнет сказала:
- Жди здесь моего возвращения, и, если мы будем вдвоем, ты знаешь, где нас высадить на том берегу. А потом тебе останется лишь молчать, и черт с ними, с последствиями.
Дебора Бранжьен серьезно взглянула на свою госпожу.
- А вы подумали о том, что будет, - спросила она, - как только выяснится, что вы с ним убежали и за вами по пятам следует полиция? Тут уж ничего не удастся скрыть. Об этом напишут в газетах, а вы - женщина заметная.
- Мне все равно, - ответила Линнет. - Если он должен страдать за то, что сделал, я буду страдать вместе с ним. Пути назад нет.
- Одно дело, когда любовь - это тайные свидания, о которых никто не знает, - возразила Дебора, - и совсем другое, когда у вас нет ни денег, ни крыши над головой и все показывают на вас пальцем и называют прелюбодейкой.
- Пусть они называют меня как угодно, - сказала Линнет. - Мы с ним связаны до конца наших дней, и пусть об этом узнает хоть весь мир.
Подобрав юбки, она спрыгнула на берег. Пара лебедей, чистивших перья на травке, зашипела, недовольная этим вторжением, и уплыла вверх по течению, а за ними - их выводок, состоявший из семи птенцов.
Линнет нырнула в заросли, топча ежевику, и сразу же увидела Амиота, который, присев на корточки, ворошил ветки в едва тлеющем костре. Он был обнажен до пояса, а его рубашка, куртка и носки сушились, разложенные на папоротнике.
- Амиот, - тихонько позвала она, - Амиот, любовь моя!
Когда он вскочил на ноги и пошел к ней, босиком, отшвырнув погнутый железный прут, которым помешивал в костре, Линнет показалось, что, обнаженный, он стал как будто выше ростом и каким-то более далеким, а нечесаные волосы придавали ему грозный вид. Прут, небрежно отброшенный, вполне мог бы быть копьем, а ржавчина на нем - засохшей кровью поверженного врага. Но через минуту они уже сжимали друг друга в объятиях, и его поцелуй доказал, что это не какой-то незнакомец, а Амиот, которого она знала и любила.
- Твой муж плохо с тобой обращается, не так ли? - спросил Амиот. - И ты пришла искать у меня защиты? Я готов к встрече с ним, если он последует за тобой сюда.
Линнет поднесла свою руку к его губам:
- Тише! Не так громко! Нет, любимый, я пришла сюда не ради себя, а ради тебя. Шкипер "Жоли бриз" умер. Он скончался из-за удара, который ты ему нанес. Сегодня утром полиция будет тебя разыскивать в Лантиэне. Нельзя терять ни минуты.
Амиот с ошеломленным видом смотрел на нее.
- Фугеро умер! - повторил он. - Клянусь Богом, я этого не хотел. Я расскажу им все, что они хотят знать, и сделаю это охотно.
- Ты не понимаешь, - настойчиво заговорила Линнет. - По английскому закону тебя могут держать под арестом. Как только они тебя схватят, то могут не отпустить. И самое худшее - тебя могут судить за убийство. И тогда тебе грозит провести в тюрьме месяцы, годы - я не так хорошо знаю законы. Единственное, что я знаю, - это то, что тебе надо немедленно уходить отсюда, и я уйду вместе с тобой.
Она уже выскользнула из его объятий и принялась собирать сушившуюся одежду, а потом постаралась затоптать тлеющий костер.
- Если то, что ты говоришь, правда, - произнес Амиот, - мы будем считаться лицами, скрывающимися от правосудия, и за мою голову назначат награду. Видит Бог, как мне хочется, чтобы ты была со мной, но у меня почти совсем нет денег.
- У меня достаточно денег для нас двоих, - заверила она. - Нет причин беспокоиться по этому поводу. А что касается того, что мы скрываемся от закона, то нам нужно лишь сесть на поезд и затеряться в Лондоне, где находят убежище многие, спасающиеся от преследования.
Линнет сказала, что она все спланировала: как они будут пробираться по тропинкам, потом остановят на дороге первую попавшуюся телегу и, добравшись до Лискэрда, сядут на утренний поезд, идущий до Плимута и дальше. Погоня начнется, когда они уже будут за много миль отсюда. Насколько она знает методы полиции Троя, то, когда они уже сядут на поезд в Лискэрде, те еще будут обсуждать это дело за завтраком у фермера Бозанко.
- Погоди, - сказала Линнет, когда он натягивал на себя еще не высохшую рубашку. - Это тебе. Я нашла это вчера вечером - позже расскажу.
Порывшись в сумочке, висевшей у нее на поясе, Линнет вытащила наручень.
- Видишь? - Она улыбнулась, надев его Амиоту на запястье. - Он идеально подходит. Если обстоятельства когда-нибудь разлучат нас, ты можешь послать его мне, и я приду. Он связывает нас, как кольцо - супругов, хоть мы и не давали клятвы у алтаря.
Он взял ее лицо в свои руки и поцеловал ее в губы.
- Нам с тобой не нужны клятвы, - сказал Амиот, - и не нужно золото. То, что нас связывает, будет с нами до самой могилы и даже после.
Они уже собирались окликнуть Дебору, ждавшую их в лодке, как вдруг Амиот повернул голову к лесной тропинке, спускавшейся с холма.
- Ты слышала? - спросил он. - Похоже на крик о помощи.
- Сейчас это неважно, - нетерпеливо ответила Линнет. - Может быть, это ягненок, отбившийся от стада. Какое это имеет значение?
Звук повторился, и на этот раз нельзя было ошибиться: это было не блеянье ягненка, а слабый крик ребенка.
- Амиот! О, Амиот!
Возлюбленный Линнет рвался у нее из рук - она пыталась его удержать.
- Это Джонни, - сказал он. - Я его голос всегда узнаю. Он там, в лесу, и, может быть, с ним что-то случилось. Мы должны отправиться туда.
Линнет, которой не терпелось поскорее уехать отсюда, оглянулась. Уже начинался отлив.
- Я позову Дебору, - предложила она. - Дебора найдет его и отведет в Лантиэн, а мы поплывем на лодке к тому берегу, в Сент-Винноу, а затем отправимся в путь пешком.
- Нет, - возразил Амиот. - Нет…
Высвободившись из ее рук, он побежал по тропинке в лес - туда, откуда доносился крик. Линнет последовала за ним, чуть не плача от досады: ведь если они еще немного помедлят, осуществить ее план уже не удастся - здесь появятся люди, да и прилив не станет ждать.
Поднявшись в гору по тропинке, она вошла в лес и скоро наткнулась на Амиота, который стоял на коленях возле ямы, держа в руках безвольное тело Джонни Бозанко. У ребенка шла кровь из пореза на лбу, а лицо и губы были мертвенно бледными.
- Он сильно поранился, - сказал Амиот. - Мы должны отнести его домой.
Рядом валялась опрокинутая корзина, из которой вывалилось ее содержимое.
- Разве ты не видишь? - спросил Амиот. - Он нес мне еду. Он пришел сюда один ради меня. Кто знает, сколько он тут пролежал.
Вдруг в зарослях что-то шевельнулось, и, словно вторя стонам мальчика, оттуда донеслось слабое тявканье. Крошечное существо выбралось из травы и, отряхнувшись, засеменило к ним, задрав хвостик. Это была самая маленькая собачка, какую только доводилось видеть Линнет. Никто бы не смог ответить на вопрос, какую роль сыграла она в беде, приключившейся с Джонни Бозанко.
С тяжелым сердцем Линнет наклонилась и начала машинально складывать в корзину выпавшие из нее свертки.
- Ты знаешь, что это значит? - сказала она. - Для тебя все кончено. Спасения нет.
- Я знаю, - ответил Амиот. - Они придут за мной в Лантиэн. И если меня посадят в тюрьму, я это заслужил. Не за то, что сделал с Фугеро, а за то, что сделал с Джонни.
Он взглянул на мальчика, лежавшего у него на руках. Когда Амиот произнес имя Джонни, тот в первый раз открыл глаза и улыбнулся, узнав его.
- Я принес тебе щенка, - пролепетал он. - Ты его сам выбрал, разве не помнишь? Самого маленького из этого помета, но и самого лучшего.
Амиот пытался остановить кровь, струившуюся по щеке мальчика.
- Да, - произнес он мягко, - я помню.
Щенок начал трепать юбку Линнет, и она, поставив корзинку, позволила ему забраться на руку. Песик тут же начал покусывать ей пальцы.
- Он никогда не причинит зла, - прошептал Джонни. - Это волшебная собачка, она приносит счастье. Это настоящий корнуэлец, ведь папа выдал нашу Бесси за чистокровного терьера с залива Герран.
Он еще раз улыбнулся Амиоту, прежде чем закрыть глаза.
- Я рад, что ты победил великана, - сказал Джонни. - Надеюсь, ты снял с него скальп. Да, забыл сказать: щенка зовут Пти-Крю.
И тут послышались голоса и шаги: преследователи пробирались сквозь заросли.
Книга третья
И все же знаю: в мире мало тех,
Кто повесть о Тристане разгадал.
ГЛАВА 22 "… Не убить бессмертную любовь"
Пусть разлучили нас с тобою вновь,
Но не убить бессмертную любовь.
В октябре Доктор Карфэкс возвращался с выездной сессии суда присяжных в Бодмине. Его попутчиком был мистер Макфейл, и надо сказать, что доктор оказался не особенно общительным спутником. Таможенник решил, что это начинает сказываться возраст. Если же вспомнить, как раздраженно он давал показания, когда слушалось дело молодого иностранного моряка Амиота Тристана, то можно было предположить, что у Карфэкса портится и характер тоже. Доктор, похоже, принял как личное оскорбление тот факт, что шкипер "Жоли бриз" скончался и он вынужден был засвидетельствовать причину смерти - кровоизлияние в мозг, вызванное падением с лестницы. Правда, подписав свидетельство о смерти, доктор лишь исполнил свой долг, так же как он, Макфейл, неохотно исполнил свой - как свидетель драки на лестнице конторы; но все это, начиная с момента вскрытия почти три месяца тому назад и до предварительного слушания, на котором судьи пришли к выводу, что произошло убийство и молодой Тристан должен предстать в качестве обвиняемого на следующей выездной сессии суда присяжных, удивительно состарило доктора Карфэкса.
- Вот что странно, - сказал Макфейл своей жене. - Доктор Карфэкс, который сотни раз видел, как люди преставляются по той или иной причине, причем нередко это были его собственные пациенты, которых он хорошо знал, вдруг делает трагедию из того, что один француз с грязной шхуны получил по заслугам от другого лягушатника, который вдвое меньше его.
Миссис Макфейл, как и подобает женщине, выразила доктору свое сочувствие.
- Если из-за одного его слова молодого человека могут посадить в тюрьму, то тут нечему удивляться, - ответила она. - Да еще такого милого молодого человека и такого вежливого - я знаю, потому что как-то давно покупала у него лук, за четверть цены по сравнению с тем, сколько дерут в городе. И все-таки долг есть долг, как ты сказал, а не то нас всех поубивают прямо в постели.
Ее муж никогда не говорил ничего подобного, но ему вспомнилось это случайное замечание жены, когда один из судей после предварительного слушания сказал: "Мы не можем позволить иностранцам безнаказанно вести себя в наших респектабельных городах так, как будто они у себя, на своих глухих улицах. Всему есть предел!"
И предел был положен делом Амиота Тристана: он просидел в заточении десять недель - срок, по-видимому, достаточный, чтобы серьезно поразмыслить над последствиями совершенного им в гневе убийства своего соотечественника. Добрые люди Троя, внимание которых на какое-то время привлекла эта драка моряков, в результате которой один из драчунов погиб, были склонны согласиться с официальным мнением.
- Они должны его примерно наказать, вот что я скажу, чтобы другим неповадно было.
- Нужно отослать его туда, откуда он родом. Нам ни к чему, чтобы такие, как он, разгуливали под нашими окнами. Так недолго и до поножовщины.
- Этот парень - настоящий язычник: прятался в лесу и питался одними ягодами. Хорошо, что его посадили под замок.
К чести полицейского инспектора и его молодого помощника, никто в городе не узнал о трудно объяснимом присутствии в лесу Лантиэна хозяйки "Розы и якоря" в то самое утро, когда арестовали Амиота Тристана. Предположили, что миссис Льюворн и ее служанка Дебора Бранжьен рано встали, чтобы отправиться в лес за черникой или грибами, и их внимание привлек крик ребенка в лесу. То, что они столкнулись с беглецом, который нес ребенка в Лантиэн, было чистым совпадением.
Одно было несомненно, и это неохотно признавали суровые сторонники порядка в Трое, которые были за то, чтобы отправить преступника на остров Дьявола: молодой моряк не пытался избежать ареста. Доставив ребенка домой, к родителям, он сам отдал себя в руки правосудия. На этом смягчающем обстоятельстве особенно яростно настаивал фермер Бозанко из Лантиэна, и это спасло Амиота Тристана на выездной сессии суда присяжных в Бодмине.
- Итак, доктор, - сказал мистер Макфейл, нарушив молчание, которое грозило затянуться на весь путь от Бодмина до Троя, - все хорошо, что хорошо кончается, и я полагаю, что вы, так же как и я, рады видеть этого молодого парня на свободе и сознавать, что ему не придется отбывать длительное тюремное заключение.
Доктор Карфэкс хмыкнул в ответ, потом хлестнул Кассандру, понуждая ее ехать побыстрее: на большой дороге уже не было тех трудностей, которые он испытывал, управляя Кассандрой на узких городских улицах.
- Я воздерживаюсь от высказываний на какую-либо тему, если не уверен в фактах, - ответил он наконец, ибо откуда нам знать, что все закончилось хорошо. Несомненно, молодой Тристан освобожден из-под стражи, но его обязали не нарушать общественного порядка, и пока мы не увидим, как он будет вести себя после этого, мы не можем сказать наверняка, что все хорошо.
- О, да будет вам, доктор! - возразил таможенник. - Вряд ли он еще раз будет причиной смерти другого человека. Парень получил хороший урок. Вы слышали, что сказал мистер Бозанко? Он поручился за молодого Тристана.
В ответ хозяин двуколки издал уклончивое "хм", а спустя пару минут последовало столь малоприятное замечание, что мистер Макфейл изумился.
- Было бы лучше для Амиота Тристана и всех, кто имеет к этому отношение, - заявил доктор Карфэкс, - если бы его выслали. - И словно для того, чтобы подчеркнуть эту мысль демонстрацией силы, он щелкнул хлыстом, и Кассандра, взбрыкнув, пустилась галопом. Мистер Макфейл, которого сильно тряхнуло, вынужден был одной рукой ухватиться за шляпу, чтобы не слетела, а другой - за поручни двуколки.
- Вы хотите сказать, что у него преступные наклонности? - спросил он, когда отдышался и снова обрел дар речи.
- Нет, не хочу, - отрезал доктор.
- Что же тогда?
- Тут не может быть никаких "что же тогда". Молодому человеку было бы лучше в родной стране, где он мог бы жениться на ком-нибудь из своих и прочно там обосноваться, вместо того чтобы злоупотреблять добротой мистера и миссис Бозанко. А они еще об этом пожалеют.
"Вот до какой степени можно ошибиться в характере человека", - сказал мистер Макфейл своей жене в тот вечер. Ведь доктор Карфэкс, который так пекся о судьбе заключенного, словно этот молодой человек приходился ему родным племянником, отворачивается от него, как только того оправдали, и заявляет, что этого парня нужно выслать из страны.
"У этого старого черта просто каменное сердце, - заявил таможенник, попивая горячий грог: возле Замка Дор, на холме, дул резкий ветер, и поездка в двуколке далась мистеру Макфейлу очень нелегко. - Моя дорогая, если ты или я заболеем зимой, я за то, чтобы вызвать этого нового молодого доктора из Сент-Блейзи. Говорят, он кроткий как овечка и никогда не препирается с пациентами".
Доктор Карфэкс, не ведавший, что из-за своего вспыльчивого нрава потерял двух потенциальных пациентов, направился из конюшни не домой, а в город. Ему нужно было выполнить одну неприятную миссию, и, возможно, именно в предвкушении этого он показал себя таким необщительным спутником во время поездки из Бодмина в Трой.
Было октябрьское половодье, к тому же дул яростный ветер с юго-запада. Возле церкви в медленно сгущавшихся сумерках доктор увидел группы взволнованных людей и услышал смех молодежи. Судя по всему, набережную затопило, и вода добралась до церковной площади и Фор-стрит. Самые нетерпеливые уже брели по колено в воде, и восторженные крики и смех приветствовали какую-то молодую женщину, которая вынуждена была высоко подобрать юбки, показав пару удивительно стройных ножек.
- Подними-ка их выше, Деб! - завопил один из зрителей (нет необходимости говорить, что это был мужчина), который, забравшись на церковную стену, вместе со своими дружками занимал очень выгодную позицию. - Мы с нетерпением ждем!
Молодая женщина, ничуть не смутившись, продолжала поддерживать одной рукой юбки, а другой окатила водой веселую компанию.
- Если вам хочется соленой водички, то тут ее полно, - ответила она. - Всех вас надо бы в нее окунуть, как вы того заслуживаете.
Наконец она выбралась на сухое место возле "Розы и якоря", и ее встретили радостными выкриками. У черного хода гостиницы она неожиданно столкнулась с доктором Карфэксом, который по каким-то своим соображениям не хотел, чтобы его появление привлекло общее внимание.
- О, доктор! - воскликнула Дебора (а это была именно она). - А я вас и не заметила из-за всех этих зевак, глазевших на меня.
Он отступил в сторону, давая ей пройти, и осведомился, дома ли ее госпожа.
- Она была наверху, когда я видела ее в последний раз, сэр. Я выскочила на минутку узнать, нет ли каких новостей, и… - Дебора умолкла, так как единственная новость, которая могла интересовать в тот вечер хозяйку "Розы и якоря", - это чем кончилась выездная сессия суда присяжных в Бодмине.
- И при этом насквозь промокли, - докончил за нее фразу доктор. - Ступайте и немедленно переоденьтесь. Но прежде проводите меня наверх, к вашей хозяйке, поскольку мне нужно ей кое-что сообщить.
Дебора провела его к лучшей спальне в гостинице, окна ее выходили на площадь, - в этой комнате год тому назад несчастный нотариус Ледрю испустил последний вздох. Постучав в дверь и приоткрыв ее, она объявила: "К вам доктор Карфэкс, мэм", а затем удалилась. Однако посетитель успел заметить, что две молодые женщины быстро обменялись взглядами и служанка едва заметно кивнула. Легко было догадаться, что это были вопрос и ответ. Кивок означал, что Амиота Тристана освободили.