Ругать Митимасу было бессмысленно. Юкитомо внимательно слушал, кивая, а потом неожиданно ласковым тоном предложил отправить Митимасу куда-нибудь недели на две, например, посмотреть нефтяные промыслы в Этиго, чтобы за время его отсутствия семейные страсти немного поулеглись. Как раз на другой день уезжал в Касивадзаки их родственник, весьма рафинированный молодой человек, работавший в нефтяной компании. Вот его как раз и можно попросить захватить с собой Митимасу, чтобы показать тому Ниигату и остров Садо, а заодно ненавязчиво просветить, как надобно обращаться с женой. За это время Митимаса немного пообтешется, а Мия слегка успокоится. Митимасе же нравится путешествовать, смотреть новые земли, так что он будет в восторге. Томо была восхищена разумностью плана супруга. Она смотрела на Юкитомо с новой надеждой: теперь, когда они нашли для Митимасы жену, Юкитомо, всегда считавший сына проклятием всей своей жизни, возможно, смягчится и будет относиться к нему с любовью.
Дня три после отъезда Митимасы Мия продолжала сидеть в своей комнате и не показывала носа, ссылаясь на плохое самочувствие, но когда Митимаса исчез с её глаз, пыл её поутих, во всяком случае, она больше не заикалась о том, что вернётся домой.
- Послушай, Мия, - бодро сказал Юкитомо, рывком открыв дверь и усаживаясь у изголовья Мии. Он посмотрел на её маленькое личико, не тронутое косметикой. - Я собираюсь с Такао и Маки в Эносиму. С ночёвкой. Поедешь с нами?
Мия рывком привстала на футоне, встрепенувшись от юношеской свежести его голоса.
- Эносима… Это чудесно! - Она потуже затянула пояс на своей тонкой, почти детской талии. - Я просто обожаю тамошние лавочки… Там продают такие чудные перламутровые безделушки!
Из Эносимы Мия вернулась совершенно бодрой и посвежевшей. Она снова лучилась привычной улыбкой и источала очарование. Она ужасно мило и забавно рассказывала о том, как в Тигога-Фути рыбак умело выуживал для них абалонов и трубачей, и как в сувенирной лавочке Такао схватил самую огромную раковину харонии и попытался дудеть в неё своим крошечным ротиком. Она даже пришла в комнату Томо и очень мило извинилась, сложив на коленях руки:
- Простите меня за то, что я так недостойно вела себя… Больше этого не повторится.
- Кажется, Мия совсем успокоилась. Я пообещал, что мы будем держать Митимасу в ежовых рукавицах, - словно невзначай бросил Юкитомо, качая маленького Такао.
Через десять дней вернулся Митимаса. После поездки в Эносиму Мия стала заметно ласковей к супругу, и из их комнаты всё чаще доносились взрывы смеха. Юкитомо, казалось, был доволен, что молодожёны так славно ладят друг с другом.
Буря миновала, однако в душе Томо продолжало жить воспоминание о том озлобленном, угрюмом лице с прищуренными глазами, когда Мия набросилась на неё с упрёками. Милое личико нежной девушки, какой Мия представлялась Томо вначале, безвозвратно исчезло.
По традиции удача ждала того человека, который в ночь двадцать шестой луны седьмого месяца первым заметит на небосводе тоненький серпик нарождающегося месяца. Поэтому в эту ночь на возвышенностях, откуда хорошо видно небо, издавна собирались толпы народа. Как гласила легенда, в светящейся лодке юного месяца можно разглядеть божественную Троицу - самого Будду Амиду, милосердную богиню Каннон и Сэйси.
Усадьба семьи Сиракава, обращённая на восток, к заливу Синагава, была просто идеальным местом для обряда ожидания месяца. Юкитомо обожал устраивать по таким случаям пирушки для родственников и знакомых. Гости играли в разные игры и вовсю развлекались. Он и на сей раз пригласил с дюжину мужчин и женщин, которые расположились на втором этаже. По такому случаю все перегородки в комнатах были раздвинуты, чтобы было больше места. Гости играли в "цветочные карты", шашки "го" или просто угощались сакэ и закусками. Все наслаждались фривольным ночным весельем под предлогом "ожидания месяца".
Время от времени кто-то поглядывал на тёмное небо, словно внезапно припомнив, зачем они здесь собрались, и бормотал:
- Интересно, когда он появится? Уже пробило час…
- Что-то пока не видно… В газетах писали, что в половине второго.
- Хорошо бы к тому времени тучи не натянуло… И все возвращались к разбросанным на полу комнаты картам.
Томо спустилась вниз приказать служанкам, чтобы они принесли ещё сакэ и закусок, и по пути заглянула в комнату, где спал маленький Такао. Она увидела Маки, сгорбившуюся у постели. Рядом сидели Суга и Юми. Маки что-то тихонько рассказывала им.
При виде Томо все резко умолкли. При этом лица у них сделались такими нелепыми и сконфуженными, что на Томо вдруг снизошло прозрение, похожее на удар электрического тока. Она поняла, что произошло.
Когда Томо, покончив с делами, направлялась к себе, у ведущей на второй этаж лестницы она увидела маячившую, словно тень, Сугу.
- Госпожа… - прошептала та еле слышно, словно пыталась сдержать рвущуюся наружу боль.
- Что случилось, Суга? О чём вы говорили с Маки?
Словно по молчаливому согласию обе вышли на безлюдную веранду.
Свет, лившийся из окон второго этажа, высвечивал зелень кустов в саду, громкие голоса доносились с удивительной отчётливостью. Осенний воздух обжёг кожу, как холодная вода.
- Госпожа… Я потрясена… Наша молодая госпожа…
Тут голос её прервался, из горла вырвался странный свистящий звук. Изо всех сил пытаясь стряхнуть тёмную пелену, застилающую глаза, Томо обняла дрожащие плечи Суги.
- Я знаю… Тогда, в Эносиме, что-то произошло, да?
- Да… Маки-сан… Она всё видела своими глазами…
Суга поведала то, что она услышала от Маки. От нервного напряжения у неё стучали зубы.
В ту ночь Мия пила сакэ наравне с Юкитомо, а потом, заявив, что шум волн пугает её, постелила себе рядом с Маки и Такао. Она так перебрала, что даже не смогла переодеться в ночное кимоно. В итоге Маки со служанкой уложили её в постель, а сами пошли прибраться в гостиной. Юкитомо удалился спать в заднюю комнату, отделённую от прочих только тонкими створками фусума. Маки настолько устала, что буквально провалилась в сон. Внезапно она проснулась. Было ещё совсем темно, в ночи ревели штормовые волны, разбиваясь о скалы. Поглядев на постель, где мёртвым сном должна была спать захмелевшая Мия, Маки не увидела никого в тусклом свете ночной лампы. Постель оказалась пуста. А в промежутках между ударами волн, из соседней комнаты слышался не то рыдающий, не то смеющийся голос Мии. Странный, соблазнительный голос…
Маки попыталась убедить себя, что всё это - дурной сон, но звуки в соседней комнате не затихали до самого утра…
- Вот и сегодня… Молодая госпожа сказала, что простудилась, и одна ушла в дальний флигель…
Голос Суги снова прервался. Действительно, Юкитомо некоторое время назад тоже удалился куда-то, должно быть, тихонько отправился к Мие.
Томо мгновенно представила себе бледное, гладкое лицо Митимасы, играющего в го на втором этаже, его пустые, остекленевшие глаза. Она вдруг почувствовала, как по спине побежали мурашки. Боги, какое несчастье может случиться, догадайся он, что происходит! Томо сама поражалась своей наивности. Как она могла вообразить, что Юкитомо исповедует те же моральные принципы, что сама Томо, - после всех его измен и предательств? Он без колебаний вторгся на чужую территорию - территорию собственного сына. Для Юкитомо все женщины просто самки, и в этом смысле Мия конечно гораздо привлекательнее и Суги, и Юми… Сейчас Томо владели только ярость и злость - страшно далёкие от обжигающей ревности. Эти чувства не имели никакого отношения ни к супружеской любви, ни к супружеской ненависти. Томо накрыл удушливый гнев на необузданного самца, и она брала под своё крыло и Сугу, и Юми и даже саму обидчицу - Мию.
- Смотрите, смотрите! Вышел! Вот он!
- Вот же он - месяц двадцать шестой луны!
Со второго этажа донеслись возбуждённые голоса, топот ног по дощатому полу веранды. Томо посмотрела в сторону моря. Даже с первого этажа можно было разглядеть похожий на перевёрнутую бровь тоненький серпик нового месяца, возникший в туманном сиянии прямо из морской пучины. С каким-то странным удивлением Томо припомнила, как верила взрослым, твердившим, что на золотом полукруге можно легко разглядеть очертания божественной Троицы. Неужели всё это было ложью - человеческий глаз не способен узреть никаких богов, плывущих в лунном сиянии? О нет, вдруг подумала Томо, такое случается, такого не может не быть - иначе мир человеческий был бы слишком уродлив и отвратителен… Слишком печален. Томо пристально посмотрела на месяц - но так и не увидела на нём фигурки Будды Амиды. Только две белые бабочки порхали рядышком в бледной мерцающей дымке…
Глава 2 СИРЕНЕВАЯ ЛЕНТА
Гости, заходившие к Сиракава, все как один утверждали, что для такой огромной усадьбы домашний буддистский алтарь чересчур неказист и мал. Возможно, он был своего рода реликвией, напоминанием о беспокойной молодости, когда Юкитомо, мелкий государственный служащий, бесконечно кочевал из одного уезда в другой по заснеженному Хонсю. Супруги повсюду возили с собой урну с прахом покойной матери Сиракавы. Как бы то ни было, рядом с алтарём, закрытым складывающимися дверцами, за ширмой-фусума и сейчас стоял чёрный лакированный ящичек с золотым гербом Сиракава. Именно в этой сокрытой от посторонних глаз комнатушке Томо имела обыкновение заниматься финансовыми делами, связанными с многочисленными доходными домами и землями семьи. Сиракава владели почти по тысяче цубо в Сибе, Нихонбаси и Ситая. Семьдесят процентов земель занимали доходные дома, приносившие хорошую прибыль. Правда, бывало, что арендаторы задерживали плату или не платили вовсе, так что дело доходило до суда, - и управлять такой огромной "империей" было совсем не просто. За каждый доходный дом и земельный участок отвечал управляющий, но за управляющими требовался глаз да глаз, так что раз в месяц Томо приходилось самой объезжать владения и выслушивать подробные отчёты.
Правда, сейчас за низеньким столиком, стоявшим около сейфа, сидел не управляющий, а сын сводной сестры Томо - Томэдзи Ивамото, в прошлом году переехавший в Токио из Кумамото в надежде на помощь четы Сиракава.
Ивамото хорошо умел составлять деловые письма и прекрасно считал, к тому же был безупречно честен и совершенно бесхитростен, так что и Томо, и сам Сиракава доверяли ему всецело. Томо всегда обращалась к племяннику в особо важных случаях, когда нельзя было пустить дело на самотёк, положившись на управляющего.
Закончив письмо арендатору, который более года не вносил арендную плату, а теперь к тому же требовал денежной компенсации за переезд, Ивамото протянул копию Томо. Она внимательно прочла документ, написанный красивым каллиграфическим почерком, так не вязавшимся с коренастой фигурой коротышки Ивамото.
- Благодарю, - кивнула она. - Мне стало намного легче, когда вы взяли на себя переписку. Да… Женщинам трудновато справляться с такими делами, а господина Сиракаву нельзя тревожить подобными пустяками… - Томо криво улыбнулась и впервые за весь разговор потянулась к трубке. - Ну, а как ваша лавка? Кажется, всё идёт неплохо?
- О да… Грех жаловаться. На днях мы как раз получили большой заказ от хозяйственного отдела министерства финансов на корзины и короба для деловых бумаг. Мы с помощниками работали день и ночь, просто с ног валились, но всё же успели к сроку.
Ивамото тянул слова, запинаясь, с тяжёлым провинциальным выговором, от которого так и не сумел избавиться в Токио. Лицо его светилось добродушной улыбкой. В предыдущем году Ивамото не без помощи Сиракавы открыл своё дело - лавку по торговле плетёными коробами и корзинами в квартале Тамура-тё в Сибе. Руки у парня были просто золотые. В Кумамото он плёл короба для приданого всех окрестных невест, так что чета Сиракава без колебаний дала ему денег, сочтя, что успех Ивамото почти обеспечен, - ведь у него практически не было конкурентов.
- Неужели?! Как славно! Два-три года - и у вас будет своя клиентура, так что не упустите счастливый случай!
- Я всем обязан вашей семье, так что постараюсь достойно отблагодарить за вашу щедрость…
Ивамото, сложив на коленях руки, несколько раз поклонился - неуклюже, точно медведь. Томо изучающее смотрела на него, не вынимая трубки изо рта.
- Пора бы приискать невесту и обзавестись семьёй, - неожиданно проронила она, будто разговаривая сама с собой.
- Да кто ж за меня пойдёт?.. - Ивамото пожал плечами и улыбнулся неловкой улыбкой, на его очень смуглых щеках проступила краска стыда.
- Зачем так говорить? Невест сколько угодно… Нужно лишь поискать. - Томо вдруг резко умолкла. Лицо её приняло задумчивое выражение. Она помолчала, явно прикидывая что-то в уме, так что Ивамото почувствовал себя не в своей тарелке. Он аккуратно сложил бумаги на столе и церемонно поклонился.
- Позвольте откланяться, госпожа. Когда я вам снова понадоблюсь, непременно дайте мне знать…
- Торопитесь?.. Много дел?
- Да нет… В лавке нынче заказов нет.
- Тогда присядьте. Я как раз собиралась обсудить вопрос о вашей женитьбе… Можно задать вам один вопрос? - Томо отставила столик и придвинула жаровню поближе к Ивамото. - Располагайтесь удобнее… Озябли, наверное.
Ивамото вежливо поклонился.
- Между нами… скажите, ваша невеста непременно должна быть девственницей?
Ивамото с недоумением уставился на Томо своими круглыми глазами.
Я хотела бы знать, - уточнила Томо, - вам неприятна мысль взять в жёны девушку, потерявшую невинность?
Вы… вы хотите сказать, побывавшую замужем?
Ну, не совсем замужем… - Томо молча ворошила угли в жаровне латунными щипцами. Потом подняла голову и в упор посмотрела на Ивамото:
- Если говорить откровенно, я имела в виду Юми.
- Юми-сан? - глупо, как попугай, повторил Ивамото и застыл, рассеянно глядя перед собой.
Несколько часов назад, проходя по коридору, он как раз столкнулся с Юми и Сугой. Сидя друг против друга, девушки ставили в бронзовую вазу аспидистры.
- Что, хозяина нет? - мимоходом спросил Ивамото.
- Изволил отбыть в новый дом в Цунамати, - ясным голоском откликнулась Юми, деловито щёлкая ножницами. - С маленьким Такао и няней. Думаю, там и заночует сегодня.
Особняк в Цунамати принадлежал Митимасе. Юкитомо решил отселить подальше семью сына ещё в прошлом году.
Суга только склонила голову и пробормотала что-то нечленораздельное, не отрывая взгляда от тёмно-зелёных листьев.
Возможно, Юми и не хватает женского кокетства, подумал ещё Ивамото, зато она живая и открытая, не то что Суга, вечно вялая и погруженная в свои мысли…
От столь неожиданного поворота беседы мысли в его голове смешались, Ивамото припомнил недавние ощущения и нервно заёрзал.
Глядя на изумлённую физиономию племянника, Томо принялась подробно излагать историю Юми и обстоятельства, которые открывали возможность женитьбы на ней.
Предки Юми на протяжении нескольких поколений служили мелкопоместным князьям клана Тода, так что девушка происходила из хорошей семьи. Однако Реставрация Мэйдзи ввергла их в крайнюю нищету. Юми было шестнадцать, когда она поступила в дом Сиракава служанкой. Вскоре хозяин сделал её своей наложницей, как до того Сугу, уплатив родителям Юми изрядную сумму денег. Взамен Юкитомо получил право вписать Юми в посемейную книгу как приёмную дочь, - точно так же, как Сугу. Возможно, это было своеобразное обязательство, что он не бросит на произвол судьбы девушку из приличной семьи, слегка поиграв с ней. Однако такие "приёмные дочери" позорили честь семьи, к тому же наложницы не смели и думать о других мужчинах, кроме хозяина, что Томо считала вопиющей жестокостью.
На Новый год в усадьбу пожаловала старшая сестра Юми, Син, муж которой недавно скончался. В конфиденциальном разговоре она умоляла отпустить Юми на волю. Дело в том, что сама Сип была бездетной, так что, если Юми не родит ребёнка, род их прервётся. Юми прослужила в доме Сиракава уже десять лет, и если хозяин позволит, Син заберёт Юми домой, выдаст замуж и возьмёт на воспитание одного из её детей.
- Конечно, мне следовало взять в семью приёмного ребёнка… Но мы бедны и не можем позволить себе такое, так что лучше выдать замуж Юми, - заключила сестра.
- А что сама Юми? Она согласна?
- Ну, в общем, пожалуй… - как-то уклончиво ответила Син, и Томо приблизительно представила себе, что могла ответить Юми на подобное предложение.
На другой день Томо вызвала к себе Сугу - перенести из амбара в дом кое-какую утварь. Юкитомо собирался составлять какие-то документы, и Юми растирала для него тушь, так что всё получилось вполне естественно. Когда Суга под руководством Томо закончила снимать с полок ящики со столиками и мисками, Томо без обиняков поинтересовалась ситуацией с Юми. Обе девушки были наложницами одного мужчины и должны бы были сгорать от ревности, однако, напротив, вели себя как подружки и не боролись за расположение господина, может быть, потому, что хозяин годился в отцы обеим. Томо, в общем, устраивало подобное положение дел, коль скоро в доме царили мир и покой, однако порой она с изумлением взирала на то, с каким смирением две юные женщины относятся к такой доле. И вот теперь, когда возник деликатный вопрос относительно Юми, Томо решила использовать как посредницу Сугу, а не допрашивать саму Юми. Томо желала знать, что происходит между Юми и Юкитомо.
Сидя на коленях перед коробкой с маленьким лакированным столиком, Суга выслушала Томо, опустив густые ресницы, потом с мрачным видом сказала:
- Господин не будет возражать. Это ведь он предложил, чтобы Юми покинула нас и устроила свою жизнь…
Суга сидела спиной к окну, так что лицо её оставалось в тени, только огромные глаза горели каким-то скорбным огнём. Томо вдруг охватило чувство, что Суга безмолвно винит её в чём-то.
- Мне с самого начала казалось, что хозяин не так дорожит Юми, как тобой… - заметила Томо. - Значит, всё по-прежнему, да?
- Как мной?.. - Суга вяло пожала плечами и потёрла руками колени. - Что говорить обо мне? Я вообще не в счёт… Юми-сан - вот она такая живая, бойкая… Наверное, ей наскучило быть второй… Всегда второй.